Девлин Галлахер допил виски и решительно отставил стакан. Он направился наверх в комнату Ивейдн, в которую ему было запрещено входить с тех пор, как однажды вечером в доме появился Стивен, ведя с собой Уиллоу и Марию.
Он поднял руку, собираясь постучать, рассеянно покачал головой и открыл дверь.
Ивейдн не спала, Девлин почувствовал это, когда подошел к ее кровати. Он чиркнул спичкой и зажег причудливую круглую лампу на ночном столике.
Сначала он не мог произнести ни слова. Почти с минуту Девлин просто стоял, глядя на измученное лицо в обрамлении спутавшихся каштановых волос, и увидел, как в мягких голубых глазах сверкнуло обвинение.
Девлин придвинул стул и сел к постели. Когда-то он любил эту женщину какой-то спокойной и размеренной любовью, и теперь его охватило отчаяние при виде ее страданий.
– Извини, – смог он наконец произнести хриплым голосом.
Одну сторону лица Ивейдн перекосило, и она не могла говорить. Но все же ему казалось, будто она выкрикивает ужасные упреки; Девлин вздрогнул и на мгновение закрыл глаза.
Он осторожно потянулся и, взяв Ивейдн за руку, пожал ее. Даже сейчас, в этот час отчаяния, он не мог найти слова, чтобы утешить жену. Глаза ее заволокли слезы горя и безысходности. Всю ночь Девлин провел рядом с женой.
Незадолго до рассвета Ивейдн Галлахер умерла.
Уиллоу села в постели, обхватив руками колени, и посмотрела на спящего голого мужчину рядом. Кто бы мог подумать, увидев их в такой интимной обстановке, что за всю эту ночь они так и не занялись любовью. Гидеон говорил с ней хриплым от горя голосом и даже плакал в объятиях Уиллоу, но он не взял ее.
Вздохнув, Уиллоу провела рукой по его взъерошенным волосам. Прежде ей так хотелось прийти к нему, как женщина к мужчине, но сейчас, при свете дня, она была благодарна ему за сдержанность. Ей казалось, что с их стороны было бы нехорошо заниматься любовью в этом доме, полном боли и непонимания.
Оставив Гидеона, сладко спавшего на животе, с неприкрытой одеялом широкой спиной, Уиллоу выскользнула из постели, нашла свой халат и надела его. В коридоре она столкнулась с отцом.
Она поняла: он знал, что она провела эту ночь не одна, и на миг опустила глаза. Конечно же, она не должна была делить ложе с Гидеоном Маршаллом, но ничего зазорного в этом тоже не было. В конце концов, они были в законном браке.
– Уиллоу.
Это произнесенное шепотом слово заставило ее поднять глаза на отца, в них был испуганный вопрос.
– Ее нет, – запинаясь, сказал он, когда утренний свет пришел на смену ночи.
Уиллоу с трудом сглотнула и с усилием кивнула, потом с задушенным криком бросилась в объятия отца.
Он крепко прижал ее к себе, и они молча стояли в печали и согласии, а потом разошлись. Девлин медленно спустился вниз, расправив сильные плечи, а Уиллоу повернулась и заставила себя вернуться в комнату, из которой только что вышла.
– Гидеон, – сказала она, дотрагиваясь до его голого плеча и сожалея о том, что ей приходится говорить ему это. – Гидеон, проснись.
В день похорон Ивейдн Галлахер шел дождь, но на панихиду пришло почти сто человек, включая и брата Гидеона – Захария, который этим утром приехал с почтовым дилижансом.
Стоя на кладбище между отцом и мужем с лицом, закрытым густой черной вуалью, которую дала ей Мария, Уиллоу рассматривала старшего сына Ивейдн. Он был темноволосый, на один-два дюйма ниже Гидеона, костюм на его хорошо сложенной фигуре сидел просто безупречно. Глаза его были насыщенного зеленого цвета.
Зная, что именно этот человек устроил тот розыгрыш, так изменивший ее и Гидеона жизни, Уиллоу колебалась между злостью и сердечной благодарностью к нему. И хотя Захарий Маршалл был так же искренне опечален, как и его брат, он все же изредка бросал любопытные взгляды в сторону Уиллоу.
Позже, в доме Галлахера, он наконец подошел к ней.
– Вы жена моего брата? – спросил он спокойным глубоким голосом.
Уиллоу казалось, что Гидеон стоит рядом, даже когда он ушел в дальний конец комнаты, выслушивая потоки соболезнований от одной из подруг Ивейдн. С той ночи, когда умерла его мать, Гидеон ни разу не спал больше с Уиллоу, не касался ее и почти не разговаривал с нею.
– Да, – ответила она, хотя это во многом была ложь.
– Вы изменились, – заметил Захарий ровным голосом, в котором не чувствовалось ни одобрения, ни разочарования. – Я не был уверен, что вы та самая девушка, которую мы знали в Нью-Йорке.
– Вы хотите сказать, та же доверчивая, облапошенная школьница? – спокойно парировала Уиллоу – теперь ей было легко злиться.
Захарий добродушно усмехнулся, сверкнув ровными белыми зубами в мальчишеской улыбке.
– Это была нечестная игра, – признался он. – Как мне помириться с вами?
Уиллоу чувствовала его обаяние, которое он, видимо, не осознавал.
– Разве можно загладить такие проступки? – спросила она с холодностью, которую не могла сдержать, хотя понимала, что в такой день она неуместна.
Захарий собирался ответить ей, когда к ним подошел Гидеон и бросил на брата весьма недружелюбный взгляд.
К величайшему удивлению Уиллоу, Гидеон обнял рукой – рукой собственника – ее за талию и прижал к себе.
– Познакомился с моей женой? – сардонически протянул он.
Темноволосый брат кивнул:
– В других обстоятельствах это было бы удовольствием.
Гидеон сжал зубы, а суставы на руке, сжимавшей бокал, побелели. В противоположность этому голос у него был ровный, когда он стал расспрашивать Захария о том, когда он приехал и где остановился.
Захарий что-то ответил; Уиллоу не обратила на это внимания, потому что оно было приковано к лицу Гидеона. Даже учитывая пережитую им потерю, она заметила постоянную смену чувств в нем. Злоба, которую он питал к брату, выходила за рамки справедливого негодования по поводу детской проделки.
В конце концов Захарий ушел в другой конец переполненной гостиной, возможно, в поисках более приветливой компании, а Гидеон снова удивил Уиллоу, повернувшись к ней и пробормотав:
– Мне нужно выйти на воздух – я не могу дышать.
Уиллоу ощутила его уход, даже всего на несколько часов, как удар судьбы, но смогла выдавить из себя успокаивающую улыбку. Особенность похорон заключается в том, что люди как бы настаивают на своем присутствии рядом как раз тогда, когда пережившему потерю человеку хочется побыть одному.
– Я понимаю, – сказала она.
Он взял ее за локоть и повел сквозь толпящихся друзей Ивейдн Галлахер к дверям.
– Ты пойдешь со мной, Уиллоу? – умоляюще спросил он, снимая ее плащ с вешалки и накидывая ей на плечи.
Уиллоу ничего большего и не хотела, но она подумала об отце, обезумевшем от горя и окруженном толпой соболезнующих в гостиной, многие из которых не упустили бы возможности по-ханжески не упоминать имя Дав Трискаден в разговоре.
– Но как же отец…
Вид у Гидеона был уставший и раздраженный.
– Твой отец ушел полчаса назад, – резко ответил он. – Пока мы тут разговариваем, Дав Трискаден наверняка облегчает его страдания.
Уиллоу вспыхнула, но ничего не сказала в защиту отца, потому что бессмысленно говорить об этом сейчас с Гидеоном. Подняв голову, она позволила своему мужу проводить себя от дома до лошади с коляской.
Усадив Уиллоу на скрипучее сиденье, Гидеон обошел коляску и сел рядом, взяв в умелые руки поводья. Вымученная улыбка, подаренная Уиллоу, заставила ее сердце заныть.
– Я купил это на днях, миссис Маршалл. Вам нравится?
Уиллоу пожала плечами; лошадь как лошадь, коляска как коляска. Она думала о более значительных вещах.
– Зачем тебе экипаж, если ты не намерен остаться в Вирджинии-Сити?
– Когда я говорил, что не собираюсь остаться? – парировал Гидеон, отъезжая от дома Галлахера.
Надежда, от которой у Уиллоу радостно забилось сердце, снова угасла. Как бы сильно ни любила она Гидеона, он был врагом, и она не должна позволить себе забыть об этом даже в такой день. «Как только ты найдешь моего брата, у тебя не останется повода находиться здесь».
Они уезжали из городка, трясясь по ухабам протоптанной скотиной тропы, которую великодушно называли дорогой.
– Я купил дом, – заявил Гидеон, устремив взгляд на дальние горы, вершины которых были покрыты снегом. – И несколько акров земли.
И снова надежда возродилась в сердце Уиллоу.
– Зачем? – спросила она.
– По правде говоря, не знаю, – ответил Гидеон, и долгое время они ехали в полном молчании.
Дом – огромное деревянное сооружение в два этажа с почти окружающим его крыльцом – когда-то принадлежал вдове преуспевающего фермера, которая умерла несколько месяцев назад. Он был окружен высокими ивами, и в нескольких минутах ходьбы от него был пруд.
Уиллоу очень обрадовалась.
– Ты купил дом миссис Бейкер! – воскликнула она, на миг забыв о том, что это был день похорон.
Гидеон слегка улыбнулся и кивнул.
– Когда-то я брала здесь уроки фортепиано, – сказала Уиллоу, немного смутившись и растерявшись. – А мебель ты тоже купил?
– Да, – ответил Гидеон, когда лошадь тащила коляску по залитой водой колее, ведущей к дому. – Но ты можешь заменить ее, если тебе захочется, своей собственной. Дочь миссис Бейкер уже приходила сюда и забрала вещи, принадлежавшие матери, – картины и все такое прочее.
Уиллоу уставилась на этого мужчину, который был и все еще не был ее мужем, когда он остановил коляску перед крыльцом дома.
– Я?
– Если будешь жить здесь со мной, – тихо сказал Гидеон. – Будете, миссис Маршалл?
Уиллоу совершенно смутилась. «Как долго? Он имел в виду день, неделю, год? До тех пор, пока не отыщет Стивена и не увидит, как его казнят?» Она молчала.
Гидеон взял ее за подбородок:
– Что это?
Слезинка покатилась по щеке Уиллоу.
– Ты хочешь, чтобы Стивена повесили! – заплакала она.
Гидеон отвернулся, намотал вожжи на рычаг тормоза и вздохнул.
– Я вообще не уверен, что хочу найти его. Господи, да я вообще ни в чем не уверен, только знаю, что ты мне очень нужна, Уиллоу Маршалл Галлахер.
Уиллоу уставилась на него.
– Ты мог бы взять меня! – крикнула она, вспомнив, какой уязвимой для него она была с того самого утра в холмах. – Ты спал в моей постели, Гидеон Маршалл, и ты даже не притронулся ко мне! Так зачем же я нужна тебе?
Гидеон засмеялся.
– Ты сердишься! – хрипло сказал он. – Боже мой, ты действительно злишься, потому что я не занялся с тобой любовью?
– Должна признать, что не понимаю!
– Все очень просто, колдунья. Я не мог позволить тебе отдаться просто потому, что ты хотела утешить меня. И к тому же, когда знаешь, что твой отец с… с моей матерью были под одной с нами крышей, это не очень-то помогает.
Уиллоу снова смутилась. Этот человек настоящая загадка: сначала собирается использовать ее, чтобы найти ее брата, а потом отказывает себе в удовлетворении желаний, чтобы защитить ее добродетель!
Гидеон усмехнулся, глядя на нее, спрыгнул на землю и помог Уиллоу спуститься, уверенно обхватив ее за талию. Они не заметили моросящего дождя, когда поспешили к деревянному навесу и вошли в ожидавший их белый дом.
Опрятные и незагроможденные мебелью комнаты в доме миссис Бейкер пахли мятой и мелиссой, и Уиллоу было приятно видеть пианино, по-прежнему стоявшее у окна в гостиной. Она задержалась перед ним, подняла крышку и небрежно сыграла несколько тактов любимой песенки. Когда она подняла глаза, то увидела, что Гидеон, хитро улыбаясь, наблюдает за ней.
– Можешь сыграть «Мой милый лежит на полу в опилках»? – спросил он.
– Боюсь, что нет, – несколько надменно ответила Уиллоу. Гидеон схватил ее за руку и потащил через остальные комнаты, хотя она и клялась, что выучит мелодию немедленно.
Девлин Галлахер ехал к холмам, которые были его единственным утешением, когда жизнь становилась невыносимой. Капли дождя падали на его полотняный плащ.
В тот день дух Ивейдн, казалось, преследовал его повсюду, обвиняющий и ненавидящий.
Наконец когда лошадь подошла к краю обрыва, Девлин остановился перед пещерой и не торопясь стал устраиваться там. Собрав хворост для костра и поглядев на темное небо, он подумал о Дав, и ему захотелось, чтобы сейчас он мог быть с ней, как этого, вероятно, ожидала от него вся Вирджиния-Сити.
Но как ни любил он Дав Трискаден, в такой день, как этот, для нее не было места. Он всегда относился к Ивейдн, как к чему-то само собой разумеющемуся, он никогда не думал, что она умрет, и теперь ему необходимы были время и тишина, чтобы привыкнуть к мысли, что ее больше нет.
Любил ли он ее когда-нибудь? Девлину так не казалось, но она была его женой во всем, за исключением одного, и связь между ними была намного глубже, чем он мог себе представить.
Дождь не кончался, но он не мешал Девлину, потому что пещеру, которую он выбрал себе в качестве убежища на остаток этого дня и последующую за ним длинную ночь, укрывали высокие сосны. Он сложил костер, отпустил коня пастись, привязав его к колышку, и уселся подумать.
Воспоминания об Ивейдн роились у него в мозгу, покалывая его, словно осколки. Господи, каким утешением была она для него в первые дни их брака! После ухода Частити он был совершенно разбит, и Ивейдн привела его в себя.
Девлин никогда не задавал себе вопрос, когда между ними все изменилось, потому что знал ответ. Он встретил Частити и не сдержался. Тогда была зачата Уиллоу. Он не жалел об этом по той простой причине, что не мог представить себе жизни без дочери, но сожалел о той боли, которую доставило Ивейдн его предательство.
Поначалу он пытался заслужить прощение. В какой-то мере он его получил, и Ивейдн даже прилагала усилия к тому, чтобы стать матерью этой маленькой девочке, которую в буквальном смысле подбросили ей на порог, но провела границу, не позволявшую Девлину делить с ней ложе.
Какое-то время он умудрялся мириться с этим. Но настал день, а точнее, ночь, когда он больше не мог заглушить свое желание обильными возлияниями виски и направленной на себя злостью. Он все еще был молодым, полным сил мужчиной, и в его пустую жизнь вошла Дав Трискаден. Мягкая, уступчивая, обожающая его Дав.
Когда в нем родилась любовь к ней? Он не знал наверняка, но однажды его чувства к Дав стали чем-то большим, чем симпатия или вожделение. Девлин Галлахер понял, что эта женщина могла остановить вселенную, переставить звезды и вертеть мир на кончике своего аккуратно накрашенного указательного пальчика.
Теперь, сидя в горной пещере перед потрескивающим костром, Девлин плакал о том, чем он никогда не был для Ивейдн, о своих ошибках, о всех слезах, которые она пролила по его вине. Он считал себя одиноким и дал волю своему горю, хрипло всхлипывая и изредка выкрикивая проклятия.
Высокий человек смело подошел к огню, сел на корточки и налил в кружку кофе из маленького чайника, кипевшего на углях.
Девлин вытер лицо рукой, ни слова не сказав Стивену, хотя был очень рад его видеть.
Стивен осторожно, чтобы не обжечься, отпил из металлической кружки.
– Уиллоу в порядке? – поинтересовался он после паузы, чтобы дать отцу прийти в себя.
Девлин кивнул:
– У твоей сестры все замечательно.
Стивен Сел рядом на землю. Установившаяся тишина была для Девлина более успокоительной, нежели любые слова утешения, которые мог сказать ему сын.
Когда пришло время прервать это молчание, отец сказал:
– Ивейдн умерла четыре дня назад.
– Мне жаль, – ответил Стивен. Девлин вздохнул, опустив голову:
– Боюсь, я был ей мужем не больше, чем тебе отцом.
Стивен ничего не сказал. Услышав от кого-то историю о повешении Джея Форбза и трагической гибели Частити, он всегда винил в этом Девлина. И Девлина всегда удивляло, что, будучи так настроенным, Стивен доверил ему человека, которого любил больше всех на свете – свою сестру.
Снова наступило молчание, которое прервал Девлин.
– Я хочу, чтобы ты держался подальше от Уиллоу, Стивен, – сказал он, очнувшись.
Голубые глаза Стивена пристально смотрели на отца.
– Почему?
– Полагаю, ты знаешь, но все равно я объясню. Тебя преследует закон, Стивен, и еще Венсел Тадд. В конце концов либо первый, либо второй схватят тебя. Ты хочешь, чтобы Уиллоу оказалась там, когда это случится?
Стивен запрокинул голову, устало вздохнув, и снова встретился взглядом с отцом.
– Конечно, нет, – ответил он наконец. – Я сделаю все, чтобы с ней ничего не случилось, и тебе это известно.
В этом, вероятно, и было объяснение того, зачем Стивен привел Уиллоу в дом отца в тот давний вечер. Он знал, что нельзя воспитать из маленькой девочки женщину среди людей, находящихся вне закона, и поэтому сделал то, что ему казалось наилучшим для сестры.
– Теперь Уиллоу замужем. Стивен стиснул зубы.
– Я слышал, – сказал он после долгой паузы. – Она говорила, что Гидеон Маршалл сыграл с ней эту шутку.
– Так и было, – признал Девлин. – Но он любит ее.
– Она, кажется, так не считает, – заметил Стивен. Девлин хрипло усмехнулся:
– Гидеон тоже так не думает, но он любит ее. Небезопасно держать рядом с этими двумя горючее вещество.
Стивен натянуто улыбнулся:
– Значит, ты думаешь, он для нее достаточно хорош?
– Я это знаю, – ответил Девлин с уверенностью. – И она также хороша для него. Хотя это вовсе не значит, что между ними не будет одной-двух ссор до того, как они привыкнут жить в браке.
Стивен засмеялся, но его отрезвило выражение лица отца.
– Стивен, будь осторожен. У Гидеона большая часть акций «Сентрал пасифик», и, насколько мне известно, он, скорее всего, захочет сдать тебя в руки карающих органов.
Прошло некоторое время, прежде чем Стивен ответил:
– Это ставит Уиллоу в дурацкую ситуацию, да?
– По-моему, если что-то и мешает их счастью, то именно это обстоятельство, – задумчиво сказал Девлин. – Стивен, ты оставишь в покое эти чертовы поезда? Я человек богатый, и тебе не разорить меня таким способом.
Стивен усмехнулся:
– Значит, ты догадался?
– Совсем нетрудно было понять, кому ты хотел навредить. Все, что ты украл, принадлежало мне. Черт тебя побери, тебе незачем красть у меня – ты мой сын, и все, что у меня есть, – твое, стоит лишь попросить.
Красивое лицо – точная копия Частити – посуровело.
– Мне от тебя ничего не нужно.
– Проклятье, а мне кое-что нужно от тебя! Стивен вскочил на ноги, оттолкнув кружку кофе.
– Что? – в бешенстве крикнул он. – Ты хочешь сделать меня партнером в своих делах, отец? Ты хочешь признать меня, печально известного преступника, своим сыном?
В не меньшей ярости Девлин тоже поднялся на ноги:
– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? Я никогда не отказывался от тебя!
От злости у Стивена побагровела шея.
– Нет? – проревел он. – Тогда скажи мне, дорогой папочка, почему ты никогда не искал меня? Скажи, почему ты не пришел за нами?
Впервые Девлин понял, насколько сильно сын был зол на него. На лице этого мужчины он увидел обиду ребенка.
– Боже мой, Стивен, я не искал тебя! Я нанимал сыщиков! Я…
– Ты лжешь!
– А ты просто тупой всезнайка! – заорал Девлин. – Я нашел твою мать. В шестьдесят третьем. Она танцевала в каком-то кабаре. Я умолял ее, Стивен… я умолял ее сказать, где ты. Она боялась, и правильно, потому что я украл бы тебя у нее, ничуть не задумываясь!
– Почему же ты не сделал этого?
– Потому что был дураком, вот почему. Я провел ночь с Частити, – Господи, прости, я был уже женат на Ивейдн и все еще любил твою мать, – а когда проснулся, ее уже не было, а с нею пропала надежда найти тебя.
Стивен отвернулся, и старая обида пробежала по его лицу.
– Я не верю тебе.
– Как хочешь, Стивен. Загуби свою проклятую жизнь мне назло! Но только помни, что скоро будет слишком поздно порвать с тем, что ты творишь, и заняться чем-то серьезным.
– А как же Кой и Рэйли? – спросил Стивен более спокойно. – Они ничего не знают, а просто следуют за мной.
– Их убьют, если ты будешь продолжать свои дела. Этого ты хочешь для своих сводных братьев? Ты хочешь, чтобы Уиллоу увидела, как вас троих повесят?
Стивен рассеянно пожал плечами и запрокинул голову, глядя в серое небо.
– Уже и так слишком поздно, – сказал он после долгого молчания. – Если я сдамся, ты сможешь добиться прощения для Коя и Рэйли?
– Я мог бы добиться прощения и для тебя, если бы ты перестал грабить поезда и переворачивать вагонетки с медной рудой.
Стивен повернулся к отцу, и на какой-то миг в его глазах сверкнула надежда, почти сразу же погасшая от старого скептицизма и неверия. Боже праведный! Подумал ли он, что Девлин пытается заманить его и двоих сыновей Джея Форбза в ловушку? Эта мысль привела Девлина в ярость.
– Ты думаешь, я продам тебя? – прошипел он недоверчиво. – Думаешь, я захочу, чтобы моего сына арестовали и вздернули на виселице?
Стивен пожал плечами.
– Просто подумай, насколько спокойной стала бы твоя жизнь, если бы я был мертв, – сказал он.
Ослепленный обидой и злостью, Девлин бросился на сына, ударив его так сильно, что Стивен, не ожидавший этого, оступился и чуть было не упал.
Побледнев, он выругался и сжал руку в кулак, готовясь нанести смертельный удар.
– Давай, парень, – выдохнул Девлин. – Давай, врежь мне как следует. Давай. И ты увидишь, что ничего, Стивен, ничего не изменится!
Медленно Стивен разжал пальцы, его глаза потемнели в тон глазам Девлина.
Девлину захотелось обнять его за плечи, но он не решился: все было слишком хрупким.
– Я люблю тебя, Стивен, – тихо и честно сказал он. – Ради Бога, позволь мне помочь тебе, пока еще не слишком поздно.
Стивен явно колебался, но доверие оставило его.
– Уже слишком поздно, – сказал он, повернулся и исчез среди окружающих их деревьев, и Девлин понял, что сын не вернется.
На этот раз слезы Девлина Галлахера не имели ничего общего со смертью Ивейдн.
Последняя комната, куда Гидеон привел Уиллоу, была спальней хозяйки, и не без причины она почувствовала слабость.
Слегка усмехнувшись, потому что он всегда, казалось, понимает намного больше, чем следует, Гидеон оставил жену стоять у окна рядом с огромной кроватью под пологом.
– Отсюда видно горы, – сказал он.
Не обращая внимания на дальние горы, Уиллоу смотрела на кровать. «Будет ли она лежать здесь с Гидеоном тысячи ночей, миллионы ночей? Рожать его детей здесь? Или он бросит ее, утолив свое видимое влечение?»
Слезы наполнили глаза Уиллоу. Услышав всхлипывания, которые она не смогла сдержать, Гидеон повернулся к ней. Сделав пару шагов, он встал перед нею, прижимая к себе, вороша рукой ее волосы. Шпильки, державшие ее тяжелые косы, упали, и густые пряди легли ей на спину и на плечи.
Это растрогало Гидеона, и его рот приблизился к ее рту, быстро и с голодным отчаянием.
Пораженная этим и все же не в состоянии остановиться, Уиллоу ответила на его поцелуй, встретив его настойчивый язык своим языком. От его рук по ее телу бежала жгучая волна: они поднимались к ее груди, скользили к ягодицам, прижимая ее тело к горящему доказательству своего желания.
– Уиллоу, – сказал он наконец, когда поцелуй закончился, – Уиллоу.
Она закрыла глаза от удовольствия, почувствовав жар, когда его пальцы добрались до застежки ее простенького черного платья и начали освобождать пуговицы из маленьких петель. Когда платье было расстегнуто, он расшнуровал корсет, освобождая полную, отягощенную от страсти грудь, ждавшую его.
Гидеон выдохнул и поднял немного подрагивающие руки, чтобы накрыть ими эти сладостные холмы, гладя их вершины, пока они не затвердели от желания.
– Хочешь, чтобы я отвез тебя домой? – спросил он едва слышно. Но даже пока он говорил это, он увлек Уиллоу на постель, нежно усадив к себе на колени.
– Это мой дом, – ответила Уиллоу, и его рот, теплый и жадный, не встречая сопротивления, приник к вершине ее груди.