Убийственно хорош (СИ)

Глава 27

Слова дяди Вени плотно засели в моей черепушке — если прислали пешку, значит, хорошо подготовились. О существовании видео, снятого Игорем над тайгой, за сегодняшний день узнали слишком многие, а если учесть болтливость админа, то и об участии в нашей судьбе Петренки тоже. А раз знают здесь, наверняка знают и там и уже обдумали ответные ходы и контраргументы. Значит, нужен какой-то козырь, что-то, чего никак не ждут. Да простит меня тот тип в гримерке по фамилии Маричев, но я хотела иметь камень за пазухой, и ни минуты не сомневалась, что при необходимости воспользуюсь им.

В кармане затренькал мобильник, и я была настолько озабочена происходящим, что даже не стала вслушиваться в то, как он поет — мило или гадко, а сразу схватила трубку. Это было письменное сообщение. Оно было кратким, но несло в себе столько…

«Петренка стал шелковый и поет как соловушка. Тайга большая, Маша, а некоторые звезды светят здесь и днем. Не волнуйся. Действуй. Мишка косолапый со товарищи».

Медведь Иванович! И Слава Ильченко. О каких еще звездах-то тогда разговор? Тоже мне конспираторы великовозрастные! Ну что ж, значит, можно не опасаться, что Петренко внезапно исчезнет. Как известно — нет человека, нет и проблемы. От себя добавим: нет и свидетеля, а без свидетеля его показания, даже рукописные, яйца выеденного не стоят. А теперь за ним есть кому присмотреть…

Хотела позвонить домой, но поняла, что нет времени на подробные объяснения, которых там наверняка потребуют с меня. Поэтому с сожалением отключила телефон — все равно на эфире пришлось бы, захватила из сейфа то, что хотела, и отправилась в гримерку.

Пришлось ждать — оба гримера были заняты. Мальчик колдовал над ничем не примечательным мужчиной в удобно-сером костюме, а девочка порхала вокруг Незнающего. Я ее понимала — не каждый день получаешь доступ к телу начальника, да еще имеешь возможность расписать его… Чуть не сказала «под Хохлому». Нет. Тут из людей нормальных делали звезд экрана. Обычно я с трудом узнавала себя после вмешательства опытного гримера и парикмахера — такая получалась красотка, что потом хоть спи стоя, чтобы не размазать и не растрепать полученный эффект. И почему, когда прихорашиваешься сама, ничего подобного и близко не выходит?

Наконец мальчик управился с гостем, и тот поднялся из кресла перед зеркалом. Взглянул на меня.

— Здравствуйте, Мария Александровна.

Как приятно, что половина ФСБ знает тебя в лицо! По крайней мере, не ошибутся, когда надо будет предпринимать решительные шаги.

— Здравствуйте, Петр Степанович. Скажите, а вы и правда Маричев?

— Что-о?

— А то ваши коллеги, которые посетили меня некоторое время назад, сначала тоже были…

Незнающий вдруг резко развернулся в своем кресле и рявкнул:

— Хватит языком молотить, Мария. Меньше часа до эфира. Садись гримироваться. Потом пиджак тебе какой-то подобрать нужно. Еще наговоритесь в студии, — и глянул так, что я в момент прикусила свой болтливый язык.

Эфиры типа того, что предстояло провести сейчас, шли из маленькой студии. В нее-то мы и поднялись полчаса спустя. Дорогой гость в последний момент вытащил носовой платок и высморкался. Таньке Морозовой пришлось, костеря его в душе на чем свет, мчаться вниз к гримерам, чтобы позвать кого-то из них запудрить ущерб, нанесенный этим несвоевременным «естественным физиологическим отправлением». Режиссер рассадил нас, а оператор-постановщик быстро подправил свет. Вот уже на лацканах повисли крошки-микрофончики, за свои размеры и обычное месторасположение на клиенте именуемые «петличками», мы по очереди посчитали вслух по просьбе звукорежиссера. Ведущий оператор в последний раз проверил у своей бригады взятые планы: одна камера крупный на Незнающего, другая — на меня, третья — на гостя, четвертая, закрепленная чуть выше и запускаемая с режиссерского пульта, держит общий план. Перфильев, стоявший у второй (моей) камеры — вот ведь подсуетился — высунулся и подмигнул мне ободряюще. На эфирном мониторе рекламу сменила наскоро сляпанная шапка нашей программы. Режиссер по громкой связи:

— Внимание, тишина в студии. Мотор!

Незнающий:

— Здравствуйте, уважаемые телезрители. Наш экстренный выпуск посвящен событию, имевшему место позавчера. Мы уже сообщали вам о нем в последнем выпуске «Новостей». Покушение на любого сотрудника нашей телекомпании, даже если он и не столь известен, как Мария Лунева, которая в этом году вполне заслуженно стала лауреатом ежегодной премии «Лавровая ветвь», не может не вызвать понятного волнения и озабоченности…

Господи, а я уж и забыла о полученной премии. Кажется, так давно…

— Итак, сегодня в нашей студии лица, прямо скажем, заинтересованные. Сама Мария Лунева…

— Здравствуйте, — пролепетала я, таращась в камеру.

Да я же в прямом эфире! Словно кипятком окатило. Дошло, что называется! На телевидении я работаю уже очень давно, но вот в переплет реального эфирного времени, когда ты сидишь здесь и знаешь, что на тебя сейчас смотрят не только черные и испытующе-холодные зрачки телекамер, но и миллионы (а в это время и по этому поводу их было действительно очень много) телезрителей, попала впервые. Мама дорогая!

Но вот заговорил Маричев, и я как-то сразу вышла из своего ступора, потому что говорил он вещи более чем важные, сразу определившие позицию, занятую ФСБ.

— Вот вы назвали меня лицом заинтересованным. Простите, но это не совсем так. Даже совсем не так. Я категорически заявляю, что Федеральная Служба Безопасности не имеет к этому печальному событию никакого отношения. Более того, мы собираемся взять на себя расследование. Борьба с терроризмом входит в наши обязанности.

— Так вы полагаете, это был террористический акт?

— Не сомневаюсь.

Незнающий сдержанно улыбнулся, зыркнул на меня предупреждающе и вновь обернулся к гостю.

— Слишком удобное и более чем распространенное в настоящее время объяснение, Петр Степанович, вы не находите? К сожалению, у нас есть доказательства, напрямую говорящие о непосредственном участии в этом деле ваших коллег. Но для начала давайте вернемся назад и вникнем в саму историю вопроса.

На большом мониторе перед нами поплыли уже совершенно измучившие меня кадры вертолетного боя. На этот раз его показывали подробнее.

— Прошу вас, Мария Александровна, расскажите, как все это произошло.

Я перевела дух.

— Мы уже возвращались домой. Полковник Люлькин, один из соседей полковника Ильченко, в части которого мы и снимали, собирался лететь в Москву по своим, совершенно не относящимся ни к нам, ни к этим событиям делам, и вызвался подбросить и нашу группу. Ильченко провожал нас. Однако по пути к части Люлькина на вертолет, в котором мы летели, было совершено нападение.

— Мария Александровна, вы знаете, кто это сделал?

— Да. Полковник Ильченко узнал вертолет. Он принадлежал одному из местных криминальных авторитетов Сергею Петренко. Спаслись мы буквально чудом, благодаря опыту нашего летчика, и чьему-то выстрелу с земли. Сейчас вы видите его результаты.

На экране плавился, стремительно несясь к земле вертолет противника.

— Сразу оговорюсь — я понятия не имею, кто стрелял в них и почему.

Монитор погас и Незнающий выразительно уставился на гостя, который выглядел на удивление спокойным и невозмутимым. «Знает, сволочь! Если бы все материалы не были бы все время при мне, подумала бы, что и запись-то видит не в первый раз!»

— Мария Александровна, а могу я спросить, почему, отправляясь проводить в часть доброго друга и знакомого полковника Люлькина столичных гостей, полковник Ильченко взял с собой в полет автомат Калашникова и кучу патронов? Вам самой не показалось это странным? Быть может, принимая в расчет этот более чем странный факт, имеет смысл предположить, что покушение было затеяно не против вас, а против него? И вы просто попали в разгар какой-то местной разборки?

— Логично, — Незнающий перевел взгляд на меня.

— И рад бы в рай… Только то, что вы видели сейчас на экране, — это конец истории, а не ее начало. С господином Петренко я имела несчастье познакомиться за два дня до этого, о чем жалею до сих пор.

И я вкратце пересказала мои приключения на фазенде у Петренки и слегка подкорректированные похождения в тайге — в эфирном варианте меня просто нашли солдатики Ильченко, отправленные им на поиски после того, как протрезвевший Игорь поднял кипеж.

— И все равно непонятно, почему вы склонны приписывать участие в покушении именно ФСБ… Ах, понятно! Сейчас вы предъявите мне ту самую бумажку, которую под дулом пистолета — просто кинобоевик какой-то — вам написал тот самый бандит! Но почему мы должны будем поверить его словам?

— А им верить и не надо. Практически все, что он там написал, вранье.

— Ну вот видите…

— За исключением двух вещей! — перебила я его, решительно подаваясь вперед, чем вызвала переполох у Перфильева, который срочно начал менять план, а изменив, замахал на меня руками, явно сердясь, но мне уже было совершенно наплевать на него — гон начался. — Во-первых, он назвал здесь фамилию. Вот — Чеботарев Владислав Николаевич, а я знаю, что это реальный человек, действительно работающий в ФСБ. Более того, я уже имела относительное удовольствие общаться с ним до всех этих дел в Энске. И во-вторых, Петренко говорит, что действовал по его непосредственному указанию.

— Человек с такой фамилий не состоит на службе в ФСБ.

— Вы знаете всех поименно? — Незнающий жестом велел мне заткнуться, и заговорил сам. — На мой взгляд, нет никакой возможности запомнить фамилии всех сотрудников Федеральной Службы Безопасности, и то, что вы говорите нам сейчас, может означать, что вы либо выдаете непроверенную информацию, либо были готовы к подобному вопросу. Более того, ждали его. А значит, фамилия Чеботарев как раз очень хорошо знакома вам, что особенно интересно с учетом того, что содержание этого документа, — Максим указал на признания Петренки, — не разглашалось, и было озвучено лишь сейчас здесь. Итак, какой же ответ будет правильным? Некомпетентность и голословие, заметьте, я не называю это ложью, или же пущена в ход домашняя заготовка?

Хлоп! Я почти услышала лязг железных зубов капкана. Своей эмоциональностью и вспыльчивостью я невольно заманила бедняжку Маричева прямо в лапы холодного и цепкого ума Максима. Победно ухмыляясь, я обернулась к гостю. Мерзавец улыбался. Улыбался умиротворенно и простодушно. Оскара ему бы за эту улыбку.

— Ни то, ни другое. Я, конечно, мог бы начать уверять вас, что обладаю феноменальной памятью, или имею такое хобби — зазубривать наизусть фамилии сотрудников своего ведомства. Однако все значительно проще. Где-то месяц назад я получил новое назначение. Оно, как это и положено, проходило через отдел кадров, и я видел этот приказ. Случайность? Перст судьбы? Кто знает, но в том же приказе был параграф, касавшийся господина Чеботарева — его как раз отправляли в отставку. Именно поэтому я со всей ответственностью могу вам сейчас заявить — такой человек в органах больше не служит.

И ведь как врет, просто песню поет!

— Простите, — опять Максим. — Вы говорите — месяц назад?

— Да.

— Тогда как быть с тем, что, когда господин Чеботарев посетил меня и Марию Александровну здесь, на телецентре, его удостоверение было при нем? И произошло это всего лишь неделю назад. Он был не один, а со своим напарником. Разговор состоялся в моем кабинете. Свидетелей можно найти достаточно. И потом я сам видел их документы.

Тоже врет, ведь. Они же назвались тогда Петровым и Степановым… Что я чуть было не выболтала в гримерке! Вот балда!

— Документы могли быть поддельными…

— А личности? — и я победно прихлопнула лежавшую передо мной на столе флешку, за которой и ходила перед эфиром.

Маричев с самого начала посматривал на нее более чем подозрительно и не зря! Через минуту, после того, как юная и очень хорошенькая секретарша Незнающего Юлечка, обычно выполнявшая такого рода поручения, забрала не зря припасенный мной материал у меня и отнесла в эфирную аппаратную, откуда могли запустить видео, все мы увидели Лелика и Болека выходящими из дверей телекомпании.

— Остановите здесь, потому что дальше господа начали ругаться матом и выдавать важные государственные тайны, — попросила я и взглянула на гостя.

Конец у разговора получился скомканным, но я была просто счастлива. Прищучили! Все-таки прищучили! По-прежнему невозмутимый, но какой-то пригасший Маричев в сопровождении Таньки Морозовой проследовал умываться. А мы с Незнающим двинулись в сторону его кабинета. Смыть грим можно было и там. Как у всякого уважающего себя начальника у Максима за кабинетом была комната отдыха и личные удобства при ней.

— Черт! Я уж было подумал — вывернется.

— Максим, ты просто гений!

Он засмеялся радостно и по-мальчишески звонко:

— А ты думаешь, я этого не знаю?

А потом сгреб меня в охапку и поцеловал. Честно вам скажу — я обомлела. Никогда бы и не подумала… Да и с чего? Не было и намека! В себя привела его рука, беззастенчиво сжавшая мне грудь под тонким шелком пиджака. Неожиданно легко отпихнула его от себя — это вам не Ванечка с его плечищами-то. Он хмыкнул и засунул руки в карманы брюк.

— Прости. Прямой эфир, знаешь ли. Всегда так. Езжай домой, выспись, а с утра будем думать, как жить дальше.

Я уже повернулась, чтобы идти, когда он окликнул меня:

— Попроси Юлю зайти ко мне.

Передала порученное, и… Да что греха таить, нарочно задержалась в дверях приемной. Точно. Услышала щелчок — кабинет начальства закрылся изнутри. Прямой эфир, знаете ли! Я пожала плечами и отправилась восвояси.