Твое прикосновение

Глава 7

Этот месяц был плох уже потому, что Джеймсу пришлось два раза навещать отца. Когда он входил в его дом, все тело протестовало: неприятная сухость в горле, мышечное напряжение в плечах. Казалось, он спустился в мрачное подземелье. Застоявшийся сырой воздух — на десять градусов холоднее, чем на улице. От сильного запаха орхидей и лимонной мастики у Джеймса кружилась голова, пока он шел к библиотеке.

Дверь была открыта. Виконт немного помедлил, пока глаза привыкали к полутемной комнате. Но тут раздался голос отца, мрачный и ядовитый, словно табачный дым.

— Так поздно? Какая неожиданность.

Морленд сидел в небольшом кресле, рядом с низеньким столиком возле камина. Он не встал при появлении Джеймса, но зато поднялся другой человек, сидевший рядом с графом. Темные, коротко постриженные волосы, чисто выбритый подбородок, прямая осанка. Военное прошлое? Губы Джеймса скривила презрительная улыбка. Вот уж действительно, для наведения порядка в этом сумасшедшем доме не помешала бы пара солдат.

— Это мистер Денбери, — промолвил отец. К его креслу была прислонена трость — такого Джеймс еще не видел. Несомненно, старый негодяй из гордости не появлялся с тростью на людях. — Служащий из Кенхерста.

— Как поживаете? — протянул руку Денбери для приветствия. Пальцы были вялые и влажные, рукопожатие — безвольное.

— Терпимо, — ответил Джеймс, и они сели в кресла. — А что, Дуайер не мог сам приехать?

Денбери поежился:

— Нет, сэр. В данный момент он не совсем здоров.

— Хорошо. — Бедный малый, наверно, сейчас отлеживается где-то, свернувшись в клубочек, и дрожит.

— Какая неловкость! Уж на этот раз я бы обошелся с ним поделикатнее. Не забудьте сказать ему об этом.

— Санберн, — предостерегающе прервал его отец. Граф еще сильнее похудел и выглядел совсем неважно. Высокие скулы заметнее подчеркивали впалые щеки на его лице. Глубоко посаженные глаза, яркие и необычайно голубые, как у Стеллы, совсем ввалились. Да, с каждым днем он выглядел все хуже. Джеймсу оставалось лишь надеяться, что старик не доживет до такого вида, когда дети станут пугаться его.

Зевнув, Санберн протянул руку к графину с портвейном.

— Денбери! Вы производите впечатление человека, привыкшего к строгому порядку и дисциплине.

Его собеседник еще сильнее выпрямился.

— Да, сэр. У вас наметанный глаз. — Морленд недовольно фыркнул, и Денбери на мгновение помедлил, но продолжил: — Я служил в сорок третьем полку в Бирме.

— Так вы из пехоты? — Джеймс открыл крышку графина и поднес его к носу, принюхиваясь. — Замечательно. Теперь понятно, почему нам подали этот второсортный портвейн.

Морленд негодующе ударил тростью об пол.

— Черт возьми! Да это же урожай сорок шестого года, болван ты этакий!

— Ха, это тебе дворецкий сказал? Он тебя надул. Я всегда подозревал, что этот тип водит тебя за нос. — Повернувшись к Денбери, Джеймс продолжил: — Должно быть, вам пришлось нелегко. Я имею в виду переезд из тропического климата в Гемпшир.

Денбери откашлялся.

— Нет, сэр. Не могу сказать, что я об этом пожалел. Вне всякого сомнения, мирная жизнь предпочтительнее.

— О да. Конечно, в сумасшедшем доме все так мирно и спокойно.

Морленд раздраженно проворчал:

— Хватит светской болтовни. Перейдем к делу. Денбери вручил графу и виконту по стопке бумаг. На верхнем листе было четко отпечатано имя Стеллы. — Это квартальный отчет про леди Боуленд.

Надо же! Словно Стелла какой-то актив, об успешном развитии которого нужно готовить схемы и расчеты для обсуждения акционерами. Джеймс с нарастающим отвращением перелистал страницы. Что она ела на завтрак, по дням. Как долго спала в каждую из ночей. Ее отношение к вечернему обслуживанию. Уровень проявленного интереса к развивающим текстам. «17 марта. Леди Б. отказалась взять экземпляр „Опыта благочестия“. Бросила в голову санитара сборник „Рассказы для инвалидов“».

— Что это? Лекарство от скуки? Господа да я сам сойду с ума, если меня заставить читать Ханну Мор!

Денбери с изумлением посмотрел на виконта:

— Прошу прощения, сэр, но Кенхерст — это не место для развлечений. Наша обязанность там состоит в полном восстановлении у пациентов морали и добродетели.

Мораль и добродетель. Боже милостивый, если бы можно было изгнать из английского языка всего два слова, то он выбрал бы именно эти.

— Разумеется. Как раз в этом вечно были проблемы у моей сестры. А то, что Боуленд едва не убил ее, вас совершенно не интересует. Ведь вся проблема в недостаточной морали моей сестры.

Морленд вновь ударил тростью по полу.

— Джеймс, твоего присутствия при этом разговоре совсем не требовалось. Веди себя прилично, а не то я велю вышвырнуть тебя вон!

— Но ведь это так интересно, — с вызовом ответил Джеймс. — Тебе не кажется? В конце концов, мы же обсуждаем судьбу твоей дочери. Скажите, Денбери, а как именно оценивается моральность человека? Неужели ее оценка зависит от… — он наугад открыл одну из страниц отчета, — от того, сколько жевательных движений он делает, откусив кусок хлеба?

— Ну, можно сказать и так, сэр. — Денбери бросил неуверенный взгляд на Морленда. — В Кенхеррте мы привыкли считать, что правила и установленные порядки — это ключи к здоровью тела, духа и рассудка.

— Боже! А вот эта фраза звучит очень знакомо. Полагаю, Дуайер заставляет всех своих подчиненных заучивать ее наизусть?

— Благодарю за предоставленный отчет, — сухо вмешался Морленд. — Можете доложить Дуайеру, что я доволен.

Когда Денбери поднялся, Джеймс недоверчиво хмыкнул:

— Да неужели? Разве ты не хочешь узнать, возможно ли досрочное освобождение Стеллы?

Искреннее удивление на лице Морленда поразило Джеймса сильнее, чем если бы его вдруг ударили по лицу.

— Вернись на землю, Джеймс. Суд никогда не примет такого решения.

— Старина, вспомни, сколько судей обязаны тебе?

— Все это не так просто, как ты думаешь…

— Но ведь досрочное освобождение — не бог весть какая редкость.

Морленд презрительно зашипел:

— Она ведет себя так, что об освобождении говорить не приходится. Вспомни, это ведь она настояла, чтобы мы не навещали ее.

— Еще не мешало бы выяснить, что именно она обратилась с такой просьбой, — сдержанно произнес Джеймс. — Например, взглянуть на письмо, написанное ею собственноручно. Но ты предпочитаешь слепо верить всякому вздору, которым потчует тебя Дуайер, не так ли? Ей-богу, ты, похоже, счастлив, что она остается там гнить заживо.

Лицо Морленда побагровело.

— Ради Бога, давай не продолжать этот бесполезный спор. Поговори лучше с родными Боуленда.

Денбери еще раз откашлялся.

— Должен сообщить вам, что у леди Боуленд наблюдается значительный прогресс. Мистер Дуайер выражает определенные надежды, однако считает, что полное восстановление может случиться только в будущем году.

Старый граф выпрямился в кресле.

— Скажите Дуайеру, что подобные заявления должны делаться не на его уровне.

По спине Джеймса пробежал колючий холодок.

— Боже Всемогущий! Да ведь у тебя нет ни малейшего желания вытащить ее оттуда! Ты намерен держать Стеллу в доме для умалишенных до конца ее дней.

Морленд с ненавистью посмотрел на сына:

— Не будь глупцом. Мы говорим лишь о том, что имеет место здесь и сейчас.

Будь все проклято! Санберн поднялся из кресла. Денбери испуганно вздрогнул.

— Как бы я хотел, чтобы ты очутился в самой страшной части преисподней! — низким резким голосом бросил Джеймс в сторону Морленда. Только эта грубая манера помогла ему удержаться от неистового крика. — Впрочем, что мне беспокоиться? Ведь ты уже на полпути туда.

Старый негодяй даже не моргнул глазом, хотя стал дышать с тяжелым присвистом, порываясь подняться на ноги. Подобное зрелище должно было бы пробудить жалость в душе сына. Поэтому то, как холодно Джеймс созерцал эту беспомощную попытку отца, несомненно, шокировало Денбери. Санберн не сомневался, что любой человек на месте этого посланца из сумасшедшего дома тоже был бы шокирован. Но так уж вышло в их семействе, что ближе всех отцу была Стелла. Именно она относилась к Морленду с нежностью и любовью. И если граф нуждался в сочувствии, ему следовало бы обратиться к своей несчастной дочери. А для этого, черт побери, он должен был сделать все возможное для ее освобождения.

Старый граф наконец выбрался из кресла.

— Извините нас, Денбери.

— Да уж, слава Богу, наш разговор прошел при свидетеле, — холодно заметил Джеймс.

Денбери торопливо вышел из комнаты. Когда за ним закрылась дверь, на губах Морленда появилась презрительная усмешка.

— Скажи-ка, Джеймс, мне очень важно это услышать от тебя лично. Какой, по-твоему, для меня толк от твоих мнений? Безрассудный, никуда не годный распутник, для которого любимое занятие — сидеть сложа руки и хныкать. Благополучие Стеллы тебя вообще не касается.

— Она моя сестра, или ты забыл это, бессердечный мерзавец?

— Совершенно верно, — сердито проворчал Морленд. — Но прежде всего она моя дочь. И мне нести за нее ответственность, а не тебе. И слава Богу, что это именно так! Дай тебе волю, и она оказалась бы вновь на людях, совершенно не защищенная от презрения и насмешек ее бывших приятелей…

Больше всего на свете в эту минуту Джеймсу хотелось дико, до безумия, расхохотаться.

— Выходит, недобрые и осуждающие взгляды — худшая доля для нее, чем сидеть за решеткой? Так ты ради этого упрятал ее туда?

— Боже правый! Да ведь она убила человека, Джеймс!

— Стелла защищалась от безжалостного животного, сильного и грубого. И за это надо было ее сажать в сумасшедший дом? Да ты должен был поддержать дочь и похвалить ее за этот поступок!

Морленд с силой ударил тростью по столу.

— Хватит! Видит Бог, ты ничего не понимаешь в этом. Словно трехлетний ребенок, упорствуешь в своем проклятом заблуждении, считая, будто тебе одному известно, как все должно быть. Ты просто не способен трезво оценивать реальность! Она больна! Ее нельзя выпускать на свободу!

Морленд говорил о своей дочери словно о бешеной собаке.

— Да ты самый гнусный лицемер во всем Лондоне. И еще что-то заявляешь о помощи ей? Это становится забавным. А где же ты был четыре года назад, когда она нуждалась в тебе? — Стелла убежала от Боуленда, и весь столичный свет шептался и высмеивал ее, в конце концов вынудив несчастную вернуться в этот ужасный дом на Парк-лейн. — Тебе еще повезло, что в могилу опустили Боуленда. Если бы Стелла не успела тогда схватить нож, лежать бы ей сейчас в сырой земле. Лицо Морленда окаменело.

— Я не собираюсь обсуждать все эти подробности.

— Во-первых, ты никогда и не пытался их обсуждать. Неужели моя сестра должна быть наказана за то, что жила с таким чудовищем? — Несчастная Стелла, навсегда упрятанная за семью замками, где подсчитывают каждый ее глоток, оценивают и анализируют каждое ее слово. И в таких условиях ей суждено пребывать до конца дней. — Ведь это ты тогда обрек ее на такое наказание. Ей отчаянно нужна была твоя помощь, а что, черт возьми, сделал ты? Ты попросту отправил ее к этому зверю. Ты отослал ее в этот ад!

— Довольно! Я не желаю об этом больше говорить!

— Конечно, для тебя самое лучшее — выбросить Стеллу навсегда из памяти! Не сомневаюсь, что ее судьба даже не тревожит твой проклятый сон!

— Санберн. — Понадобилось несколько мгновений, пока Джеймс не почувствовал мягкое прикосновение к своей руке и не услышал этот тихий голос. Ярость застилала ему глаза, словно густое кровавое облако, сковывая движения и мысли. Рука приемной матери легонько стиснула плечо Джеймса. Он вновь почувствовал, что способен дышать, и обратился к ней.

— Графиня, — откашлявшись, произнес он, — как поживаете?

— Мне будет лучше, если ты успокоишься, — ласково промолвила она. — Вы оба не сможете сейчас разрешить этот давний спор. К тому же, как мне кажется, сегодня вы уже причинили друг другу много боли.

— Я уже ухожу. — Быстрым шагом Джеймс прошел по коридору и вбежал в вестибюль. Нестерпимо хотелось на свежий воздух. В атмосфере родительского дома он просто задыхался.

Однако возле вазы с цветами Санберн замедлил шаг. Он потянулся рукой, чтобы коснуться шелкового лепестка орхидеи. Стелла любила графиню, как родную мать. Что леди Морленд думает обо всем этом? Скучает ли она о приемной дочери? Неужели и ей безразличен вопрос выхода Стеллы на свободу?

Джеймс глянул в сторону окна. На улице поднялся необычайно сильный ветер. По стеклу окон хлестали ветки деревьев. Он подошел ближе и взялся за оконную створку. Ветер наклонял верхушки деревьев, и они сгибались в его сторону, словно когти хищника.

Бах! Порыв ветра сильно ударил в окне, и в следующий миг по нему застучал дождь, Санберн приложил ладонь к стеклу. Оно было холодным, словно лед.

— Ну и погодка: настоящая английская, — насмешливо произнес он, — когда на дворе еще апрель.

А в Ницце в это время уже совсем тепло и солнечно. Жаль, нельзя туда уехать: этим можно было доставить радость отцу. «Ты считаешь Стеллу сумасшедшей, — думал виконт. — Уверен, что с ее возвращением могут возникнуть новые проблемы, что она лишь нарушит твою привычную комфортабельную жизнь».

Санберн ухватился за ручку окна внизу створки. Врывайтесь сюда, ветер, дождь, мокрый снег— все неотъемлемые признаки промозглой, унылой и холодной лондонской весны.

— Сэр, — нервно обратился к нему слуга. — Не делайте этого, пожалуйста. Кажется, только что блеснула молния.

— Разве тебе неизвестно, кто я? — ответил Джеймс. — Я безрассудный и безответственный тип.

Слуга покачал головой:

— Что вы, сэр, это не так.

— Бесшабашный, никуда не годный — кажется, он использовал именно такие слова. — Санберн помолчал под впечатлением озвученной им отцовской оценки. А ведь недавно кто-то другой бросил ему прямо в лицо нечто похожее. И это была прелестная мисс Бойс «Множество социальных привилегий и практически никаких полезных занятий». Уж в предвзятости эту девушку никак нельзя было упрекнуть.

Санберн выпрямился и посмотрел с иронической улыбкой на озадаченного слугу. Что ж, унылое время года может длиться еще много недель. Но он теперь знает, чем занять себя.

Было уже около часа дня. Снаружи на галереях Британского музея толкались туристы, старающиеся занять место с наилучшим видом на мраморы Парфенона. Однако в читальном зале царило полное спокойствие. Почти все из нескольких сотен столов, расставленных вокруг большой стойки с каталогами в голубых переплетах, были заняты посетителями. Десятки приглушенных разговоров сливались в низкий общий гул, от которого Лидию немного клонило в сон. Рядом с ней два джентльмена преклонных лет, одетые в длинные фраки и с галстуками-бабочками, давно вышедшими из моды, посмеивались, читая редакторскую колонку газет. Справа от них молодая парочка ахала, любуясь репродукциями видов Венеции.

Лидия смотрела на молодых людей, чувствуя странную опустошенность и безнадежность. Когда юноша перевертывал страницу книги, он случайно коснулся руки своей спутницы, и на щеках у девушки зарделся румянец. Молодой человек улыбнулся и прошептал ей что-то на ухо, отчего она уткнулась лицом в рукав его сюртука.

Накануне вечером мистер Паджет примерно так же любезничал с Антонией. Теперь, когда уже был назначен день их свадьбы, молодой человек мог позволить некоторые вольности с объектом своей страсти.

Санберн же пользовался подобными свободами, не сообразуясь ни с какими правилами. Лидия нервно сглотнула и склонилась над книгой. Уже два часа она заставляла себя вчитываться в лежащий перед ней очерк о бедуинах, однако мысли ее блуждали где-то далеко. Было очень обидно осознавать, что последние несколько ночей она не могла сомкнуть глаз, терзая себя воспоминаниями о происшествии в доме Стромондов. Она не пыталась винить себя за свое легкомысленное поведение, хорошо понимая его физиологическую подоплеку. Лидию тревожило другое — ей никак не удавалось забыть этого человека!

После бала у Стромондов Лидия больше не сопровождала Софи и Антонию на светские мероприятия.

Она поднялась со стула и направилась к стойке с каталогами. Запах чернил и старой бумаги чувствовался здесь сильнее всего. Странным образом этот запах действовал на нее успокаивающе.

— У меня для вас письмо.

Лидия подняла голову. В двух шагах от нее стоял молодой человек, внимательно рассматривающий стеллаж с книгами. В скудном свете дождливого дня, едва пробивавшемся сквозь огромный стеклянный купол, Лидия разглядела светлые волосы и бледное лицо. Рядом с ним что-то просматривала девушка в старомодной зеленой накидке. Должно быть, молодой, человек обращался к этой девушке. Вне всякого сомнения, эти тайные любовники наслаждались даже самой секретностью их отношений. Едва сдерживая улыбку, Лидия потянулась к папке каталога, намереваясь вытащить ее за оцинкованную окантовку.

— Я говорю, что у меня для вас письмо, мисс Бойс.

Пальцы Лидии нервно сжались. Папка каталога упала с грохотом на пол. Засохший от долгого хранения клей переплета растрескался от падения, и вложенные в папку литографии разлетелись во все стороны.

За спиной Лидии послышался недовольный шум. Она представила себе, как потревоженные посетители библиотеки отрываются от чтения и осуждающе смотрят на нее. Из-за стопки книг выглянул библиотекарь и, выпрямившись во весь рост, укоризненно смотрел на виновницу беспорядка.

Светловолосый молодой человек, стоявший сбоку, тоже уставился на нее. После некоторого замешательства Лидия расправила плечи, повернулась и встретилась с незнакомцем взглядом. В скромном темном костюме он напоминал студента-стипендиата, посещающего Британский музей для написания научной работы.

— Кто вы?

— Друг одного вашего приятеля, — ответил незнакомец. — Вот, возьмите. — Он полез в карман. Лидия быстро отступила назад на шаг. От этого движения юбки зацепились за край стола. За ее спиной раздался протестующий возглас сидевшего за столом читателя. Но Лидия даже не обратила на это внимания. Глаза девушки неотрывно смотрели на руку юноши, скользящую в жилетный карман.

Письмо, которое молодой человек протянул ей, оказалось совсем тонким. Адреса не было. Лидия облизала пересохшие губы.

— Мне кажется, вы ошиблись. Мои друзья пишут мне на мой домашний адрес.

— Но некоторые послания нельзя направлять по почте, — прошептал юноша. — Будьте добры, заберите это письмо, мисс. Мне заплатили, чтобы я передал его вам в собственные руки.

Краешком глаза Лидия уловила какое-то движение. К ним направлялся служащий библиотеки. Наверняка станет отчитывать ее за поврежденный каталог. Что еще хуже, он может аннулировать ее читательский билет.

Она гордо выпрямилась.

— Мы с вами не знакомы, — сухо промолвила Лидия. — Я не имею обыкновения разговаривать с незнакомцами, которые пристают ко мне в общественных местах. Если вы действительно имеете для меня сообщение, можете передать его через барона Сазертона.

Молодой человек продолжал спокойно и простодушно смотреть на нее наивными голубыми глазами.

— Мне кажется, вы знаете, почему это письмо должно попасть непосредственно к вам.

Сердце Лидии, до сих пор работавшее в обычном ритме, вдруг забилось сильнее.

— Ничего подобного. Не понимаю, на что вы намекаете.

— Послушайте, мисс! — Неслышно подошедший служитель библиотеки коснулся локтя Лидии. Кустистые брови его сердито нахмурились. — Нельзя так небрежно обращаться с инвентарем! Боюсь, что каталог, который вы уронили на пол, придется переплетать заново и помещать в новую папку!

— Простите меня, — едва слышно пролепетала Лидия. — Дело в том… я испугалась. Вот этот джентльмен сказал мне кое-что весьма шокирующее, и каталог просто выскользнул у меня из руки.

— Хм… Значит, этот человек приставал к вам?

По спине Лидии пробежала дрожь. Однако она отважилась обернуться. Но незнакомец уже быстрым шагом направлялся к выходу.

— Вы должны пожаловаться на его поведение администрации, мисс. В нашей библиотеке мы не потерпим никакого хулиганства.

— Хорошо, — тихо отозвалась Лидия.

— О, вы еще что-то обронили. — Служитель стал наклоняться, но Лидия оказалась проворнее.

Вернувшись за свой стол, она вытащила маленькую подставку для чтения с кожаной рукояткой и расправила на ней письмо.

Мне нужно поговорить с вами о мистере Хартнетте. Не хотелось беспокоить вас, однако я должна получить свою

долю.

Полли Маршалл.

Дальше следовал адрес в Сент-Джайлс.

Лидия подняла голову от письма. Падающий через стеклянный купол свет померк, и в зале стало заметно темнее. Что же все это значит? Мистер Хартнетт умер. Как могло случиться, что такой человек имел дело с людьми из самого дурного района во всем Лондоне? И каким образом эти дела касаются ее?

Она почувствовала, как от страха ее руки покрылись гусиной кожей. Лидия поняла, что все эти непонятные вещи могло объединять только одно — поддельные древности. Но ведь никто не мог знать об этом! Это просто невозможно!

Лидия встала с места. «Я должна все рассказать Софи». Но уже через мгновение она вновь опустилась на стул. Силы небесные! Если уж первая новость о подделке так сильно взволновала Софи, то рассказ об этом письме может довести ее до истерики.

— Прелестно выглядите сегодня.

Вздрогнув от неожиданности, Лидия обернулась. За ее спиной стоял Санберн.

— Вы? — Может быть, она стала жертвой одной из его проделок? Хорошо известно, что этот человек способен на самые непредсказуемые поступки ради озорства и развлечения. О, хоть бы это оказалось лишь его шуткой! — Это вы прислали мне письмо?

Санберн скользнул взглядом по руке Лидии, но ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Смотря что там написано. Это любовное послание? Если так, с радостью возьму на себя ответственность.

— Нет. — Настроение Лидии упало, и она вновь стала разглядывать записку. «Я должна получить свою долю». Она ничего не могла понять.

— Оно не подписано? — Когда девушка покачала головой, Санберн присел перед ней, так что их глаза оказались на одном уровне. — Вы выглядите расстроенной. — Лидия молча пожала плечами, и он медленно продолжил: — Не думаю, чтобы в этом письме содержалось что-либо, вызывающее слезы, проклятия или тому подобное.

— Что? Конечно, нет, какой вздор! Это… извините, что вы делаете? — Санберн выхватил записку из руки девушки и уже развернул ее для чтения. Лидия вскочила со стула, намереваясь отобрать письмо, однако Санберн ловко отдернул руку в сторону.

— Ах, Сент-Джайлс, вот как! — Виконт даже присвистнул от изумления. — Готов поспорить, для вас это не совсем привычное место. Значит, получить поддельные древности должен был Хартнетт, не так ли?

— Говорите тише! — Лидия обеспокоенно огляделась по сторонам. Вокруг неё было целое море голов, с усердием уткнувшихся в книги и газеты. Она привыкла считать читальный зал хорошим убежищем от критических взглядов модно одетых аристократов. Но если даже Санберн имеет обыкновение заглядывать сюда, то и другие представители высшего света вполне могли быть сейчас в зале.

Молодой человек внимательно и долго изучал ее лицо.

— Итак, я угадал. Здесь кроется какая-то тайна. А кто такая Полли?

Неожиданно Лидия почувствовала странное желание рассказать ему обо всех своих переживаниях. Боже, неужели она сошла с ума? Нельзя же всерьез думать об откровенных разговорах с этим человеком.

Но к кому еще можно обратиться? Совершенно точно не к Джорджу. Софи отпадает. Здравомыслящая женщина прежде всего стала бы искать совета у полиции, однако упоминание Хартнетта во всей этой истории абсолютно исключало такую возможность. Дело в той, что следователи сразу же захотят выяснить характер его отношений с отцом. А теперь, когда Хартнетт мертв, доказательством их связи остается лишь пять поддельных предметов, которые спрятаны в ее гардеробной. И как она сможет все это растолковать? Лидия и сама ничего не понимала.

Возможно, какие-то объяснения следовало искать у автора полученного письма.

Лидия пристально смотрела на Санберна. Он уже знал об одной фальшивой вещи. По его собственному признанию, Санберн находил ее интересной. Лидия уверенно могла говорить лишь об одном качестве характера виконта — он высоко ценил возможность устроить для себя небольшое развлечение. Поэтому, если предоставить ему такую возможность, Санберн согласится сохранить все в тайне.

— Я расскажу, — медленно сказала Лидия. — Но только не здесь. Если кто-то заметит нас вместе, это вызовет пересуды.

На лице молодого человека отразилось удивление. Он явно не ожидал ее согласия. Санберн склонился к ней ближе и произнес заговорщицким шепотом:

— И это правильно. Кто знает, какие небылицы станут сочинять люди насчет нас. — Глаза виконта расширились, и он добавил: — Пожалуй, они еще подумают, будто я мог увлечься вами.

— Вот именно, — подхватила Лидия. — Только этого нам и не хватало.

Вслед за Лидией Санберн вышел из читального зала в длинный коридор, где были выставлены экспонаты, привезенные из Египта. Она считала этот холл самым подходящим местом для откровенных разговоров: здесь всегда были посетители, однако никто не мешал друг другу. Миновав группу туристов, обступивших Розеттский камень, Лидия остановилась у скамьи напротив небольшой статуи богини Исиды и ее супруга Осириса.

Лидия присела на скамью и вкратце пересказала все относящиеся к этой истории события.

— Нет никакой возможности понять, когда именно в партии товаров появились подделки, — сделала она окончательный вывод. — Порт-Саид, где предметы упаковывали для перевозки морем, порты Мальты и Гибралтара или даже Саутгемптон, в котором ящики перегрузили на поезд, идущий в Лондон. — Лидия опустила взгляд на записку, которую продолжала сжимать в руке. Скомкав послание, девушка сунула его в свою сумочку. — Не могу вообразить, чего добивается эта женщина. Но есть надежда, что она что-то знает.

Виконт сел рядом и посмотрел на нее с несвойственной ему задумчивостью во взгляде.

— А почему бы не передать это дело в полицию? Лидия понимающе кивнула:

— Прежде всего следует сказать, что Сазертон — ярый критик Скотленд-Ярда. Весь этот месяц он в парламенте то и дело бранил сыщиков за их неспособность предотвратить тот случай с бомбой. Если же в полиции пронюхают, что в какой-то истории с фальшивым антиквариатом замешан тесть этого несносного депутата, тогда уж они с превеликим удовольствием раструбят об этом факте всеми имеющимися у них способами. Разве не так? Нет-нет, такой вариант исключается. Но возможно, что… — Девушка поняла, что краснеет, и отвернулась. На какое-то время она сосредоточила взгляд на черной гранитной статуе. Посетители музея, пораженные видом золотых саркофагов и знаменитых иероглифических надписей, редко обращали внимание на эту скульптуру. Но Лидия испытывала к ней некую слабость. В этом произведении древнего искусства необычайно ярко и характерно проявлялись черты языческой культуры. Примечательно, что по размеру богиня почти вдвое превосходила своего мужа.

Санберн проследил за взглядом девушки.

— Очень пылкая и суровая особа, не так ли? Именно так вы выглядели тогда в институте. — Виконт сделал подходящую, по его мнению, гримасу: опустил уголки губ и сузил глаза наподобие сфинкса.

От обиды Лидия застыла в неподвижности. — Простите, сэр. Я так никогда не выглядела. Да и на Исиду эта ваша пародия ничуть не похожа. Богиня действительно имеет несколько угрюмый вид, но она вовсе не безобразна.

— Пожалуй, вы правы. Не сумел похоже изобразить с первой попытки. Наверно, точнее будет вот так. — Санберн снова взглянул на статую и затем сильно сморщил нос.

— Вы словно маленький ребенок. Из всего делаете какую-то забаву.

— Естественно. Если я начну все воспринимать серьезно, просто свихнусь. — Лидия бросила на него изумленный взгляд — слишком рассудительным был его тон. Затем Санберн продолжил: — Однако вы правы. Я сейчас действительно провожу очень серьезное исследование.

— Да что вы? А в чем оно заключается?

— Лишь в одном: возможно ли, чтобы статую высекали с живого образа, или, другими словами, способно ли человеческое лицо повторить выражение на физиономии этой богини?

Девушка вновь взглянула на Исиду. В самом деле, виконт затронул любопытную проблему. Лидии трудно было припомнить, чтобы в какой-то из работ, посвященных Древнему Египту, рассматривался вопрос о том, позировали ли простые смертные при создании скульптур.

— Мне кажется, это делали с живого образа, — с легким сомнением в голосе выразила свою точку зрения Лидия.

— Как поклонница Исиды, вы должны были это предвидеть.

— Так вы знакомы с пантеоном египетских богов?

— Мне известна Клеопатра, — дружеским тоном ответил Джеймс. — Женщина из Македонии, возжелавшая стать египетской царицей и объявившая о своем родстве с этой богиней, чтобы подкрепить притязания на власть. Увы, она забыла то, что хорошо известно всякому египтянину: Исида должна иметь рядом с собой Осириса. И получилось так, что когда рядом с ней появился Антоний, Клеопатра отвела ему роль по собственному разумению: стать послушным ей богом и разделить с ней получаемые дары. К несчастью, подобно большинству мужчин, Антоний все безнадежно испортил, а платой за его ошибки для Клеопатры стал смертельный укус змеи. Мораль сей истории такова: тщательно взвешивайте свои желания. Особенно если вы женщина.

В душе Лидии всколыхнулось страшное подозрение.

Обычный дилетант не мог бы так лаконично и по-своему изящно изложить эту историю, не сводя все к тому, что Клеопатра просто безумная и злобная похотливая женщина.

— Надеюсь, вы узнали все это не из спектакля с участием Сары Бернар.

— Я не стремился постичь историю Египта до ее основ. Во всяком случае, полученных знаний мне не хватило, чтобы распознать подделку.

Подделки, снова эти подделки. С пылающими от смущения щеками Лидия вновь вернулась к главному вопросу их беседы:

— Кстати о подделках. Я полагаю, вы могли бы сопровождать меня на улицу Сент-Джайлс. Только, пожалуйста, не истолковывайте мое предложение превратно, — поспешно добавила Лидия. — Понимаете, мне нужен сопровождающий. Вот я и подумала, что для вас это может стать небольшим занятным приключением, только и всего. Ведь вы любите всякие необычные способы развлекать себя?

В ответ Санберн широко улыбнулся:

— Мисс Бойс, неужели это себя вы решили отнести к необычным способам развлечений?

Господи, да ведь так оно и есть. Лидия смущенно пожала плечами. Они сидели и улыбались друг другу, словно коллеги по работе или старые друзья.

Разумеется, это невозможно. Крайне редко бывает такое между мужчинами и женщинами. Однако как тогда называть те отношения, которые связывают Санберна и миссис Чаддерли? Лидии внезапно захотелось оказаться на месте миссис Чаддерли. Каково это — чувствовать, что ты прекрасна, тобой восхищаются, наслаждаться свободой, беспечно совершать сколько угодно ошибок, ни о чем не заботясь, так как ты уверена, что Джеймс где-то рядом, ты можешь всегда положиться на него, и он всегда поможет тебе выбраться из любых затруднений?

Но рациональный ум быстро вернул ее к реальности. Глупости все это! Она вполне в силах справиться со всеми проблемами одна. К тому же мимолетная уступка желанию пофлиртовать вовсе не превратила ее в женщину, склонную постоянно добиваться внимания и расположения мужчин. Любой из них быстро поймет, что ему не стоит рассчитывать только лишь на развлечения и легкие отношения. С Джорджем получилось именно так.

Откашлявшись, Лидия заговорила совсем другим тоном:

— Конечно, я могла бы взять с собой вооруженного слугу. Однако боюсь огласки. А в данном случае нельзя допустить, чтобы сплетни о фальшивых древностях разнеслись по Лондону.

— Все верно, упаси Бог! Никакие слухи не должны порочить имя вашего отца. — Лидии совсем не понравился сарказм, который она уловила в словах виконта, и она не сдержалась бы от резкой отповеди, если бы не услышала продолжение. — Действительно, мисс Бойс, вы оказались в ужасной ситуации. Чтобы надежно уберечь репутацию вашего отца, вам придется столкнуться с опасностью для вашей личной репутации. Вот такие две угрозы одновременно: одна проистекает от ваших разоблачений, а другая от моего внимания к вам. Думаю, вы сейчас просто в отчаянном положении.

— Вы смеетесь надо мной?

— Совсем наоборот, — быстро возразил Санберн. — Вы мне очень нравитесь. Я предвидел, что к этому все и придет, когда вы, бросив свою лекцию, вихрем примчались и вмешались в наш спор, словно богиня Афина, несущая справедливость людям. Но я не понимал этого до того самого момента, когда вы явились в мой кабинет, чтобы вернуть стелу. И вот теперь вы намерены мчаться на улицу Сент-Джайлс и готовы на все ради драгоценной карьеры вашего отца.

— Дело не только в этом, Санберн. То, чем занимается мой отец, — это его призвание. Впрочем, вы можете забыть о моем предложении.

— Ну нет. Вы попросили, и я с радостью согласился. Меня трудно склонить на явные глупости, но я всегда испытывал ужасную слабость к романтическим приключениям. Итак, отправляемся туда завтра?

Лидия поколебалась всего один миг. Чтобы принять помощь этого человека, вовсе не важно, как ты его оцениваешь.

— Хорошо, согласна. Завтра в одиннадцать часов. Встретимся здесь. — Она хотела сразу уйти, но не удержалась от последней реплики:

— Говорите, романтическое приключение? — Лидии никогда бы не пришло в голову, что кто-то может такими словами характеризовать общение с ней. Может быть, такое и ожидало ее в будущем. Но чтобы сейчас?

Санберн ухмыльнулся. Ждал такой реакции, поняла Лидия, знал, что она не удержится от соблазна.

— Это ведь не оскорбление, дорогая моя. Я и сам романтик. Иначе для чего бы мне отправляться разыскивать вас сюда, в библиотеку?

Она засмеялась, давая понять, что не воспринимает услышанное всерьез. Но ее смех вышел неловким и неестественным. Когда же Лидия шла по коридору, она вновь почувствовала в груди неясную дрожь, как от трепещущих крылышек бабочки. Разве возможно, чтобы виконт на самом деле явился сюда разыскивать ее?