Оуэн и Сабрина оторвали взгляды от доски. Оуэн состроил кислую мину.
— Я выиграл наш спор, женщина. Я говорил тебе, что он явится.
— Это верно. — Она одарила Оуэна чарующей улыбкой. — Я, кажется, должна вам полкроны. Но мне придется отыграть проигрыш — эта партия, судя по всему, за мной.
Найл прошел в комнату. Глаза его метали молнии.
— Он, похоже, недоволен тем, что нашел тебя тут, — сказал Оуэн.
Улыбка Сабрины стала значительно холоднее.
— Думаю, вы правы. Но он, вне сомнения, озабочен тем, что я с вами флиртую. Вы должны его простить. Он по природе подозрителен — слишком часто прятался за дверями супружеских спален, избегая ревнивых мужей.
Оуэн расхохотался:
— Господи, женщина, ты настоящее сокровище для меня, старика!
— Надеюсь, вы объясните мне, что тут происходит, жена? — сквозь зубы процедил Найл.
Сабрина повернулась к мужу и окинула его спокойным взглядом.
— Если пожелаете. Как видите, мой визит к господину Бьюкенену проходит в очень приятной атмосфере. А приехала я к нему для того, чтобы принести извинения за то, что наши кланы нарушили договор, и за обман моего деда. Вы, должно быть, удивитесь, если я скажу, что Ангус вовсе не болен.
— Лайм мне об этом говорил.
— А сказал ли он вам о том, что это мой дед сочинил басню о краже скота Бьюкененами? Он обманом заставил нас принять участие в ответном набеге, в то время как у нас никто ничего не крал.
Лицо Найла стало непроницаемым.
— Я пришел, чтобы проводить вас домой. Она безмятежно сложила руки на коленях.
— Но я не собираюсь уезжать отсюда, милорд.
— Сабрина!.. — с угрозой в голосе произнес Найл. Для него было невыносимым видеть, как его жена вступает в альянс с его врагами. Он приказал ей близко к ним не подходить, а она посмела пренебречь его требованиями и теперь откровенно издевалась над ним.
— Я желаю поговорить со своим дедом, — сказала она. — Он должен прибыть с минуты на минуту.
Найл призвал себя к терпению.
— Ангус здесь. Ждет моего слова.
— Тогда ему следует присоединиться к нам. Он должен Бьюкененам триста голов скота, и я сделаю все от себя зависящее, чтобы он расплатился.
— Это цена вашего освобождения?
— Разумеется, нет. Этот скот принадлежит Бьюкене нам. Ангус просто вернет им свое плюс проценты. Думаю, сто голов — справедливая плата за причиненные неприятности.
— А если он предпочтет не платить?
— Тогда я останусь тут. — Найл пристально смотрел на нее. — Я подумаю о возвращении домой, сэр, — продолжала Сабрина, — лишь при одном условии. Если вы цивилизованно обсудите с Бьюкененами мир. А до этих пор я буду находиться у Оуэна на правах гостьи.
Найл ошеломленно смотрел на нее.
— Вы лезете в дела, которые вне вашей компетенции.
— Я так не думаю. По правде говоря, меня удивляет, почему мужчины только и думают что о войне. Право вести переговоры надо было давно предоставить женщинам. Мы по крайней мере способны прислушиваться к доводам рас судка.
Глаза Найла опасно сверкнули.
— Я намерена убедить Ангуса заключить мир с Бьюкененами. И надеюсь на вашу поддержку.
— В самом деле? Напрасно!
— Думаю, — сказала Сабрина, — вам будет нелегко объяснить ему, почему ваша жена предпочла остаться в доме вашего злейшего врага.
— Мне хватит минуты, чтобы забрать тебя отсюда.
— Вы можете забрать меня силой, сударь, но при первой же возможности я снова сюда вернусь, если, конечно, вы не намерены держать меня под замком до конца дней.
— Ты хоть понимаешь, чего от меня просишь? — сквозь зубы спросил Найл.
— Думаю, что да, — с той же безмятежностью ответила Сабрина. — И еще Оуэн клянется, что он не отдавал приказ убивать вашего брата и отца, и я ему верю.
— Да, парень, — тихо сказал Оуэн. — Я не имею ни какого отношения к этому мерзкому делу и, знай я о том, что затевается, остановил бы убийц. Хью был хорошим человеком и достойным противником. Каковы бы ни были наши разногласия, он не заслужил такого конца. Я скорбел о его кончине, клянусь Богом.
Найл смотрел на него несколько долгих секунд, после чего, зачехлив меч, мрачно произнес:
— Похоже, у меня нет выбора. Пойду приведу Ангуса.
— Найл! — умоляюще воскликнула Сабрина ему вслед. — Пойми, так будет лучше для всех.
Он обернулся и пронзил ее взглядом.
— Единственное, что я понимаю, мадам, так это то, что вы пошли против своих соплеменников.
Сабрина опустила голову, чтобы он не увидел боли в ее глазах.
— Нет. Я просто попыталась остановить безумие. Я не просила вас сюда приезжать, милорд, не просила принимать участие в этой бессмысленной междоусобной резне. Не просила на мне жениться. Меня обманом заставили стать вашей женой, так же как и вас вступить со мной в брак. Но поскольку изменить ничего нельзя, я хочу сделать все возможное, чтобы урегулировать разногласия и жить в мире.
Уже глубокой ночью враждующие кланы достигли договоренности. Это был не прочный и надежный договор о мире, а только первый шаг на его пути. Увы, начало мирного процесса между враждующими племенами ознаменовало собой начало войны между Маклареном и его женой. Весь путь до Крегтурика они проделали в мрачном молчании.
Сабрина понимала, что стоит за гневом ее супруга. Она выставила его дураком, объединившись против него с его злейшими врагами, пусть даже из лучших побуждений. Она уверяла себя, что поступок ее был продиктован заботой о мире, но в глубине души понимала, что хотела отплатить ему болью за боль, заставить испытать то, что испытала она, застав его в саду с любовницей.
Дома она сразу поднялась в спальню, и, к ее немалому удивлению, Найл последовал за ней.
Раздевались они в тягостном молчании. Сабрина представить себе не могла, как перенесет близость с ним. Он стал для нее чужим, все то хорошее и нежное, что было между ними, исчезло в мгновение ока.
Она стала надевать ночную сорочку, когда услышала голос Найла:
— Сними ее. Сабрина замерла.
— Почему я должна ее снять? Я не хочу делить с тобой постель.
— Твои желания мало что для меня значат, мадам. Он подошел и положил руки ей на плечи.
— Я говорил, что тебе не удастся меня игнорировать, мышь.
Она знала, что его ласки не знак привязанности, просто он хочет показать, кто тут хозяин. Ей хотелось плакать и кричать, хотелось бить его кулаками.
Но в этой битве ей не суждено было победить. Стоило Найлу обнять ее, как она теряла над собой контроль.
Следующие две недели прошли под знаком постоянных мелочных ссор днем и лихорадочных совокуплений ночью. Сабрина пребывала в смятении. Отношения их стали напряженными до такой степени, что каждую минуту грозили взрывом. Сабрина стала замечать за собой невоздержанность в словах и поступках. Конфликт с Найлом сделал очевидными те стороны ее натуры, о которых ей лучше было бы не знать.
Соплеменники тоже ощущали их разлад и старались не попадаться Найлу под горячую руку. Число гостей в доме сократилось. Раскол наблюдался и в семьях — кто-то, в основном женщины, считал Сабрину чуть ли не святой за то, что она принесла мир, мужчины видели в ней предательницу. К несчастью, среди тех, кто не одобрял ее поступка, оказался и Джон.
В клане Дунканов наблюдалась та же картина. Джорди относился к ней терпимо, а Ангус вообще перестал с ней общаться.
До точки кипения ситуацию довело письмо из Эдинбурга. От Чарлза Камерона, вернее, от его клерка. Сабрина не сколько недель не получала вестей от отчима и уже начала беспокоиться.
Вначале, увидев конверт, Сабрина обрадовалась, но вскоре радость уступила место тревоге. Письмо написал клерк, только подпись была папы Чарлза, неразборчивая, выведенная слабеющей рукой.
«Моя дорогая доченька!
Я не писал тебе последнее время, потому что приболел. Не волнуйся, ничего серьезного. Легкое жжение в груди…»
Дальше он сообщал, что за пледы удалось выручить сорок три фунта, десять шиллингов и шесть пенсов — для здешних мест целое состояние.
Прочитав письмо, Сабрина упаковала саквояж и стала ждать возвращения мужа.
— Отчим заболел, — сообщила она ему, едва он появился на пороге. — Я еду в Эдинбург. Немедленно.
Найл нахмурился:
— Стоит ли так торопиться? Скоро стемнеет, я не разрешу тебе ехать на ночь глядя.
— Я не спрашиваю вашего разрешения, сэр. Я уезжаю, запрещаете вы мне это или нет.
— Я ничего не запрещаю. Я просто хотел понять, на сколько серьезно болен Чарлз, и обеспечить вам безопасный проезд.
Сабрина прикусила губу.
— Не знаю, насколько серьезно он болен. Но он действительно болен, не то что мой дед, — не могла не добавить она с некоторым сарказмом.
— Хорошо. Мне нужно несколько минут, чтобы уладить дела, и мы можем выехать.
— Нет, пожалуйста, тебе ни к чему меня сопровождать. Он молчал, пристально глядя на нее.
— Тогда я пошлю с тобой вооруженный эскорт.
— Я не нуждаюсь…
— Тем не менее тебе нужна охрана.
— Я хочу выехать без промедления. Он кивнул:
— Я найду Джона.
— Только не Джона. Нам будет неловко вместе. Мы даже не разговариваем друг с другом.
— Тогда Колм подойдет.
Найл резко повернулся и вышел из зала, а Сабрина поднялась в спальню, чтобы захватить плащ. Когда вошел Найл, она уже надевала капюшон.
— Колм готов выехать немедленно, с ним поедут еще четверо моих людей. Он отправился седлать коней.
— Спасибо, — тихо произнесла она.
— Как долго ты собираешься там пробыть? — Вопрос был задан самым обычным тоном, но Сабрина почувствовала в голосе Найла волнение.
— Не знаю. — Сабрина сделала глубокий вдох и встретилась с ним взглядом в зеркале. — Я последнее время думаю…
— Опасное занятие, — насмешливо сказал Найл.
— Я думала, — повторила Сабрина, — что могла бы на какое-то время остаться в Эдинбурге. Возможно, нам лучше жить отдельно.
Она посмотрела ему в лицо, однако оно было непроницаемым. И она решила пойти напролом:
— Вряд ли ты стал бы возражать против того, чтобы я задержалась в Эдинбурге. У нас ведь не настоящий брак. Нас обоих заманили в ловушку. Ты сам назвал его «проклятым союзом».
Найл стиснул зубы.
— Возможно. Но сейчас мы женаты, и от этого не уйти.
— Однако нам ни к чему терпеть общество друг друга. Найл ничего не ответил.
— Мой отъезд развяжет тебе руки. Ведь я для тебя помеха.
— Ты недооцениваешь себя, мышь.
— В самом деле? Будь я для тебя желанной, ты не искал бы других женщин.
— Других?
— Я видела тебя с Евой Грэм в саду. Не смей этого отрицать.
Он долго смотрел на нее, лицо его пошло пятнами.
— Сожалею, что ты это видела.
Сабрина отвернулась, ругая себя за невоздержанность. Она не хотела ставить Найлу в упрек его проступок, и в то же время его реакция ранила ее. Она отчаянно надеялась, что он станет оправдываться, но этого не случилось.
— Я слишком расчувствовалась, — сказала она как можно спокойнее.
— Думаю, ты делаешь далеко идущие выводы из того, что видела.
— Разве? Как это пошло — требовать от мужа верности!
Он поднял брови:
— А что ты скажешь о Кейте Бьюкенене? Ведь у тебя с ним было то же самое, что у меня с Евой?
— Я не занималась с ним любовью! И не целовалась. Найл мрачно смотрел на нее, Сабрина судорожно сглотнула.
— Напрасно я так расстроилась. Я же знала, что ты распутник.
— А разве я притворялся другим?
— Нет. Я тоже не притворялась, что страдаю. Я много раз говорила тебе, что ты свободен утолять свою похоть с кем хочешь.
Он небрежно облокотился о косяк, скрестив на груди руки.
— Мне не требуется твое разрешение, мышь.
— В самом деле, на что оно тебе? Сомневаюсь, что ты станешь по мне скучать. Вдова Грэм с удовольствием предложит тебе утешение в мое отсутствие.
— Вполне вероятно.
— Даю ей мое благословение! — выпалила Сабрина. — Впрочем, тебе ни к чему ограничивать себя ее обществом. Пока меня не будет, ты можешь спать со всеми девками подряд.
— Может, этим я и займусь.
Она не станет плакать. Его черствость била по сердцу, как паровой молот, но она не доставит ему удовольствия упиваться ее болью.
Собрав в кулак все свое достоинство, Сабрина повернулась к нему:
— Раз нам нечего больше сказать друг другу, я могу ехать?
Найл молча смотрел на нее. Он знал, что это он виновен в той боли, что сверкала в ее глазах, в том, что они влажны от слез.
В этот момент в дверь постучала миссис Петерсон, что бы сказать, что Колм готов.
Найл не стал провожать ее. Даже не посмотрел в окно, когда она, взяв собаку, уехала прочь.
Он стоял, прислонившись к стене, и чувствовал, как она уходит. Уходит из его жизни.
Мрачное настроение не покинуло Найла и с отъездом Сабрины. Колм вернулся в Крегтурик, доложив о том, что благополучно доставил леди Макларен в Эдинбург, и хотя Найл поклялся себе после отъезда Сабрины зажить по-прежнему, это у него не получалось. Он не переставал думать о ней. Ему не хватало ее не только в постели. Он скучал по их ссорам, по ее упрямству, по ее нежности, по ее остроумию.
Все напоминало ему о ней. Не было ни одного уголка, где он мог бы забыться. У него стал портиться характер. Как-то, фехтуя с Джоном, он, парировав удар, сделал выпад, словно забыв о том, что бой тренировочный. Джон вскрикнул и схватился за руку, по которой потекла кровь.
Найл выругался и шагнул к другу, чтобы осмотреть рану, но Джон отмахнулся от него:
— Тебе надо найти девчонку посговорчивее, чтобы успокоила тебя. Ты похож на дикого кота, которому вожжа под хвост попала. И покуда не уймешься, ко мне не подходи. Надоело мне быть для тебя мальчиком для битья.
Джон ушел, а Найл остался, проклиная себя. Вернувшись домой, Найл налил себе виски и плюхнулся в кресло. Черт бы его побрал, но ему действительно нужна женщина. Однако не просто женщина, а та самая, которая послала его ко всем чертям.
Найл мрачно уставился в потухший камин, вспоминая, что говорила ему перед отъездом Сабрина.
«Я не хотела выходить за тебя. Меня вынудили к этому обманом…
Нам ни к чему терпеть друг друга дальше…
Я не та женщина, которую ты желаешь, я для тебя всего лишь помеха…»
Быть может, его заставил жениться на ней долг чести. Но теперь он не нуждался в свободе. По каким-то непонятным ему причинам Сабрина стала для него драгоценной и единственной. Найл сделал большой глоток крепкого напитка, приятно обжигающего горло. Он не знал, скольких женщин любил в этой жизни, но Сабрина была особенной. Она заполнила пустоту в его душе, о существовании которой он прежде и не подозревал.
Будь она неладна.
Она покорила его своим духом, своей силой, своей невероятной мягкостью, тем, как она возбуждалась в порыве страсти. Он научил ее наслаждаться и неожиданно получил взамен то, чему она его научила, — душевное наслаждение. Все в ней его возбуждало. Даже ее острый язык.
Из нее получилась отличная жена вождя. Несмотря на то, что он боролся с каждым проявлением самостоятельности в ней, она заставила его забыть о слепой ненависти и попыталась принести мир в горы. Из нее, несомненно, получилась бы прекрасная мать. Она родила бы ему сильных сыновей и страстных дочерей.
Найл закрыл глаза, гоня прочь эту мысль, но перед мыс ленным взором настойчиво всплывал образ Сабрины, баюкающей у груди ребенка с нежной улыбкой на устах. Его ребенка. Ребенок мог бы привязать к нему Сабрину сильнее, чем необходимость объединить кланы.
Эмоции захлестнули его при воспоминании о той горечи, что сопровождала их расставание. А всего-то надо было признаться в том, что связь с Евой ничего для него не значит.
«Будь я той женщиной, которую ты желаешь, ты не стал бы искать другую…»
Найл снова наполнил стакан. Он не мог, не желал поверить в то, что потерял Сабрину. Она принадлежала ему. А захотев женщину, он всегда ее добивался — неудач на этом поприще Найл не знал.
Он поднес стакан к губам.
Несколько часов спустя Ева застала его в той же позе. В комнате уже сгустился сумрак. Ева включила свет.
— Я думала, вам тоскливо и одиноко. Ведь леди Макларен уехала. Но не думала, что вы в таком состоянии. Надеюсь, вы не больны?
— Болен, — признался Найл. — Меня бьет дрожь. Хочу женщину.
Ева присела на корточки у его ног и положила ладонь ему на грудь.
— Знаешь, я могу тебя вылечить. Могу заставить тебя забыть о ней.
Найл покачал головой. Он не мог забыть. Не хотел забывать.
Ева приподняла точеную бровь, остановив на нем пристальный взгляд.
— Не могу поверить, — сказала она. — Ты влюблен в собственную жену. Ты, величайший любовник Европы, попал в капкан.
Он невесело рассмеялся.
— Какая горькая ирония, не правда ли? Она поднесла руку к его губам.
— Позволь, дорогой, развеять твою печаль.
— Тебе не удастся.
— Значит, нет?
— Нет. Ты ведь не Сабрина, — сказал он просто.
Ева поднялась, пытаясь скрыть свое разочарование. Найл следом за ней направился к двери.
— Куда ты? — спросила Ева.
— В Эдинбург, — ответил он мрачно. — За женой.