Уиллоу

Когда Девлин Галлахер вернулся из своего затворничества в горах, он увидел, что Хуан и Паблито грузят ящики и корзины в повозку. Все сразу же поняв, Девлин ощутил щемящее одиночество.

Уиллоу уезжала.

Смирившись с этим, Девлин отмахнулся от предложенной Паблито помощи и сам отвел лошадь в стойло, дав ей воды и корма. Он уже направлялся к дверям конюшни, когда к нему подошел Гидеон Маршалл. Вид у него был решительный и нервный одновременно.

– Ты уж лучше не обижай мою дочь, – грубовато сказал Девлин.

Гидеон слабо улыбнулся. Было ясно, что ему не нравится мысль, что он ставит Уиллоу между мужем и братом, и это хоть как-то утешало Девлина.

– Не буду, – пообещал Гидеон.

– Я думал, ты к этому времени уже уедешь, – заметил Девлин, потирая рукой ноющую шею, когда они выходили из полутемной конюшни на яркое солнце. Он начинал стареть; слишком стар, чтобы бродить в горах и спать на земле.

Гидеон засунул руки в карманы.

– Уиллоу не хотела уезжать, не поговорив сначала с вами. – Он помолчал, потом откашлялся. – В общем-то и я тоже.

Девлин понимающе посмотрел на зятя:

– Спасибо.

Гидеон только кивнул; у него на щеке дергалась мышца, а глаза, которые он отводил в сторону, снова пристально посмотрели в лицо Девлина. Судья понял, он хотел сказать что-то еще.

– Я бы выпил чашечку кофе у Марии прямо сейчас, – заметил Девлин. – А ты?

Гидеон снова кивнул, и у него покраснела шея, а потом и уши.

Все сразу же поняв, Девлин улыбнулся про себя.

Подав молча кофе, Мария вышла из кухни. Гидеон с Девлином сидели за столом, обхватив ладонями чашки.

Гидеон снова откашлялся:

– Сэр…

Девлин немного подождал, прикусив нижнюю губу, чтобы не улыбнуться или, того хуже, не рассмеяться.

– Да, – сказал он наконец, не в силах удержаться и подняв бровь.

Гидеон заерзал на стуле.

– Мы… ну… Уиллоу и я уже были вместе. Девлин отпил горячий кофе, и, проглотив, обжегся им.

– У тебя, должно быть, есть какой-то повод, чтобы рассказать мне об этом, парень. Но я не совсем понимаю, какой именно, – смог он сказать.

– Вы имеете право знать, что это никакое не притворство, я имею в виду наш брак, – выпалил Гидеон, недоверчиво глядя на Девлина и снова покраснев до ушей.

– Правда?

Гидеон решительно покачал головой:

Честно говоря, не скажу, что люблю вашу дочь, вот. Не знаю, люблю или нет. Но я буду хорошо обращаться с Уиллоу, обещаю.

Тебе придется сдержать это обещание, – спокойно предупредил его Девлин. – Есть две вещи, которые я не потерплю, Гидеон, и это уже твоя забота. Никогда, ни по какой причине, даже в ярости, не смей бить мою девочку. И никогда не предавай ее с другой женщиной.

Гидеон сжал зубы и хотел было заговорить, но Девлин резко оборвал его:

– Я знаю, что ты скажешь. Не мне советовать быть верным жене. Но у меня есть на это право, потому что моя дочь будет страдать и потому что мне лучше, чем кому-либо еще известно, сколько боли и неприятностей может принести такое самопрощение.

– Вы хотите сказать… Девлин снова перебил:

– Я говорю, что мне жаль того, что я сделал твоей матери, Гидеон. Я сказал это ей и говорю тебе. Только попробуй опозорить Уиллоу, и я отстегаю тебя. Если ты считаешь, что это пустая угроза старика, то снова подумай об этом.

Гидеон отвел глаза, молча размышляя над словами Девлина.

– Незадолго до своей болезни твоя мать сказала мне кое-что, врезавшееся мне в память до самой смерти, что бы я ни делал, – тихо продолжал Девлин. – Она сказала, что не могла простить мне не моих похождений, а того, что люди жалели ее из-за моего поведения. Ивейдн ненавидела меня за это, и я не виню ее.

Карие глаза скользнули по лицу Девлина, их выражение нельзя было прочесть.

– Когда вы женились на моей матери, вы просили ее оставить меня и брата в Нью-Йорке?

Прямота вопроса несколько ошеломила Девлина, но он быстро ответил:

– Конечно, нет. И она не хотела оставлять вас – она неделями плакала.

– Почему же она не боролась с дедушкой? Девлин вздохнул, откинувшись на спинку стула и вспоминая.

– Здесь тогда все еще было много индейцев, и единственным законом была бдительность. Твой дедушка убедил Ивейдн, что с ним вы будете в безопасности, что там вас ждет лучшая жизнь, доктора, хорошие школы.

Гидеон на минуту отвернулся, и в этот краткий миг Девлин понял, насколько похожи были Стивен и этот молодой человек. Он снова успокоился.

В тишине вошла Уиллоу, сияющая и счастливая. Она бросилась в объятия Девлина, едва не опрокинув его стул. Он засмеялся и прижал ее к себе. Теперь он улыбался, разделяя ее очевидную радость, хотя и знал, что позже будет горевать о том, что потерял ее.

Какое-то чувство заставило Венсела Тадда в то июньское утро не пойти ни в его любимый салун, ни в комнату, которую он снимал в пансионе миссис Портер, несмотря на то что ему было жарко, хотелось пить и вообще силы покинули его. Вместо этого, ругая себя самого, он направился в магазин.

Сам вид милого личика заставил его остановиться на месте. Уиллоу была одна, погруженная в осмотр фарфорового сервиза, что позволило Венселу свободно наблюдать за ней.

Он почувствовал угрызения совести, которые сменили усталость от многодневного и безрезультатного преследования Стивена Галлахера. Она все это время здесь, эта девчонка, – Господи, почему он раньше о ней не подумал? Если она была так близка со своим братом, значит, она иногда встречалась с ним, и все, что нужно делать Венселу – просто следить за ней. Он мог бы одним легким движением исцелить свою израненную гордость и получить вознаграждение.

Вот она повернулась и увидела его, и даже ее незаметно скривившиеся губы убедили его в том, что он прав. Она знала его и презирала, а это значит, что она, возможно, видится со своим братом довольно регулярно.

Худой, притворно улыбающийся хозяин лавки пытался отвлечь ее внимание от Венсела.

– Этот рисунок подойдет, миссис Маршалл?

– Вполне, мистер Маккалоу, – ответила кареглазая бездельница, по-галлахеровски гордо подняв голову. – Не могли бы вы прислать сервиз вместе с остальными покупками к нам домой и поскорее?

– Да, мэм, – ответил хозяин, бросив нервный взгляд в направлении Венсела. – Что-нибудь еще желаете?

– Не сегодня, благодарю вас, – сухо ответила она и направилась к выходу, подобрав юбки, когда проходила мимо Венсела.

Тадд был совсем не производившим впечатления мужчиной, он это знал, но явный снобизм этой женщины утвердил его в намерении использовать ее для поисков Горного Лиса. «Они все думают, что они лучше других, эти Галлахеры».

– Что на этот раз, Венс? – вежливо спросил лавочник, когда Тадд подошел к длинному, сделанному из темного дерева прилавку. – Может, табак?

Венсел положил на прилавок крупную купюру:

– Эта женщина, которая только что вышла, она ведь одна из Галлахеров?

Маккалоу смахнул в руку купюру:

– Уиллоу? Конечно, только теперь ее фамилия Маршалл – она недавно вышла замуж. Самая распроклятая церемония, какие только бывают! Ну, старина Норвилл Пикеринг уже стоял с ней у алтаря и готов был поваляться с ней на простынях…

У Венсела горло пересохло и начала болеть голова. Нет, господа, он уже не тот, что был раньше; пора было завязывать с этим делом и перебираться куда-нибудь в Мексику, и как можно скорее. Высокая плата за голову Стивена Галлахера могла бы дать ему эту возможность.

– Заткнись! – выдохнул он, схватив Маккалоу за накрахмаленную рубашку и приподняв его на несколько дюймов над полом. – Я тебя спрошу, если мне что-то нужно будет узнать!

Маккалоу покраснел и залопотал:

– Ну, конечно, Венсел. Я просто подумал…

– А ты не думай, Маккалоу. Можешь повредить себе голову. – Он отпустил его. – Этот парень, Маршалл, за которого она вышла, он кто?

Маккалоу одернул жилет:

– Об этом-то я тебе и пытаюсь рассказать, Венс. У него часть акций «Сентрал пасифик», и люди говорят, что он приехал сюда, чтобы поймать мальчишку судьи Галлахера, прямо как и ты.

– Он хороший стрелок?

– Я не видел, как он стреляет, но он такой здоровенный парень, как ты, Венсел. Плечи прямо как у медведя. Нет, господа, с таким я бы не стал валяться.

Венсел не мог сдержать улыбки. «Значит, Маршалл был большой, интересно, не правда ли? Вероятнее всего, он был еще и крутым парнем. Но у него была слабость, которой не было у Венсела Тадда, – любовь к этой сладенькой штучке с глазами цвета виски».

– Где эти молодожены обосновались? – спросил он.

– Они купили участок Бейкера за наличные, – проворчал Маккалоу. Несомненно, и за продукты Маршаллы платили наличными, лишая его непомерных наценок, которые он делал платящим в кредит.

Венсел ушел из лавки в прекрасном настроении. Теперь он примет ванну, женщину и плотный обед. И к завтрашнему утру будет готов начать слежку за девчонкой Галлахера.

Оставив лошадь и коляску у ворот, Уиллоу побежала по дорожке к дому, не останавливаясь в дверях.

– Гидеон!

Ответ донесся издалека, и она пошла на звук голоса через прихожую, большую кухню на заднее крыльцо.

Гидеон в одних брюках стоял у корыта, голая спина и грудь блестели от воды. Он криво ухмыльнулся и выплеснул мыльную воду в высокую траву.

– Ты где была, жена? – спросил он с притворным неудовольствием.

От воспоминания о том, как они занимались любовью прошлой ночью, все внутри нее начало биться в унисон с биением сердца.

– Я ездила в город, – сказала она, и щеки у нее покрылись жарким румянцем. – Купить фарфор.

Он опять ухмыльнулся:

– Фарфор? А Китай в придачу ты не купила? Уиллоу толкнула его и засмеялась:

– Плохая шутка. Надеюсь, в будущем я могу ожидать чего-нибудь получше, Гидеон Маршалл?

Гидеон снял с крючка на стене белоснежное полотенце и стал вытирать руки, спину и плечи. Уиллоу почувствовала такую восхитительную неловкость, что ей пришлось отвернуться.

– Что ты еще купила? – спросил он, явно наслаждаясь ее неловкостью.

Уиллоу только пожала плечами:

– Муку, сахар, кофе – все такое.

Голос у него был низкий, и хотя он не сделал ни шагу в ее сторону, он показался Уиллоу очень близким. Когда он вытирал волосы, на животе и на груди у него играли мускулы.

– Вы хорошо готовите, миссис Маршалл? Уиллоу подняла голову:

– Да. Мария меня многому научила – я могу делать тортильи.

Он ухмыльнулся.

– Тортильи? Я и не думал, что мне так повезло. – Его карие глаза скользнули по ее груди, животу, бедрам, становясь от этого темно-зелеными. – Давайте-ка займемся любовью на травке, миссис Маршалл.

Щеки Уиллоу не только покрылись румянцем, но и онемели.

– Прямо днем?

Гидеон засмеялся.

– Мне, думаю, понравилось бы наблюдать, как ты купаешься в солнечных лучах, – сказал он и решительно отбросил полотенце, отчего у Уиллоу засосало под ложечкой и в животе что-то закрутилось и завертелось.

Она сделала шаг назад.

– Но мы еще… еще не позавтракали… – сказала она, глупо запинаясь.

Гидеон вошел на кухню вслед за ней, подкрадываясь, словно какой-то прекрасный горный зверь, его глаза дразнили ее, когда он подходил ближе и ближе.

– Я проголодался, – сказал он хрипло.

Не сомневаясь в том, что он говорит вовсе не о еде, Уиллоу выдавила нервную улыбку.

– Гидеон, я… мы…

Он поймал ее руки, прижал к своей груди и в этот миг одержал над ней полную победу. Его рот накрыл губы Уиллоу – он был вкуса весенней воды и солнечного света. Сердце у нее забилось, и бедра предательски пришли в движение. Она обняла его за шею и уступила ему.

Не прерывая поцелуя, удивительного по глубине, Гидеон снова вывел жену на улицу, на солнце. Они легли в густую траву у заднего крыльца, раздвинув ее своими телами, растирая ее ароматные стебли, запах которых смешивался с запахом свежего воздуха и дикой жимолости.

Он положил свою ногу на ноги Уиллоу, прижимая ее к мягкой земле. Ему не потребовалось для этого никаких усилий, потому что Уиллоу вовсе не хотелось сопротивляться. Она застонала и напряглась, когда он расстегивал маленькие пуговки на ее ситцевом платье.

Когда Гидеон расшнуровал ее муслиновый корсет, Уиллоу почувствовала прохладный летний ветерок на своей груди, и рот Гидеона наконец оставил ее. Он улыбнулся, садясь, легко надавливая пальцами на сочные соски, пока они не сделались абсолютно твердыми, как галька. Он наклонился попробовать их на вкус, каждый отдельно, с томительной неспешностью.

Тем временем его рука задрала юбки Уиллоу выше колен, забралась под ее атласные трусики, безошибочно отыскав самую сердцевину ее желания. Он стал безжалостно водить по ней пальцем, пока Уиллоу не задрожала и не застонала, слепо потянувшись к нему.

Он нежно усмехнулся и медленным движением обеих рук чуть спустил ее трусики. Сделав это, он расстегнул пуговицы на своих брюках и осторожно лег на нее, с жаром и спокойным величием отыскивая вход.

Уиллоу выгнула спину и вскрикнула, когда он быстро и решительно вошел в нее. Он заполнил ее, и она вцепилась в его голые плечи и мускулистую спину.

Он откинулся назад, игриво наблюдая за ней, наслаждаясь своей властью, и страсть Уиллоу вдруг прорвалась, словно приступ ярости. Она схватила его твердые ягодицы и силой заставила глубже войти в нее.

Гидеон застонал и закрыл глаза, его великолепные черты лица напряглись, когда он попытался сдержать жар собственного желания.

– Шлюха, – выдохнул он.

Уиллоу была беспощадна; она поднималась и падала под ним, увеличивая его и свое удовольствие, требуя, приказывая ему вылить семя. От этой сладкой муки он застонал, взятый в плен, принужденный сдаться в то время, как она окружала его.

Гидеон выкрикнул ее имя и бешено затрясся на ней, она ответила коротким криком триумфа, смешанного с вызовом, ее собственное тело задергалось в ароматной траве.

Он оставил ее, повалясь неподвижно на землю. Из его легких шумно вырывался воздух.

Внезапно Уиллоу разозлилась на него и на себя. Она села, покраснев и вертя в пальцах шнурки корсета и пуговицы на платье. Хрипло засмеявшись, Гидеон схватил ее за руки и потянул на себя, так что она села на поднятый стержень, который полностью завоевал ее только что.

– Куда, ты думаешь, мы собираемся? – спросил он.

– В дом! – крикнула, извиваясь, Уиллоу.

Гидеон крепко держал ее.

– Продолжим. Это так приятно.

– Зачем, мерзкий развратник? Он крепко держал ее за бедра.

– Будь что будет, колдунья, но ты никуда не пойдешь, по крайней мере сейчас.

Уиллоу попыталась подняться, и он позволил ей. Ее щеки снова вспыхнули, когда она поняла, что ему просто хотелось освободить ее юбки, которые он немедленно поднял до талии.

Она бросила на него злой торжествующий взгляд, даже когда по ее телу пробежала волна неудержимого жара. В конце концов она сидела на нем, широко расставив ноги, и трусики почти ничего не значили. Что он собирается с ними делать?

Ответ пришел в виде звука рвущейся материи; он разорвал их по шву и теперь толкал ее, отыскивая вход. Уиллоу беспомощно застонала, когда он резким толчком вошел в нее, и вцепилась в него, когда он стал биться под ней, как бешеный жеребец, отрывисто бормоча бессмысленные слова в бреду своих усилий.

Наконец их крики слились в один крик безумия и победы.

Даже когда это закончилось и их прерывистое дыхание пришло в норму, Гидеон не спешил освободить ее. Он лежал под ней, полностью владея ею, массируя руками ее тугие ягодицы.

– Ты приготовишь мне завтрак или нет? – спросил он наконец, ухмыляясь.

Уиллоу ударила его по самодовольной физиономии, хотя и несильно.

Уиллоу увидела коляску задолго до того, как она подъехала к воротам и потом по дорожке к дому. Гидеон уехал в город, а она закончила уборку и готовку и могла принять гостей.

Когда коляска остановилась у невысокой ограды, окружавшей сам дворик, Уиллоу удивленно выдохнула и сделала шаг от окна. У нее не было подруг, кроме Марии, так как женщины Вирджинии-Сити предвзято и неодобрительно относились к ее происхождению, и даже в самых диких мечтах она никогда не ожидала такой гостьи.

Она была одна, без Гидеона дом казался большим и пустым. Уиллоу поспешно вытерла испачканные мукой руки о передник, который надела поверх своего ситцевого платья. Потом, следуя этикету, пошла к дверям, чтобы встретить Дав Трискаден.

Дав была уже немолода: Уиллоу решила, что ей немного за сорок. И тем не менее с копной кудрявых белокурых волос, в приталенном шелковом платье цвета зеленой мяты, нервно вертя в руках зонтик под цвет платья, она была так же привлекательна, как и любая леди в городке. У Нее была узкая талия и пышная грудь, и не составляло труда понять, почему отец Уиллоу находил мисс Трискаден столь привлекательной.

«Бедная Ивейдн», – подумала Уиллоу, вопросительно улыбаясь и вежливо приветствуя любовницу отца.

Зеленые глаза Дав оживились.

– Здравствуйте, миссис Маршалл, – ответила она сладким и как бы пьяным голосом. Уиллоу даже обрадовалась, что Гидеона не было дома.

– В-входите, – сказала Уиллоу, сделав шаг назад и подумав про себя, что можно предложить такой гостье. Чай? Бренди? Что-нибудь легкое вроде шерри или фруктового тоника?

Дав улыбнулась и вошла в дом, стягивая на ходу прекрасные лайковые перчатки.

– Замечательное местечко, – сказала она своим мелодичным голосом. – Я, конечно же, никогда не была внутри.

Уиллоу не знала, что ответить на это, поэтому ничего не сказала, а просто направилась в гостиную, надеясь, что Дав Трискаден последует за ней.

В этой просторной, не полностью еще обставленной комнате Дав устроилась на стуле и вздохнула. Ее круглые живые глаза моментально заметили пианино. – Ты играешь? – спросила она в основном для того, подумала Уиллоу, чтобы хозяйка могла почувствовать себя свободнее.

Уиллоу не знала, сесть ей или стоять.

– Немного, – призналась она. Дав засмеялась:

– Я тоже немного поигрываю. Правда, при этом Девлин всегда умоляет меня остановиться.

Уиллоу подалась вперед, на мгновение забыв свой страх и смущение.

– А вы знаете «Мой милый мертвый лежит на полу в опилках»? – спросила она.

Глаза Дав снова заблестели.

– Почему такой милашке, как ты, хотелось бы играть такую непристойную песенку? Это поют в кабаках, а не в гостиных порядочных женщин.

Уиллоу вспыхнула, но что-то в поведении этой женщины подсказало ей, что она может быть откровенной, и она выпалила:

– Мой муж – Гидеон – спросил меня, могу ли я сыграть ее. Думаю, он просто дразнил меня, но мне бы хотелось удивить его, выучив эту мелодию.

Это очень позабавило Дав, и ее полные губы дрогнули, когда она пыталась сдержать улыбку.

– Это точно удивит его. Я покажу тебе, как ее сыграть.

– Спасибо, – восхищенно сказала Уиллоу.

Обе женщины направились к пианино, и к тому времени, когда Уиллоу разучила эту шумную и несколько непристойную песенку, они были уже закадычными подругами.

После кофе и болтовни Дав перешла к цели своего посещения.

– Мы с твоим отцом, – сухо заявила она, – собираемся пожениться, как только будет возможно. Это произойдет, наверное, через год, но я хотела, чтобы ты знала.

Уиллоу потянулась к ней через стол и коснулась мягкой, в кольцах, руки.

– Я буду рада вам как своей новой матери.

Дав вдруг выпрямилась, и ее накрашенные губы округлились.

– О Господи, я совсем забыла! Чарли Эванс просил меня отвезти вам эту телеграмму. – Она открыла свою расшитую бисером сумочку и, покопавшись, вытащила наконец свернутую бумажку. – Это для твоего мужа, но ведь ты передашь ему?

От одного прикосновения к телеграмме Уиллоу ощутила необъяснимую тревогу, но она улыбнулась и пообещала, что как только Гидеон вернется домой, она передаст ему это послание.

Уже спустя много времени после того, как Дав уехала, Уиллоу снова и снова тянуло к этому запечатанному конверту, который лежал посередине кухонного стола. Она говорила себе, что глупо даже думать об этом, тем более быть такой любопытной.

Наконец когда она больше не могла вынести дурных предчувствий, она сломала восковую печать и развернула хрустящую белую бумажку. Послание было написано от руки, и в нем говорилось:

Гидеон. Мы с Хильдой прибудем вскоре. Тебе придется кое-что объяснить. Дафна.

Дафна. От одного этого имени у Уиллоу все внутри заныло. До этого времени она не допускала ни единой мысли о женщине, с которой Гидеон был помолвлен, но теперь она не могла позволить себе такой роскоши. Очевидно, Дафна была готова бороться за то, что она справедливо считала своим.

Слезы навернулись на глаза Уиллоу, и она тяжело опустилась на стул, подперев подбородок руками. Какие были у нее шансы против такой девушки, как Дафна, которая выросла в Нью-Йорке, получила образование в отличных школах и знала, как должна себя вести настоящая леди?

Она пыталась утешить себя воспоминаниями о том, как Гидеон любил ее сегодня утром во дворе. Но вскоре ее уверенность сменилась горькой подавленностью. Боже правый, чем не воспользовался бы мужчина, чтобы получить так щедро предложенное ему удовольствие, с любовью или без?

Глядя на телеграмму заплаканными глазами, Уиллоу ясно поняла, что Гидеон воспользовался ею и что для любви места не было.

Придя через некоторое время в себя, Уиллоу нагрела восковую печать в пламени спички и приложила ее на прежнее место. Когда Гидеон вернулся из города, она сидела за пианино в гостиной, наигрывая песенку, которой научила ее Дав, с удовольствием, призванным скрыть ее сердечную боль.

Гидеон громко засмеялся и, подойдя, встал позади нее, согревая и раня ее плечи своими сильными руками. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в шею, она вздрогнула и чуть было не разрыдалась. Она сильнее ударила по клавишам.

Он сел рядом с ней на длинную скамью, прижимаясь бедром к ее бедру, и она почувствовала, как его карие глаза буравят ее, стремясь заглянуть внутрь.

Гидеон взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Музыка оборвалась жалким диссонансом.

– Что случилось?

Взгляд Уиллоу был затуманен слезами, и в глазах рябило, но гордость укрепила ее.

– Тебе телеграмма из Нью-Йорка.

Гидеон мгновенно и тревожно отодвинулся. С его загорелого лица сбежала краска, и рука медленно отпустила ее подбородок. Спустя минуту он поднялся со скамьи и посмотрел сверху вниз на Уиллоу так, словно она была незнакомкой.

– Где она? – прошептал он.

Уиллоу лениво пожала плечами, хотя сердце ее разбилось на тысячи маленьких кусочков.

– На столе, – ответила она с достоинством, – на кухне.

Он поспешил туда с такой серьезностью, что это еще сильнее ранило Уиллоу. Меньше чем через минуту он вернулся. Уиллоу показалось, что прошел целый месяц.

– Дафна едет сюда, – сказала Уиллоу, даже не пытаясь скрыть, что прочла телеграмму, предназначенную ее мужу.

– Да, – ответил он каким-то отстраненным, бесцветным голосом.

Уиллоу подняла к клавишам онемевшие руки и снова начала играть. Песня была слишком печальная, и Гидеон быстро вышел из дома.