В первый раз в отделении милиции я была в шестнадцать лет, когда получала паспорт. Во второй и одновременно в последний — три года назад, когда собиралась на отдых в Крым и выяснилось, что без специального вкладыша, выдаваемого в упомянутом месте, меня туда не пропустят.
Однако, когда мы с Танькой вошли в отделение, мне показалось, что я была здесь только вчера или позавчера — до такой степени тут ничего не переменилось. Новую форму, максимально приближенную к полицейской, с легкостью можно было не брать в расчет. Поэтому, с равнодушным видом прошествовав мимо зарешеченного угла с навесным замком, где храпела прямо на полу какая-то куча тряпья, я, абсолютно позабыв про собственный внешний вид, самоуверенно двинула к дежурке. Еще с первого раза я запомнила, что именно так называется крохотное помещеньице с застекленными стенами и окошком, за которым отбывают очередную вахту милиционеры.
К счастью, на мою юбку поначалу никто не обратил внимания, к тому же тащившаяся за мной Танька преданно заслонила мои тылы собственным задом.
За окошечком просматривалось сразу двое служивых: пожилой со звездочками на погонах и молодой с глупой ухмылкой, которую я однажды уже видела: передо мной вновь была та самая физиономия, которая приводила меня в чувство после первого в жизни обморока. «Тем лучше!» — подумала я, но обратилась к пожилому:
— Будьте добры, нам нужен следователь, занимающийся неопознанным трупом!
Не знаю, что уж такого смешного они нашли в моих словах, но всю следующую минуту ответом мне было глупое ржание. Как ни странно, особенно отличился пожилой, сразу потерявший в моих глазах все преимущества.
— Что в этом смешного? — От возмущения Танька, наконец, ожила и включилась в происходящее.
— Милые дамы, — пожилой в последний раз всхлипнул от смеха, — да как же я, по-вашему, должен вычислить того, кто вам нужен, если у нас тут восемь инспекторов дознания, и на каждого — по три-четыре неопознанных трупа?!
— Так им и надо! — разъярилась я в мгновение ока. — Не трупам, а этим вашим инспекторам! Может, соизволите все же дослушать?
— Весь внимание! — Пожилой и правда посерьезнел, хотя смешинки в глазах еще прыгали.
— Наконец-то, — съязвила я. — Мы проходим свидетелями по делу Голубева, известного пропавшего бизнесмена, а нужен нам белобр… белокурый такой капитан с красным лицом…
Молодой мент снова заржал, но второй его, видимо, незаметно ткнул в бок, и он захлебнулся. И даже пришел нам на помощь:
— Товарищ старший лейтенант, я знаю, кого они ищут, Широков им нужен… Они этому Голубеву жены!
— Бывшие! — хором заявили мы с Танькой, и я изумилась тому, как быстро Татьяна смирилась с потерей возлюбленного мужа.
— Вот как? — Пожилой окончательно посерьезнел. — Второй этаж, пятнадцатый кабинет… Впрочем, я вас провожу.
К сожалению, именно в этот момент Танька потеряла бдительность и, вместо того чтобы по-прежнему прикрывать меня сзади, двинула вперед раньше меня. Старший лейтенант издал за моей спиной какой-то не поддающийся определению звук, поскольку уже успел выйти из дежурки и вся моя фигура попала в поле его обозрения.
Круто развернувшись, я брякнула первое, что пришло в голову:
— На нас совершено нападение!.. Сами видите…
Поскольку в последнем никаких сомнений быть не могло и он действительно видел, реакция пожилого могла быть признана самой что ни на есть достойной.
Крякнув, старший лейтенант нагнулся к окошку дежурки:
— Саша, дай сюда мою ветровку, она за селектором висит… Как вас, говорите, зовут? — Вопрос, естественно, был обращен ко мне.
— Елизавета Петровна Голубева, — ответила я с достоинством.
— Вот что, Елизавета Петровна, прежде чем подыматься наверх, вам придется накинуть это на… э-э-э…
— Давайте! — Я с благодарностью вырвала из его рук синюю, пропахшую табаком куртку подозрительного вида.
— У нас, понимаете ли, — счел нужным пояснить он, — в силу специфики большинство сотрудников — мужчины… Негоже отвлекать людей от дела! Так, говорите, на вас напали?
Профессионально подозрительный мент, видимо, решил, что напали не просто, а с изнасилованием. Что ж, я не могла его за это обвинять! К тому же мы уже достигли не только второго этажа, но и кабинета с номером «15», прибитым над табличкой «Широков В. Е.».
— Я вам отдам вашу куртку внизу, — пообещала я вместо ответа. — Мы на машине вообще-то приехали…
Нельзя сказать, что белобрысый капитан при виде нас с Татьяной расцвел от счастья! Но это свидетельствовало о том, что он нас, по крайней мере, узнал, хотя и сделал вид, что видит впервые. Во всяком случае, бросив преисполненный горячей укоризны взгляд на нашего провожатого, сухо бросил:
— Чем могу быть полезен?
— Нас хотят убить! — Танька заорала это на весь кабинет, даже не дав мне открыть рот. — Вы нас что, не узнали?! Мы же жены Голубева!..
— Узнал-узнал, — замахал руками капитан, но Танька сочла нужным добавить: «Бывшие!..» — Как, уже обе бывшие? — удивился Широков. — Еще вчера…
— То было вчера, а то — сегодня, — решительно вступила я в разговор, сообразив, что пора вмешиваться, иначе они до сути доберутся разве что к вечеру. — Татьяна говорит правду: нас хотели убить, и только чудом нам удалось ускользнуть от погони киллера… или киллеров!
К моему возмущению, капитан никакой заинтересованности в ответ на столь вопиющее заявление не проявил! Вместо этого, оглядев нас молча с явным злорадством, он ядовито улыбнулся:
— К вашему сведению, уважаемые бывшие жены, я этим делом больше не занимаюсь!
— Как?! — это мы спросили, конечно, хором. То есть дуэтом, к которому лично я уже начала привыкать, словно и не отвыкала никогда в жизни.
— Очень просто! — с удовольствием пояснил Широков. — Дело у нас забрали.
— Прокуратура?! — Танька даже подпрыгнула от возбуждения, очевидно представив, как сама теперь, через своего папашку, будет руководить расследованием.
— Черта с два! — Злорадство белобрысого наконец прорвалось наружу. — Вашей прокуратуре, уважаемые, до тех, кто забрал дело, и близко не доплюнуть…
«Значит, ФСБ», — сообразила я, а Танька с тупым видом открыла рот и уставилась на Широкова так, словно он ей снится.
— Могу ответить тем же, черта с два! — заявила я. — Черта с два вам удастся от нас избавиться… Танька, бери ручку, вон у него на столе две ручки и куча бумаги, и пиши заявление, у тебя почерк лучше! От заявления вы уж точно не отбояритесь!
— Это еще почему?! — завопил белобрысый капитан, на всякий случай пытаясь прикрыть от Таньки стопку бумаги собственным телом.
— Да потому, что, во-первых, нет доказательств, что нас убивали не из-за Вильки, а во-вторых, если не примете заявление от потерпевших, мы на вас пожалуемся все в ту же прокуратуру! И — немедленно!..
Все-таки до чего полезно в наше время читать детективы! Никакого юридического образования не надо, чтобы правильно вести себя с представителями исполнительной власти.
Пока Татьяна с торжествующим видом писала заявление, милиционер Широков с бессильной злобой сверлил меня своими глазами. И примерно на пятой минуте нашел-таки, к чему придраться!
Все это время Варька находилась у меня на руках, в самом миролюбивом, можно сказать, сонном настроении. Тем не менее капитан сообразил, каким образом меня можно ущемить.
— Та-а-ак, — сказал он радостно. — А кто ж это вам позволил войти в помещение отделения милиции с собакой? Немедленно выведите ее вон! А не желаете — будете оштрафованы!
Понимал, гад, что одну Варьку я никуда не отпущу, следовательно, придется и мне вместе с ней покинуть кабинет… Вероятно, мент поганый рассчитывал, что поодиночке с нами будет гораздо легче справиться. И совершенно напрасно! Зная Таньку, я и не сомневалась, что она теперь не только всучит ему заявление, но еще и заставит Широкова выделить сопровождение, а может, и настоящую охрану минимум на сутки, а максимум — пока не наступит хоть какая-то ясность в этом проклятом деле.
Поэтому я спокойно спустила Варьку на пол и, придерживая старлеевскую куртку, направилась к выходу. Какой-то странный всхлип остановил меня уже на пороге. Я обернулась и — возликовала. Нет, на столь изощренную месть наглому капитану я даже в самых смелых своих фантазиях не рассчитывала!
Моя замечательная собачка, которую мы как-то совершенно забыли выгулять, с самым невинным видом сидела посреди широковского кабинета, а вокруг нее все шире и шире растекалась сверкающая лужа!
Ожидать дальнейшей реакции онемевшего с выпученными глазами капитана я не стала. И, подхватив завершившую процесс Варьку, пулей вылетела из оскверненного широковского кабинета.
Спустя полчаса, когда Танька появилась в дверях отделения в сопровождении прыщавого Саши, который потерял всю свою веселость и выглядел, наоборот, унылым, она продолжала меня удивлять.
Хотя прыщавый и вызывал глубокие сомнения в качестве сопровождающего, способного противостоять настоящему киллеру, все-таки ментовская форма свое дело сделала: я почувствовала себя несколько спокойнее. И даже предложила Таньке, пока мы не одни, заехать на их с Вилькой квартиру: а вдруг мы все-таки суетимся понапрасну и он давно объявился? Но хуже всего, если экс-супруг, что было бы вполне естественно, названивает домой, а к телефону никто не подходит!
— Широков принял заявление, — сказала Танька вместо ответа, — при условии, что в дальнейшем будет общаться исключительно со мной. А чтобы твоей ноги в его кабинете и близко больше не было!.. Думаю, он имел в виду Варьку. Ты, Лиз, насчет телефона не волнуйся. Я оставила для Вильки на автоответчике твой телефон… Ну и записку в дверях… И соседке сказала…
Вот это да! Выходит, нахальная подружка ни секунды не сомневалась, что я не стану возражать против нашего сожительства?! И вот так легко и сразу прощу ей украденное счастье и свою молодую разбитую жизнь?!
Даже не знаю, что бы я ей ответила, но Татьяна не дала мне и рта раскрыть.
— Ты ничего не понимаешь! — На ее глазах в мгновение ока появились слезы, а голос предательски задрожал: знает, подлая, что ее рыданий я не переношу с детства! — Ничего!.. — повторила Танька с детской обидой. — Вильям на самом деле не любил меня никогда! Ни одной секундочки!..
Спорить с этим утверждением было трудно. Чувствовала же я сама, вопреки случившемуся, что с Вилькой у меня не все потеряно!
Однако вывод, который напрашивался сам, хорошего настроения мне не прибавил: если Танька говорит искренне — а в этом я почему-то не сомневалась, — получается, что в характере нашего мужа обнаружилась новая, во всяком случае для меня, и весьма неприятная черта. Ведь в таком случае Вилька действительно женился на Татьяне по расчету, чтобы в случае чего папаша-прокурор прикрыл его «Пипсу» от исполнительных властей… Такой фирмы, которой подобное прикрытие не требовалось, в нашем многострадальном отечестве пока что не существует — это и ребенку ясно! Но самым неприятным, опять же для меня, был следующий вывод. О том, что ради своих корыстных расчетов он оказался способным пожертвовать нашей с ним любовью…
Вероятно, все эти размышления очень ясно отразились на моей физиономии.
— Лизочка, как ты не понимаешь, что нам с тобой просто необходимо как-нибудь довести до сведения этого убийцы, что мы ничего не знаем! Мы же и вправду ничего не знаем!
— А… что мы, по-твоему, должны знать? — обалдела я.
С заднего сиденья машины послышалось покашливание милиционера Саши, про которого мы с Танькой совершенно забыли. А теперь вспомнили и одновременно обернулись к нему, едва не стукнувшись лбами. Прыщавый сидел развалившись, предательница Варька сладко посапывала у него на коленях. А на Сашиной физиономии читалась заинтересованность нашими откровениями.
— Так вы не шведская семья? — спросил этот идиот и глупо хихикнул.
Из нас двоих завидное присутствие духа проявила снова Татьяна.
— И таких держат в органах? — спросила она. — Знаешь, Лиз, а ведь у Вильки в последнее время были какие-то непонятные, тайные дела, скорее всего личные! Потому что ему все время звонила какая-то баба… Так что вполне возможно, что киллера нанял чей-то оскорбленный муж.
— И ты так спокойно об этом говоришь?! — Я была потрясена. Вот уж в чем в чем, а в цинизме Таньку я бы заподозрила в последнюю очередь.
— Сейчас уже спокойно. Вначале, конечно, рыдала и всякое такое. Хотя всегда ведь есть надежда, что твой осведомитель врет из собственных корыстных интересов…
— Хорошая же у Вильки секретарша! — возмутилась я. — А на вид — вполне нормальная баба!
— Она и есть нормальная! — удивилась Танька. — Раньше в райкоме работала, инструктором. А за деньги любой человек такую незначительную Услугу окажет…
— Ничего себе незначительную — шпионить за собственным шефом!.. Так ты ей еще и платила за это?!
— А что тут особенного? — продолжала удивляться Татьяна. — Любой труд подлежит оплате!
— Прямо Иуда в юбке какая-то! Агент ЦРУ! — Моему возмущению не было предела. Бедный Вилька!
На заднем сиденье заерзал наш охранник, про которого мы снова забыли, а теперь опять вспомнили и, переглянувшись, молча решили продолжить разговор дома.
— Ты его надолго вытребовала? — поинтересовалась я, кивнув на заднее сиденье.
— Только до дома. У тебя же дверь железная, потом, эта твоя зверюга. К тому же ведь сдохнуть можно, если его физиономия будет отсвечивать целый день, да еще ночь в придачу!
Возразить, особенно по поводу последнего аргумента, мне было нечего. Зато у Саши наконец прорезался голос.
— Будете умничать — одни поедете, — сказал он сердито. — Между прочим, я при исполнении, а оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей…
— Ты что, на юрфаке, что ли, учишься? — перебила его Танька, тормозя машину возле моего дома.
— В Высшей школе милиции! — гордо ответил прыщавый.
— Вот и приступай к исполнению своих обязанностей, — вмешалась я. — Двигай в подъезд и проверяй, кто там нас поджидает!
Саша возмущенно засопел, но приказ начальства есть приказ, и он нехотя покинул машину. Уж не знаю, по рассеянности или сознательно, но Варьку он с рук так и не сбыл, а хвостатая предательница и не протестовала.