Диллон получил то, что хотел. Он вернул Бренну обратно в дом до того, как она спросила, чем он занимался в амбаре. Он мог говорить с ней о войне, о жизни до войны, но о жизни после он никогда и никому не рассказывал.
Жизнь, которую он сейчас проживал, хоть и существовал, словно на автомате, казалась лучшим способом скоротать дни.
Подъем на рассвете, кофе и завтрак, встреча со Странником и несколько кругов верхом. Большинство дней он проводил в клинике, отрабатывая вечерние смены. Затем он работал в амбаре, пока от утомления не падал на кровать. Не то чтобы он сразу засыпал, как только касался головой подушки, но он был врачом и знал, отдых нужен как ничто другое.
Он нашел инструменты для работы по дереву за коробками с книгами, когда разбирал вещи отца. До этого момента он совершенно забыл о том, что его отец мастерил полки, которые он использовал в клинике и качели на крыльце, которые поскрипывали от любого веса. Также забыл об игрушках, которые отец вырезал для детишек с гор, пока, убираясь и наводя порядок, не наткнулся на незаконченный меч пирата. Ища связь.
Пытаясь найти прощение.
Достаточно.
Он открыл холодильник.
— Блинчики? Яйца?
— Если ты уже поел, я могу сама себе приготовить, — сказала Бренна, снимая с плеч пальто. — Я не хочу вклиниваться в твое расписание.
Его расписание просто жаждало перестройки.
— Я достаточно давно перекусил ломтиком кукурузного хлеба и кофе.
— Тогда позволь мне приготовить. — Она подошла к нему, остановилась, и вопросительно изогнула бровь. — Разве что у тебя числится в пациентах тот, кто в благодарность готовит для тебя.
Интересно было то, что она все еще игнорировала его резьбу по дереву. Он задумался, сколько еще времени пройдет, пока она не заметит то, что и так всем очевидно.
— Нет. Добро пожаловать на кухню. Я пытаюсь готовить по минимуму, насколько это возможно.
Затем он отошел от холодильника, а она заглянула внутрь.
— Потому что ты не умеешь или потому что не хочешь?
Он фыркнул.
— Потому что я справляюсь с готовкой хуже, чем с пациентами. И потому что большую часть времени мне не нужно этого делать.
— И почему же? — спросила она, доставая яйца и бекон. — Бартер?
— Да, частично. — Он оторвал взгляд от ее зада. Подавляя свое желание. — Но ребята много приносят разных блюд. У меня полностью забита морозильная камера. Словно я в каком-то списке или в чем-то такого рода.
Расставив еду на столешнице, она указала на него пальцем.
— Я точно знаю, в каком ты списке.
— Да?
— Конечно. Самый завидный холостяк в горах.
— Не думаю, что это так.
Ее взгляд указывал на то, как сильно он заблуждался.
— У этих ребят, которые приносят еду, есть дочери? Одинокие дочери, созревшие для брака?
Он почувствовал себя виноватым за упоминание этого списка.
— У некоторых.
Она глубокомысленно кивнула.
— А остальные свободные женщины? Молодые вдовы? Даже разведенные?
Он не ответил.
— Так и знала. Ты крупная рыбеха. — Она нахмурилась, снова наклонилась в поисках сковородки, положение ее тела заставляло его страдать. — И самое интересное, почему бабушка не рассказывала мне о тебе, ведь она постоянно спрашивала о моей личной жизни.
От сожаления он потер лоб.
— А у тебя есть личная жизнь?
Она повернулась, ее глаза горели от любопытства.
— А у тебя?
Он обдумывал ее слова.
— У меня морозилка забита запеканками, если это считается.
— Тогда у тебя дела намного лучше моих, — ответила она, заливаясь смехом.
Он с трудом поверил в это. Она была умна, энергична, ее задница была такой же великолепной, как и ее ноги. Она заставила его смеяться за последние несколько часов больше, чем кто-либо в течение долгого периода времени. Она также заставила его многое обдумать и погрузиться в прошлое, которое и привело его сюда — в то время как он избегал всего этого, потому что от этого ему не становилось легче.
И, да, ему нравилось, как она выглядит. Очень.
— Парни, с которыми ты встречалась, не готовили?
Встряхнув головой, она вытащила пару полосок бекона из упаковки и разложила их на сковороде.
— И что же это были бы за парни?
— Ты ни с кем не встречаешься?
Она повернулась к нему и спросила.
— А ты?
— Нет, но…
— Вот именно.
Он скрестил руки на груди, оперся бедром о край стола.
— Почему ты не встречаешься?
— Ты первый ответь, — сказала она, поднимая палец.
— У меня нет времени.
— Как и у меня.
— Работа медсестры не занимает весь день.
— Да? У меня постоянные часы, и часы волонтера, затем я преподаю, веду проекты и даю частные уроки. Оставшееся время я провожу за домашними делами, встречами с друзьями. Читаю, сплю. Обычные дела.
— Значит, ты все же куда-то выходишь.
— С подругами, да. И у меня есть пару друзей, которые меня сопровождают. Но я завязала со свиданиями вслепую после парня, который расплатился за ужин и сводил меня в кино, и ожидал моей оплаты в постели.
Он не знал, что ответить на это. Он знал мужчин, которые думали так же. Это словно расплатиться чеком, взамен на то, чтобы получить внимание женщины. Он наслаждался женщиной в постели так же, как и остальные, но он никогда не предполагал или намеревался, и определенно не обменивал секс на бартер, как поступал с другими услугами.
Но это был он. Он все еще не понимал ее.
— А что со свиданиями «не вслепую»?
— Ты спрашиваешь так, словно встретить кого-то проще простого.
Он пожал плечами.
— Прости. Не хотел попасть в больное место.
Она уронила вилку, которую использовала, чтобы переворачивать бекон, и жир попал на плиту.
— Ох, теперь отсутствия свиданий — это больное место?
Это заставило его улыбнуться.
— Мне закончить с беконом?
— Я в порядке. Просто подумала, что мы… — она взяла вилку и указала ею, — …и под «мы» я подразумеваю общество, не ты и я… Я подумала, что мы прошли тот период, когда женщину считали какой-то ненормальной, если она не была привязана к мужчине.
А вот и больное место.
— Ты не ненормальная, Бренна. Прошу прощения, если ты так восприняла мой интерес к тому, что ты не ходишь на свидания.
Она плотно сжала губы, и перевернула кусочки бекона, проверяя каждый и снимая уже хрустящие на бумажное полотенце.
— Не стоит извиняться. Я их достаточно наслушалась, или слушала, прежде чем распрощалась с друзьями, которые преследовали меня из-за моего одиночества.
— Одиночество — это хорошо.
Она повернулась и уставилась на него.
— А теперь ты меня опекаешь?
А она колючая. Колючая и милая, хотя и опасная с вилкой и скворчащим беконом в руках.
— Прости. Я не о тебе.
— А хочешь правду? Вот почему я не хожу на свидания, — сказала она, эмоционально взмахнув руками. — У меня туго с общением. Обычный флирт мне по зубам, но проявление чувств не моя стихия.
Он обычно мог флиртовать.
— То есть, если я захочу тебя поцеловать, у меня будет больше шансов, если я спрошу об этом в лоб?
Один стук сердца. Два.
— А ты спрашиваешь?
Он заметил, как бьется жилка на ее шее.
— Не знаю. Думаю, это не самая лучшая идея, когда у тебя в руках вилка.
Время застыло между ними, словно кто-то остановил часы, вторая рука потянулась к еще одному шрама на лице прежде, чем остановится. Диллон оставался на месте, ожидая выбора Бренны, ее взгляд искал его… тик-так.
Здесь не место и не время для притяжения. Они были заметены снегом, и определенно у них было минимум вариантов, как держаться друг от друга подальше. Ему не стоило втягивать ее в беседу, которая могла изменить их отношения.
Ведь, что бы ни случилось дальше, этот момент всегда будет стоять поперек дороги.
Он все еще ждал, когда Бренна оторвет взгляд и выключит газ под сковородой с беконом.
Она положила вилку на бумажное полотенце рядом с остывающими полосками бекона, вытерла руки о заднюю часть джинсов и заправила волосы за уши. Ее грудь вздымалась и опадала от дыхания, а сердце Диллона билось быстрее.
Развернувшись, она отошла от плиты, и, сделав еще один шаг, стала ближе к нему.
Она двигалась медленно, хотя он и не думал, что ее медлительность определялась сомнениями. Бренна Китинг не врежет ему, словно какая-то сумасшедшая, у которой проблемы с головой.
Он обхватил пальцами край столешницы, сдерживая себя, чтобы не потянуть к ней руки и не притянуть её к себе. Он знал, что был пещерным человеком, но это могло подождать. Это было шоу Бренны. Его задачей было следить за ней, игнорируя похоть, обвивающую его позвоночник.
Ее взгляд все еще был прикован к полу, пока она подходила к нему. Она медленно подняла голову, поднимая взгляд от его ступней, по ногам, скользя между бедер, по пряжке ремня, неспешно задержав его на груди и на впадинке между ключицами.
Он пытался не сглотнуть, не облажаться, смотря на то, как она наблюдает за движением его мышц, прежде чем ее взгляд поднялся к его губам. Она задержалась на них, прикусывая нижнюю губу зубами, затем, наконец, посмотрела ему в глаза.
— Ты уверен? — ее хрипловатый голос задел его за живое.
Он слегка кивнул ей в ответ. Он не доверял своему языку. Он скажет ей что-то не то, и спугнет. Он хотел ее именно там, где она была, делая то, что она и делала, даже если она и вовсе не собиралась что-либо делать.
Она приподнялась на носочки, ее ресницы опустились. Он ненавидел это. Он хотел смотреть ей в глаза. Но в этот миг ничто больше не имело значения.
Это был первый контакт, который одурманивал, кружил и искрил, который испепелял. Ее губы были мягкими, как он и ожидал, но они двигались с определенной целью. Она не играла или дразнила, или прощупывала почву.
Этот поцелуй был реальным, и она была серьезна в своих намерениях.
Диллон задумался о том, что происходило у нее в голове, но он думал считанные секунды, потому что, все-таки, был мужчиной, а она прижималась своим телом к нему. Прошло много времени с тех пор, как он ощущал нечто, подобное этому.
Он не мог дать этому определение, но не хотел останавливаться. Вместо этого, он отвечал на ее поцелуй, скользя по ее губам и нежно обнимая. Он сдерживал себя, моля о большем. Все должно было происходить не так быстро, пусть даже он и хотел чувствовать ее обнаженное тело под своим.
От этой мысли ему стало еще труднее. Словно прочтя его мысли, она приоткрыла рот, приглашая его сделать то же самое и пустить в ход язык. Ей не пришлось просить дважды, он, не задумываясь, сделал это. Природа взяла верх. Он просто сдался.
Он усилил хватку, его руки опустились по ее спине к карманам джинсов. Он глубоко засунул пальцы, чтобы прижать ее к себе. Она поерзала, подталкивая его к большему, и обвила руками его шею, одной ладонью обхватывая затылок. Ее пальцы ласкали его там, а язык скользил вокруг его языка.
Жар между ними усилился, переходя в туман, сотканный из похоти и неизведанности. Он не ожидал этого, никогда не ожидал, что встретит ее, но будь он проклят, если спросит о происходящем, или остановится, чтобы понять, что именно происходило. Ведь именно это делало его живым.
Клубок нервов в основании его позвоночника сжался, желая большего. Как же близко она была, должно быть даже чувствовала, как наливался желанием его член, как он увеличивался, твердел. И когда она прижалась к нему и выдохнула у его губ, он получил свой ответ. Он впился пальцами в ее попку, желая сорвать джинсы и прикоснуться к ее коже.
Затем поцелуй изменился, превращаясь в неистовый, жадный, он сильнее прижимался к ее губам, движения его языка стали лихорадочными. Его мысли мчались со скоростью света, но он не мог уловить их смысл. Все, что он знал, был этот поцелуй, и их переплетенные тела. Он хотел ее. Она хотела его. Он чувствовал это. Он улавливал этот аромат.
Он вытащил руки из ее карманов, и приподнял край ее футболки. Когда прикоснулся к ее обнаженной коже и расстегнул лифчик, ее плечи напряглись, и она сделала один шаг назад.
Этого было достаточно.
Она не готова отправиться в это путешествие. Не сейчас. Не с ним.
— Прости, — пробормотала она, возвращаясь к плите и вилке, когда подняла ее, у Бренны руки тряслись. — Я не понимаю, почему это вообще показалось хорошей идеей.
Он прочистил горло, заставил притихнуть эрекцию, хотя напряжение в помещении удерживало его на взводе, а кровь кипела. Он сжал губы.
Вилка опять звякнула, и она положила ее на стол.
— Думаю, мне стоит перенести свои вещи из гостиной и переодеться во что-нибудь чистое. Может, постираю эти, если это не проблема.
— Стиральная машинка и сушилка в кладовке за этой дверью. — Он кивнул в сторону выхода из кухни, хотя она по-прежнему смотрела на сковороду с беконом, а не на него.
— Спасибо, — ответила она, ее голова была опущена, когда она выходила из кухни, а он остался стоять на месте раздумьях, как после этого они должны были прожить оставшуюся неделю.