Не знаем мы, когда рок сплел
Дней паутину,
Чтоб задушить твою судьбу
В ней, Фаустина.
Когда впереди нас ожидает неизвестность, то прошлое, пусть даже и не совсем приятное, приобретает в наших глазах особую ценность. Стоя на палубе парохода „Капитан Флинт“, бороздившего тупым носом воды Олтамахи, и вглядываясь в неровную линию берегов Джорджии, надвигавшихся на меня, я вдруг почувствовала нежность к этому судну. Его поручень, на который я опиралась, чтобы удержать равновесие, показался мне рукой друга. Хотя вчера вечером я впервые в жизни увидела этот корабль в Саванне, куда прибыл издалека. Теперь этот пароход стал последней ниточкой, связывающей меня с прошлым.
Как ужасно для молодой женщины понимать, что она совершенно одна в этом мире, и что ее ждет неизвестность, и что ей даже некуда будет вернуться, если новая жизнь не принесет ничего доброго.
Я уже поняла, что эта зеленая земля с мутными реками, петляющими среди бескрайних болот, испещренных соляными топями и островами с загадочными названиями, была мне чужой, как будто и сейчас она лежала далеко за морями. Похоже, явившись сюда в поисках чего-то более надежного в моей одинокой беспокойной жизни, я оказалась в обстоятельствах, еще менее благоприятных, чем те, из которых так хотела вырваться.
Путешествие по разоренной войной стране разочаровало меня. Я представляла, что увижу землю с респектабельными белыми домами с колоннами на фасаде посреди обширных владений, думала, что даже война и поражение не смогли лишить здешний образ жизни его привлекательных сторон, думала, что увижу землю, где каждый может и должен все начать заново и поэтому у всех равные шансы на успех. Но что привлекательного можно было найти в бесплодных пустошах, жалких лачугах, притулившихся среди засохших полей, или в убогих городишках, где негры и белые толпились на железнодорожной станции или на причале, как будто прибытие поезда или парохода было главным событием дня.
Однако даже это было лучше того, что мне пришлось наблюдать с тех пор, как отплыл „Капитан Флинт“. Одни лишь низкие поросшие тростником берега, поля камышовых зарослей и осоки, которая шептала что-то, когда пароход медленно огибал какую-нибудь извилину или бухточку. „Печальная, безжизненная земля, – говорила я себе, – такая заброшенная, что кажется нереальной“. Я и сама себе уже казалась ненастоящей, словно потеряла связь с живым миром и меня поглотило потустороннее пространство.
Даже городок Дэриен, куда я и направлялась, вызвал у меня только неприязнь. Он беспорядочно раскинулся на отвесном берегу, возвышаясь над болотами, а внизу теснились причалы с убогими суденышками. Но не это угнетало меня, к таким пейзажам я привыкла. А вот пальмовые кусты вперемежку с виргинским дубом, которые придавали острову и берегам унылый неопрятный вид. Да еще серый лишайник и желтая мутная вода, которые окружали острова и заползали в лес, растущий по берегам как сальные пальцы.
Правда, было особое очарование в беспорядке этой буйной зелени, в тишине болот, чьи зыбучие травы напоминали мокрый шелк, из которого было сшито мое лучшее платье. Но это было какое-то зловещее очарование, и мне казалось, что на влажной поверхности земли и в болотной трясине водятся ядовитые ползучие твари и самые наглые из них лежат, свернувшись кольцами на серых наростах кипарисовых деревьев, которые торчат над этим низкорослым пейзажем. Держась за поручни парохода, я почувствовала разочарование, которое, наверное, испытывают, когда мираж вдруг уступает место действительности; и я подумала, что если бы только у меня было такое место, куда я могла бы вернуться, то ни за что не сошла бы сейчас с борта „Капитана Флинта“.
Когда мы подплыли к Дэриену, очень скоро я поняла, что тех, кто должен был встретить меня, на пристани нет. Я вглядывалась в каждое лицо, получала в ответ лишь любопытные взгляды, но никто так и не подошел ко мне. Я была в замешательстве. Над водой и берегом уже нависла синеватая дымка, предвестница ночи в этих краях. Вид самого Дэриена тоже не прибавил мне уверенности. „Похоже, – думала я, – это довольно убогое местечко с несколькими жалкими лавками и бедными домишками, рассыпанными среди белого песка“. И непохоже было, что здесь можно найти подходящий ночлег для девушки, путешествующей в одиночку…
По трапу спускался капитан, за ним следовал негр-носильщик с моим дорожным сундуком на плече.
– Вот ваш багаж, мэм, – сказал капитан и галантно приподнял фуражку.
Во время путешествия на пароходе я поняла, что молодая леди, путешествующая одна, вызывает различные кривотолки, и довольно смелые знаки внимания, отпускаемые мне маленьким капитаном, выходили за рамки необходимости. До сих пор я их игнорировала. Но сейчас мне пришло в голову, что он наверняка сможет сообщить мне что-нибудь о том месте, куда я направлялась. Поэтому, когда носильщик поставил мой багаж на землю и ушел, я повернулась к капитану с дружелюбной улыбкой.
Приободренный моей улыбкой, он задержался:
– Ваши друзья не пришли вас встретит, мэм?
Я постаралась придать своему голосу спокойствие и уверенность, которых на самом деле не чувствовала:
– Еще нет, капитан. Вероятно, задерживаются.
– Скорее всего, мэм. – Его короткий толстый пальчик крутил ус. – Вы ненадолго в Дэриен, мэм?
Все еще улыбаясь, я кивнула, и он охотно разговорился:
– Знаете, мэм, здешние края вам покажутся довольно занятными. Я исплавал все вдоль и поперек к востоку от Миссисипи, но такой земли, как здесь, не видывал больше нигде.
– Вы хорошо знаете эти края, капитан?
– Каждую мель, мэм. Я привел сюда первое судно сразу после того, как генерал Ли сдался.
– Тогда вы, наверное, можете подсказать мне кое-что? – Я достала из сумочки письмо, которое без конца перечитывала, но и в последний раз вычитала из него не больше того, что и в первый. – Это письмо, капитан, написал мистер Сент Клер Ле Гранд, и в нем говорится, что по прибытии в Дэриен меня встретит его лодка. Вы знаете, где находится поместье Ле Гранд?
– Так вам нужны Семь Очагов, мэм?
– Какие Семь Очагов?
– Это плантация Ле Гранда, мэм. Говорят, что это индейцы так прозвали ее.
– И вы знаете это место?
– Здесь все знают Семь Очагов, мэм. Значит, вы собираетесь туда?
Я кивнула:
– Но я не поняла, это место – Семь Очагов, как вы его называете, – расположено на острове?
– Нет, мэм, это не так. Новому человеку легко запутаться. Дело в том, мэм, что все суда пристают в Дэриене, это был весьма оживленный порт, пока янки не разрушили его. Но дальше, чтобы попасть на какой-нибудь из островов или на Большую землю ниже по реке, надо добираться от Дэриена на каноэ.
– Так Семь Очагов на Большой земле?
– Да, мэм, недалеко от того места, где Олтамаха впадает в Пролив, в глубине леса, и выходит на болота. – Он смотрел на меня, раздумывая о чем-то. – Так вы направляетесь в Семь Очагов? – задумчиво переспросил он. – Надолго ли, мэм?
Улыбнувшись еще раз и пожав плечами, я доверительно сообщила ему:
– Я не в гости, капитан. Я гувернантка сына мистера Ле Гранда.
Секунду он молча разглядывал меня, затем вдруг снова разговорился:
– Что ж, мэм, плантация Ле Гранд всегда была одной из лучших в этих краях. Помню, как будто это было вчера.
Я остановила поток его воспоминаний вопросом:
– Вы знаете эту семью, капитан?
Прерванный на полуслове, он замолк и прокашлялся:
– Как сказать. – Его взгляд опять стал задумчивым. – А вы с ними знакомы, мэм?
Я указала на письмо, что держала в руке:
– Мы заключили соглашение по почте.
– Понятно. Ну что ж, – он уставился на воду, – Сент Клер Ле Гранд часто плавает на моем судне из Дэриена до Саванны и обратно. Он из тех, кого я называю „серьезный пассажир“. Он требует услуг на самом лучшем уровне, – поспешно добавил он, – платит за это. Все самое лучшее за любую цену – вот его девиз.
Мне хотелось узнать побольше. Но капитан, как будто тишина, наступившая на пристани вслед за погрузкой и разгрузкой товаров для Дэриена, напомнила ему о времени, взглянул на свои роскошные серебряные часы. Затем, повернувшись к оставшимся на пристани, стал внимательно всматриваться в их лица, как и я вначале.
– Я не вижу здесь никого из обитателей Семи Очагов, мэм. Но вот что я вам посоветую. Отправляйтесь в лавку Ангуса Мак-Крэкина, что на главной площади. Там вы сможете посидеть и подождать, сколько нужно. А я пошлю старика Зебо на лодке вон туда, посмотреть, нет ли там кого-нибудь из Семи Очагов. Он скажет им, где вас найти.
Я благодарно протянула руку маленькому капитану:
– Спасибо, капитан, вы так добры.
– Он энергично пожал мою руку. – Всегда рад услужить даме, – коснулся он своей фуражки и отошел, покручивая толстым пальчиком ус.
Поручив мальчишке поднести мой сундук, я отправилась на главную площадь Дэриена. Она оказалась довольно унылой и неряшливой. Над ней торчала вывеска, гласившая: „Доктор Туаттан – лекарства и лечебные травы“, еще там теснились какие-то обветшалые строения, трудно поддающиеся описанию, и, наконец, магазин Ангуса Мак-Крэкина, приплюснутый к земле, стоял с распахнутой дверью. Когда я вошла, там не было никого, кроме человека с угрюмым лицом, который пересчитывал яйца за сосновым прилавком. Он поднял голову и привычно спросил:
– Что вам угодно?
Не мигая, он выслушал, что меня сюда послал капитан.
– Там у печки скамейка, – коротко бросил он и вернулся к пересчитыванию яиц.
Я подошла к ржавой печке, в которой не было огня.
Негр поставил мой сундук на пол. Я поблагодарила его и села на деревянную скамью; правда, сначала мне пришлось протереть ее своим платком. Мне вовсе не хотелось выпачкать свою новую накидку в пыли и саже, которыми густо было покрыто это сиденье. Вокруг стояли корзины с картофелем, и земля с него сыпалась прямо на пол; на полках в беспорядке валялись большие и мелкие товары. А из бочек с соленьями поднимался резкий запах, который смешивался со спертым воздухом этого, по-видимому, никогда не проветриваемого помещения.
Уныние, с которым я до сих пор успешно боролась, подавлять больше не было сил. И сомнения, связанные с этой моей затеей, снова овладели мною. Не слишком ли поспешно и необдуманно поступила я, поместив в газете Саванны объявление о поиске места гувернантки в семье на Юге? Не было ли мое решение сменить обстановку и окружение просто реакцией на унылое однообразие всей моей жизни, которое преследовало меня с самого детства?
Вернувшись как-то на прежнее место, я однажды сказала себе, что любая иная жизнь все равно будет лучше той, что ждет и всегда ждала меня там. Даже теперь я содрогалась при воспоминании о бесконечной тяжкой работе, одиночестве и неуверенности в завтрашнем дне. Однако, сидя в пыльном сарае, наблюдая, как Ангус Мак-Крэкин взбирается на стул, чтобы зажечь масляную лампу, свисавшую с потолка, я засомневалась, что даже в моей прежней жизни было что-то хотя бы наполовину такое неприятное, как та неизвестность, что теперь надвигалась на меня.
Желтый огонек лампы оживился, и я поняла, что, пока сидела тут, погрузившись в свои невеселые раздумья, опустилась ночь и темнота приникла снаружи своим дряблым лицом к засиженным мухами окнам лавки. С улицы доносилось кваканье лягушек и крик козодоя, его три жалобные ноты повторялись с душераздирающей настойчивостью, и я стала беспокоиться. Если никто так и не приехал за мной – смогу ли я найти в Дэриене ночлег, подходящий для девушки, путешествующей в одиночку? Я обратилась к хозяину:
– Можно ли добраться до поместья Ле Гранд не на лодке, а другим путем?
Он повернул ко мне угрюмое лицо.
– Джо Джад на рассвете ездит туда на своем плоту, – сказал он. – Там есть тропа, что идет по Черному Берегу. Вы что, пошли бы такой дорогой?
Меня раздосадовал его неприветливый тон, но я знала такой тип людей, хмурых и резких. Так что я решила как можно учтивее, словно и со мной обращались вежливо, выведать у него, что возможно:
– А в случае необходимости могу я переночевать в Дэриене? Есть тут гостиница или приличный пансион?
Он пожал плечами:
– Конечно. У нас есть гостиница. Но если вы боитесь, что вас не встретили, то напрасно. Похоже, встречающий вас уже давно в Дэриене.
– Как?!
– Ага – лакает где-нибудь вовсю. Людям из Семи Очагов нечасто удается побывать в городе.
Тревога, как предупреждающе поднятый палец, замаячила передо мной. Лакает! Перед ночным плаванием по болотистой реке! Заманчивая перспектива. У меня появилось желание переночевать в Дэриене и утренним пароходом вернуться на Север. Но когда я вспомнила о том, что опять придется искать место и жить на гроши, чего мне, казалось, удалось с таким трудом избежать, это искушение прошло. „Нет, – сказала я себе, – у меня еще есть надежда на то, что на Юге меня ожидает новая жизнь. И пока я не распрощалась с этой надеждой, мне надо ехать в Семь Очагов“.
Очнувшись от этих размышлений, я заметила, что хозяин лавки смотрит на меня своими покрасневшими глазками.
– Может, выпьете чаю? – спросил он, и я подумала, что хотя его голос все еще оставался сердитым, но грубоватое участие все же послышалось в нем.
Я ответила, что это было бы очень кстати. С вежливым кивком он подошел к задней двери и, открыв ее, сказал кому-то:
– Флора, здесь молодая леди, которая не отказалась бы от чашки чая».
Женщина, которая появилась в дверях, вытирая руки о передник, была простоватой, маленького роста, но глаза ее смотрели по-детски дружелюбно.
– Проходите сюда, мэм.
Я запротестовала. Я не хотела их так обременять, только чашку чая… Хозяин перебил меня:
– Это обойдется вам в пятнадцать центов.
Тогда я со спокойной совестью проследовала за миссис Мак-Крэкин в заднюю комнату, где стояла плита, светившаяся оранжевым огоньком, и стол, покрытый красно-белой клетчатой скатертью. Комната служила одновременно и кухней, и столовой, и гостиной. Она была тесно заставлена, но не лишена домашнего уюта. И когда я отведала свежеиспеченного хлеба и горячего, до горечи крепкого чаю, то бодрость духа вернулась ко мне.
Миссис Мак-Крэкин была сама вежливость, но я заметила, что она поглядывает на меня с любопытством:
– Вы ведь приехали с Севера, мисс?
– Да, как вы догадались?
– Ну, люди оттуда совсем другие.
Она потрогала ткань на моей юбке.
– Это одна из тех самых новых дорожных юбок, о которых я столько слышала, мэм?
Я кивнула, а она в изумлении раскрыла глаза, заметив, что моя юбка была только до щиколотки.
– Подумать только! – удивилась она.
Она подлила мне еще чаю из глиняного чайника.
– Вы надолго в Дэриен, мэм?
Я сказала, что направляюсь в Семь Очагов, и она окинула меня недоверчивым взглядом, а чайник замер у нее в руке.
– В Семь Очагов, мэм? Вы едете в Семь Очагов?
– Да, а вы знаете это место?
– Да тут все знают Семь Очагов, мэм.
Меня разбирало любопытство. Может быть, от этой простой дружелюбной женщины мне удастся узнать что-нибудь поподробнее.
– Прошу вас, – обратилась я к ней, – сядьте и расскажите мне о нем. Видите ли, мне ничего не известно об этом месте.
Она медленно подошла к стулу и села напротив меня. Развязав передник, она неторопливо складывала его огрубевшими пальцами.
– Что вы хотите узнать, мисс?
– Ну что это за место? Почему его называют Семь Очагов? И отчего каждый повторяет: «О, здесь все знают эти Семь Очагов»?
Она удивленно подняла глаза.
– Но здесь и правда все о них знают.
– И чем же они знамениты?
– Ну, – задумалась она, – понимаете, они всегда тут стояли.
– Неужели всегда? – улыбнулась я. Она решительно закивала.
– По крайней мере на памяти тех, кто еще жив в этой округе, они уже были здесь. Первый Ле Гранд поселился здесь давным-давно. Я не раз слышала об этом от своей матери, а ей рассказывала еще ее мать. Он приехал сюда с какими-то другими французами. Она говорила, что они были настоящими аристократами. Остальные построились на Сапело. А он поставил свой дом на болоте и навез туда вещей со всего света.
– Должно быть, они интересные люди, – предположила я.
Она подняла глаза и тут же их опустила.
– Наверное так, мэм, но очень странные.
– Странные? Почему?
Она проговорила извиняющимся тоном:
– Не знаю, мэм, можно ли так о них говорить. Только все так о них говорят. Понимаете, Ле Гранды не водятся со здешними людьми, даже с местными господами. – Ее голос упал. – Говорят, миссис Ле Гранд не в себе.
– Вы хотите сказать?..
Я дотронулась пальцем до виска.
– Не знаю точно, мэм, но говорят, что… – начала она, но испуганно запнулась, так как в дверь просунулась голова ее мужа.
– Флора, – приказал он, придержи язык. – И его лисьи глазки многозначительно задержались на мне, прежде чем он скрылся за дверью.
Поднявшись, я положила на стол пятнадцать центов.
– У вас замечательный чай, – сказала я ей.
– Благодарю вас, мэм.
Я направилась обратно в лавку, но у двери не удержалась и повернулась к хозяйке.
– Миссис Мак-Крэкин…
– Да, мисс?
– Скажите, а как выглядит Сент-Клер Ле Гранд? Она замялась. «Как, я не знаю, мэм».
– Он старик?
– О нет, мэм. Он не старый.
– Значит, он молодой человек? Красивый или урод?
Она в недоумении смотрела на меня.
– Ну, я даже не могу сказать, мэм. Я как-то никогда об этом не задумывалась.
– Но у вас же есть какое-то представление о нем? – настаивала я.
Она напряженно глядела на меня, и ее личико озадаченно сморщилось. Затем, вздохнув, она покачала головой:
– Нет, мэм, – повторила она, – правда не могу ничего толком сказать.
Я решила, что она самая глупая женщина из всех, с кем мне доводилось встречаться, и, повернувшись, я уже было взялась за ручку двери, как она заговорила.
– Одно я могу сказать точно, – сухо проговорила она, – это, что Сент-Клер Ле Гранд ходит так, будто он сам Господь Бог.
Я вернулась на свое место у печки. Сколько я ждала, не знаю. Все тяготы моего путешествия, пароходы, лодки, тряска в карете от Вейнсбурга до Чарлстона, казалось, соединились теперь в этой деревянной скамейке, которая уже врезалась мне в тело. Мысль о кровати стала навязчивой и мучительной, и только невероятным усилием воли я не давала закрыться своим глазам.
Не знаю, сколько прошло времени, когда я вздрогнула и очнулась, услышав за окном глухой стук копыт и голос, воскликнувший:
– Стой, Сан-Фуа! – И через секунду в дверях появился молодой человек. Он подошел к прилавку и, бросив монету, потребовал табаку.
Потому ли, что он был молод и красив, или оттого, что был так непохож на всех остальных, кого я видела здесь, на далеком Юге, не знаю, но он сразу же привлек мое внимание. В гордой посадке головы, в надменном орлином профиле, даже в ткани, из которой был сшит его костюм, и в покрое этой его несколько поношенной одежды мне почудилось какое-то особое благородство. Я редко встречала таких в своей жизни.
Он облокотился на прилавок, постукивая кнутом по кончику сапога, и в каждой линии его тела чувствовались нетерпение и неутомимость. Я подумала, что он напоминает ястреба, прервавшего полет, но стремящегося снова взмыть в небо. Но когда Ангус Мак-Крэкин, подавая ему табак, перегнулся через стойку и что-то зашептал ему на ухо, я заметила, что кнут стал стучать все медленнее и совсем замер. Наклонив голову так, чтобы лучше расслышать, незнакомец внимательно слушал бормотание лавочника.
Тогда я не знала, что разговор шел обо мне; то, что мне это известно теперь, является частью той мрачной истории, которой суждено было сильно изменить мою жизнь. Даже когда молодой человек обернулся и взглянул в мою сторону, я подумала только о том, что он заметил, как я разглядываю его. Смущенная, я отвернулась к окну, где все, что я могла увидеть, было мое бледное отражение в темном стекле.
Только когда он заговорил, я обнаружила, что он стоит подле меня.
– Вы едете в Семь Очагов, мисс? Я ответила утвердительно.
– И вы ждете лодку, на которой вас должны встретить?
Я снова сказала «да».
– Вам больше не придется ждать, – быстро проговорил он. И, повернувшись, вышел в ночь.
Я обратилась к лавочнику:
– Кто этот молодой человек?
– Этот? – он впился в меня пронзительным взглядом. – Это мистер Ле Гранд.
– Мистер Ле Гранд? Вы хотите сказать – это Сент-Клер Ле Гранд?
– Нет, это его младший брат, Руа.
– Он живет в Семи Очагах?
В его хихиканье мне почудился какой-то скрытый смысл:
– Нет, мэм. Мистер Руа в Семи Очагах не живет. Только не он.
Мне хотелось расспросить его поподробнее. Но я запретила себе это делать. Негоже мне было лезть в дела моего будущего хозяина. Я только сухо спросила:
– И что же, тот факт, что он Руа Ле Гранд дает ему право обращаться к незнакомым дамам, не будучи им представленным должным образом?
Он усмехнулся и многозначительно добавил:
– Ле Гранды всегда делают так, как захотят. – Он осекся и посмотрел на дверь. – А вот и Вин из Семи Очагов пришел за вами. – И ухмылка расползлась по его лицу.
Но я уже видела этого высокого мускулистого мулата, который нетвердо стоял в дверях. Его мутные глаза насмешливым взглядом обводили мою фигуру.
– Это вы миз Сноу, мэм? – спросил он мягким и низким, довольно мелодичным голосом.
– Да, – строго ответила я, стараясь скрыть испуг, что затаился во мне. – Возьмите мой сундук.
Он подошел к нам и одним легким движением закинул сундук себе на плечо.
– Пойдемте, мэм, – пробасил он.
Я повернулась к хозяину магазина, чтобы поблагодарить его за гостеприимство, и увидела, что его красноватые глаза уставились на меня со жгучим любопытством.
– Вы не боитесь? – спросил он.
– Почему я должна бояться?
Во взгляде его зажглось завистливое восхищение.
– Да, я всегда слышал, что вы, училки-янки, не боитесь ни человека, ни дьявола.
«Его слова прозвучали малоутешительно, – думала я, следуя за Вином на пристань, теперь темную и пустую. И когда я увидела каноэ, качающееся на волнах, оно показалось мне таким хрупким, что, несмотря на свои смелые слова, я совсем расхотела отправляться дальше. Когда же Вин забрался в лодку и повернулся, чтобы помочь мне, я инстинктивно отшатнулась.
Голос позади меня произнес:
– Что случилось, мисс?
Даже не поворачиваясь, я узнала, что это был голос молодого Руа Ле Гранда.
– Этот человек не в состоянии управлять лодкой, сэр, – строго сказал я.
Без дальнейших разговоров он шагнул в лодку и бесцеремонно оттолкнул Вина на корму.
– Сиди там, негодяй, – приказал он. – Тебя надо высечь за это! – обернувшись, он протянул мне обе руки. – Садитесь, мисс, я доставлю вас в Семь Очагов в целости и сохранности.
Я села посередине каноэ, куда он мне показал. Не проронив ни слова, он поднял весло, оттолкнулся им от причала и направил лодку по течению. В молчании мы двигались по темной водной глади, сырой запах водорослей и речных трав поднимался, когда лодка продиралась через них. Позади меня храпел Вин, но это похрапывание только оттеняло тишину, которую иногда нарушали шлепанье весел и монотонное кваканье лягушек.
Я дрожала от холода в своей накидке. На фоне черной пустыни неба и воды наше каноэ казалось таким ничтожным, а мы трое такими незначительными и потерянными. Для уверенности я не сводила глаз с фигуры Руа Ле Гранда, но могла различить лишь светлое пятно его лица и более темный силуэт его тела, которое мерно покачивалось, работая веслом.
Молчание становилось неловким, и я решила, что пора сказать что-нибудь.
– Сэр, я не поблагодарила вас за помощь.
Он раскачивался вправо и влево.
– Не за что, мисс.
– Как раз есть за что. Вы выручили меня в такой неприятной ситуации.
Он рассмеялся:
– Думаю, вы неплохо справились бы с ней. Вы производите впечатление вполне самостоятельной молодой женщины.
– И потому вы пришли мне на помощь? Вы приуменьшаете ценность своих благих намерений.
– Я решил проводить вас до Семи Очагов, потому что это доставляет мне удовольствие, – беспечно отвечал он, словно и говорить было не о чем. – Так что, пожалуйста, не приписывайте мне никаких благих намерений.
– Наверное, вы и так собирались туда? – спросила я.
– Я не бываю в Семи Очагах.
– Но ведь лавочник сказал мне, что это дом вашего брата.
– Когда-то это был и мой дом, – бросил он в ответ. – Теперь я там не бываю.
Что-то в его голосе заставило меня прекратить дальнейшие расспросы, и я снова замолчала. На этот раз молчание прервал он:
– Поскольку, хотя вы молоды и – э-э – довольно привлекательны… Его голос звучал в ночном воздухе легкомысленно и насмешливо, – это не достаточная причина, по крайней мере для вас, по которой я мог прийти вам „на помощь“, наверное, лучше сказать, почему я на самом деле решил проводить вас до Семи Очагов.
Хотя его не было видно в ночной темноте, я чувствовала его взгляд, полный мужской самоуверенности, полуоценивающий, полувосхищенный. Инстинктивно я собралась и попыталась найти уничтожающий ответ этому дерзкому молодому человеку. Но прежде чем я успела что-то придумать, он заговорил снова:
– Мне было интересно узнать, зачем вы едете в Семь Очагов?
Я придала своему голосу такую же холодность, которая слышалась в его речи:
– Чтобы служить там гувернанткой сына мистера Сент-Клера Ле Гранда. Чтобы зарабатывать себе на жизнь.
Он рассмеялся.
– Зарабатывать себе на жизнь, – повторил он. – Это что-то новое. Никогда не слышал, чтобы женщина говорила такое. Южанка умерла бы, но не призналась в этом, даже если это и правда. – Он помолчал и снова рассмеялся: – Значит, Руперту нужна гувернантка. Вы представляете, что за работа вас ждет, мисс… мисс?..
– Меня зовут Эстер Сноу.
Он повторил и мое имя.
– Холодное и спокойное. Как и вы сама. Когда я увидел вас в магазине Ангуса, то сразу понял, что вы сдержанны и спокойны, никогда не станете кричать по пустякам и поднимать скандал, если что-то не по-вашему. Но я не думал, что вы одна из тех учителок-янки, что рванули сюда, на Юг, как саранча. Вы приехали сюда и в поисках мужа, мисс Сноу?
Это меня уже рассердило, и я резко сказала молодому нахалу:
– Какие бы причины ни привели меня сюда, поиски мужа не входят в мои планы.
– Ну и правильно, – сказал он, – потому что в наших краях вы все равно бы его не нашли. Большинство молодых мужчин полегло на войне, а наши старики слишком поношенны для женихов.
Мне совсем не нравилось его насмешливое подшучивание, которое к тому же ставило меня в ложное положение. Я решила положить конец и тому и другому и, наклонившись к нему, сказала очень серьезно:
– Мистер Ле Гранд, я не думаю, что вы хотели нагрубить мне, но тем не менее вы это сделали. Позвольте объяснить вам кое-что.
Его голос, пронзивший темноту, казался удивленным.
– Конечно, мисс Сноу.
– Не думайте, что я домогаюсь сочувствия, рассказывая, что я совершенно одна на свете и у меня нет ни родных, ни близких. Это действительно так. Я получила место в доме ваших родственников – хозяин лавки сказал мне, что вы братья, – потому что я должна работать. Но я не понимаю – а я довольно понятливая, сэр, – почему это дает вам право говорить со мной неуважительно.
Какое-то время он ничего не отвечал, и были слышны только всплески воды на отмели, где резвилась рыба. Когда он отозвался, то в его голосе уже не звучала насмешка, которая так рассердила меня.
– Простите меня, Эстер Сноу, – сказал он.
– Прощаю, – сказала я спокойно, – но смотрите, чтобы больше этого не повторилось.
Его смех снова прозвенел в ночи:
– Вы сказали это совсем как учительница. Я опять почувствовал себя маленьким мальчиком в классе старика Мариотта. – Тут его смех замер, так как он занялся управлением лодкой и с большой ловкостью направил ее вверх по каналу, что вдавался в глубь побережья, оставляя речное русло позади.
– Этот канал ведет прямо к дому. Скоро вы уже будете в Семи Очагах.
Будь я пугливой по натуре (а я такой не была), это путешествие по каналу наверняка нагнало бы на меня страху. Под густыми куполами деревьев тьма была непроницаемая, серый мох свисал с ветвей и задевал мертвыми пальцами наши лица. Огромные птицы, треща крыльями, стремительно проносились рядом, и летучие мыши метались над нашими головами с дребезжащим писком. Я закрыла нос платком, так как зловонные испарения поднимались с болота и обволакивали нас.
Я укуталась в свою накидку от нездорового ночного воздуха, и хотя я подумала, что первый Ле Гранд поступил очень глупо, построив дом в таком забытом Богом месте, но оставила эту мысль при себе. Я заговорила лишь однажды, когда вдруг раздался такой жуткий рев, что, казалось, исторгать такие звуки могло только какое-то невероятное чудовище. Даже воды канала сотрясались от этих звуков.
– Что это? – спросила я Руа Ле Гранда.
– Ничего особенного, не бойтесь, – бросил он.
– Я не боюсь, а интересуюсь, что это.
Вопли усиливались. Казалось, что ревел уже не один монстр, а целая дюжина.
– Это аллигаторы на Черном Берегу. Но это далеко отсюда. Они приплывают в бухту с большого болота, но если их не тревожить, они не опасны.
Это прозвучало малоутешительно, но рев прекратился, и я ничего больше не сказала. А хотелось сказать, что, хотя тревожить аллигаторов я и не собиралась, мое мнение о его предке Ле Гранде – и так неблагоприятное – еще больше ухудшилось. Так в молчании мы плыли по каналу, который уже сузился настолько, что я могла руками достать до обоих берегов. Наконец я спросила Руа Ле Гранда:
– Зачем плыть в лодке, когда уже можно идти по земле?
– С обеих сторон трясина. Можно сразу увязнуть по горло. В детстве у меня была кобыла, я никогда не забуду, как стоял здесь и беспомощно смотрел, как ее засасывает это болото.
– Но зачем было выбирать такое гиблое место для жилья? – воскликнула я.
Его тело качалось из стороны в сторону вслед за веслом.
– Первый Ле Гранд был беженцем из Франции. – Он рассмеялся. – Он искал такое место, где его не смогут найти.
– А почему он бежал из Франции?
– Об этом он никому не рассказывал, Эстер Сноу. Когда человек покидает родную землю и меняет ее на чужую, он бежит от чего-то в своем прошлом. Так что наверняка он старается забыть об этом. – Он презрительно усмехнулся. – Пионеры, – фыркнул он.
– Вы хотите уверить меня, что пионеры – всего-навсего беглецы?
Он опять рассмеялся.
– А разве нет? – весело спросил он. – Разве они не те, кто всего лишь не смог справиться с трудностями, что выпадали на их долю?
Я хотела было поспорить, но тут передо мной встала моя собственная жизнь. Разве я сама не убежала от своего прошлого, потому что не могла смириться с нуждой? Разве это не свойственно человеческой натуре вообще – бежать и искать лучшей доли, когда жизнь становится невыносимой?
Но размышлять об этом было уже некогда, потому что лодка стукнулась о перекладину деревянного причала. Руа Ле Гранд привязал ее и найдя в темноте мою руку, помог мне подняться по ступенькам на пристань.
– Дом совсем рядом, – сказал он.
Я подождала под густыми кронами деревьев, пока он расталкивал Вина и давал ему приказания насчет моего багажа. Затем, взяв за руку, он повел меня по тропинке, которая кружила и извивалась в лабиринте деревьев и кустарников, пока наконец не вывела нас к дому.
Я почувствовала облегчение, когда увидела его. Он был такой высокий и прочный, увенчанный квадратной башенкой. На фоне вечернего неба действительно темнели высокие силуэты семи каминных труб. Однако этот дом не соответствовал тому, что я ожидала. Так как это был вовсе не изящный дом с белыми колоннами. Этот был сложен из темного кирпича, и, если бы не свет, падавший через высокие длинные окна и не отражение его на крыльце, дом выглядел бы, пожалуй, мрачно и печально.
На первой ступени Руа Ле Гранд остановился и осторожно отпустил мою руку.
– Здесь я должен оставить вас, Эстер Сноу. Желаю вам удачи в Семи Очагах.
– Спасибо. И еще раз хочу поблагодарить вас за то, что пришли на помощь незнакомке, мистер Ле Гранд.
Он взял мою протянутую руку и пожал ее тепло и крепко.
– Мне даже жаль, – начал он, затем остановился. Минуту он стоял молча, держа мою руку в своей. Потом его настроение вдруг переменилось. Он освободил мою руку и пожал плечами: – Может быть, вы и преуспеете в Семи Очагах. Сразу видно, что вы отважная девушка.
– А чтобы „преуспеть“ в Семи Очагах, нужна отвага?
Он не ответил, так как по тропинке подходил Вин с моим сундуком на плече. И бросив негромкое „Доброй ночи“, Руа Ле Гранд быстро пошел к причалу. А Вин со словами „Сюда, мэм“ подвел меня по ступенькам к крыльцу. Открыв дверь, он подождал, когда я перешагну через высокий порог.
Я оказалась в большом зале с великолепной лестницей, который с обеих сторон открывался на две широкие комнаты с очень высокими потолками. В одной горел камин, отблески огня которого я видела через окно, а в другой стоял накрытый для обеда стол, уставленный хрустальной посудой и серебром. И когда я поднималась вслед за Вином по лестнице, которая в одном месте изгибалась как рука в локте, спокойствие вернулось ко мне. С первого взгляда я заметила в обеих комнатах множество солидных ковров и прекрасных старинных вещей. „В этом доме, – подумала я, – обитают благородные люди“.
По широкому коридору наверху Вин подвел меня к двери, расположенной в самом конце. Его руки были заняты моим багажом, и он толкнул дверь ногой.
– Это ваша комната, мэм. Куда поставить сундук? Когда дверь за ним закрылась, я сняла шляпу и накидку и огляделась. Комната была небольшая и скромно обставленная, именно такая и полагалась гувернантке. Но ее оживлял камин, в котором весело плясал огонь, и я решила, что при моих скромных потребностях мне здесь будет вполне удобно.
У умывальника я налила воды в большой фарфоровый таз, расписанный розовыми цветами, умыла лицо и руки и стала причесываться. Когда я вставляла последнюю шпильку в узел волос на шее, в дверь осторожно постучали, и, отворив ее, я увидела грудастую мулатку, которая беззастенчиво принялась разглядывать меня черными глазами.
– Добрый вечер, мэм. Мадам Ле Гранд просит вас спуститься в гостиную.
Я бросила взгляд в зеркало и осталась вполне довольна. Мое серое дорожное платье выглядело опрятно, волосы приведены в порядок, а выражение лица спокойное. Я выглядела так, как и должна выглядеть гувернантка.
Я спустилась за служанкой в большую комнату, что находилась слева от лестницы и где горел камин. Теперь возле него в кресле-каталке сидела пожилая женщина. Я подошла к ней:
– Добрый вечер, мадам.
– Добрый вечер, мадемуазель Сноу. – Она смотрела на меня большими глазами, серыми, как здешний мох. – Сожалею, что не смогла выйти к вам сразу, мадемуазель. Но я – как видите – пленница. – Ее крошечные, похожие на детские, руки, все время бесцельно двигались.
– Конечно, мадам, я понимаю.
Она указала на маленький диван:
– Садитесь, мадемуазель. Марго, – сказала она служанке, которая торчала в дверях, – принеси мадемуазель стакан вина.
Пока мы ждали мулатку с вином, она сидела, уставившись на огонь с непроницаемым и бесстрастным выражением лица. Украдкой я изучала ее массивную тяжелую фигуру, на фоне которой маленькие ручки казались нелепыми. По черному шелковому платью, чепцу из дорогих кружев и бархатной ленточке на шее я поняла, что она изображает из себя знатную даму. Но на меня она такого впечатления не произвела, а в ее одутловатом лице и уклончивом взгляде я заметила какое-то хищное и даже жестокое выражение.
Марго принесла мое вино, и я вежливо отпила немного, пока мадам наблюдала за мной. Она не заговорила, пока я не поставила стакан на небольшой серебряный поднос.
– Мадемуазель Сноу, – произнесла она.
– Да, мадам?
– Мой сын скоро вернется, и вы познакомитесь с ним. Но до этого я хотела бы вам кое-что сказать.
– Да, мадам.
Маленькие ручки сжимались и разжимались.
– Мой сын не совсем обычный человек, мадемуазель. Как и весь этот дом, куда вы прибыли.
Я учтиво кивнула и подождала. Массивная туша выпрямилась.
– Ле Гранды очень древняя, знатная семья, мадемуазель. Они выстроили здесь этот дом почти сто лет назад.
Я с притворным интересом покачала головой, но про себя охнула. „Неужели мне предстоит, – подумала я, – выслушать повествование о том, какая голубая кровь течет в жилах Ле Грандов – южане так кичатся благородным происхождением своих „семей“. Но старуха была не так глупа и угадала мои мысли.
– Я не буду утомлять вас, мадемуазель, – ее голос стал сухим и холодным, – но кое-что мне нужно вам сообщить. Вашим заботам поручается мой внук Руперт, самый младший, последний из Ле Грандов. Вы должны усвоить одну вещь, мадемуазель.
– Да, мадам? – отозвалась я и замолкла в ожидании.
Массивное тело с трудом наклонилось вперед.
– Вы должны держать мальчика как можно дальше от его матери.
– Я не совсем понимаю…
Крошечные ручки запрыгали, затем замерли у нее на животе.
– Я не могу сказать больше, мадемуазель, – только то, что с женой моего сына не все в порядке.
В камине упало прогоревшее бревно, и ворох искр взметнулся в дымоход. Но я почти не заметила их. Я была заинтригована тем выражением на лице старухи, до сих пор бесстрастном, которое вдруг возникло на нем. Я не могла определить его, но было такое чувство, как будто что-то гадкое появилось в комнате и затопило ее.
Прежде чем я успела что-то ответить, она, прислушиваясь, повернулась к высокому длинному окну. Я тоже прислушалась и уловила гул шагов на веранде. Она хлопнула в ладоши:
– Марго! – позвала она пронзительным голосом. – Мистер Сент-Клер дома.
Марго покинула свой пост в дверном проеме, и я услышала ее голос в дальней части дома, повторяющий: „Мистер Сен'с дома!“ Эту фразу подхватили другие голоса, и в результате по дому поднялся топот множества ног. В зале появился Вин, держа в руках маленький поднос, на котором стояли бутылки и один стакан, и помчался с ним вверх по лестнице. Другой неф прибежал с охапкой дров для камина, а Марго, вернувшись, стала зажигать свечи на огромном ветвистом канделябре, что стоял на камине, пока он не заполыхал огненным цветком. Старая мадам наблюдала и давала указания:
– Свечи на рояле, Марго.
– Да, мэм.
– Принесли вино к ужину?
– Да, мэм.
Я была изумлена и восхищена одновременно. Я слышала много рассказов о том, как требовательны южные джентльмены, как жены не покладая рук стараются ублажить своих мужей и господ, как домочадцы, сбиваясь с ног, стараются предупредить их малейшее желание и создать им комфорт. Теперь же я впервые наблюдала за этим собственными глазами. И больше всего меня интересовал Сент-Клер Ле Гранд, хозяин Семи Очагов.
Но мое любопытство не было вознаграждено, по крайней мере в тот момент. Когда дверь отворилась и я устремила туда нетерпеливый взор, то успела лишь увидеть человека выше среднего роста, в длинном темном плаще, который, не глядя ни на кого, неторопливо и даже несколько лениво стал подниматься по лестнице.
Я была поражена. Все эти приготовления и суета, а герой поднялся к себе, даже никому не сказав ни слова! Никто еще так не изумлял меня. И сидя у огня рядом со Старой Мадам, я вспомнила, как миссис Мак-Крэкин сказала о нем:
– Он ходит так, будто он сам Господь Бог. Оказывается, маленькая хозяйка была не так уже глупа.
Теперь я заставляла себя прислушиваться к беседе, которую монотонным голосом завела со мной Старая Мадам. Я приняла заинтересованный и внимательный вид, что всегда является признаком невыносимой скуки. А известно ли мне, спрашивала мадам, не дожидаясь ответа, что эти острова в Джорджии – самое знаменитое место на всем Юге? Известно ли мне, что только на этих островах живут подлинные аристократы. Она развела своими беспокойными ручками. Юг заселен выскочками, несостоятельными должниками и беглыми преступниками. Она мрачно рассмеялась. И нигде, кроме как на этих островах, нет больше настоящих аристократов.
Ах, эти острова! Известно ли мне, что Пьер Ле Гранд построил здесь этот дом в 1786 году, что это огромное зеркало в золотой раме привезено им из Франции, что эти каминные часы принадлежали самой Марии-Антуанетте? И известно ли мне, что маркиз ле Лафайетт во время визита в Саванну в 1825 году сбежал с пышной церемонии, которую город устроил в его честь, и приехал в Семь Очагов повидаться со своим дорогим другом Пьером Ле Грандом.
Пока я слушала, вставляя подходящие, на мой взгляд, реплики, глаза мои блуждали по комнатам. При более ярком освещении я увидела то, чего не заметила сначала. Я увидела, что ковер, бледно-розового и кремово цвета, несомненно очень дорогой, был грязным и местами даже потертым. Мебель требовала починки, и вообще ничего в комнате не было в хорошем состоянии или хотя бы абсолютно чистым. Портреты были затянуты паутиной, и высокие длинные окна были немыты. Такой неряшливости женщина с Севера не потерпела бы в доме ни минуты. Даже сама мадам была тронута ею, ее кружевной чепец был запятнан, а рукава шелкового платья требовали штопки.
Вдруг голос Старой Мадам замер на полуслове, и в это же время наверху, в зале, послышались шаги. В тот же момент Марго появилась в столовой с огромными блюдами с едой, а Вин забегал вокруг стола, разливая по хрупким бокалам рубиновую жидкость.
Старая Мадам взглянула на меня с таким триумфом, словно это был миг победы, заслуга в которой принадлежала ей одной.
– Мадемуазель, – ее голос стал надменным от гордости, – сейчас вы встретитесь с моим сыном. – И сосредоточила, как и я, все свое внимание на лестнице, по которой спускался высокий элегантный мужчина.