Убийственно хорош (СИ)

Глава 23

Я инстинктивно зажмурилась, и о дальнейшем развитии событий я узнала уже из реплик моих спутников.

Впрочем, сначала нас накрыла белая вспышка взрыва, такая яркая, что была видна даже через закрытые веки. А потом стало просто тихо… Не сразу я сообразила, что после жуткого рева двух вертолетов, выжимавших из моторов все, на что те были способны, автоматных очередей ильченковского калаша, ответной стрельбы, еще не так давно оглушавший рев винтов нашего вертолета и показался мне тишиной… А потом заговорил Слава. То есть он по-прежнему кричал, но делал это с неестественным спокойствием, характерным для несколько опереточных героев американских боевиков. Но странное дело, оно почему-то было совершенно адекватным и сейчас, в этом фантастическом безмолвии ревущего вертолета. Он сказал:

— Не знал, что Мишаня запасся еще и «Стингерами».

— Что? — Вадик сдвинул наушник с одного уха. — А, да. На прошлой неделе я как раз привез парочку, — и все это так же невозмутимо, с расстановкой, будто речь шла не об оружии, способном с одного выстрела завалить вертолет, а о газонокосилке или кухонном комбайне.

— Хороший выстрел, — не менее буднично отозвался мой оператор и, бережно уложив в кофр фотик, подсел к раненому админу.

— Давненько я так не веселился, — наблюдая за его уверенными действиями, задумчиво изрек Ильченко. — Пожалуй, со времен Чечни. А ты где ума-разума набирался?

Игорь вскинул глаза от окровавленной руки админа, которую он теперь перевязывал бинтом из вертолетной аптечки, и прищурился, словно взвешивая, насколько ему стоит быть откровенным, а потом пояснил:

— Афган, Таджикистан, Чечня, Сирия… Где-то служил, где-то работал. Но это не суть важно… Интересно, где наш юный асс так рулить выучился?

— Да то там, то здесь… — Вадик неопределенно покрутил пальцами.

Ильченко внезапно хихикнул:

— Когда у племянника в компьютерную «леталку» резался. Би-Хантер. Так, кажется? На последний-то уровень хоть выйти удалось?

— Чем издеваться, Станислав Аркадьевич, лучше бы мне штаны сухие нашли. Ох я и переср… Э… Простите, Мария Александровна.

Внезапно глаза всех мужчин кроме Вадима, который один все еще оставался при деле, обратились ко мне, и я наконец-то решилась задать вопрос, который буквально висел у меня на кончике языка с того самого момента, как я поняла, что взорвались все-таки не мы:

— Ребята, а что случилось-то?

Как же они, черти, хохотали! От смеха не смог удержаться даже админ, еще недавно имевший вид смертельно раненого. Это была разрядка, смех облегчения. Эмоции, до сих пор словно смерзшиеся от сосредоточенности и элементарного страха, теперь нашли выход.

В части Люлькина нас встретили более чем оживленно — не так часто на маленький аэродром в центре Сибири садятся вертолеты, похожие на дуршлаг — впору вермишель откидывать. Только взглянув на нашу изрешеченную пулями летучую машинку снаружи, я поняла, как близко от смерти была на этот раз. Костлявая практически добралась до меня сегодня. Но вместо запоздалого страха накатила лишь волна безмерной усталости. Такая мощная, что я медленно опустилась на нагретый солнцем бетон и уткнула голову в скрещенные на коленях руки. Мои спутники неловко столпились около меня.

— Что, нехорошо тебе? — Ильченко осторожно тронул меня за плечо.

— Нет, порядок. Устала просто. И как-то обалдела.

— Да, дела… Одного не пойму: Петренка обкурился, что ли, чтобы так на рожон лезть?

— Если бы не этот последний выстрел, у него все бы чудненько получилось, — внезапно вмешался Игорь. — И потом почему вы так уверены, что это был Петренко?

— Что я, его вертолета не знаю? У нас их здесь не так много, чтобы ошибаться. Мы люди провинциальные, живем тесно, все друг о дружке знаем… М-да…

— Наверняка ему нужно было вот это, — проговорила я и достала из кармана сложенный вчетверо листок с петренковскими показаниями. — Не бог весть что, но головы лишиться можно. Не подрасчитал он, что я все-таки смогу от него с этой писулькой выбраться.

Ильченко принялся читать, Игорь заглянул ему через плечо, беззастенчиво оттеснив при этом админа.

— Так-так. Даже фамилийка имеется, — Ильченко привычно полез чесать затылок под фуражкой.

— Лучше забудь ее, Слава, прямо сразу.

— Дольше жить будешь, — с удивившей меня убежденностью присоединился к моим словам оператор и отступил в сторону.

— Что ж, ладно. То ваши столичные дела… А здесь места мои с Михал Иванычем! — неожиданно с силой заключил Ильченко, и лицо его приняло такое нехорошее выражение, что дальнейшая судьба Петренки показалась мне очень незавидной, даже если в ней и не примет никакого участия «заложенный» им Чеботарев.

— А Медведь Иванович — он здесь кто? — на всякий случай негромко поинтересовалась я.

— Человек, которого лучше иметь другом, чем врагом… Да и будет с тебя, душа-девица.

Прощание со Славой Ильченко и с Вадиком, который, судя по состоянию вертолета, подсел в гостях у летчиков надолго (ремонт ему предстояло сделать более чем основательный), было по-деловому коротким. Напоследок Вадим передал мне сложенный пополам листок.

— Хозяин просил передать.

Удивляясь тому, с какой уважительностью и даже подобострастием он произнес это слово — «хозяин», я приняла записку. Она была написана от руки. «Маша, если тебе когда-нибудь что-то понадобится — только позвони или черкни пару строк». Дальше шел номер сотового телефона и адрес электронной почты. А в самом низу была приписка. «Спасибо тебе за Нику». И сколько я потом ни гадала, так и не смогла понять, которого из двоих Никит он имел в виду.

***

Всю дорогу до Москвы я пребывала в полудремотном состоянии. К счастью, мне позволили это. Игорь взял на себя переговоры с диспетчерской, из которой за нами по прилете должны были прислать машину, а заодно и все прочие организационные моменты.

Свою машину на этот раз я оставляла дома, поэтому поехала вместе со всеми. В Москве был ранний вечер — самое оживленное время в компании, торгующей оптом и в розницу свежими новостями. Мы разгрузились. Админ уже совершенно пришел в себя — в медсанчасти люлькинского полка ему заново обработали и перевязали рану. Поэтому в Москве он отказался ехать в травмпункт, а горделиво отправился на работу, и я с ужасом представляла себе реки героико-фантастических повествований, которые будут еще долго растекаться из операторской…

Занятая этими мыслями, я уже почти дошла до своей редакционной комнаты, откуда собиралась позвонить домой, когда вдруг остановилась как вкопанная, схватившись рукой за лоб.

«Флешка!»

Я забыла скопировать, а лучше и вовсе забрать флешку, которую отснял Игорь в обстреливаемом вертолете! Я бросилась к операторской. Игоря там не было. Зашел на минутку, поздоровался и снова куда-то подался. А камера оказалась пуста. Карту памяти кто-то уже спер… Игорь? Где он может быть? Что бы сделала я на его месте? Что есть духу, помчалась к аппаратным. Нет, там его тоже не обнаружилась… Выскочила в коридор. Да куда же? Я его совсем не знаю. Мало ли что он захочет сделать с этим материалом — это же настоящая бомба и немалых денег может стоить, если подойти к делу с умом. Опять побежала к операторской — может, вернулся? Куда там! Понурясь, в полном отчаянии и растерянности я побрела назад к своей комнате. Сворачивая за угол, натолкнулась на кого-то, извинилась, собираясь идти дальше. Как вдруг…

— Мария Александровна, а я уж думал, вы ушли! Я подумал, что флешку в камере оставлять не стоит…

О господи! Это был Игорь. Я сжала в кулаке обретенное сокровище и, чувствуя необходимость как-то объясниться, что-то сказать, начала:

— Игорь, я не знаю, отдаешь ли ты себе отчет…

Он не дал мне договорить:

— Не волнуйтесь, Мария Александровна, я все прекрасно понимаю и не наврежу своими действиями ни вам, ни тем более себе, любимому.

— Спасибо. И…

— И сделайте побольше копий. Чем больше, тем лучше, — с каким-то более чем странным выражением проговорил он, и я подумала, что, видно, он действительно очень хорошо понимает, с чем ему довелось столкнуться.

Простились мы более чем тепло. Он собирался сходить перекусить и двигать домой, я же снова пошла в редакционную комнату к своему столу. Пока карта памяти делилась информацией с моей личной флешкой, а потом еще с парой ее «подельниц», которые нашлись в столе и подходили по объему памяти, позвонила на дачу.

— Да?..

— Ванечка!

— Машка! А мы уж заждались! Думали, ты раньше будешь…

— Так получилось… Я скучала.

— Я тоже, — басит чуть смущенно и счастливо.

«Люблю! Как люблю!»

— У вас все в порядке?

— Да, — легкая заминка. — Приезжай поскорее.

Я задумалась. Мне жизненно необходимо было попасть к дяде Вене. Причем так, чтобы рядом не было ни Ивана, ни моего неспокойного родителя. Информацией, полученной в Энске, я не хотела делиться ни с отцом, потому что это дало бы ему новое оружие против Ванечки, ни с ним самим, просто не желая бередить ему душу, причинять лишнюю боль.

— Машуня! — голос Ивана заставил меня выйти из задумчивости. — Так когда тебя ждать?

— Скоро. Только к дядюшке съезжу.

На сей раз пауза была ощутимо долгой.

— Что-то случилось?

— Все хорошо. Не волнуйся.

Мне очень хотелось сказать ему больше, но было небезопасно, хотелось говорить о своей любви, и тоже не получалось — комната для этого была слишком людной.

— Я скоро. Слышишь? Я буду спешить.

— Я тоже очень хочу тебя.

Я едва не ахнула, так мощно отреагировало мое тело на эти, казалось бы, простые до банальности слова.

— Так ты все еще любишь меня? — едва слышно шепнула я и затаила дыхание.

— Да. Люблю. А ты, Марья Моревна, прекрасная королевна?

— Приеду и покажу, Иван-царевич мой.

Потом я позвонила еще в одно место и положила в сумку с вещами одну флешку — одну из тех, на которые перегнала наше совместное приключение. «Исходник» в виде карты памяти был отправлен в сейф, а остальные флешки спрятаны в бумагах, в беспорядке лежавших на столе. Теперь можно было отправляться в путь.