Смотрю на проносящийся родной город за окном. Все кажется чужим. Будто я тут лишняя. Странное ощущение, но создается впечатление, что жизнь кипит, а моя остановилась. Я словно приведение наблюдаю за всем с того света.
Скорее всего, это вызвано встречей с мужем и мамой. Но именно это сейчас ощущаю. Наверное, если таксист решит, что в машине никого нет, то я этому уже не удивлюсь. Приведение ведь никто не видит…
— Я тут остановлю. Припарковаться больше негде, — обращается ко мне.
Надо же видит!
— Хорошо. Спасибо, — расплачиваюсь.
Смотрю на высокое, красивое здание. Раньше я, не задумываясь, побежала бы внутрь. Поднялась на пятый этаж, свернула налево и прошла в кабинет к отцу. А сейчас не могу двинуться с места.
Меня снова не пропустят. Снова будут оскорблять. А мне даже никак не доказать, кто я.
Собираюсь с силами, чтобы выдержать очередное унижение и разборки с охраной. Раньше я бы устроила скандал, заставила извиняться. Все было раньше… Теперь я приведение, которое не умеет проходить сквозь стены…
К счастью, папа избавляет меня от необходимости общаться с охраной. Он выходит из здания и в сопровождении двух помощников, направляется к машине.
Привычный размашистый шаг, сосредоточенное, волевое лицо, узнаю своего папочку, так тепло сразу становится.
— Пап! — ускоряю шаг, чтобы его догнать. — Папа!
Он оборачивается сразу. Останавливается. Лицо — каменное. Никаких эмоций.
Мерзкий, холодный, липкий пот струится по спине, сердце будто колючей проволокой кто обматывает.
— Пап, тут какой-то ужас творится! — говорю, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от него. — Мама меня не узнает, Арсен не дает увидеться с сыном! Папочка, мне так больно и страшно! — говорю, а у самой колени подгибаются, слабость, усталость, нервы изматывают.
— Садись в машину, — небрежный жест руки в сторону его авто.
Его помощник открывает для меня дверь, помогает поставить сумку.
— Спасибо! Я знала, что ты меня не оставишь в беде! — говорю, усаживаясь в кожаный салон.
Отец открывает дверь со стороны водителя.
— Свободен, — коротко бросает. Сам садится за руль.
На заднем сиденье лежит маленький плюшевый мишка. Я его покупала сынуле еще до аварии. Как же я истосковалась! Я не смогу выдержать разлуку со своим крохой.
— Мишкина игрушка. Мишка для мишки, — говорю, поглаживая плюшевого зверька. — Я так сказала малышу, когда ее дарила. Он вроде бы маленький, но такой потешный, не смогла пройти мимо. Ты на днях видел внука? А вот меня Арсен к нему не подпустил! — слова льются из меня болезненным потоком. Сложно держать в себе то, от чего мозг разрывается.
— Тихо.
Одно слово от отца. Все.
Больше ничего не говорю. Язык прилипает к небу. Папа не открестился от меня, как мама и Арсен — это уже плюс. А в остальном разберусь.
Может, они за что-то обижаются на меня? Ума не приложу за что… Да и методы, показывать свое недовольство, мягко говоря жестокие.
Пока мы едем по городу в полном молчании, я немного успокаиваюсь. Папа рядом, пусть он тоже ведет себя странно, но я не одна.
Но когда машина выезжает из города, тревога вновь просыпается.
— Пап, куда ты меня везешь? — беспокойно ерзаю на сиденье, сжимая плюшевого мишку в руках.
— Тшшш…
Вот и весь ответ.
Через минут пять начинаю догадываться, куда отец держит путь.
— Зачем мы туда едем?
Молчит.
А мне заорать хочется. Достучаться до него. Я ведь из больницы, после страшной аварии, за что так со мной?!
— Выходи, — отец останавливает машину у ворот.
— Ты мне объяснишь, зачем меня привез на кладбище? — губы дрожат, голос срывается.
Меня охватывает панический ужас.
— Просто иди за мной.
Отец подходит к торговкам, продающим цветы у ворот, под мышкой держит черную папку. Выбирает самый большой букет хризантем.
— Выбор у них скудный. Если бы знал, что сегодня поеду, лучше бы подготовился, — говорит тихо, и кажется, речь адресована не мне.
Иду за ним по кладбищу. И такое ощущение, что на эшафот, и вот еще немного и мне скажут положить голову на плаху.
Ну и мысли у меня! Пытаюсь их прогнать, но ничего не получается.
Мы идем довольно долго, я несколько раз спотыкаюсь, ноги не держат, сумка в руках кажется невероятно тяжелой, а страх только усиливается.
Папа подходит к одной из могил. Я замираю. Ноги, будто прирастают к земле. Не могу и шага сделать.
— Подойди! — машет рукой.
Отрицательно качаю головой.
Не могу. Не хочу там ничего видеть. Первобытный ужас сковывает.
Отец кладет цветы на могилу. Там очень много цветов, могила в них буквально утопает. Огромный резной крест, оградка, две лавочки.
— Живее!
— Пожалуйста! — жалобно скулю и все же иду к нему.
— Смотри! — указывает пальцем на надпись на кресте.
Судорожно открываю и закрываю рот, даже протираю глаза:
«Дементьева Теона Владимировна», далее дата моего рождения и… смерти.
Внизу:
«Всегда в наших сердцах».
— Моя дочь лежит тут, — раздается жесткий голос отца над ухом, — У меня с собой все справки и экспертизы, включая анализ ДНК, — хлопает меня черной папкой по плечу, — Что в этой могиле Теона. Я не знаю, откуда ты узнала про мою дочь, где собирала информацию, но если я еще раз увижу тебя около своей семьи или внука, то ты пожалеешь, что коптишь эту землю.