Провожаю мать в последний путь. Хорошо, что Арсена забрали, было бы совсем паршиво, если бы ее хоронил ее же палач.
На кладбище тихо шепчу все, что я так и не сказала маме. Надеюсь, она меня слышит, где бы сейчас ни была. Тяжело. Больно. Несправедливо. Арсен оборвал ее жизнь, решив, что имеет на это право.
Гости расходятся. А я продолжаю стоять у свежей могилы. Погружаюсь в воспоминания. Пусть мои родители и небыли идеальными, но они меня любили и дали мне многое.
Потом отказались. Но не мне их судить. Не мне осуждать за слабость.
Бреду к выходу из кладбища. Голова опущена, на сердце тяжесть. За воротами около машины стоит Гаспар. Завидев меня, сразу же подходит.
— Холодно, пошли в салон, — слегка приобнимает.
Резко останавливаюсь. Разворачиваюсь и утыкаюсь носом в его огромную грудь. Всхлипываю.
— Ее больше нет…
— Она есть в твоем сердце. Она жива, пока ты помнишь о ней, — хриплый, теплый шепот Гаспара согревает. А его запах сейчас дарит умиротворение.
Именно это мне надо было, оказаться в его объятиях и почувствовать теплоту. Перед ним не стыдно быть слабой, глупой, смешной. Любой. Просто самой собой.
Это бесценно.
Гаспар не мешал мне проститься с мамой. Я считала, что должна этот путь проделать одна. Потому попросила его подождать у ворот. А теперь думаю, что ошиблась. С ним было бы легче.
— Поехали, — помогает сесть в машину.
По дороге молчим. Слова сейчас лишние. Я ощущаю его поддержку и мне этого более чем достаточно.
Без Гаспара не было бы ничего. Арсен так умело оплел своей паутиной город, что приехала бы я одна, меня бы раздавили как муху и никто бы не заметил.
Перед нашим приездом в городе работали люди Гапара. Наводили мосты, собирали доказательства. За Арсеном полетят головы, тех, кто работал с ним в связке, те, кто были им прикормлены. В городе назревает огромная шумиха и предел власти.
Меня это уже мало волнует. Впереди у меня событие, которое я так долго ждала. То о чем грезила днями и ночами — мой Димочка.
Гаспар подъезжает к дому Арсена. Пока разъезжаются ворота, он смотрит на меня:
— Все будет хорошо, — такие простые слова, но в них скрыт особый смысл.
Непременно будет… будет хорошо в моей новой жизни.
Выскакиваю из машины и вбегаю в дом.
Тут практически ничего не изменилось после моего отъезда. Но запах… одиночества, отчаяния, непримиримой горечи.
Поднимаюсь по ступеням и вбегаю в детскую. Димочка сидит у няни на руках. Поднимает голову на звук открывшейся двери. Надо видеть его глаза… открытые, удивленные, наполненные неверием счастья.
Трет крохотными кулачками глазки. Снова на меня смотрит. А я меня градом льются слезы. Замерла в нерешительности… сердце скачет таким галопом, что кажется, не выдержу, распадусь на части, от чувств, которые сдерживала в себе все это время.
Тоска за сыном, невозможность быть рядом, обнять его, меня колотит в нервном приступе неконтролируемой радости.
— Ма… ма, — его тихий голосок. — Мама, — громче, — Мама, — уже крик, а в нем столько детского восторга.
Забираю своего сыночка из рук няни. Прижимаю его к себе, утыкаюсь в сладко пахнущую головку.
— Мамочка с тобой! Всегда будет с тобой! — шепчу, глотая сладкие слезы.
Плачу и мне так хорошо, как никогда в жизни.
Все будет хорошо!
Да именно так и никак иначе!
Оборачиваюсь, чувствуя спиной теплый взгляд. Гаспар стоит на пороге, улавливаю щемящую нежность в его глазах, а еще что-то несвойственное ему, пугающее и завораживающее одновременно. Но он отводит взгляд раньше, чем успеваю расшифровать.
— Мои люди шерстят территорию. А нам тут делать нечего, — говорит хрипло.
— Да… — соглашаюсь. — Ничего тут брать не буду. Все новое куплю…
Он кивает.
— Все необходимое на первое время я купил уже. В машине в багажнике лежит.
— Спасибо, — всхлипываю, снова обливаясь слезами.
Момент когда эмоции оголены и нет ни желания, ни сил их скрывать.
Гаспар знает что покупать, он дочь воспитывал, а сейчас ее нет. Он не прячет боль, я ее слишком хорошо чувствую. А еще… он любуется мной с Димочкой на руках. Ему безумно нравится, что он видит.
Это впервые я настолько четко могу считать его мысли.
Мы выходим из дома. Гаспар устанавливает детское кресло в машине.
— Про твою дочь есть новости? — задаю вопрос и замираю, глядя в кусты в дальнем углу сада. Оттуда на меня смотрят угольно черные испуганные глаза.
— Нет. Но я его расколю, — отвечает, продолжая возиться с креслом.
— Гаспар… — горло спирает.
Не знаю, каким шестым, десятым, двадцатым чувством, но я просто знаю — это она. Узнаю ее.
— Сейчас уже едем.
— Ты не понял… — в кустах шуршание. Они раздвигаются, показывая девочку в грязном платье, с запачканным землей личиком. — Твоя дочь… Гаспар… она тут…
Как в замедленной съемке он оборачивается. Глаза расширяются на пол лица, в них спектр эмоций, таких схожих на мои, когда я увидела Димочку.
— Папа! — девочка с криком бежит к Гаспару, он летит ей навстречу. — Я знала! Я верила, ты меня найдешь!