На улице бушевал ветер. Он срывал с деревьев последние жухлые листья, ворошил опавшие ветки, вырывал у прохожих зонты и пакеты. По небу со всех сторон плыли темные тяжелые тучи, и он сгонял их в единую стаю, как больших свирепых зверей.
– Всадники стягиваются в кавалькаду, – задумчиво сказала Марина Павловна, усаживаясь на мою кровать. – Скоро начнется Дикая Охота.
Марина Павловну привели в нашу палату вчера утром. Худенькая, как былинка, с синеватой сморщенной кожей, она была похожа на сушеную сливу. Впрочем, на сухофрукты здесь походили все. Тощие, уставшие, измученные бесконечной борьбой с онкологией, выглядеть по-другому мы попросту не могли.
– Дикая Охота? – равнодушно переспросила я, наблюдая за летящими тучами. – Это что-то из сказок?
– Из мифов, – охотно откликнулась Марина Павловна. – Сказания о ней есть у всех народов Европы. Они гласят, будто бы в дни глубокого предзимья несутся по небу призрачные всадники на огромных свирепых скакунах. Они собирают людские души – те, которым пришел черед отправляться в потусторонний мир. Во главе этих всадников скачет самый сильный и могущественный дух. Кто-то зовет его Одином, кто-то Стрибогом, кто-то Волчьим Пастырем, а кто-то самим Дьяволом.
– В этом году у охотников будет славная добыча, – усмехнулась из своего угла Рената, кивнув на стоявшие у стены пустые кровати.
Так и есть. Рак не щадит никого. Многие умерли этой осенью, и многие умрут. Женщины, которые занимали эти места, вчера днем отправились в небесные чертоги. А я отправлюсь сегодня.
София Борисовна, мой лечащий врач, была уверена: если отрезать кусочек моего желудка – тот, который поражен опухолью, меня еще можно спасти. При этом добавляла: есть вероятность, что операцию я не переживу.
– У вас слабое сердце, Люба, – сказала она неделю назад, направляя меня на госпитализацию. – Никто не даст гарантии, что вы не скончаетесь прямо на операционном столе. Подумайте, стоит ли так рисковать?
Я тогда ответила ей, что все уже обдумала, и готова рискнуть, ведь в противном случае путь мой лежал исключительно в могилу. Химиотерапии больше не помогали, и операбельная стадия онкологии уверенно двигалась к рубежу, после которого ничего сделать уже нельзя.
Мне же хотелось жить – страстно, яростно, до крика и зубовного скрежета. Дома меня дожидались дочери – двойняшки Вера и Надя, для которых я была единственной опорой.
– Ты ведь останешься с нами, мамочка? – каждый день спрашивали они. – Не уйдешь к папе? Пожалуйста, не уходи!
Их отец умер два года назад, когда девочкам было восемь лет, и теперь они жутко боялись, что я отправлюсь вслед за ним. Родственников, которые могли бы взять их под опеку, у нас не имелось, а значит, после моей смерти двойняшки наверняка попали бы в детский дом.
Этого я допустить не могла.
Я должна была победить болезнь – как угодно, любой ценой, используя все шансы, возможности и средства.
Оставив дочерей на попечение подруги, я отправилась в больницу с настроем победить онкологию и вернуться домой на своих ногах.
В палате, где я лежала, царила нарочито веселая, легкомысленная атмосфера. Собравшиеся здесь люди, как и я, ждали, когда их позовут на расправу к хирургам, а потому изо всех сил старались отвлечься от грустных тягостных мыслей. С утра до вечера мы травили друг другу веселые байки, перекидывались шутками с говорливыми медсестрами и истово, всей душой верили в лучшее.
Однако спустя несколько дней мой энтузиазм сменился беспокойством. Врачи отчего-то медлили с операцией, заставляя меня снова и снова сдавать анализы, проходить ЭКГ и всевозможные УЗИ. Это здорово действовало на нервы.
Когда же сразу три наших соседки из операционной отправились в морг, смеяться перестали все.
Сегодня, в день Х, глядя на тяжелые тучи, гонимые ветром по темному небу, я вдруг отчетливо поняла: ничего не выйдет. Домой меня привезу в грубом фанерном ящике, а мои дети останутся круглыми сиротами.
Эта мысль выбила меня из колеи. Вчера я подписала бумаги, подтверждающие, что я готова к любому исходу и всю ответственность за него беру на себя. Теперь же я просто сидела на кровати, смотрела в окно и ждала, когда меня позовут в операционную.
– Легенды гласят, что вставать на пути у Дикой Охоты ни в коем случае нельзя, – сказала Марина Павловна. – Всадники не любят, когда что-то нарушает их гон, и утащат с собой любого, кто заставит их остановиться. При этом существует поверье: человек, остановивший Охоту, может попросить исполнить его желание. Если это желание покажется охотникам важным, они могут пойти ему навстречу. Однако за свою услугу непременно потребуют плату.
– Это какую же? – поинтересовалась Рената.
– Не знаю, – соседка пожала плечами. – Может, душу. Может, жизнь. Но точно не деньги. Деньги всадникам ни к чему.
– Интересно, как можно встать на пути у призраков? – спросила я, продолжая следить за движением туч. – Духи летят по небу, а люди ходят по земле. Разве могут они когда-нибудь встретиться?
– Могут, – уверенно кивнула Марина Павловна. – В легендах говорится: преграждать дорогу Дикой Охоте следует на границе Безвременья, стоя одной ногой на тропе, а другой на ее обочине. При этом ни в коем случае нельзя смотреть всадникам в глаза. Тех, кто их увидит, они слушать не станут.
– Ерунда какая-то, – фыркнула Рената. – Тропы, границы, обочины… Глупости, и больше ничего.
Скрипнула дверь, и в палату заглянула медсестра.
– Пименова, – сказала она мне. – Пора.
Я слабо улыбнулась и встала с кровати. Неожиданно мой локоть обхватили тонкие сухие пальцы.
– Не смотри на них, Люба, – тихо сказала Марина Павловна, серьезно глядя мне в глаза. – Сомкни веки. Если ты не будешь их видеть, то и они тебя не увидят.
Я вопросительно приподняла брови. Старушка отпустила мою руку и быстро меня перекрестила.
…Вокруг темнота. Где-то далеко сверкают звезды, но их свет холоден и скуп. Вокруг меня бушует ветер. Я слышу его свист, однако он никак меня не беспокоит. Я иду по краешку широкой тропы, гладкой, как лед. Моя правая нога то и дело соскальзывает на обочину – в рыхлую мягкую землю. Идти по земле приятно, но я все равно ступаю на тропу.
Я знаю: если уйду слишком далеко, обратно пути уже не будет. Хочется вернуться, но ноги сами несут меня вперед.
Внезапно голос ветра меняется. Теперь в нем слышен собачий лай, топот копыт, крики и чей-то громкий веселый смех. Я понимаю – это она, Дикая Охота. Сейчас налетят ее всадники и унесут меня в те края, откуда никто никогда не возвращался.
Я не хочу уходить. Меня ждут дети. Разве могу я их обмануть? Разве могу оставить одних?
«Сомкни веки… – поет ветер, и его мелодия едва слышна среди топота и лая, – они тебя не увидят…»
Я закрываю глаза. Теперь надо встать на два пути – одной ногой на земной, другой – на тропу мертвых. Раскинуть руки в стороны, преграждая путь призрачным охотникам, и крикнуть:
– Стойте! Остановитесь!
Конское ржание, собачий вой, гомон голосов и рев воздуха сливаются в оглушающую какофонию. Ветер дует так сильно, что едва не сбивает с ног.
– Кто?!.. Кто осмелился остановить вечный гон? – раздается чей-то трубный голос.
В этом голосе тонет и ветер, и звуки, и все вокруг.
– Я! – кричу в ответ, стараясь удержать равновесие. – Я осмелилась! У меня к вам дело! Самое важное на свете!
– Говори, – приказывает голос. – Что за дело привело тебя на границу Безвременья?
– Мое тело поражено болезнью, и мой дух вот-вот его покинет, – кричу я. – Но мне нельзя уходить! У меня осталось много незаконченных дел! Я прошу Дикую Охоту обойти меня стороной! Прошу позволения вернуться обратно и жить до тех пор, пока все мои дела не будут завершены!
Шум смолкает. Наступает звенящая, оглушающая тишина.
– Это очень серьезная просьба, – голос больше не трубит, а шепчет мне в самое ухо. – Что же ты дашь нам взамен, смелый маленький дух?
– У меня ничего нет, – так же тихо отвечаю я. – Ничего, кроме меня самой. Я готова отдать вам себя. Свою суть и свою сущность.
– Плата достойная, – в голосе призрака звучат довольные нотки. – Хорошо. Дикая Охота не станет забирать тебя с собой. Когда земной путь тебе наскучит, ты присоединишься к ней сама. Но подумай, согласна ли ты разорвать цикл перерождений, и после физической смерти вступить в отряд призрачных всадников, чтобы до скончания веков собирать вместе с ними человеческие души?
Сквозь меня словно проходит электрический разряд.
– Согласна, – шепчу я. – Согласна на все. Мне так хочется жить…
– Что ж, – усмехается голос, – живи.
Тропа под моими ногами исчезает, и я тут же проваливаюсь в слепящий серебряный свет…
***
За окном плывут темные тучи. Их огромные тела напоминают лошадиные морды, и кажется, будто по небу скачет свирепая конница. Ветер швыряет на асфальт жухлую листву, вырывает у прохожих зонты. На улице сыро и темно.
Зато в кафе сияют разноцветные гирлянды, и в теплом воздухе нежно пахнет корицей.
– Мама, почему ты ничего не ешь?
Сегодня у девочек день рождения, и я привела их в кондитерскую, чтобы отметить это событие пирожными и молочным коктейлем. Теперь они уплетали сладости за обе щеки, а я… Я просто глядела в окно.
– Засмотрелась, – с улыбкой ответила дочерям. – Эти тучи меня гипнотизируют. Мне кажется, они похожи на лошадей. Как думаете?
Двойняшки прекратили жевать и уставились на темное осеннее небо.
На моих губах появилась улыбка, а где-то внутри разлилось мягкое уютное тепло.
Операция прошла успешно. Врачи говорили, что во время нее мое сердце сделало попытку остановиться, однако потом передумало и продолжило биться в нормальном ритме. Я отлично отошла от наркоза, и через три недели вернулась домой – как и хотела, на своих ногах.
Рак перешел в стадию ремиссии, и уже год меня не беспокоит. Врачей радует отсутствие его симптомов, я же уверена, что онкологии у меня больше нет.
О сне, увиденном во время операции, я никому не рассказала. Мне хотелось верить, что беседа с призраками Дикой Охоты являлась игрой моего воображения, однако я понимала: это не так. Договор был настоящим, и духи в полной мере исполнили свои обязательства. Я вернулась на землю, излечилась от съедавшей меня болезни. Я могу жить, улыбаться, воспитывать дочерей, могу радоваться солнцу и дождю, могу делать все, что пожелаю.
Но придет время, и мне придется выполнить свою часть договора.
Что ж, да будет так.
– Эти облака и правда похожи на лошадей, – девочки оторвались от окна и вернулись к пирожным и коктейлям. – Их так много! Ты видела, мам? Кажется, будто ветер сгоняет их в огромный табун. Интересно, зачем?
– Всадники собираются для Дикой Охоты, – тихо сказала я. – Начинается великий гон.