Диллон задумался, сможет ли он вообще когда-либо уснуть. С тех пор, как Бренна врезалась в сугроб, он потратил столько часов думая и беспокоясь о ней, представляя совместную жизнь. И да, то, как он будет заниматься с ней любовью.
Такое пробуждение было намного лучше, чем жить с закрытыми глазами, как он делал годами. Намного лучше, если быть честным. Да, он встречался с женщинами, когда был врачом скорой помощи, и он несколько раз составлял компанию женщинам-солдатам, желающим интима.
Но по какой-то причине Бренна была первой женщиной, которую он хотел бы снова затащить в постель. И это удивляло его. За время, прошедшее с его службы, он не делал так много, как за прошедший день. Он сомневался, что для него так будет всегда, но она этого заслуживала.
Сейчас она лежала рядом с ним, была в своей постели, в своей квартире в Роли, на своей стороне кровати, но отвернувшись от него, её плечи тихонько поднимались каждый раз, как она вдыхала. Больше всего ему сейчас хотелось обнять неё, но он боялся её разбудить.
Чем дольше она спала, тем дольше ему не надо было вставать и одеваться, чтобы вернутся в горы без неё. Он не будет думать о том, увидит ли её снова, хотя сейчас это было его единственной мыслью, и от неё ком становился в горле, а грудь сдавливало так, что он не мог пошевелиться.
— Я слышу, как ты думаешь, — сказала она хриплым после сна голосом.
Он повернулся к ней, подражая её позе, опустил руку на её талию, положив ладонь между её грудей. Он будет скучать по этому. Он будет скучать без неё.
Боже, уже скучает, признался сам себе он, с трудом проглатывая ком в горле.
— Не хотел будить тебя.
— Я не спала. — Она крепче прижала его руку к себе, переплетая пальцы. — Просто я притворяюсь лучше, чем ты.
— Мы все еще говорим о сне, верно?
Тихонько рассмеявшись, она повернулась к нему, отчего её волосы упали ему на грудь.
— Ничего из того, что было ночью, не было притворством. Ты… потрясающий.
Его эго было не единственным, что увеличилось от этих слов.
— Приятно слышать.
— О, прекрати. Как будто ты не знал этого.
— Мужчина никогда не знает всей правды.
В мягком свете, что проникал в её комнату, он мог видеть, как выражение её лица сменилось с радостного на печальное.
— Всю правду? Даже если я скажу, что не хочу, чтобы ты уезжал? Даже если скажу, что хочу, чтобы ты остался со мной, пока я не улечу в Африку?
Это единственное, без чего он мог обойтись. Мысль о том, что придется примириться с этими восьми тысячами миль, уже отправляла его в ад. А его отъезд из Роли … к тому же такой быстрый… вообще не вариант. Странник будет в порядке до его возвращения, но он уже пропустил вчерашний объезд, а он не мог ни написать, ни позвонить. А там были люди, которые ждали его, которых он не смог предупредить о своем отсутствии.
Люди, которые рассчитывали на него. Люди, которых он не мог подвести.
Но если бы Бренна сказала хоть слово…
— Мне нужно вернуться назад в горы.
Она нежно посмотрела на него и ее глаза увлажнились.
— Такое чувство, что мы знакомы вечность. Словно я покидаю своего лучшего друга. Я с трудом расстаюсь с бабулей, а теперь к этому списку добавился ты.
Он протянул руку, отбросил с её лба прядь волос, и не смог ничего сказать.
— Шшш.
Она покачала головой, и слезы потекли из уголков её глаз. Она подняла руку, прикрывая лицо, провела большим пальцем вдоль скулы, сжала губы вместе, но они всё еще дрожали.
Эта дрожь убивала его. Чертовски убивала.
— Бренна, дорогая. Пожалуйста, не плачь.
— Как я смогу оставить тебя? — спросила она, и её голос понизился до шепота. — Как я узнаю, что ты в порядке?
— Со мной будет всё хорошо. — Он взял её за руку, повернул запястьем вверх и поцеловал ладонь, почувствовав солоноватый вкус её слез, которые был не в силах остановить. — Я буду в порядке.
— Я попрошу бабулю присматривать за тобой, — сказала она, лаская рукой его шею, плечи, пока они оба не ощутили дрожь, а её соски затвердели у его груди.
— Она уже это делает, — сказал он, несмотря на то что его тело напряглось. — Мы просто притворяемся, что я проверяю её.
— Я рада. — Она потерлась о него бедром, отчего его эрекция ткнулась в неё, вызвав у него низкий первобытный стон. — Будет проще, если я буду знать, что вы двое есть друг у друга.
— Не для меня. — Для него ничего не будет проще. Она даже не знала, что смогла дать ему за это короткое время, что они знакомы, и мысль о том, что он так скоро потеряет её… Он не мог потерять её. Он даже думать об этом не мог.
Время залечивает все раны, верно? Пока он не нашел ничего правдивого в старой поговорке, но может быть…
— Всё будет не так плохо. Вот увидишь. — Её рука скользнула вниз между их тел, большой палец лег на эрегированную головку. — Время пролетит быстро, и кто знает. Возможно, в следующем году, мы встретимся в это же время…
— В это время в следующем году тебе лучше бы быть в моей постели, — простонал он, не веря в то, что она сказала — ни о времени, ни о том, как плохо или хорошо все будет. Он верил только в то, что связан с ней и его тело нуждалось в ней.
Он перевернулся, взял презерватив с прикроватной тумбочки, и даже не дал себе вздохнуть, пока не оказался внутри неё. Она скрестила ноги на его спине, приподнимая бедра, чтобы позволить ему войти глубже.
А потом он начал двигаться, медленные размеренные движения, которые она встречала синхронными толчками, притягивая его ближе. Поддерживая его баланс и уверенность. Он не хотел, чтобы все заканчивалось, и именно это говорил ей язык его тела, волна тепла, поднимающаяся между ними, и ритм сердец, стучавших в унисон.
Её пальцы двигались по его спине, зарывались в волосы, изучали линии его уха, бровей и горбинку носа. Она поцеловала его, её язык скользнул между его губ в поисках его языка, звуки, которые она издавала — стоны и вскрики, как воздух проникали в него.
Ничто в его жизни не предвещало такого… такой разрядки, такого желания. Он недоумевал, как она догадывалась о том, в чем он нуждался, если он и сам не мог словами выразить это. Да и слова не имели значения. Она приподнялась под ним, грудь к груди, бедра к бедрам и, вскрикнув, кончила. Он кончил следом, а сила его чувств разрывала его.
Обессиленный он рухнул рядом с ней на подушку, вдыхая запах её кожи и волос. Еще долго после того, как оба вернулись к реальности, он оставался в ней. Это была единственная реальность, которую он хотел знать.
Бренна могла поклясться, что все перелеты из Малави в Штаты не заняли столько времени, сколько поездка в горы бабули. Или может быть, эта задержка была нужна только для того, чтобы закончить последние дела в Роли. С тех пор, как она приняла свое будущее, когда въехала в сугроб на прошлое Рождество, всё, чего она хотела, покончить со старой жизнью, чтобы начать новую, которую никак не могла дождаться.
Список дел был огромен. Первое, что она сделала после того, как двадцать второго декабря приехала в Северную Каролину, приобрела внедорожник у медсестры, с которой работала в госпитале Дюка Роли. После отправилась на склад, где хранила вещи, с которыми не была готова расстаться, и загрузила в кузов машины только те, без которых не могла жить.
Всё остальное она отдала на благотворительность. Закрыла банковские счета, сменила почтовый индекс, который был указан в благотворительном фонде в Лондоне, на адрес бабушки. Сходила на обед с подругами, где они долго сплетничали, и на котором она пообещала, что навестит их в свой следующий приезд в город. Вот и всё. С прошлым было покончено. Четыре часа езды отделяли её от будущего.
Уходящий год был одновременно лучшим и худшим в жизни Бренны. Она сделала так много хорошего там, где это было необходимо, но скучала по Диллону и бабушке. Доноте она звонила всякий раз, как могла добраться до телефона, во время разговоров узнавая о Диллоне то, чего он не писал в письмах. О тех вещах, о которых они не говорили. Бабушка заметила то, что он постепенно излечивался от старых ран, которые тревожили его со времен войны.
Бренна подумывала звонить и ему тоже, но с первого письма, которое она написала ему во время длинного перелета из Вашингтона в Эфиопию, они общались только через письма. Она каждую ночь добавляла по абзацу к своим письмам, которые писала на желтых страницах блокнота, и которые потом пересылала через главный офис своей организации, не доверяя местной почте.
Письма Диллона писались похожим образом, но были не такие бессвязные, как её. Он рассказывал о том, что делал на неделе, как обстояли дела в горах, но очень мало писал о себе, только что всё в порядке. Он не привык откровенничать. Это она могла прочесть между строк.
Слова, которые он подбирал, изменения в тоне его писем сообщали ей всё, что она хотела знать. Бренна почти слышала его смех, могла представить улыбку на его лице, пока ручка скользила по бумаге. А если добавить к этому наблюдения бабушки, Бренна точно знала, чего стоил ему этот год.
Двигаясь по заснеженным горным дорогам, она задумалась, вспомнит ли он, что сказал ей в последней утро, которое они провели вместе. Она до сих пор помнила его слова. Когда она этим утром выезжала от бабушки, после их семейного воссоединения за лазаньей накануне вечером, бабуля сказала ей, что ждет её с гостем к ужину. Но не ждет их рано.
Его домик показался как раз тогда, когда он остановился на полпути к крыльцу и повернулся на звук мотора её грузовика. Он держал в руке что-то типа карты пациента, которую внимательно изучал, наклонив голову, в черной ковбойской шляпе. Он был одет в дубленку, которую она помнила, ботинки, джинсы и рубашку на кнопках, в которой она часто представляла его себе. Глядя на него, в животе у неё запорхали бабочки.
Сердце колотилось, когда она затормозила, припарковалась и заглушила мотор. Он, молча, смотрел на неё, а она, вытерев вспотевшие ладони о штаны, начала выбираться из кабины.
— Привет, — произнесла она, прижав руку к груди, после того как помахала ею.
После бесконечно долгой паузы он произнес:
— Ты довольно далеко от дома.
— Не совсем, — она сунула ключи в карман и захлопнула дверь внедорожника.
Он посмотрел на нее, нахмурившись.
— Последнее, что мне известно, что ты живешь более восьми тысяч миль отсюда.
— Ну, да, — пожала она плечами. — Ты ведь знаешь, как работает почтовая служба.
— Подразумеваешь, что все изменилось.
— Изменилось, да. И вообще-то, я ищу работу.
— Работу?
Она сглотнула. Потом еще раз.
— Ты не знаешь никого, кому бы потребовалась помощь медсестры?
Он посмотрел на нее. Внимательно. Его глаза блестели.
— Имеешь в виду, что все закончила в Малави?
— Да, — сказала она и попыталась прочесть что-то в его взгляде, а все ее тело задрожало в ожидании его реакции.
— А как насчет Роли?
Она покачала головой.
— Квартиру я сдала, когда уехала. Я собираюсь пожить бабушки, пока не обустроюсь в горах.
Он посмотрел поверх нее на лес, давая себе возможность осознать это.
— Ты переезжаешь в горы?
— Да, — кивнула она.
— Рад это слышать.
Так и было. Она направилась к нему, дрожа, словно в лихорадке, и стуча зубами, поднимаясь по ступенькам.
— Ты ведь знаешь, что сегодня за день?
— Я практически уверен, что сегодня Рождество, — он сжал губы в тонкую линию и прищурил глаза.
Да, так и было, но было нечто большее. Она протянула руку, ее пальцы дрожали, словно ее будущее зависело от того, примет ли он ее руку, и от этого ее сердце изнывало. Пожалуйста, пожалуйста, пусть все сложится хорошо.
Их взгляды встретились, и она, наконец, произнесла слова, в которых упражнялась на протяжении последних двенадцати месяцев.
— Сегодня как раз то же время, когда мы собирались встретиться.
В течение нескольких секунд, он пытался осознать происходящее, и словно якорь корабля опустился на дно, чтобы пришвартоваться, он потянулся к ней, притянул к себе, прижал ее руки к своей груди, которая вздымалась в таком же ритме, как и ее собственная. Он был теплым и крепким, он был для нее всем, она сдержала слезы, чтобы не разрушить момент — момент надежды, желания, обещания…
Жесткая линия его рта слегка изогнулась, а на щеках появились ямочки. После чего он потянул ее за собой через входную дверь, захлопывая ее ногой.
КОНЕЦ.
Переводчики: Даша, Наталья Мубарак, Internal
Редактор: Диана Л.
Вычитка: Светлана Симонова
Обложка: Екатерина Белобородова
Оформитель: Юлия Цветкова
Переведено специально для групп:
vk.com/book_in_style
vk.com/books_25