Эта ночь была необычайно звездной, и казалось, что сияние густо рассыпанных звезд гораздо ярче света высоких согнутых, как в поклоне, фонарей, стоящих вдоль дороги. Бледная, круглая, почти белая луна напоминала лицо покорной гейши, которую не может смутить даже самое дикое желание ее господина. Легкий, слегка прохладный порывистый ветерок заставлял чуть пожелтевшую листву высоких тополей трепетать, словно от внезапного волнения, вызванного каким-то тайным непреодолимым желанием. Собачья свора разношерстых дворняг, собиравшаяся каждодневно у дверей «Веселого Краковяка» к моменту его закрытия, терпеливо ожидала объедков, которые им, как правило, выносила Татьяна в большом целлофановом пакете, но увидев свою кормилицу без привычного угощения в сопровождении двух мужчин, собаки понуро разбрелись.
— Ух ты! А на улице-то как славно! — громогласно восхитился Ферзь и вдохнул воздух полной грудью. — Красота! Где мои семнадцать лет?
— Да. Здорово! — согласилась Татьяна. — Только прохладно.
Аркадий Францевич молча снял пиджак и накинул Татьяне на плечи.
— Спасибо, — благодарно улыбнулась та. — Значит, ты меня все-таки проводишь?
— Конечно, проводит, — тем же тоном, не терпящим возражений, ответил Ферзь.
— Провожу, — тихо подтвердил Ковард.
В глазах Татьяны засветилось счастье:
— Я живу здесь рядом. Всего два квартала. Ну, идем?
— Идем, — кивнул Аркадий Францевич.
— Летите, голубки, — засмеялся Ферзь и поднял руку, прощаясь. — Я удаляюсь с радостью в сердце и благословляю вас: будьте счастливы!
Ферзь, чуть пошатываясь, пошел своей дорогой, Татьяна и Ковард — своей.
Они шли не торопясь.
— Скажи, а это правда? — спросила Татьяна.
— Что?
— Ты действительно считаешь, что я — богиня, совершенство?
Ковард молчал. Что он мог сказать? Что это говорил не он, а совсем другой человек, живущий в его сознании? Рассказать о психологическом феномене раздвоения личности? Глупо. Да и зачем? Не поймет. Не поверит. Обидится.
— Почему ты молчишь? — прервав затянувшуюся паузу, спросила Татьяна. — Просто так сказал? Пошутил?
— Нет, — ответил Ковард и удивился — Злобный Я не подавал признаков жизни.
— Значит, не пошутил, — медленно проговорила Татьяна, будто бы пытаясь в полной мере осознать значение этих слов. — Тогда скажи мне это еще раз. Пожалуйста.
Ковард остановился. Татьяна была рядом, совсем близко. Ее высокая грудь коснулась плеча Коварда.
— Пожалуйста, — прошептала она.
— У тебя глаза зеленые, — сказал Аркадий Францевич и порывисто обнял Татьяну.
Пиджак медленно соскользнул с женских плеч и упал на асфальт под ноги паре, захлебнувшейся в долгом поцелуе.
Высоко в поднебесье горячие звезды вспыхнули ярче, а луна, словно смутившись, прикрылась прозрачным ночным облачком, и ветер, виртуозный дирижер, превратил шелест листвы в трепетную волшебную мелодию. Весь мир закачался, будто палуба большого корабля, уплывающего в бесконечность, и время стало тягучим как смола, заставив и прошлое, и будущее потерять смысл.
Великое настоящее легко уместилось между двумя ударами сердца и, изменив все мыслимые и немыслимые свойства вселенной, стало огромным настолько, что казалось, способно уместить в себя целую жизнь — долгую, счастливую, радостную и беззаботную.
Но крупные капли дождя, внезапно пролившиеся из набежавшей непонятно откуда небольшой, но тяжелой тучи, заставили неподвижные стрелки часов дернуться и возобновить свое привычное движение, возвратив этому миру утерянную реальность.
— Дождь! — звонко воскликнула Татьяна и счастливо засмеялась. — Мы сейчас намокнем!
— Намокнем! — восторженно согласился Ковард и тоже засмеялся.
— Бежим? — спросила Татьяна и взяла Коварда за руку.
— Бежим! — весело крикнул тот.
И они, взявшись за руки, побежали навстречу счастью, так долго прятавшемуся за ближайшим поворотом судьбы.