Уведу родного мужа

Глава 7 В логове

Из душного автобуса Любочка была вынесена плотной толпой веселых толстых теток с пустыми корзинами, возвращающихся, судя по всему, с центрального рынка после успешной торговли. Любочка была мокрая, исцарапанная этими самыми корзинами и вообще едва живая. Вдобавок ко всему на самом видном месте — на подоле ее светленького платьица — красовалось безобразное пятно фиолетового цвета. Стеснительная Любочка, обнаружив, чем именно кончился ее вынужденный контакт с вишневыми тетками, едва не кинулась обратно в автобус, но вовремя вспомнила, что ведь и в городе, где к тому же запросто можно напороться на знакомых, ей придется довольно долго двигаться по улицам в таком виде.

— Господи, ну почему я такая невезучая?! — в отчаянии вопросила она саму себя.

Остановка опустела так быстро, что Любочка даже не успела никого спросить, как ей пройти на нужную улицу.

Вообще-то Любочка никого и ни о чем спрашивать не любила, тем более старалась избегать контактов с незнакомыми людьми. Но Куницыно она собственными глазами видела сейчас впервые, хотя слышала об этом новорусском гнезде предостаточно.

Девушка прихватила юбку, как полагала сама, изящным жестом, зажав пятно в кулаке, отчего мгновенно стала походить на жеманную театральную пастушку из пьесы позапрошлого века, и двинулась к ближайшему углу, с интересом оглядываясь по сторонам и изредка бормоча себе под нос: «Живут же люди!»

За углом ее глазам предстала довольно широкая улица, утопавшая в садах. Пышная летняя зелень пенилась и вываливалась за высокие решетчатые заборы, словно выкипавшее молоко из кастрюли. Ровная и гладкая, как стол, дорога делила улицу надвое. Солнце жарило немилосердно. Куницыно в этот горячий полуденный час словно вымерло. Единственным признаком жизнедеятельности можно было считать две машины, одна из которых, довольно-таки побитая «Волга», стояла рядом с Любочкой, почти на углу. Вторая — у ворот, на которых, к Любочкиной несказанной радости, красовалась табличка с нужным ей адресом!

Она успела сделать всего один шаг по направлению к священной обители и очутилась как раз рядом с «Волгой», припаркованной каким-то идиотом так, словно он начал заворачивать, а потом передумал и выключил движок. И тут калитка на ее глазах распахнулась, словно изнутри ее наподдали ногой, и наружу вылетела толстая девка в джинсах, растрепанная, красная, как свекла, и пищащая неестественно тонким, детским голосочком на всю Улицу. Любочка не сразу разобрала, что девица как заведенная повторяет одно и то же имя, причем хорошо известное и ей самой. Затем она увидела, как дверца иномарки распахнулась и Лизка Голубева собственной персоной, в каких-то лохмотьях вместо одежды, вывалилась наружу. Самое ужасное и страшное заключалось в том, что Голубева, явно сошедшая с ума, лаяла! Противным, визгливым голосом и совершенно по-собачьи!

Обомлевшая от ужаса Любочка присела на корточки, прижимаясь к «Волге», единственному возможному укрытию, совершенно не замечая обжигающего прикосновения раскалившегося на солнце кузова машины. Но страсти на этом не закончились: внезапно «Волга» фыркнула, дрогнула, завелась и тронулась с места задом, совершенно не учитывая прижавшуюся к ней девушку. В самое последнее мгновение Любочка, завизжав в точности таким же писклявым, как у толстой девицы, голосом, отпрыгнула за угол, успев поразиться своей не зависящей от нее самой прыгучести, и покатилась в пыль, запечатлев в памяти еще один эпизод: Лизку Голубеву, затаскивающую кричащую девицу в машину… Затем Любочка, видимо, на какое-то время лишилась сознания. Потому что, когда к ней вернулась способность воспринимать окружающее, вокруг вновь не было ни души, обе машины словно растаяли в воздухе. И если бы сама Любочка не сидела при этом в пыли под чужим забором с таким ощущением, словно и «Волга», и иномарка, прежде чем исчезнуть, по очереди ее переехали, вполне можно было решить, что весь этот кошмар ей просто привиделся…

— У-у-у… — застонала девушка, поскольку первая же попытка пошевелиться отозвалась довольно сильной болью в спине. К счастью, сломано все-таки ничего не было. Вторая попытка оказалась удачнее, и, встав на четвереньки, Любочка преодолела пару метров в сторону автобусной остановки партизанским способом. И лишь после этого, уцепившись за прут решетки, рискнула подняться на ноги.

Единственное, что можно было с натяжкой признать положительным результатом жуткого приключения, — это то, что вишневое пятно на ее подоле исчезло. Точнее, различить его после того, как Любочка вывалялась в куницынской пыли, было невозможно.

К тому моменту, как очередная порция вишневых теток начала потихонечку подтягиваться к автобусной остановке, Любочке удалось привести себя в относительный порядок. Во всяком случае, она не слышала, как одна из теток, покачав головой, громко зашептала своей соседке что-то о современных девицах, окончательно потерявших всякий стыд и даже из приличия не скрывающих следов наканунешних попоек.

«Так вот, значит, каким образом разделывается эта ведьма с журналистами. — Любочку передернуло, и ее соседка поспешно отодвинулась вместе с корзиной, почти вжавшись в борт автобуса, тронувшегося наконец в сторону города. — Кошмар… Даже жаль эту Голубеву, очень жаль… Впрочем, ничуть не жаль, так ей и надо!.. Но… что же это получается? Выходит, вся эта чертовщина и впрямь существует?..»

Любочка беспокойно заерзала на месте, не обращая внимания на образовавшийся вокруг нее простор и даже возможность дышать.

Последняя мысль, совершенно новая для Любочки как сотрудницы «Параллельных миров», придала ее размышлениям иное направление. Ведь если «все это» действительно есть, для того, чтобы счастье и удача в личной жизни наконец повернулись к семье Вышинских лицом, достаточно отыскать хотя бы одну настоящую ведьму и обратиться к ней за настоящим магическим советом! Кандидатура Александрины после ужасного визита в Куницыно Любочкой не принималась в расчет. Все оставшееся на дорогу домой время она лихорадочно перебирала в памяти рекламодателей их газеты: разумеется, не тех, кто со шведским и тайским массажем, а магов и колдуний. «Не может быть, — думала Любочка, — чтобы на всю эту свору Александрина была единственной настоящей ведьмой! Наверняка есть еще кто-нибудь. И я ее непременно отыщу!»

…О своих собственных моральных и физических страданиях я забыла в ту секунду, как из Александрининой калитки вылетела почти невменяемая Танька. По-моему, даже когда мы нашли в ее квартире труп, она выглядела куда лучше! И все-таки мне удалось запихать Таньку за руль и даже вынудить ее завести машину. Много раз проверенный способ подействовал, и спустя десять минут я уже знала самую суть, а еще через полчаса и весьма живописные детали Танькиного визита.

Подойдя к дому, в котором окопалась Александрина, Татьяна окончательно уверилась, что слухи о ее недоступности, которыми я с ней поделилась, сильно преувеличены. Потому что на ее пути не возникло никаких препятствий к проникновению в святая святых (или «темная темных») — например, какой-нибудь детина-охранник. И даже дверь, за которой Танька, как в прошлые годы, ожидала увидеть хорошо знакомые темные сени, оказалась распахнутой.

Танька храбро шагнула за порог.

Знакомых сеней и в помине не было. Вместо этого глазам предстало нечто вроде просторного холла, перегороженного посередине черной в золотых звездах ширмой! Остальную обстановку Танька и разглядеть не успела, поскольку именно в этот момент над ее головой раздался ужасный, «абсолютно нечеловеческий!» голос:

— Стоять на месте!

— Меня чуть кондратий не хватил, — поведала все еще дрожащая Танька. — Я же не сразу поняла, что это динамики… Ну что-то вроде голоса через неисправный микрофон…

А дальше голос, половую принадлежность которого, по Танькиным словам, определить не представлялось возможным, протрещал:

— Ты пришла сюда на поиски человека, которого считаешь мертвым? Он жив, но ты его больше никогда не увидишь!

На этом месте Танькиного повествования мое сердце впервые за эти ужасные часы радостно екнуло. Я мгновенно сообразила, что, если Вилька жив, а Танька его никогда больше не увидит, Мои шансы резко возрастают! Увы… В следующую секунду меня постигло горькое разочарование!

— «А своей коварной папарацци, подославшей тебя сюда, так и передай, что ее планам не суждено сбыться! К вам обеим его отвращение беспредельно… А теперь — вон отсюда!..» — продолжала побледневшая Танька.

— Так прям и сказала «папарацци»?! — не выдержала я. Почему именно этот момент вызвал мои сомнения, не берусь судить. Так же, как и о том, по каким причинам все остальное сомнений не вызывало. Может, это на меня жара так подействовала?

— Скорее, это радио проорало, чем сказало, — уныло кивнула головой Татьяна.

— И ты… не задала ни одного вопроса?! Тогда зачем вообще мы сюда ездили? Господи, да этого и на один абзац мне не хватит, не то что…

— Хорошо тебе рассуждать! — взвизгнула оскорбленная Татьяна. — Посмотрела бы я на тебя! Да я… я… особенно когда это «папарацци» услышала и заодно папашку вспомнила, я вначале думала, что с места не смогу сдвинуться, что она меня тут сейчас какой-нибудь молнией своей поразит или громом… Ты-то хоть исцарапанной задницей да разодранной юбкой отделалась, а я такого страху натерпелась!..

Возразить мне было нечего. Больше всего на свете мне хотелось ущипнуть себя и наконец проснуться от всего этого бреда. Впрочем, расцарапанное тело ныло и саднило так, что я едва сдерживалась, чтобы не стонать всякий раз, как случайно двигалась на сиденье.

— Всего этого просто не может быть, — сказала я, мужественно собрав в горсточку остатки здравого смысла. — Понимаешь? Просто не может быть…

— Жаль, что тебя все-таки там не было! — съязвила Татьяна. Езда на повышенной скорости сделала свое дело, и подружка сумела оклематься от очередного шока.

Какое-то время мы ехали молча — до тех пор, пока я не обратила внимание на Танькины подлые попытки причинить мне как можно больше неудобств, заставляя ерзать по сиденью: а иначе зачем она, спрашивается, вдруг начала то резко сбрасывать скорость, то неожиданно так же резко увеличивать?

— Уй-ю-юй! — не вынесла я очередного маневра мстительной Татьяны. — Идиотка, ты что, забыла про мои травмы?!

— Эти козлы поменяли машину! — вместо ответа бросила она сквозь зубы. — Видишь, опять хвост?

Надо сказать, что про хвост я как-то вообще позабыла. И теперь, уставившись в зеркальце заднего вида, никакой серой «Волги» не увидела. Шоссе в этот послеполуденный час было пустым, если не считать черного «джипа», потихоньку сокращавшего расстояние между нами… И вдруг до меня дошло!

— Танька, — пролепетала я, — ты что, хочешь сказать, что у нас опять хвост, только теперь эти, на джипе?..

— Ну да… Я проверила, тянутся за нами как приклеенные от самого Куницына! Ну, папочка, дождешься ты у меня!.. — Подруга даже погрозила кулаком невидимому прокурору.

— При чем тут твой отец? — застонала я, сразу позабыв о своих царапинах. — Ты что, не знаешь, что никаких джипов у ментов нет?! Они же нищие, как… как последние голодранцы! Откуда у них иномарки, чтобы подменять хвосты?! Клянусь, это он… он!

— Убийца? — ахнула враз ставшая догадливой Танька, одновременно так вмазав по педали газа, что «бээмвуха» едва не взлетела над шоссе, а черная машина позади на какое-то время стала отдаляться.

К сожалению, длилось это недолго. Киллер — а мы ни одной секунды не сомневались, что в джипе находится именно он, — довольно быстро сообразив, что мы от него удираем, тоже вдарил по газам! Совершенно уже не скрывая своих намерений… Теперь наши машины, наверное, смотрелись на шоссе как связанные невидимой нитью: умница Татьяна все же не давала проклятому джипу сократить расстояние между нами до пристрельного, а подлые служители правопорядка и безопасности движения словно сквозь землю провалились! Даже на въезде в город, у главного поста, нас встретило полное безлюдье. Но город, наш трижды благословенный город, если учесть Танькино виртуозное мастерство, был сам по себе спасением.

Татьяна не поехала к центральной улице, недавно переименованной из Советской в Демократическую, наиболее короткой дорогой, а при первой же возможности свернула к переулкам. Скорость пришлось сбросить, но минут через двадцать это уже не имело значения! Ни один киллер на свете не мог сравниться с Танькой в знании проходных, то есть проездных, дворов и прочих неожиданных мест нашего города.

К тому моменту, как взмокшая от напряжения Танька притормозила в каком-то тупичке, на всякий случай не заглушив мотор, мы уже минут десять как потеряли свой хвост из виду. Вернее, это он нас потерял. И впервые в жизни я наблюдала, как после быстрой езды у Татьяны дрожат руки.

— А вдруг, — с трудом разжала она губы, — у твоего дома какая-нибудь засада? Господи, что же делать?!

— Не вздумай рыдать! Или, чего доброго, грохаться в обморок! — Надеюсь, мой голос был достаточно суров. — Лучше скажи, есть какая-нибудь не слишком… э-э-э… откровенная дорога к ментовке, где сидит тот капитан? Ну, белобрысый, который на наш труп приезжал?

— Есть, — отозвалась Танька бесцветным голосом и, не задав больше ни одного вопроса, тронула машину с места по направлению к совершенно глухой на вид стене какого-то здания. Только когда мы подъехали к этому тупику почти вплотную, я углядела очередной проезд между домами — свидетельство того, что на самом деле Татьяна хоть в чем-то человек уникальный, если ее память в таком состоянии удерживает подобные вещи!