«Сны, сны, сны, сны…» — мысленно твердил Аркадий Францевич, нервно ходя по комнате взад-вперед. Он все пытался вызвать на диалог Злобного Я. Ему не верилось, что извечного внутреннего критика и оппонента больше нет. Некие изменения в ощущении реальности были явными, однако он все же не склонен был доверять своим ощущениям.
— Кадик! У тебя какие сегодня планы? — донесся из кухни голос Эльвиры Павловны, о котором можно было бы с полной уверенностью сказать «нежнее елея».
— Я не знаю, — остановившись посреди комнаты, громко ответил Аркадий Францевич. Он несколько секунд ожидал ответной реакции, но не дождавшись, так же громко добавил: — Наверное пойду в лабораторию. Много работы. Срываю сроки.
— У твоей работы всегда ни конца ни края, — совсем без раздражения отозвалась Эльвира Павловна. — Ну что поделать? Тогда иди завтракать.
«Сны. Сны, сны…» — мысленно повторил Аркадий Францевич и, убедившись, что Злобный Я не откликается, довольно поднял бровь и направился на кухню.
На столе дымился золотистый омлет с ветчиной и помидорами, а Эльвира Павловна стояла у плиты и помешивала в турке закипающий ароматный кофе.
Ковард уселся за стол и подумал о том, что иногда такие семейные встряски весьма полезны. Даже если сильно напрячь память, то не вспомнить такого утра, когда Эльвира оказывалась на кухне раньше мужа. А уж про дымящиеся омлеты и горячий кофе и речи не было.
Эльвира Павловна разлила кофе по чашкам и села за стол напротив мужа.
— Омлет вкусный?
— Вкусный, — буркнул Ковард. Несмотря на бурное примирение, в душе у него все же остался осадок обиды на супругу. Эта обида копилась долгие годы, все больше и больше заполняя, увы, не бездонное пространство души, постепенно вытесняя из нее любовь и уважение, превращая семейные отношения в тягучую невыносимую пытку.
Но несколько дней страданий и бездомных скитаний сумели освободить место в уставшей душе, которое очень важно было заполнить светом. Правда, кто или что может дать свет душе Коварда? Эльвира Павловна? Татьяна? Работа? Новая реальность?
Ковард, конечно же, не задавал себе таких вопросов. Он вообще не рассуждал о душе и свете. Но его подсознание, из которого исчез Злобный Я, искало ответы именно на эти вопросы. Вот отчего Ковард обиженно буркнул, а не просто ответил супруге.
— Я рада, — ответила Эльвира Павловна. Она как будто не заметила раздраженного ответа мужа.
Ковард промолчал.
— Знаешь, Кадик, — тихо и задумчиво, глядя куда-то в пространство, произнесла Эльвира.
Ковард поднял глаза на супругу. Такая мягкая интонация голоса была ей совсем не свойственна.
После некоторой напряженной паузы Эльвира Павловна продолжила:
— На самом деле мы с тобой уже не молодые люди.
— С этим трудно спорить, — согласился Ковард.
— Увы, — улыбнулась Эля. — Мы ведь много прожили и пережили вместе. Зачем нам что-то менять? Разрушить все всегда гораздо проще, чем построить.
— Нет, Эля, — сказал Ковард тихо, но твердо. — Я, конечно, не сторонник разрушений. Но когда отношения заходят в тупик, без перемен не обойтись.
У Эльвиры Павловны заныло сердце: впервые муж разговаривал с ней так спокойно и уверенно.
— У тебя кто-то есть? — испуганно предположила она.
Ковард немного смутился, но тут же взял себя в руки.
— Глупости. Ты же сама сказала, что мы уже не молодые люди. Мы и в молодости не были ревнивы. Зачем сейчас начинать?
— Прости, — проговорила Эльвира Павловна и тут же поняла, что Ковард лукавит. Усилием воли она сдержала внезапную волну раздражения, понимая, что скандалить сейчас недопустимо.
— Да, ты прав, — как можно спокойнее ответила она.
Пришел черед удивиться Коварду. Он заметил гневную вспышку во взгляде супруги и ее волевое усилие над собой. Злобный Я в этом случае не преминул бы вставить свой комментарий, но собственное внутренне молчание еще раз убедило Аркадия Францевича в том, что он стал другим человеком: свободным, уверенным, решительным.
— Хорошо, что мы наконец стали понимать друг друга. Давай начнем все с чистого листа, на котором прежде всего напишем большими буквами: «УВАЖЕНИЕ». Потом видно будет.
— А слово «любовь» мы не будем писать? — улыбнулась Эльвира Павловна.
— Возможно, мы его напишем чуть позже. Слишком глубокие раны мы нанесли друг другу. Невозможно их залечить так быстро. Давай закончим этот разговор. Мне пора на работу. У меня есть чистая рубашка?