За пару месяцев до…
— Машуня, твоя очередь.
Полный затаенного веселья шепот Васьки Перфильева теплым ветерком коснулся уха. Усмехнувшись в ответ, я привычно поправила вечно сползающие очки. В новом платье в пол я, привыкшая к джинсам и хаки, чувствовала себя рыбой, попавшей в сети, а вот Васька в черном смокинге, который, как выяснилось, дала ему на этот вечер одна из его многочисленных подружек, работавшая в костюмерном цехе Останкино, выглядел неожиданно элегантно. Впрочем, волнения, предчувствия триумфа все равно не было. Даже пришлось напомнить себе, что далеко не каждый день удостаиваешься того, чтобы быть представленным к «Лавровой ветви».
«И притом вполне заслуженно!» — подумалось без ложной скромности.
Последняя работа — большой фильм об Афранистане — получился действительно стоящим. Стоящим! Волнение пришло со странным опозданием. Нервная дрожь накатила после, когда я уже вернулась на свое место и опустилась в кресло рядом с Васькой, сжимая в мгновенно вспотевшей ладони только что полученную статуэтку.
— Машка, пойдем, что ли, выпьем?
Кивнула, испытывая благодарность за его всегдашнюю чуткость. Несмотря на то, что Перфильев был почти на четыре года моложе, он, зеленым юнцом появившись на телевидении, сразу же взял меня под свою опеку. Это было уже достаточно давно, и изначальные причины забылись, но сам Василий упорно объяснял все «количественным соотношением» — рядом с его ста с небольшим килограммами, умопомрачительно распределенными на почти двухметровую высоту, мои хлипкие сорок пять, которых едва хватало, чтобы хоть как-то покрыть несчастные полтора метра роста, выглядели совершенно по-детски.
— Пошли. Только долго я не смогу, домой нужно.
— К себе, значит, не зовешь…
— Пусти козла в огород!
— Совращением несовершеннолетних не занимаюсь.
— Моей дочери, между прочим, через два месяца уже двадцать…
— Наталье двадцать?!
— Чего ж удивляться, если твоему крестнику девять!
— Маш, мне стыдно. Неужто правда? Я так давно его не видел… Ну пригласи меня! Честное слово, я буду вести себя абсолютно невинно!
— И ты сможешь?
— По крайней мере, буду очень стараться.
Отказать не получилось, да и, честно говоря, особого повода не было. Это уж я так… перестраховывалась. Так что через час мы уже въезжали в подземный гараж дома, в котором я не так давно купила большую двухэтажную квартиру. Пришлось вбухать в это безумие, расположенное так далеко от центра, что Макар и его телята умерли бы от старости, пока дошли, все сбережения и деньги, вырученные за прекрасную двухкомнатную квартиру в Староконюшенном переулке. Это был шаг! Зато наконец-то у меня появились гостиная, кабинет, а на втором этаже три спальни. Одна для дочери Наташи, другая для Васьки-младшего — крестника Перфильева, а третья, с великолепным эркером, для себя, любимой. Мебели в этом дворце было нищенски мало, а потому особенно поражали его размеры. Чудо как хорошо! Конечно, сначала угнетала необходимость по два часа добираться до центра, но потом привычка взяла свое, и теперь, попадая, наконец, домой, я чувствовала себя по-настоящему хорошо — уютно и защищенно.
— Наташка, Васька, у нас гости!
— Мама! — Василий горохом ссыпался по лестнице со второго этажа. — Я по телику видел, как тебе эту штуковину дали! Класс!
Штуковина — это, надо полагать, моя лавровая ветвь… И ведь прав — действительно она и есть…
— А где Наташа и Ирина Михайловна?
— Они ушли.
— Как ушли?! — То, как этот девятилетний бандит отвел глаза, подтолкнуло меня к более придирчивому допросу. — Давай по порядку. Где Наташа?
— Она у Маринки. Наверно, скоро придет.
— Та-ак. А где Ирина Михайловна? И не говори мне, что у нее внезапно заболела любимая бабушка.
— У нее нет бабушки, ты же знаешь.
— Вася, я хочу знать, где твоя няня и почему она оставила тебя одного в квартире, черт ее дери!
— Ага, значит, тебе она тоже не нравится!
— Вася!
— Мне кажется, я ее нашел! — позабытый и позаброшенный гость, от нечего делать отправившийся осматривать квартиру, выглянул из кухни. — Куда ведет вон та запертая намертво дверь?
— В кладовку… О Боже, только не это!
Через пятнадцать минут, в течение которых я, оглашая дом подобострастным извиняющимся блеяньем, искала ключ, уже зеленая от злости нянька получила свободу.
— Надеюсь, вы понимаете, Мария Александровна, что я больше ни минуты… — стиснув челюсти, девушка, до сих пор отличавшаяся потрясавшей меня невозмутимостью, протопала в прихожую и принялась натягивать на себя пальто.
— Ирочка! Вы режете меня без ножа! Пожалуйста… — растерянно нудила я. — Вы же знаете, что Наташа скоро должна уезжать, да и я сама…
В ответ бедняжка лишь затрясла головой и пулей вылетела из квартиры. Я беспомощно поглядела на Перфильева.
— Васенька, голубчик…
— Не дрейфь! — Василий расправил плечи и устремился следом за сбежавшей нянькой.
Я же горестно всхлипнула и как подкошенная плюхнулась на пуфик, к счастью стоявший здесь же в прихожей.
— Что опять натворило это маленькие чудовище?
В дверях, которые Перфильев впопыхах не закрыл за собой, небрежно прислонившись к косяку, стояла Наталья.
— Сущую безделицу, — я уронила голову на руки и расхохоталась.
— Не лечится! — за спиной Натки возник слегка обиженный Васька и, непочтительно отодвинув в сторону мою грозно глянувшую на него красавицу-дочь, ввалился в дом. — Получен категорический отказ на все поступившие предложения, а, скажу в скобочках, поступило их немало. И Маш, я проголодался, — жалобно заключил он, снимая пальто.
— Как ты можешь думать о таких вещах, когда меня только что бросила последняя нянька! — возмущенно спросила я, отодвигая в сторону полу его проклятой одежды, которой он нагло меня завесил — место, где я пыталась обрести душевное равновесие, оказалось как раз под вешалкой.
— Подумаешь — нянька!
— Нет, не подумаешь! Это была последняя нянька! Больше нет! И я понятия не имею, что теперь делать, потому что пока мы с тобой будем таскаться за этой чертовой госкомиссией, а Наташка наслаждаться Парижем, Васька-младший останется один бог знает на кого!
Перфильев пожал широченными плечами:
— Позвони в правительство и попроси перенести сроки поездки… — Тут негодяй все-таки поперхнулся. Видимо, взгляд, который я метнула в него, был столь же убедителен, как кирпич. — Ты можешь взять его с собой, — попробовал он еще раз и тут же охнул, потому что одежная щетка, пущенная мной, едва не угодила в его ослиный лоб.
— Ты просто фурия!
— Я несчастная, старая и больная женщина!
— Мама! — в одно слово Наталья умудрилась вложить все презрение своих двадцати к моим тридцати с малю-ю-юсеньким хвостиком. Ну ладно… Будем честными хотя бы с собой: не малюсеньким. Черт! Как быстро-то время летит!
Я вздохнула и выбралась из-под вешалки.
— Где этот потенциальный клиент детской комнаты полиции? Я созрела для расправы.
Васька, который, как я и подозревала, все это время бесстыдно подслушивал за кухонной дверью, высунул в проем свою хитренькую мордочку.
Его вечно лохматая, с неукротимыми черными спиралями шевелюра и черные же блестящие глазищи и без того делают его похожим на настоящего бесенка. А уж после выходок, подобных сегодняшней, я частенько ловлю себя на том, что почти бессознательно ощупываю его макушку. Видимо, чтобы наконец-то обнаружить среди смоляных кудрей маленькие остренькие рожки… Но еще больше Василек похож на своего отца, и мне очень хочется надеяться, что сходство это так и останется по большей части внешним.
Глядя на сына, я внезапно испытала острый, щемящий прилив нежности. Негодник как обычно моментально уловил перемену в моем настроении и, быстренько сориентировавшись, подбежал и обнял меня, прижавшись головенкой к животу.
— Мамусечка, не волнуйся! Я нашел ей отличную замену!