Услуги по-соседски

Глава 14

Ася

К счастью, по пути в номер мы больше ни с кем из моих дражайших родственников не встречаемся. Вряд ли я способна на ещё один раунд или слушать дерьмо о том, что для Амурский слишком для меня хорош.

Нет, разумеется я осознаю, что не топ-модель и не девушка с обложки журнала «Playboy», но и не уродина. Во всяком случае, ни один парень, с которым я занималась сексом, не просил меня надеть пакет на голову.

У меня пышный бюст, что в своё время доставил мне немало забот, и привлекательная фигура. Приятные черты лица, голубые глаза и светлые волосы. Всегда ухоженный маникюр, педикюр и дорогой парфюм. То, что я не сижу часами в салонах красоты, наводя марафет, не означает, что я не ухаживаю за собой.

Кидаю взгляд на встроенное в шкаф зеркало, рассматривая себя.

— Пампушка, не слушай этих… — Сева запинается, словно подбирая слова, — женщин. Ты прекрасна.

— О чем ты? — невозмутимо бросаю, избегая его пристального взгляда.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — мрачно отрезает.

— А вот и нет.

— А вот и да, — его голос полон уверенности. — У тебя все написано на лице.

Ладно, я никогда не умела скрывать свои эмоции. Игроком в покер мне не быть, иначе проиграю все до последних трусов.

Я пожимаю плечами, мол, не так уж и важно, и прохожу вглубь номера. Хватаю свою дорожную сумку, открываю и долго в ней роюсь.

— Не воспринимай их слова близко к сердцу.

Боже мой, ему обязательно продолжать этот разговор? Неужели мы не можем сделать вид, будто ничего не произошло? Это унизительно, в конце концов!

Конечно, ему легко говорить! Этому парню стоит только щелкнуть пальцами, и девицы тут же выстроятся в очередь.

— Я в душ, — схватив пижаму и косметичку, поворачиваюсь и налетаю на Севу, так он близко ко мне стоит. Он не двигается, чтобы дать мне пройти.

— Ася, — кладет свои руки мне на плечи, мягко сжимая, — ты не можешь не знать, что ты охренеть какая красивая. Черт, я уверен, что эти две гарпии сказали так из зависти.

— Сева, я это знаю, — вздохнув, произношу. — И я знаю, что симпатична.

— Красивая, — поправляет он. — Тогда почему ты расстроилась?

Меньше всего на свете мне сейчас хочется это обсуждать, но Амурский весьма настырный тип. А ещё в его глазах я замечаю неподдельное беспокойство, наверное поэтому и отвечаю:

— Просто теперь все будут шептаться за спиной, мол, что этот парень делает со старшей Горошек.

— Да пусть поцелуют мою задницу! — рявкает. — Они вообще видели эти шикарные сиськи? — совершенно бесстыже пялится на мою грудь в вырезе рубашки.

— Если это комплимент, то он сомнительный, — закатываю глаза.

— Это констатация факта, — хмыкает. — Поверь мне на слово, пампушка, если действительно найдутся болваны, которые будут об этом шептаться, то разве что из зависти и своей собственной несостоятельности. Людям сложно воспринимать красоту и успех других людей. А теперь топай в душ, и прекрати забивать свою голову глупостями, — подталкивает меня в сторону ванной комнаты, а сам плюхается в кресло, вытягивая ноги.

— Если ты хочешь, то можешь первый…

— Брось, — отмахивается, доставая телефон из кармана штанов, — иди, я подожду.

— Ладно, — легко соглашаюсь, потому что мне определенно точно нужна минутка-другая, чтобы навести в своей голове порядок.

Когда я уже закрываю дверь ванной комнаты, Амурский как бы невзначай бросает:

— Только не задерживайся там, а то я пойду проверять…

Сева такой Сева.

Поворачиваю замок на двери, хотя, откровенно говоря, не думаю, что он действительно ввалится в ванную. Несмотря на то, что…

Как он сказал?

Ах, да!

Он назвал мои сиськи шикарными, а меня красивой. Возможно, мне стоит оскорбиться, потому что… Ну знаете, это явно не изящный комплимент глазам. Скорее, грубое высказывание, и все же…

Ладно, каюсь. Я ничуть не чувствую себя оскорбленной. Может даже, самую малость, польщенной. И что с того?

Я не нежный цветочек, который падает в обморок от слова «сиськи». Мне уже давно не шестнадцать, и мы не в школе. В те времена я, учитывая пуританское воспитание моих родителей, краснела на уроках биологии и не могла выдавить из себя слово «половой член». Сева уже тогда, зуб даю, знал все подробности женской и мужской анатомии. У него с этим проблем вообще никаких не возникало. Как и с тем, чтобы привести меня в бешенство.

Не то чтобы он уделял мне особое внимание, или что-то в этом роде. Знаете, вроде того как мальчик дергает за косичку, понравившуюся ему девчонку. Вряд-ли это была такая история. Сева дразнил всех девчонок, но мне доставалось чуть больше из-за того, что я была зубрилой (а они всегда попадают под раздачу), и собственно форм. Будем честны, подростки не отличаются умом и сообразительностью.

Скинув с себя одежду, открываю стеклянную дверь душа, настраиваю воду и удовлетворенно откидываю голову назад.

Сева спросил меня, почему я расстроилась. В конце концов, мои родственники говорили вещи и похуже.

Уж поверьте, когда я застала Никиту и порвала с ним, все крутили пальцем у виска. Они искренне недоумевали, почему же я не закрыла глаза на эту «оплошность».

Даю руку на отсечение, Роза считала (пусть и не говорила этого вслух), что ее сыночек просто дар божий и лучшее, что могло со мной произойти.

Да, не отрицаю, он был видным и перспективным молодым человеком, и он ни на секунду не давал мне об этом забыть. Негласно считалось, что мне несказанно повезло, что Никита вообще обратил на меня внимание. И вообще я должна на него молиться и целовать его следы.

К счастью, у меня было слишком мало свободного времени и слишком много забот, чтобы заниматься подобной ерундой.

Слова Розы и тети Тамары вернули мне ту неуверенность, что я чувствовала рядом с Никитой. Вот почему меня это так задело.

Стыдно признаться, но я словила себя на мысли, что если бы Сева в то утро не ввалился ко мне в квартиру, то я бы никогда не привела такого парня знакомиться с родителями.

Такие мужчины, как Амурский выбирают первоклассных красоток, моделей и всех этих девчонок, которые умеют привлечь мужчину одним взмахом ресниц.

Для ясности. Если я начинаю махать ресницами, это больше напоминает нервный тик, нежели кокетство.

Выйдя из душа, обтираюсь полотенцем, чищу зубы, протираю лицо тоником, после чего мажу увлажняющим кремом.

Обычная процедура для тех, кому за двадцать пять. Как ни крути, а с годами не молодеешь. И лучше за кожей ухаживать сейчас, чем в тридцать натягивать морщины на самую задницу.

Надеваю шелковую пижаму кофейного цвета, состоящую из длинных штанов и свободной рубашки, и выхожу из ванны, расчесывая волосы.

Сева по-прежнему залипает в телефоне, подперев голову рукой.

Как ему это удаётся? Даже в спортивных трениках, с мешками под глазами и растрепанной шевелюрой он выглядит, как ходячий секс. Есть что-то неуловимо привлекательное в его небрежности. Таким можно только родиться. Никакие курсы пикапа этому не научат.

— Душ свободен, — Сева отрывается от телефона, кидает на меня заинтересованный взгляд и прикусывает губу.

— Ты, пампушка, совсем не собираешься мне облегчить жизнь, да?!

Вопрос риторический и не требует ответа.

Поднявшись, Амурский лениво потягивается, скидывает с себя в одно движение толстовку и неспешно бредёт к ванной.

Провожаю глазами его загорелую широкую спину, опускаю глаза ниже…

О. Мой. Бог.

Да у него ямочки на пояснице!

Я, разумеется, девушка благоразумная, но не железная. У меня не было секса больше двух месяцев.

Нет. И не думай об этом.

Я в шаге от того, чтобы влепить себе отрезвляющую пощёчину.

Переспать с Амурским очень плохая идея. Просто кошмарная, пусть и чертовски привлекательная.

Когда Сева выходит из душа, я уже лежу в кровати, приготовившись ко сну. Я наблюдаю за ним из-под прикрытых ресниц. Он в одних лишь красных боксерах, которые не оставляют простора для фантазии. Впрочем, я уже видела, так сказать, товар лицом.

И все-таки этот парень прекрасно сложен. Проклятье, у него даже есть кубики, понимаете? Гладкая грудь и легкая поросль волос, ведущая от пупка до резинки трусов.

— Даже никакой стены из подушек, раздельных одеял и прочей чепухи? — усмехается.

— Просто держи свои руки при себе, — зевнув, отвечаю.

Хмыкнув, Сева щёлкает выключателем на стене и комната погружается в полумрак, освещаясь лишь лампой с прикроватной тумбочки.

Кровать прогибается под весом Амурского, когда он ложиться в постель. Встряхивает подушку, закидывает руку за голову, расслабленно вытягиваясь. Игриво толкнув меня ногой под одеялом, совершенно невинно воркочет:

— Только руки? Знаешь, они мне в целом не обязательны для…

— Спокойной ночи, Сева! — резко обрываю его, после чего выключаю лампу, падаю на подушку и поворачиваюсь спиной.

Несколько минут стоит гробовая тишина, меня потихоньку клонит в сон, как вдруг Амурский шепчет:

— Горошек, спишь?

— С тобой уснёшь, — сонно бормочу.

Он молчит, и я уже думаю, что ничего не скажет, как неуверенно произносит:

— Можно тебя спросить?

— Рискни.

— Кто такой Никита? О нем упомянула та женщина…

— Это мой первый парень.

— Он тебе тоже изменил?

Слово «тоже» звучит отвратительно, согласитесь? Однако по-другому не скажешь. Видимо, я не умею выбирать мужчин.

— Да, — коротко отвечаю, не вдаваясь в подробности.

— У тебя плохой вкус на мужчин. С другой стороны был бы хороший, я бы тут не лежал, — вслух размышляет.

— Считаешь себя плохишом?

— Нет, считаю, что если бы ты нашла себе хорошего мужчину, он бы давно на тебе женился. Тогда бы у меня не было совсем никаких шансов завалить тебя в постель, — в голосе Севы слышится улыбка, отчего я сама улыбаюсь.

И ведь не поспоришь же. В одной кровати лежим.

Одновременно мы прыскаем, матрас дрожит от нашего смеха. Успокоившись, я со смешком бросаю:

— Технически я сама легла.

— Да, — подозрительно легко соглашается. — Но у нас еще есть завтра. А теперь спи, пампушка, нам рано вставать.

— Спокойной ночи.

— Сладких снов…

Утром, когда Сева ещё видит десятый сон, я уже на цыпочках пробираюсь к выходу из комнаты. У нас с мамой один визажист, и она ждёт меня в своем номере.

Нелёгкое это дело — быть женщиной. То ли мужик — в костюм запрыгнул, волосы пальцами пригладил и готов!

Мне же приходится сидеть два часа кряду, чтобы навести марафет. Клянусь, моя задница принимает форму стула. Мама все это время жужжит над ухом, точно муха.

— Хороший мальчик этот Сева, — говорит она, пожалуй, в сотый раз за утро.

Стоит ли ей сказать, что мальчиком он перестал быть лет эдак в пятнадцать?

Пожалуй, промолчу.

— Он мне кажется смутным знакомым, — хмурится она.

— Он мой одноклассник, мам. Сева Амурский, — неохотно признаюсь.

Визажист едва не роняет плойку из рук, в такой шок ее повергают мои слова.

— Сева? Амурский? — громко ахает девушка. — Тот самый?

— Какой «тот самый»? — загораются глаза мамы любопытством.

— Хоккеист. Из команды «Молния». В прошлом году к нам из самой Канады приехал. У меня муж ярый болельщик «Молнии», все уши мне прожужжал про этого Амурского.

— Ася, ты говорила, что твой жених с тобой вместе работает.

А ещё я просила ее не называть моего парня — женихом.

Черт, я надеялась, что она не запомнила делали!

— Не хотела рассказывать, — отмахиваюсь. — Знаешь, чтоб не сглазить, — решаю схитрить.

Этот способ срабатывает. По ее мнению, счастье — любит тишину.

Ага. Именно, поэтому они с Альбиной устраивают торжество века с салютами и шоколадным фонтаном.

— Сева Амурский, — задумчиво протягивает, — я помню его маму. Хорошая женщина. Нужно пересечься с ней за чашечкой кофе. В конце концов, скоро породнимся. Да и внуков нянчить будем вместе.

Эту женщину не остановить. Она прет, как танк.

Какие дети? Амурский недавно с голым задом сбежал из своей квартиры! Он еще сам ребенок.

— Мам, не гони коней, — решаю остудить ее пыл. — Мы с Севой не спешим. У него только сезон начался, а у меня крупные проекты…

— Ася, ну опять ты за своё! — недовольно восклицает. — Женщина должна домом заниматься, а не ерундой страдать. Ну подумаешь, сезон начался. И что теперь? Тебе уже пора о ребенке думать, не восемнадцать лет.

Да что не так с моим возвратом, черт побери?

Мои губы сжимаются в тонкую линию, а руки в кулаки. Я сдерживаю себя из последних сил, чтобы не затеять очередную ссору.

Боже правый, неужели у неё больше нет никаких важных дел? Почему она не выносит мозги Альбине?

— Мам, мы сами решим, — цежу сквозь зубы.

Она цокает, бросая:

— Какая ты непутёвая, Ася!

Ну разумеется.

Когда мама уходит к своей любимой «путевой» дочери, мастер как раз заканчивает с прической.

Расплатившись, надеваю платье, что прихватила с собой, и кручусь у зеркала, рассматривая себя со всех сторон.

Мои волосы заплетены в высокий пучок, две пряди свисают по бокам от лица, тонкие стрелки подчеркивают голубые глаза, а красные губы добавляют изюминки и сексуальности. Чёрное приталенное платье в пол с кокетливым вырезом на ноге и туфли-лодочки на высокой шпильке, делают меня стройнее и выше.

Довольно улыбаясь, выхожу из номера и иду в наш с Севой. Зайдя, прохожу и хмурюсь, когда замечаю пустую постель.

Дверь позади меня хлопает. Повернувшись, вижу Севу, который, вытирая голову полотенцем, выходит из ванной.

Он поднимает голову и застывает, точно вкопанный.

Его глаза размером по пять копеек сканируют меня, задерживаясь в области груди, разрезе на ноге и губах дольше, чем позволяют всякие там приличия.

Впрочем, это Амурский! О каких приличиях идёт речь?

— Пожалуйста, скажи, что мне это не снится, — охрипшим голосом просит.

Хихикнув (господи, я действительно это сделала?), кручусь на месте, отчего ткань на срезе немного приподнимается.

Сева вдруг со свистом втягивает в себя воздух, восклицая:

— Это чулки? Да ты точно смерти моей хочешь!