В этот раз в следующем году

Глава 10

В субботу, когда Бренна проснулась, то Диллона уже и след простыл, и, судя по остывшей половине кровати, это произошло довольно давно. Она взглянула на будильник. Затем посмотрела еще раз. Черт возьми, был уже почти полдень!

Когда она вообще спала до обеда? Ей не понравилось, что он оставил ее одну, но проспать до обеда? Серьезно?

Она потянулась, зевнула и застонала от того, что редко используемые мышцы болели после вчерашнего. Она смогла бы повторить. Физическую часть. Эмоциональная часть ее вымотала. Она не могла представить, как чувствовал себя Диллон. То, что он носил в себе… Она села, обнаженная, и вздрогнула не только от холода, когда выбиралась из кровати. Удивительно, как он не сломался от тяжести такой ноши.

Она быстро приняла душ и оделась, отбирая вещи в стирку, до которой ее руки так и не дошли.

Пытаясь почувствовать аромат кофе или завтрака, она поняла, что ей ничего не светило, когда открывала дверь спальни, вспомнила о печенье на кофейном столике. Разве что Диллон не стал изображать из себя СьюзиХоуммейкер¹ и все убрал…

О. Она не могла в это поверить!

Там где стояла украшенная ею вешалка для пальто, Диллон установил идеальную ель.

Ее ленточки украшали ветви, а кексики хаотично висели, делая ель более нарядной. Он даже набросил свою шляпу на верхушку ели, и нацепил печенья, которые она планировала съесть на завтрак.

У нее перехватило дыхание. Глаза начало пощипывать. Она уронила одежду, прикрыла трясущимися пальцами рот, прижимая их к дрожащим губам. И увидела под елью подарок. Квадратная коробка, обычная картонная коробка без обертки, с шишкой на крышке вместо банта.

Она присела на корточки и подняла коробку. Так сложно было не заглянуть, но она устояла, положив коробочку на колени. С ее губ сорвался пьянящий, легкий, счастливый смех. Это было идеально. Идеально, кроме… У нее ничего не было для Диллона.

Она испекла ему печенье — да, и подарила ему ночь, которую, как она надеялась, ему сложно будет забыть. Но он спас ее от урагана. Он спас ей жизнь. Он показал ей своей рай, и теперь подарок на Рождество.

Услышав, как открылась дверь, она поставила коробку на место и встала. Бренна повернулась как раз в тот момент, когда Диллон вошел в комнату. Она оказалась в его руках прежде, чем он успел снять пальто. Она чувствовала прохладу овечьей шерсти, но под ней от него исходило тепло, и Бренна знала, что не сможет найти лучшего мужчину, чтобы полюбить.

— Не могу поверить, что ты сделал это, — сказала она, отстранившись и посмотрев на него. Он был прекрасен и улыбался, его глаза больше не были так печальны. — Ты вообще спал? И спасибо. Спасибо! Это самый лучший рождественский подарок.

Он изогнул бровь

— Значит, ты заглянула?

— Нет! Я говорю не о подарке. Я о дереве. И ты даже украсил его.

— Готова к большему?

— Шутишь? — Что он имел в виду…

Он подмигнул.

— Одевайся потеплее. Странник уже оседлан и готов отправиться к твоей бабушке.

Диллон жил в довольно стильном срубе, а двухэтажный коттедж бабули разросся во всех направлениях, соблазнительно раскинувшись на клочке земле, вычищенном много лет назад дедушкой Бренны, о котором она знала лишь по ее рассказам.

Езда верхом, так же, как и на водительском месте в машине, открывала перед ней различные панорамы. Ее внезапно охватили слезы радости и тоски к этой местности, да именно этому месту она принадлежала, слезы превратились в ледяные жемчужинки в тот миг, когда бабушка, с головы до ног укутанная в лоскутное одеяло, вышла на крыльцо и помахала им рукой.

Диллон наклонился к ее уху.

— Я опущу тебя вниз, а потом отведу Странника в конюшню.

Она кивнула, едва осознавая, что он сказал, и энергично помахала бабушке в ответ.

Затем они подъехали, руки Диллона подхватили ее под мышки, удерживая от падения, когда она соскользнула из седла Странника на землю.

Она в три быстрых шага добралась до ступенек крыльца, примерзший снег хрустел у нее под ногами, деревянные доски скрипели, как и всегда. Руки бабушки обняли ее и Бренна заплакала, вдыхая такой родной аромат бабули. Ириски и розы, и свежий горный воздух. Наконец, наконец-то это стало Рождеством.

— Не думала, что, наконец, доберусь сюда, — произнесла она сквозь рыдания. — Думала, что сойду с ума.

Бабушка залилась грудным мелодичным смехом и потерла спину Бренны, на которую было накинуто тяжелое шерстяное пальто.

— Ты лишь несколько дней провела в заваленном снегом срубе в компании с Диллоном Крейгом. Не думаю, что все было настолько плохо.

— Думаю это зависит от твоего определения «плохо». — Ответила Бренна и поцеловала бабушку в щеку.

— Я бы попросила рассказать мне об этом… — Бабушка умолкла, чтобы поправить очки, — но он скоро появится здесь, и что-то мне подсказывает, что этот рассказ займет больше часа.

— Могу сказать, что этот мужчина упрям. Он позволил взять мне только зубную щетку, смену одежды и один подарок. Сказал, что не хочет нагружать Странника. — Она прошла с бабулей в дом, поскольку обе начали дрожать от холода. — Я позже привезу тебе остальное.

— Теперь ты здесь, тыковка, — глаза бабушки покраснели и наполнились слезами, и она прикоснулась ледяной рукой к щеке Бренны.

— Это все, что мне нужно.

В кухне было тепло, аромат чеснока и помидор доносился из духовки, от чего у Бренны заурчало в животе. — Лазанья и свежеиспеченный итальянский пряный хлеб. Таким и должен быть канун Рождества.

— Ну, хоть канун Рождества, который ты любишь. — Сняв пальто и шапку, бабушка надела прихватку и вытащила противень из духовки, чтобы проверить хлеб. — Мы едим ланч вместо ужина, то оставшееся пойдет на ужин и десерт.

Ммм. Десерт…

— Тирамису?

— Я вчера испекла дамские пальчики. На прошлой неделе Диллон привез мне маскарпоне и ром.

— Полагаю, хорошо иметь такого умельца-соседа под рукой. — Она не стала продолжать, не уверенная в том, как обыграть историю Диллона, потому что посвящать в это бабулю показалось плохой идеей.

— Он такой.

Бренна вытащила стул, села боком, положила свое пальто на стол рядом с пальто бабушки.

— Поэтому ты никогда не говорила о нем? Оставляла только для себя? Потому что он точно знал о моем существовании.

Бабушка улыбнулась про себя и кивнула, будто и не собиралась делиться этой информацией. Бренна прикусила язык. Спустя все эти годы бабушка стала сводничать… Не то чтобы Бренна собиралась допустить то, в чем не было нужды.

— Все знают о твоем существовании, тыковка, — Сказала бабуля, суетясь с тарелками и столовыми приборами и отказываясь принимать помощь Бренны. — Я говорю о тебе при каждой возможности. Но не каждому встречному.

— Ты говорила мне о МакДжисах, и Шефердах, и Мартинсах. И Александерсах, и Уайтах. — Когда бабушка посмотрела на нее, в ее взгляде появилось виноватое выражение, Бренна улыбнулась. Попалась. — Мне продолжить?

— Думаю достаточно, — ответила она, но ее прервал вошедший через заднюю дверь Диллон.

Он вошел в кухню, пытаясь найти Бренну и встретился с ней взглядом. Его глаза были золотистого цвета с поволокой, в которых хранилась тайна, и за которыми скрывались мысли, которых никому не дано было знать.

— Здесь так хорошо пахнет.

— Давай повесим это влажное пальто просохнуть, — сказала бабуля, поспешив туда, где стоял он, и забрала шляпу из его рук.

Бренна попыталась не закатить глаза. Она сама позаботилась о своем собственном пальто. Почему же он не мог?

— Готова отдать пять баксов за то, что в твоей морозилке есть парочка таких лазаний.

Он хищно улыбнулся ей, и эта улыбка не предназначалась для глаз бабушки.

— Так и есть, но ни одна из них не от твоей бабули.

Голос бабушки послышался из кладовки.

— Только потому, что я не готовлю лазанью, кроме тех случаев, когда приезжает Бренна на Рождество. Я делала то же самое, когда ее отец был мальчишкой. Рецепт достался мне от мамы, а ей от ее мамы. Она трудоемкая, а я слишком стара, чтобы готовить по иному поводу, кроме приезда Бренны в канун Рождества.

— Тогда я рад, что ураган задержал нас до сегодняшнего дня. Я бы не хотел пропустить это.

— Тебе рады в любое Рождество. — Бабушка похлопала Диллона по руке и вернулась к плите. — И ты знаешь это. Я постелила тебе в гостевой комнате наверху.

— Не стоило так беспокоится, — Диллон бросил шляпу на стол. — Мне будет удобно и на диване, и на полу.

Бабушка покачала головой.

— Не под моей крышей. Ты провел достаточно лет, засыпая в плохих условиях, поэтому я должна дать тебе самое лучшее, что у меня есть.

Бренна подумала, что только если это не была та же комната, где спала ее внучка, но пытаясь сохранить лицо непроницаемым. Хотя ей и не нравилась идея спать одной, вероятно, сейчас было самое время держать себя в руках.

Это даст ей шанс понять, превратятся ли эти чувства, рожденные ранее из искр животного притяжения, в нечто большее. Или ее чувства основывались на том, что она всю жизнь была слишком привязана к бабушке и этой горе.

— Ты нравишься ему.

Бренна взглянула на бабулю, которая раскладывала обваленные в сахарной пудре шарики теста на силиконовом коврике. Нахальная улыбка появилась на ее губах, а глаза горели теплом. Но она не отрывала взгляда от работы, предоставив Бренне сделать следующий шаг.

Продев ленточку сквозь отверстие в печенье в форме звездочки и обмакнув его в глазурь, она спросила:

— Давай вернемся к тому, что ты никогда мне о нем не говорила.

Все еще ухмыляясь, бабушка обваляла еще один шарик теста в сахарной пудре.

— Я уверена, что рассказывала тебе о визитах доктора Крейга.

Не-а. Бабушка могла уклоняться от ответа любыми способами, но Бренна не повелась бы на это.

— Я не об этом.

— А о чем тогда, тыковка?

Она крепко стиснула зубы. Эта женщина должна была стать дантистом. Бренна пожала плечами.

— Не знаю. Ты разговаривала с ним обо мне. Он знал о моей работе и моем переезде

— Пффф. Это я всем рассказываю, кто слушает мой бред о внучке.

Это не помогло. Бренна хотела выяснить, как много знала бабуля, рассказывал ли Диллон ей те же истории, которыми поделился с ней вчера. Но она хотела знать это, не раскрывая тайну о проведенной ночи.

— Ты видела его резьбу по дереву?

— Да. Он сделал мне большую чашу для кофейного столика.

— На ней стоит дата? — спросила Бренна, сопротивляясь порыву побежать в гостиную и проверить.

Руки бабушки замедлились. Ее улыбка померкла.

— Да.

— Ты знаешь, что значит дата?

Бабуля поставила противень в духовку, помыла и высушила руки.

— Ты видела даты?

Бренна кивнула, пытаясь завязать бантик на ленточке.

— Он рассказал тебе о них?

Она снова кивнула.

Бабушка с минуту изучала лицо внучки, ее взгляд был задумчивым и проницательным, затем она повернулась к тесту и на лице вновь расплылась улыбка.

— Тогда я скажу, что ты больше, чем просто нравишься ему.

— Бабуля! Ты мне вообще не помогаешь. — Хотя ей пришлось признать, что от слов бабушки ее пульс участился.

Он хотел ее, да. Он наслаждался ею, и она представила, как он заботится о ней.

Но ее бабушка чувствовала или видела большее? Именно это и хотела знать Бренн. Она собиралась переехать за восемь тысяч миль, что могло бы изменить всю ее жизнь. Мысль о том, что это могло быть ошибкой, что у нее могла быть иная причина, чтобы остаться…

О чем она думала? После одной ночи в его постели?

— Раньше у тебя никогда не было проблем с выбором подходящих холостяков женихов для меня.

Бабушка поставила миску с тестом и следующий противень на стол рядом, где работала Бренна и села слева от нее.

— Если Диллон рассказал тебе те же истории, что и мне, ты поймешь мое замешательство.

— Замешательство в чем? Рассказать о нем? Или… — конечно бабушка не это имела в виду. — Или о том, что он подходит мне?

Сжав губы в тонкую линию, бабуля сосредоточилась на сахаре и тесте. Ее руки быстро и ловко двигались, несмотря на ее распухшие костяшки и возраст. После, как показалось Бренне, целой вечности, бабушка посмотрела на нее.

— Ты самое ценное в моей жизни, тыковка. И Диллон Крейг вероятно самый достойный человек, которого я когда-либо встречала. Но он, так же, самый истерзанный, и я бы не хотела видеть, как ты страдаешь.

— Не думаю, что он может обидеть меня.

— Ох, я тоже так не думаю. Не умышленно. Но заботится о ком-то с такой ношей, будет большой эмоциональной нагрузкой. Это я могу гарантировать.

Бренна опустила голову.

— Ты говоришь о дедушке Китинге.

— Я говорю о любом человеке, которому пришлось убивать других. Или видеть, как его друзья гибнут на войне.

— Но такой мужчина… — ее съедали противоречия, она была в растерянности. — Может, он больше всего нуждается в любви.

— Ты любишь его?

— Я встретила его всего лишь три дня назад.

— Ты любишь его, тыковка?

Даже ради бабули, Бренна не была готова признать свои чувства.

— Думаю, могла бы. Но как только я вернусь домой, закончу сборы, встречу новый год и отправляюсь в Африку. Поэтому теперь это не имеет значения, верно?

— Конечно, имеет, Бренна. — Потянувшись к руке Бренны, бабушка взяла ее обеими ладонями, и нежно произнесла. — Любовь — единственное, что имеет значение.