Ася
Сева выглядит по-настоящему взбешенным. Рванув на себе ворот рубашки, трёт шею, глубоко вдыхает и выдыхает. Устремляет мрачный взор на меня, отчего мне хочется провалиться сквозь землю.
Какого черта?
Почему все это напоминает сцену из дерьмовой мелодрамы? Мы с Севой просто друзья!
— Горошек, — хрипло выдавливает.
— Да? — внимательно смотрю на него.
— Потанцуешь со мной? — протягивает руку в приглашающем жесте.
Пусть Амурский и выглядит так, словно вот-вот задышит огнем, все же я ему благодарна. Он появился вовремя. Конечно, я могла бы и сама справится с Екимовым. Однако, когда к аргументам прилагается почти двухметровый разъяренный мужик, до человека доходит быстрее. Можно сказать, мгновенно.
Всего каких-то полминуты и Никиты и след простыл, хотя до появления моего «жениха» он был крайне настойчив.
Почему бывшие объявляются так не вовремя? Как правило, они дают о себе знать либо когда у вас дела хуже некуда (к примеру, вам снова изменили), либо когда вы уже и думать забыли о засранце. Не иначе, это кара небесная.
— Конечно, — нервно откликаюсь, осторожно вкладывая свою руку в его.
Сева в отличие от меня не осторожничает. Рывком привлекает к себе, прижимая за талию так близко, что между нами и пылинка не проскочит. Я чувствую, как сильно стучит его сердце в груди, как тяжело он дышит, точно пробежал пятикилометровый кросс. Мы медленно покачиваемся под музыку. По-моему, даже медленнее, чем сам ритм песни. На нас косятся, перешептываясь.
Отлично. Теперь мы стали новостью номер один на этой вечеринке.
— Почему ты злишься? — когда мы танцуем, должно быть, минуту в полном молчании, интересуюсь.
— Я не злюсь, — поджав губы, угрюмо отвечает.
Ну разумеется.
— Нет, злишься, — упрямлюсь я.
— Ладно. Да, я злюсь! — выпаливает, прожигая меня глазами.
— Почему?
Сева медлит с ответом. И я решаю его подтолкнуть.
— Ты злишься на меня? Тебе надоело притворяться моим женихом? — Пожалуй, впервые за этот вечер я задумываюсь над тем, что Амурскому осточертело разгребать мое дерьмо. Похоже, я стала той самой бедовой девушкой, которую постоянно нужно спасать. Хочешь ты того или нет. — Мы можем завтра с утра уехать. Я маме позвоню в дороге и…
— Что? — перебивает он меня, сводя брови к переносице. — Я не злюсь на тебя, Ася. С чего мне на тебя злиться?
Кажется, он действительно в недоумении.
— Я втянула тебя в свои проблемы.
— Я тебе позволил меня в них втянуть.
Теперь я вообще ничего не понимаю.
— Тогда почему?
Амурский прикусывает губу, смотрит поверх моей головы невидящим взглядом, будто находится в серьезных раздумьях. Я его не тороплю. Терпеливо жду ответ.
— Я… Я… Просто, — растерянно бормочет. — Черт! Не знаю, — с шумом выдохнув, признаётся. — Я не знаю, почему я так злюсь. Но точно не на тебя.
Сева обнимает меня крепче, кладя подбородок на макушку. Он настолько большой, что в его руках я словно в коконе, но мне совсем не тесно. Мне комфортно. Объятья Севы — это не объятия незнакомца, это объятия старого хорошего друга, которого встретил много лет спустя.
— Ладно, — шепчу ему в грудь.
Мы не разлепляемся до самого конца танца. Точнее, до тех пор, пока не выскакивает ведущий и не начинается очередной конкурс. Неохотно мы плетемся обратно к столу.
Никита весь оставшийся вечер делает усиленный вид, что нас не существует. Роза больше не задаёт глупых вопросов, а мы с Севой болтаем с родителями. Дарим подарок, когда приходит время, смотрим шоу-балет и просто наслаждаемся вечером.
Признаться, я зла на маму. Какого черта она позвала моего бывшего с его матерью-стервой за наш стол? Ладно, на свадьбу. Роза всегда была другом семьи да и с Никитой, насколько мне известно, Альбина поддерживает общение. Однако посадить его за наш стол? Прямо перед носом моего жениха? И что с того, что жених липовый? Она-то об этом не знает!
Весь вечер мама бросает на меня извиняющиеся взгляды, а когда Сева удаляется в уборную, наклоняется ко мне и шепчет:
— Ася, прости за Никиту, мы же не думали, что ты в самом деле…
— В самом деле, что? — жестко обрубаю ее.
— Ну, — мнется она, старательно избегая моего пытливого взгляда, — что ты не одна придёшь.
— Ты напомнила мне десять раз, чтобы я не приходила одна, — сухо кидаю.
— Да, но прошлый раз это не помогло. Мы думали, что ты все придумываешь и…
— Что? — рявкаю так, что все за столом подпрыгивают. Папа, Роза и Никита на меня удивленно смотрят. — Кхм, извините, — понижаю тон.
Они возвращаются к просмотру фокусов, а я испепеляю маму глазами.
— Прости, — искренне произносит, мягко сжимая мое плечо. — Ты так долго не хотела нас знакомить, что у нас не могли не возникнуть подозрения. Мы позвали Никиту, надеясь, что между вами вспыхнут прежние чувства. Да и он не раз спрашивал о тебе…
Знаете, иногда лучше всего не знать.
Моя семья думала, что у меня выдуманный жених? Серьезно?
Ладно, учитывая, сложившиеся обстоятельства, в каком-то роде они правы, но он у меня был! Пусть и не жених, а парень! Но я никогда не называла Бобика своим женихом. Опять же, это все фантазии матери.
— Достаточно.
Не хочу больше слушать эту исповедь. Свести меня с бывшим, который передал? Действительно, какая прекрасная идея!
— Прости, — шепчет мама, но я только махаю на неё рукой.
— Проехали. Просто не лезь больше в мою личную жизнь.
Разумеется, я понимаю, что прошу о невозможном, потому что совать свой нос в чужие дела — это ее призвание, но попытаться стоит, верно?!
— Как скажешь, — ласково мне улыбнувшись, соглашается.
Сева возвращается через пару минут, и сразу же замечает мою кислую мину.
— Он к тебе лез? — требовательным голосом спрашивает.
— Кто?
— Твой бывший, — сквозь зубы выплёвывает.
— Нет.
— Тогда почему ты такая грустная?
— Устала, — лукавлю.
В конце концов, не могу же я на бедного парня сваливать все свои проблемы и разочарования.
Сева мне не верит, но я нахожу его руку под столом, нежно сжимаю и, улыбнувшись, говорю:
— Все в порядке. Правда.
Амурский сканирует меня глазами, а потом медленно кивает. Переплетает наши пальцы и нежно их гладит. И от этого у меня почему-то перехватывает дыхание. От объятий нет, хотя, должна признаться, они приятные. Однако этот жест слишком интимный, что ли.
Испугавшись своей реакции, пытаюсь выдернуть руку, но Сева только крепче сжимает, шикает на меня и, расслабленно откинувшись на стул, кидает:
— Мне нужны ласки. Я без этого погибаю. У тебя невероятно бархатные ручки.
Вот дурак!
Мои губы подрагивают, потому что я буквально силой сдерживаю рвущийся из груди хохот. Толкаю легонько его ногой под столом, ворча:
— Ты такой льстец.
— Зато ты улыбаешься, — хмыкает, подмигнув.
Действительно. Всего за несколько секунд Амурскому удалось меня развеселить.
Ближе к полуночи конкурсы заканчиваются, и мне хочется закричать: «Аллилуйя!».
Где они только нашли этого ведущего? Он, что на батарейках? Человек не может столько говорить и излучать энергии.
Когда народ кричит в очередной раз: «Горько!», я готова биться головой об стол.
Считаете, я уже слишком стара для таких тусовок?
Где то прекрасное время, когда ты мог с тусовки ехать на пары, потом опять на тусовку, а потом на экзамен?
Да, несмотря на пуританское воспитание, и у меня бывали такие эпизоды в студенческие годы. К слову, в то время я встречалась с Никитой, а он был любителем вечеринок. И, разумеется, таскал меня с собой. Сейчас таких подвигов мне не повторить. Ноги от каблуков ноют, из причёски хочется вытащить все шпильки, что выпиваются в голову, а макияж — смыть, как и эти дурацкие накладные ресницы. Клянусь, мне тяжело держать глаза открытыми под их тяжестью!
Наступает время диких танцев. Знаете, когда уже все не просто под шафе, а конкретно в хлам.
Я зорко наблюдаю за выходом.
Хотите знать, почему? Потому что уходить первыми совсем уж неприлично, а вот после кого-то можно и скрыться под шумок.
— Устала? — зевая, спрашивает Сева.
Он в руке покачивает бокал с шампанским, но не пьёт. Амурский вообще за весь вечер выпил всего пару бокалов. Не то чтобы я заливала за воротник.
Алкоголь на меня действует, как сыворотка правды. А учитывая, моё последнее время взведенное (читать как: возбужденное) состояние, это чревато дурными последствиями.
— Есть такое, а ты?
— Тоже, — прикрыв глаза, сонно отвечает.
— Наконец! — радостно вскрикиваю, отчего Амурский подпрыгивает, отрывая глаза.
Первыми этот праздник жизни покидают родственники жениха. Пожилая женщина с мужчиной выходят из банкетного зала. Не проходит и десяти секунд, как за ними исчезает еще несколько человек.
— Можно идти в номер, — довольно лыбясь, воркочу.
— Ждёшь не дождёшься, чтобы остаться со мной наедине, Горошек? — криво ухмыльнувшись, спрашивает Сева.
— Двигай к выходу, Амурский, пока нас не спохватились, — ворчу, закатывая глаза.
Поднявшись, мы аккуратно пробираемся к выходу. Нам везёт, и мы не встречаем маму или папу на пути. Отец, должно быть, представил Севу даже персоналу. Не удивлюсь, если он его исподтишка сфоткал и своим друзьям разослал.
Ввалившись в номер, первым делом сбрасываю каблуки, достаю несколько шпилек из причёски, кидаю их на столик и падаю в кресло.
— Боже мой, какое блаженство! — вытянув ноги и поиграв пальцами, стону.
Сева кидает пиджак на кресло и расстегивает несколько пуговиц на рубашке. После чего пристраивается в кресле напротив.
— И не говори, — хмыкает. — Сильно болят? — кивком головы указывает на мои ноги.
— Если по шкале от одного до десяти, — задумчиво стукаю указательным пальцем по подбородку, — тогда сто. Мне, похоже, нужны новые ноги, — мрачно заключаю.
Сева вдруг наклоняется, совершенно бесцеремонно хватает мои ноги и кладет их себе на колени. Я уже хочу возмутиться, как он принимается делать массаж.
Боже правый, это восхитительно!
— Ты так думаешь? — самодовольно ухмыляется.
Проклятье! Я это вслух сказала?
— Эти руки ещё не то могут.
Ну разумеется. Все мы слышали, что эти руки могут. И скорее всего не только они.
Черт побери, о чем я вообще думаю?
— Амурский, не порть момент.
— Как угодно, моя госпожа.
Ладно, я готова поклоняться этим рукам. Они у него волшебные. Сева будто знает, где болит. Нажимает на нужные точки, и боль потихоньку отступает.
Не знаю, сколько это продолжается, но когда рука Сева трижды ненавязчиво поднимается вверх по ноге, а на четвертый нагло проскальзывает в разрез платья, добираясь до резинки чулков, я резко дергаю ногой и тут же их спускаю.
Амурский охнув, хватается за живот.
— Нет так нет, пампушка. Зачем же сразу ногой в живот? — сдавленно хрипит.
— Чтоб руки не распускал, — фыркаю, но тут же виновато спрашиваю, — сильно больно?
— Пройдёт, — потирает ушибленное место. — Иди в душ, пампушка, не вводи в искушение.
— Как будто тебя нужно в него вводить!
Схватив пижаму, что утром бросила на кровать, ухожу купаться. Банные процедуры у меня занимают целую вечность. В какой-то момент я слышу шум за дверью и разговоры.
Прислушиваюсь, но из-за душа ничего не слышу. Закрутив кран, опять прислушиваюсь, но до меня доносится только стук двери.
Странно…
Может, мама приходила? Или же кто-то из персонала?
Пожав плечами, включаю воду и принимаюсь дальше отмывать голову от лака.
Выйдя, застаю Амурского уже в кровати в одних боксерах. Он выглядит озадаченным и даже меня не замечает, настолько погружен в свои мысли.
— Кто-то приходил?
— Что? — переспрашивает, украдкой бросив на меня нервный взгляд.
Что с ним такое?
— Спрашиваю, приходил кто-то? Я просто слышала разговоры…
— А, это, ничего серьёзного. Пустяки, — небрежно отмахивается, после чего слетает с кровати и уж как-то слишком быстро уходит в ванную.
Дерганый он какой-то… Впрочем, мало ли… Задумался парень, устал. С кем не бывает?!
Отмахнувшись от глупых мыслей, выключаю свет, оставляя включенными лишь лампы на прикроватных тумбах. Откидываю одеяло и ложусь в кровать. Сева выходит из ванной минут через десять. Потягивается зевая, отчего мой взгляд невольно приклеивается к его торсу.
Прикусив губу, стыдливо отвожу глаза.
Кладу телефон и, взбив подушку, устраиваюсь поудобнее, чуть ли не накрываясь одеялом с головой.
Сева ложится и мы одновременно выключаем лампы. Комната погружается в темноту.
Я слышу тяжелое дыхание Амурского, слышу стук своего клеящегося сердца. Мне волнительно, а в животе завязывается тугой узел.
Дела плохи.
Вчера такого не было. Разумеется, непривычно было спать с малознакомым мужчиной, но я точно не испытывала такого…
Возбуждения.
Щипаю себя за руку, чтобы хоть немного остудить свой пыл, но это не помогает.
Я знаю, что и Сева не спит. Он напряжен. Когда его рука случайно задевает мою спину, вздрагиваю. Амурский с шумом втягивает в себя воздух и отодвигается, невнятно бормоча извинения.
Так, мне нужно успокоиться.
Зажмурившись, начинаю считать про себя.
Один… Два… Три…
— Ася, — раздаётся в полной тишине хриплый голос Севы.
— Что? — тихо отзываюсь.
— А целоваться друзьям тоже нельзя?
— Нет, — со смешком отвечаю.
— А с кем можно?
— С парнем, мужем, любовником…
Почему я вообще отвечаю на этот вопрос, черт побери?
— Ладно.
И это все?
Я не могу подавить разочарованный вздох. Мне действительно грустно, потому что…
Да, я признаюсь! Я хочу Севу Амурского.
И что с того? А кто его не хочет? Вы видели этого парня? Он же ходячий грех.
— Тогда я не хочу быть твоим другом, — неожиданно заявляет.
Секунда. Всего секунда и Сева уже нависает надо мной. Одна его рука опускается на мою талию, другой он упирается в кровать.
Замерев, ошарашено моргаю.
Он мгновение разглядывает мое лицо, и, очевидно, не найдя в нем протеста, приближается, чтобы накрыть своими губами мои.
Амурский целует меня жадно, неистово. Так, что кончики моих пальцев поджимаются. У его губ мятный сладкий вкус, и мне до жути хочется их попробовать. Я даже не понимаю, что раскрываю губы и касаюсь своим языком его. Действую на инстинктах. По телу проходит дрожь, когда рука Севы накрывает мою грудь, нежно поглаживая и сжимая через ткань пижамы.
В низ моего живота упирается свидетельство его желания, и я уже не могу связно соображать.
Мы целуемся пока в наших легких не заканчивается воздух, а губы не начинают гореть и покалывать.
Отстранившись, Сева легкими поцелуями опускается на мою шею, прикусывает кожу на ключице, после чего снова возвращается к губам.
Он весь горячий, а мышцы под моими руками, словно вылиты из стали.
Прижавшись теснее, Сева закидывает мою ногу себе на спину, шепча между горячими поцелуями:
— Господи, я мечтал об этом весь день…
Рука проскальзывает под мою майку, касается обнаженной груди, отчего я выгибаюсь, теряясь в этом сладком ощущении.
— Дотронься до меня, Горошек. Умоляю! — сипло молит меня, и я не в силах ему отказать.
Провожу рукой по груди, очерчиваю кубики пресса, опускаюсь ниже и накрываю внушительную выпуклость на боксерах. Поглаживаю…
Замерев, Амурский дергается, шипит сквозь зубы проклятия, и со стоном утыкается мне в шею.
Эээ, прошу прощения?
Почему так мокро? Он, что…?
— Сева, ты…? — осторожно спрашиваю.
— Ни слова, — загробным голосом произносит. — Я сейчас вернусь.
Резко поднявшись, он убегает в ванную.
Да уж. Его «зайки» точно симулировали.
Не знаю, хочется мне смеяться или же поддержать Амурского. Уверена, для парня это большой удар по эго.
Хихикнув, прикрываю рот ладошкой и утыкаюсь лицом в подушку.
Нет, я не смеюсь над самим Севой. Не такая уж я стерва. Скорее, над ситуацией в целом.
Боже, более неловкого момента в постели у меня еще не было.
— Не смей смеяться, — выйдя, хмуро бросает Амурский.
— Я не смеюсь, — серьёзным голосом отвечаю. Слишком серьезным.
— Со мной такое в первый раз.
— Конечно.
— Ася…
— Мы с тобой увлеклись. Видишь, все говорит о том, что нам лучше остаться друзьями. Давай спать.
Однако Амурский, кажется, спать не намерен. Ложится на кровать и тут же берет меня в плен своих рук, начинает целовать шею, но я уворачиваюсь.
— Ты чего? — удивленно приподнимается надо мной. — Я просто хочу вернуть должок…
— Нет, — твёрдо отрезаю. — Это была минута слабости. Больше этого не повторится.
— Ты сейчас серьезно? — сужает глаза.
— Абсолютно.
— Это мы ещё посмотрим, — перекатываясь на свою сторону кровати, нахально заявляет.
— Спокойной ночи.
— Сладких снов.
Я не засыпаю мгновенно. Лежу некоторое время, притворяясь спящей.
Не получится у нас дружбы с Севой. И каким я только местом думала, когда позвала его с собой на свадьбу? Точно не мозгами.
Завтра лучше сделать вид, что ничего не произошло. В конце концов, мы взрослые люди. А между взрослыми людьми иногда случаются… разного рода вещи.
Утомленная своими мыслями и этим долгим днём, я наконец погружаюсь в сон.