Твое прикосновение

Глава 16

Она не хотела возвращаться в дом на улице Уилтон-Креснт. Теперь он казался Лидии совершенно чужим. Но и дом Джеймса тоже чужой для нее. По крайней мере пока он остается крепостью, возведенной с единственной целью — противостоять отцу.

Сестер дома не было, они уехали на какой-то званый ужин, о чем сообщил Лидии дворецкий. Она решила готовиться ко сну, но не потому что устала. Просто ей хотелось, чтобы этот день побыстрее закончился. Может быть, еще и потому, что в ней еще бурлило волнение от ожиданий, которые неотвязно всплывали у нее в голове и не желали внимать трезвым мыслям. Лидия ждала, что Джеймс все же приедет за ней. Наверное, надеяться на это было глупо, однако очень трудно подавить в себе ожидание хорошего. Несомненно, в столь поздний час Санберн не появится. Тем не менее Лидия продолжала лежать, не смыкая глаз и отсчитывая удары часов.

Софи и Антония возвратились в половине третьего ночи. Лидия все еще не спала, и ей пришлось выслушать произнесенные шепотом пожелания доброй ночи. В доме снова стало тихо, и спустя какое-то время старинные часы в холле, по-видимому, остановились из-за того, что закончился завод механизма. Во всяком случае, их боя больше не было слышно. Теперь Лидии оставалось лишь вслушиваться в удары собственного сердца. Эти мерные звуки наконец-то и убаюкали ее.

Когда она проснулась, комната была уже залита светом и над ней стояла улыбающаяся Антония.

— Скорее пойдем вниз! Ты не поверишь, кто там. Через несколько минут они спустились по лестнице, и Лидия услышала, как из гостиной доносятся радостные возгласы. Ноги сами понесли Лидию туда. Огорчало лишь то, что долгожданная встреча с отцом будет омрачена теми неприятными новостями, которые придется ему сообщить. Но едва только звук отцовского голоса — знакомого, успокаивающего, как колыбельная, — послышался из коридора, беспокойство сразу отхлынуло куда-то в сторону. Лидия ворвалась в комнату, и родной отец предстал перед ней: те же седеющие усы, загорелая кожа, покатые плечи, небольшой животик, который никак не хотел уменьшаться, несмотря на все попытки отца проявлять умеренность в еде. Он нисколько не изменился за время их разлуки.

— Папа!

Отец быстро прервал разговор с Софи. Лицо его просияло, и он с распростертыми объятиями пошел навстречу Лидии.

— Лидия! Дорогая моя, да где же ты была?

Он заключил ее в объятия, и она сразу поняла, что никогда в жизни так сильно не нуждалась в отце.

— Папа! — прошептала она, уткнувшись ему в лацкан сюртука. — Слава Богу, ты вернулся.

— Нам надо поговорить наедине, Лидия. Как можно скорее.

В ту же минуту радостное настроение Лидии улетучилось.

Позднее, когда закончился продолжительный обед, за которым отец развлекал всех историями о своей поездке и смешными случаями на раскопках, Лидия уединилась с ним в спальне для гостей. Здесь лежал сложенный багаж отца.

— Я даже не знаю, как мне тебе все объяснить, — начала Лидия. Отец молча прижал ее к себе и положил руку на плечо.

— Просто расскажи мне, — подбодрил отец. — Ты можешь откровенно поведать мне обо всем, моя дорогая.

Но как только Лидия пересказала ему все непонятные и неприятные события — клевету мисс Маршалл, появление странного молодого человека с ножом, нападение на нее на вокзале и, наконец, предложение Эшмора (здесь она колебалась, прежде чем сообщить отцу шокирующую новость, и говорила о ней с ощущением крайней досады и огорчения), — он отодвинулся от нее. Вначале отстранилась его теплая щека, затем отец убрал застывшую на ее плече руку, и она безвольно опустилась на подлокотник стула. Лицо отца побагровело до такой степени, что Лидию охватило беспокойство. Она умолкла.

Внезапно и резко отец вскочил со стула так, что ножки стула приподнялись и глухо ударились о ковер.

— Но это же полный абсурд! — закричал он. — Кто такой этот Эшмор? Откуда ты его знаешь? Как он посмел забивать тебе голову такой гнусной ложью?!

— Он приятель одного моего… друга, — смущенно ответила Лидия. «Мужчины, которого я люблю». Она надеялась, что сможет поведать отцу и эту новость. Однако, видя, как сердито он расхаживает по комнате, Лидия решила сосредоточиться на главном вопросе их откровенного разговора.

— Что он о себе возомнил? Почему этот Эшмор берется судить на основании каких-то ничего не стоящих случайных совпадений?

— Не знаю. — Чтобы скрыть нервное напряжение, Лидия спрятала ладони под коленями, вцепившись в сиденье стула. — Он… он производи впечатление человека, имеющего доступ к работе государственных служб.

Отец резко повернулся к Лидии и уставился на нее:

— Значит, он из тех же мерзавцев? Из тех, что не постеснялись наброситься на тебя средь бела дня? — От этих возмущенных слов у отца на усах даже появилась слюна. — Это просто возмутительно! Неужели наше правительство докатилось до такого? Лучше бы они занимались более важными проблемами! Франция уже захватывает Египет, Россия активизирует свою деятельность у границ нашей Индии. А они вместо этого охотятся на девушек, одержимые параноидальными фантазиями про какие-то поддельные драгоценности!

Такая злость была столь нехарактерна для отца, что Лидия не знала, что и сказать.

— Извини меня, — прошептала она. — Я говорила ему, что ты невиновен. Я сказала, что все эти обвинения — наглая ложь. Клянусь тебе!

Лицо отца переменилось, даже разгладилась морщинка между бровей.

— Не сомневаюсь, что ты все сделала правильно, — более спокойным тоном промолвил он, приблизился к дочери и ласково прижал ее к себе. — Лидия, девочка моя, не надо так сильно расстраиваться. Мы разберемся с этой проблемой. Нам всегда это удавалось раньше, не так ли? Ведь нет таких вопросов, которые мы вместе были бы не в состоянии решить.

Именно такие слова она давно хотела услышать. Но стоило Лидии закрыть глаза в теплых объятиях отца, как она поняла, что страх никуда не исчезал.

— Но как? — выдавила она слабым голосом. — Что мы можем сделать?

Отец отстранился от нее и решительно объявил:

— Я намерен встретиться с этим Эшмором.

— Я тоже пойду с тобой, — без промедления заявила Лидия.

— Нет. Ни в коем случае! Я этого не допущу. — Отец нежно коснулся щеки дочери. — Ты так похожа на свою мать, — пробормотал он. — Лидия, ты не должна беспокоиться из-за этого дела. Я сам займусь им.

Едва рассвело, как Джеймс уже садился в поезд на станции Виктория. Это был прямой рейс в Кедстон. Оттуда он нанял экипаж, чтобы проехать оставшиеся пять миль до дома для умалишенных. Клиника располагалась на удалении от главной дороги, и ее территория начиналась за узорчатыми черными воротами. За ними тянулась проселочная дорога, петляющая между низкими покатыми холмами. Несколько минут Джеймс мог видеть лишь пасущихся овец и небо, голубое и ясное, как глаза младенца. На короткое время показался ряд высаженных деревьев и далее подъездная аллея в форме круга. Экипаж остановился возле небольшого крыльца.

Джеймс вышел из кареты и посмотрел вверх. Тюрьма Стеллы представляла собой величественный каменный особняк, имевший три этажа и около шестидесяти комнат на каждом из них. На западной стороне здания высилась башня. Судя по тому, что стекла всех окон башни были закрашены, здесь располагалась часовня — главное место для перевоспитания его грешной сестры. Чтобы пройти во входную дверь, нужно было подняться на несколько ступенек крыльца. На полукруглой нище над входом красовалась выбитая в камне надпись «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его». Невольно фыркнув, Джеймс прошел под аркой и очутился в вестибюле.

Он заранее известил о своем прибытии телеграммой. Сам Дуайер куда-то уехал по делам, что было вполне предсказуемо. Встретить Джеймса вышла из своего кабинета молодая женщина, представившаяся как мисс Лидсом. На вид это хрупкое создание напоминало жалкого воробышка. Однако на поясе у нее висела тяжелая связка ключей, что придавало ей вполне властный облик. Первым делом мисс Лидсом сделала попытку выпроводить нежеланного гостя. Она сослалась при этом на нежелание Стеллы принимать каких-либо посетителей.

— Я вам сообщил в телеграмме, что твердо намерен встретиться с сестрой. Поэтому буду ждать здесь в вестибюле, пока она не передумает.

С этими словами Джеймс опустился в мягкое кресло. Наступило время утреннего чаепития, потом пришло время обеда.

— Послушайте, сэр, — обратилась появившаяся вновь мисс Лидсом. — Она заявила, что никто не сможет заставить ее изменить решение.

— Жаль, — обронил Джеймс. — Но меня тоже невозможно переубедить.

Где-то ближе к обеду проходившие мимо служители стали бросать на сидящего Джеймса недовольные взгляды. Снова появилась мисс Лидсом и сообщила:

— Милорд, она очень просит вас уйти отсюда.

— Только после того, как я с ней повидаюсь, — мрачно ответил Джеймс.

В вестибюле клиники не было часов. Быть может, это сделано преднамеренно? Неужели ход времени вредно сказывается на нервной системе душевнобольных? Обычно Джеймс с трудом переносил вынужденное ожидание, но сегодня он чувствовал, что готов сидеть здесь бесконечно. Время шло, и вот закрашенные окна уже стали отбрасывать тени. Джеймс наблюдал, как эти тени все дальше растекаются по полу.

Подошло время вечернего чая. В пустом животе Джеймса началось урчание. Он сосредоточил внимание на зеленых полосах света, которые уже почти дотягивались до большой лестницы.

Рядом раздалось чье-то покашливание. Это была мисс Лидсом.

— Пожалуйста, пойдемте со мной, — попросила она. Джеймс поднялся. Женщина повела его по длинному коридору. Они направлялись в ту часть здания, которую именовали «дамским отделением». На пути им повстречалась служанка с подносом, на котором стояли блюда с недоеденной пищей. Больше Джеймс никого не увидел. В здании царила полная тишина. Толстая персидская ковровая дорожка заглушала их шаги, а тяжелые гобелены на стенах еще сильнее уменьшали шум. Все это раздражало Джеймса, хотя, возможно, тишина предпочтительнее воплей и криков, которые, по его мнению, были характерным явлением в таком заведении.

— У леди Боуленд отдельные комнаты, — сообщила ему мисс Лидсом. Наконец она остановилась перед дверью, на которой не было никаких обозначений. Джеймс обратил внимание на смотровое отверстие и замочную скважину на ручке двери. — Ей нравится выходить в сад, когда позволяет погода. Поэтому мы ее поместили на нижнем этаже. Полагаю, вы сами убедитесь, что у нее нет оснований для жалоб.

Джеймс весь напрягся, ожидая, что служительница станет подбирать нужные ключи. «Заключена в клетку, как зверь. И они следят за ней, как за подопытным животным». Однако мисс Лидсом подняла руку и постучала в дверь.

— Я хочу поговорить с ней наедине, — резко бросил Джеймс.

Женщина-воробышек окинула его испуганным взглядом:

— Конечно, конечно. Я и не думаю вам мешать. Из-за двери послышался голос, разрешавший ему войти. Мисс Лидсом отступила назад и присела в реверансе:

— Я буду ждать вас в холле.

Джеймс вошел в маленькую, скромно обставленную гостиную — венецианский ковер, письменный стол и книжный шкаф у стены. Шторы на окнах были задернуты, и в комнате было душно. Его удивило, насколько запах в этом помещении напоминал ему отцовский дом. Запах орхидей и лимонного воска. Джеймс еще раз недоверчиво втянул носом воздух. Он помнил, что Стелла всегда предпочитала запах розовой воды, однако здесь он не чувствовался. Неужели ей не разрешали даже таких скромных удовольствий?

— Джеймс. — Этот голос донесся из соседней комнаты, отчего Санберн даже вздрогнул. — Пожалуйста, подожди немного.

Джеймсу стало досадно из-за того, что он не сразу узнал голос сестры. Он принялся расхаживать по гостиной, бессмысленно водя пальцами по различным безделушкам. Пустая рамочка для вышивания. Роман Элизабет Гаскелл. Небольшой рисунок котенка. Стелла всегда обожала своих хвостатых питомцев.

Шуршание юбок выдавало ее присутствие в комнате. Джеймс повернулся, и у него перехватило дыхание. В сумеречном свете ему показалось, что сестра совершенно не изменилась. Она была такая же высокая и стройная. На коже, к счастью, он не заметил никаких следов, кроме небольшого шрама на подбородке, полученного в результате падения с лестницы в тот злополучный день. На ней было скромное шерстяное платье темного цвета. Джеймс не сразу сообразил, почему наряд сестры выглядел немного старомодным. Платье было без турнюра.

— Дорогой мой! — воскликнула Стелла и бросилась к нему навстречу. Они обнялись, но это объятие не было таким продолжительным, как хотел бы Джеймс. Сестра сразу же отстранилась от него.

Санберн открыл рот, но тут же осознал, что не имеет понятия о чем нужно говорить. Стелла улыбнулась, но это лишь раздосадовало его. Джеймс совсем забыл, насколько сестра унаследовала манеры и привычки Морленда. Джеймс привык, увидев такую улыбку, испытывать чувство обиды и негодования.

— Извини, что заставила тебя долго ждать, — промолвила Стелла и жестом указала на кресло. Джеймс присел, и она опустилась на соседний стул. — Конечно же, тебе не следовало приезжать сюда. Но мне приятно, что хорошая погода сопутствовала твоей поездке. Полагаю, ты приехал на поезде?

Джеймс меньше всего ожидал, что их встреча с сестрой может начаться с таких пустых слов. Ведь именно такие банальные любезности всегда раздражали Стеллу и наводили на нее страшную тоску.

— Да, — отозвался Джеймс. — На поезде. Ну, а как ты? У тебя все в порядке?

Ее ресницы опустились.

— У меня все хорошо. Здесь так уютно. За мной отлично ухаживают.

Джеймс недоверчиво посмотрел на Стеллу:

— Я должен этому верить?

— Да, не сомневайся. Все так внимательны ко мне. Поначалу, конечно, меня все здесь немножко пугало. Но ведь я могла сравнивать это лишь с другим местом, где была до того. Но здесь все совсем иначе, как видишь. Немного напоминает гостиницу. Да, — рассмеялась она, — гостиницу, в которой некоторые постояльцы слегка не в себе. Впрочем, я могу выбирать, с кем общаться. Теперь у меня есть несколько близких подруг.

Джеймс буквально потерял чувство реальности, как будто все это происходило во сне. О чем она говорит?

— Гостиница. Что ж, прекрасно. Только в дверях глазок через который на тебя смотрят, когда захотят.

Стелла нахмурила брови. Последнее замечание ей не понравилось.

— Я понимаю, что тебе трудно принять такое. Отец писал о твоих переживаниях. Но мне не хотелось бы, чтобы ты расстраивался из-за меня.

Волнение Джеймса лишь усилилось.

— Боже правый! А как я могу быть спокойным? Ты ведь заслуживаешь лучшей участи. Ты должна быть свободной.

Стелла вздохнула:

— Как раз поэтому я наконец и решилась на встречу с тобой. Мне захотелось сказать это тебе лично. — Она перевела дыхание. — Знаю, тебе будет трудно это воспринять. — Последовал еще один вздох. — Я не хочу уходить отсюда. Дорогой брат, я счастлива здесь. Я действительно хочу оставаться здесь. По крайней мере еще какое-то время.

— Нет! — Это слово вырвалось из его груди с такой яростью, что сам Джеймс осознал это и попытался успокоить себя. — Все это внушил тебе Морленд!

— Не Морленд, а отец. Я никогда не называла его иначе, чем отец. — Стелла смотрела на брата большими и доверчивыми глазами, какие бывают у несмышленых щенков. Такое существо легко обидеть, но еще легче запугать.

Эта мысль встревожила Джеймса.

— Итак, — начал он. Но продолжить смог не сразу, настолько он был потрясен услышанным признанием сестры. Джеймс никогда не испытывал к ней злобу, никогда в жизни. — Так сложилось, что мне приходится иметь дело еще с одной женщиной, которая не допускает и мысли, что ее отец может совершать плохие поступки. И отрицает даже очевидные свидетельства.

Стелла поморщилась:

— О, он не святой, разумеется. Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что у меня нет к отцу никаких претензий. Однако не он виноват в том, что со мной случилось. — Уголок ее рта приподнялся, придавая лицу незнакомое выражение. — Основной виновник — Боуленд.

— Основной?

— Да, основной, — уверенно повторила Стелла. — Он был настоящий зверь. И он заслуживая своей участи. Однако… — Она отвернулась к окну, и Джеймс заметил, как она судорожно сглотнула подступивший к горлу комок. На душе у сестры было вовсе не так хорошо, как ей хотелось показать Джеймсу. Но Стелле, судя по всему, почему-то было важно казаться спокойной. — Я тоже виновата, — продолжила сестра. — Была взбалмошная, упрямая, О многом теперь сожалею.

— Но все это не может служить оправданием…

— Конечно, нет. Но ведь ты сам меня предупреждал, помнишь? О, я помню и то, что это ты нас познакомил. Правда, ты быстро понял, что мы не подходим друг для друга. И даже на пути в церковь собирался меня предостеречь. Но тогда я просто не желала ничего слушать.

— Тебе помешали людские пересуды. Я хорошо помню тех старых сплетниц…

— Как же сильно ты хочешь во всем винить других! — прошептала в ответ Стелла. — Может быть, стоит какую-то долю вины оставить за мной?

В душе Джеймса шевельнулось старая злость.

— Ты тут совершенно ни при чем. Это Боуленд и Морленд…

— Я тут очень даже при чем. — В ее словах послышалось нарастающее раздражение. — Я вовсе не сожалею, что убила его. Но я ведь сделала это, Джеймс. У меня не было иного выбора, и я никогда не стану сожалеть о содеянном. Тем не менее как можно оправдать то, что я вообще осталась жить вместе с этим человеком? Ты прав и можешь прокричать об этом на весь Лондон, если тебе от этого станет легче. Да, ты мне предлагал убежать. Но я же не хотела тебя даже выслушать. Боже мой, почему я тогда не прислушалась к твоим советам? Ведь все могло пойти по-другому… — Она прижала руку ко рту и протестующе затрясла головой, заметив, что Джеймс хочет ее обнять. — Нет, — произнесла Стелла после недолгой паузы, и ее рука безвольно опустилась на колени, словно налитая чугунной тяжестью. — Я сама во всем виновата. Я предала себя. Я решила остаться жить с ним. Вот поэтому я и не могу уйти отсюда, пока не разберусь в себе.

Джеймсу оставалось лишь молча смотреть на сестру. Эмоции, разбередившие ее душу, были слишком сложные и запутанные, ее трудно было понять.

— Значит, ты останешься здесь, — в оцепенении произнес Джеймс. — Неужели лишь для того, чтобы разобраться в себе?

Стелла в упор посмотрела на брата:

— Да. Точно сказано. А пока что можешь продолжать злиться на отца, если тебе так хочется. Только не нужно делать это из-за меня. — Она поднялась со стула, и Джеймс в изумлении понял, что она не хочет с ним больше разговаривать. Он неловко поднялся, и Стелла, заметив это, улыбнулась: — Мне бы хотелось кое-что показать тебе, прежде чем ты уйдешь. Конечно, нужно было отдать их тебе. Я думаю, это было бы тебе не менее полезно, чем мне. Но я слишком большая эгоистка, чтобы расстаться с ними. — Она подошла к письменному столу и, открыв выдвижной ящик, вытащила стопку писем, перевязанных желтой лентой. Едва Стелла потянула кончик шелковой ленты, как все письма рассыпались по полу. — Вот глупая! — воскликнула она и торопливо присела, собирая письма.

Как свободно может двигаться женщина, если на ней нет корсета и она не затянута шнуровками, словно спутанная птица! Джеймс опустился на корточки рядом со Стеллой. Но едва он потянулся к одному из писем, как его рука недоверчиво замерла.

— Что такое? Так они все от…

— От отца, конечно, — мягко пояснила Стелла. — Отец пишет мне каждый день. А ты думал, что он меня забыл?

Джеймс едва не сел на пол от удивления. Он был не в силах отвести взгляда от груды писем… От одной только мысли, что он может к ним прикоснуться, его охватывало странное чувство.

— Возьми вот это, — предложила Стелла, протягивая ему лист бумаги. — Пожалуйста, прочитай его.

Заметив, что рука Джеймса все еще неподвижна, сестра вложила письмо ему в ладонь, поочередно сгибая пальцы. После этого, взявшись за его запястья, Стелла помогла брату подняться на ноги, приподнялась на цыпочки и приложилась губами к его подбородку.

— Прошу тебя, прочитай это, — с грустью в голосе попросила она. Усевшись на стул, Стелла достала откуда-то вязальные спицы. Некоторое время в комнате было слышно лишь их легкое постукивание.

— Джеймс молча смотрел на письмо. Затем медленно опустился на стул.

— Он знает, что я хочу здесь остаться, — прошептала Стелла. — До тех пор пока не успокоится моя душа, мне будет безопаснее пожить подальше от людей.

— Я не могу это принять.

— Конечно, не можешь. А отец, в отличие от тебя, способен уважать мои желания.

Джеймсу вдруг стало больно, словно он получил пощечину.

— Понятно, ты выбрала самое трогательное письмо из всей пачки. Думаю, в остальных совсем другое настроение.

— Господи, Джеймс! — Стелла отложила в сторону спицы и протянула руку: — Отдай мне письмо. Я даже не знаю, какое именно дала тебе. Я вытащила его наугад.

Листок бумаги, смятый рукой Джеймса, издал противный хруст.

— Уверен, он готов писать тебе целые поэмы, пока ты здесь надежно заперта под замком. Но со мной ему приходится иметь дело напрямую. — Он швырнул письмо на пол. — И, как бы это ни огорчало его, я никуда не исчезну с его глаз.

— Перестань мучить отца, — резко бросила Стелла. — А мне позволь жить дальше, как я хочу.

— Жить? Ты называешь это жизнью? — Четыре долгих года его сжигал изнутри огонь обиды. Он пытался с ним бороться, терпел его и лишь иногда забывал ненадолго. Но потушить этот мучительный огонь Джеймс был не в состоянии. И вот теперь пламя вспыхнуло с такой неистовой силой, что он не мог ничего поделать с собой. — Имеешь ли ты хотя бы какое-то понятие, как я жил все это время? Чем занимался, о чем думал бессонными ночами, воображая, где ты, что с тобой, А ты, значит, отсиживалась тут, исследуя фибры своей души, и даже не побеспокоилась, чтобы всего-то написать письмо мне! А знаешь ли ты, как сильно я страдал из-за тебя?

Она взяла брата обеими руками за лицо и стиснула до боли.

— Успокойся, Джеймс. Боже мой, конечно, я сожалею, что ты так сильно горевал! Но что я должна сказать такого, чтобы убедить тебя не переживать из-за моей судьбы? Ну да, я должна была тогда послушаться тебя, уехать с тобой, когда ты предлагал увезти меня! — Стелла заморгала, и из глаза у нее выкатилась одинокая слеза. — Но расплатой за мои неудачи не должны становиться твои переживания. Убиваться из-за случившегося должна только я одна! Так что позволь мне самой разбираться со всем этим!

Голубые глаза сестры несколько мгновений в упор смотрели на Джеймса, затем она убрала руки от его лица. В следующую секунду Стелла обняла его и прижалась лбом к его плечу.

Джеймс судорожно вздохнул. Затем он неуверенно положил руки на спину сестры. Ее тело сотрясалось от рыданий. Вначале Джеймс чувствовал горькое отчаяние, но постепенно сестра успокоилась. Тогда он крепче сжал Стеллу в объятиях и пробормотал хриплым голосом:

— Я люблю тебя.

— А я никогда в этом не сомневалась, — прошептала Стелла, уткнувшись ему в грудь.

После того как отец отправился на встречу с Эшмором, Лидия поняла, что она совершила ужасную ошибку. Эшмор был в курсе ее отношений с Джеймсом. А вдруг он что-нибудь расскажет папе? Лидия была не уверена, как на это отреагировал бы отец. Она вспомнила сцену недавнего гнева отца. Не станет ли он предпринимать какие-либо опрометчивые действия?

Лидия снова вернулась в гостиную. Софи и Антония уехали за покупками: они готовили свадебное приданое для Антонии. Теперь этими приготовлениями можно было заниматься со всей серьезностью и уверенностью.

Для поездки за покупками сестры взяли легкий экипаж. Лидия схватила накидку и вышла из дома. Внезапно из стоявшей поблизости кареты проворно выбрался какой-то человек, и она вздрогнула от испуга. Ужасное предчувствие тисками стиснуло ей горло.

— Мисс Бойс, — обратился к ней незнакомец. — Лорд Санберн велел мне всюду следовать за вами, куда бы вы ни пошли.

Замечательно! Он не приехал за ней сам, однако послал своего человека.

— Очень хорошо, — ответила Лидия. — Можете сопровождать меня, если угодно.

Она быстрым шагом прошла по извилистым улочкам района Белгравия. Чтобы добраться до дома Эшмора, Лидии понадобилось не более получаса. Человек Санберна остался позади, когда она подошла к парадной двери. Лидия с трепетным волнением позвонила. Дверь немедленно отворилась.

— Мне нужно увидеть графа, — сообщила она.

Швейцар скептическим взглядом окинул ее с ног до головы. И тут Лидия поняла, что в спешке забыла надеть шляпку и перчатки. Для большей убедительности она распахнула накидку и приспустила ее с плеч. Увидев изящное платье, слуга сразу изменился в лице.

— Граф Эшмор сейчас занят. Вам стоит прийти позже, мисс.

— Мне известно, что у него сейчас мистер Бойс. Это мой отец.

— Извините, мне не сообщили, что вы должны прийти. Пожалуйста, обождите.

Лидия застыла в неподвижности, пока швейцар поднимался наверх. Затем, повинуясь внезапному решению, отправилась следом за ним.

Свернув за угол и пройдя несколько шагов по коридору, она услышала приглушенные крики. Лидия узнала голос отца.

— …не знаю, где именно они находятся. Но если кто-то распилит их, нас всех ждут большие неприятности. А если моей дочери кто-то посмеет причинить даже самый незначительный вред…

Слуга остановился. То же сделала и Лидия. Ее движение привлекло внимание швейцара. Он оглянулся и ахнул от удивления:

— Мисс! Позвольте сначала мне сообщить о вашем визите.

— Не надо, — мягко попросила она. — Не надо. Я уже передумала. — Лидия повернулась и решительно зашагала к выходу.

Выйдя из дома Эшмора, она пошла в направлении Оксфорд-стрит, где была стоянка омнибусов. «Не знаю, где именно они находятся. Но если кто-то распилит их…» Было единственное объяснение этим словам. И это означало, что она жестоко ошибалась.

Оставался лишь один способ выяснить всю правду.

Мистер Карнелли посмотрел на нее с нескрываемым удивлением:

— Рад вас видеть, мисс Бойс. — Голос торговца звучал, казалось, с большого расстояния. — Давно не заходили.

— Да, — ответила Лидия. — Мистер Карнелли, вы ведь перекладывали товары Хартнетта перед тем, как отослать их ко мне. У вас сохранились упаковочные материалы, в которых они прибыли?

Хозяин магазина поморщился:

— Вы имеете в виду ящик? Ага, должен где-то валяться. Для чего он вам понадобился?

— Просто хочу его посмотреть. У меня есть подозрение, что кое-какая корреспонденция, вложенная вместе с этой партией груза, каким-то образом могла случайно попасть внутрь ящика. — Когда Карнелли ничего не ответил, Лидия добавила: — Возможно, этот ящик принадлежит моему отцу. Я надеюсь, это не создаст никаких проблем?

— Да вроде нет, — медленно ответил торговец.

— Мне также понадобится какой-нибудь инструмент.

Карнелли порылся под прилавком, отыскивая молоток, а затем пригласил Лидию следовать за ним. Они пошли внутрь склада через ряды стеллажей, заваленных ящиками от множества партий грузов.

— Спасибо, — поблагодарила Лидия, когда они пришли к нужному стеллажу. — Теперь позаботьтесь, чтобы меня никто не беспокоил.

Окинув ее заинтригованным взглядом, Карнелли удалился.

Осуществить задуманное оказалось для Лидии нелегким делом. Когда она взломала верхнюю крышку ящика, древесина расщепилась, содрав кожу у нее на костяшках пальцев. Для лучшей сохранности ценных предметов во время перевозки внутренняя поверхность ящика была обита двумя слоями грубого холста. Понадобилась вся ее сила, чтобы отодрать обивку. Каждый раз, когда под отчаянными усилиями Лидии отделялась очередная скоба, она падала на спину, не удержав равновесия. Постепенно стали видны голые доски днища ящика. Ничего там нет, подумала Лидия.

Вскоре, справившись с очередной скобой, она смогла приподнять ткань обивки настолько высоко, что заметила в углу небольшой матерчатый сверток. И вот уже ее пальцы дотянулись до загадочного свертка. Руки Лидии действовали в эту минуту быстрее ее мыслей. Они ловко развязали узел, и сверток раскрылся. В нем оказался мягкий бархатистый мешочек.

Лидия вытряхнула его содержимое.

На пол упали пять сверкающих драгоценных камней и несколько осколков шестого камня. Красный, голубой, зеленый, желтый, фиолетовый и прозрачно-белый. Казалось, они вбирают в себя весь свет, который был в помещении. Драгоценные камни сияли все ярче, а тени за спиной Лидии, казалось, сгущались все сильнее.

Она нашла «Слезы Египта».

Лидия смотрела на эти камни так неотрывно, что их очертания начали расплываться у нее перед глазами. Словно глядя со стороны, она удивлялась случившемуся. Поражалась мудрости своих рук, первыми разгадавших последствия этой находки. Разум лишь следовал за движениями ее тела, так как был занят важной работой — вновь и вновь прокручивал варианты столь очевидного теперь объяснения. Объяснения, которое ее рассудок отказывался принимать.

Глаза Лидии закрылись, и из них потекли слезы.

— Значит, все-таки ты сделал это? Ты помог украсть эти камни.

Отец поднял голову от лежавшей перед ним газеты. Затем он торопливо посмотрел на камердинера, который в эту минуту находился в комнате.

Этот его взгляд сказал Лидии все. Первой реакцией отца было не удивление или возмущенный протест. Его беспокоило, слышит ли слова дочери кто-то посторонний.

— Оставьте нас, — приказал он дворецкому. Затем, когда дверь за ним закрылась, Бойс посмотрел в лицо дочери: — Ты разговаривала с Эшмором?

— У меня есть кое-что получше, — ответила Лидия. — «Слезы Египта» у меня.

Отец так неожиданно выпрямился на стуле, что ножки стула жалобно заскрипели.

— Где они?

— В безопасности, — заявила Лидия. — В отличие от нас.

— Лидия… — Бойс неловко провел рукой по губам. — Ты должна верить мне. У меня не было иного выбора.

— Неужели? — Лидия презрительно усмехнулась. — Позволь тогда уточнить кое-какие детали. Разве тебя кто-то вынудил это сделать, приставив к виску пистолет?

Бойс тяжело вздохнул и поднялся со стула.

— Ты спрашиваешь про «Слезы»? Да, почти так оно и было.

— Понятно. А много ли подобных ситуаций возникало за все эти годы? Дело в том, что Полли Маршалл почему-то убеждена, что у вас с Хартнеттом этот бизнес продолжается уже давно. А я добавлю, что мне разговоры про пистолеты представляются не слишком убедительными.

— Лидия. — Отец явно волновался. — Ты ведь знаешь, как трудно найти средства для проведения работ.

Ты понимаешь также и всю важность того, что я затеваю сейчас. Ведь это послужит доказательством реальности библейских событий!

— Нет! Я не понимаю ровным счетом ничего. — Боже, когда она перебирала в памяти бесчисленные яростные возражения в защиту невиновности отца, все усилия уберечь его доброе имя от наветов и лжи, то на первый план выступал неумолимый вопрос — для чего все это было сделано?

— У меня не было иного выхода, — тусклым голосом выдавил из себя Бойс. — Местные власти становились все более подозрительными. Нужно было наладить безопасный канал поставок, чтобы замаскировать незаконные операции.

Ну конечно, горестно подумала Лидия. Ведь она всегда верила, что отец полагается на нее, что он доверяет ей и зависит от нее, как никто другой. Оказывается, даже это было придумано для удобства его махинаций. Очень удобно, в самом деле, иметь такую дочь, простодушную и преданную, которая всегда обеспечит тебе алиби.

Боже, ну разве она не идиотка! Даже в истории с Джорджем она не была настолько безнадежно глупой.

— Дочь моя. Я делал это для блага нашей семьи.

Лидия тяжело вздохнула. Отец не зря старался. В доме богатая обстановка — персидские ковры, дорогие картины на стенах. В любом случае Джорджу ничто не угрожало. Этот молодой человек занимал прочное место в кругу влиятельных людей, которые не могли позволить себе лишиться такого союзника, даже если бы открылись неблаговидные делишки его тестя. Мистер Паджет также был надежно устроен в жизни, следовательно, и за будущее Антонии скорее всего можно было не беспокоиться.

— Ты все это делал только для себя, — наконец заговорила Лидия. — И твои поступки нельзя ничем оправдать.

— Нет, — пробормотал Бойс. — Лидия, ты ошибаешься. Я делал все это только ради тебя. И ради Антонии. Я ведь не мог рассчитывать, что ты выйдешь замуж. И мне нельзя было оставить тебя без средств к существованию. Я открыл счет в банке на твое имя. Я никогда не рассказывал тебе об этом, однако меня все это время сильно тревожило, как сложится твоя судьба после моей смерти…

— Наверное, ты считаешь, что старался на пользу Египта, верно?

Отец нахмурился:

— Да, пожалуй.

— А еще ради научных статей, которые ты сможешь опубликовать. И ради денег, которые сможешь заработать на этом, что позволит тебе вести безбедную жизнь, имея при этом репутацию выдающегося ученого.

Бойс попятился назад.

— Так ты считаешь, что я делал все это ради личного преуспевания? По-твоему, я провел все эти годы вдали от тебя и от твоих сестер лишь для того, чтобы прикупить себе немного посмертной славы? Моя цель выше всего этого, Лидия. Я посвятил жизнь исследованию истоков человеческой цивилизации!

Однако на Лидию больше не действовала подобная риторика. Слишком недостойные средства для достижения высоких целей.

Дочь заставила себя посмотреть пристальнее на отца. Морщины вокруг его рта стали глубже за последний год. Глаза потускнели. И все же это был ее отец. Но в эту минуту он казался ей незнакомым и чужим человеком.

— Хорошо, я отдам тебе «Слезы Египта», — вдруг сказала Лидия. — Можешь отнести их Эшмору и купить себе свободу.

На лице Бойса отразилось удивление, а затем оно просветлело. Это походило на то, как приговоренный к повешению осознает, что его помиловали! И от этого Лидии стало особенно противно. Пальцы отца так крепко сжали ее руку, что Лидия даже вздрогнула.

— Да благословит тебя Господь, — хрипло произнес он.

— Благодарю, — с горечью отозвалась Лидия. — Вот такая я хорошая дочь.

— Ты спасла нас, — прошептал отец. Он уже не смотрел на нее. Словно в оцепенении, отец смотрел куда-то вдаль невидящим взглядом.

— Наверное, где-то сейчас запели ангелы, — язвительно бросила Лидия. — Но только не над Египтом.