В погоне за мечтой

Глава 20

Уже один кошмарный запах, который источали трущобы, был способен заставить чужака держаться подальше. Дома, а точнее сказать, лачуги, были сооружены из кусков потрескавшегося гнилого дерева, ржавых листов гофрированного железа, сломанных оград и калиток, пенопластовых блоков и даже из картона. Некоторые жилища были сложены из кирпича, который можно было раскрошить каблуком, иные представляли собой самодельные палатки, сшитые из изношенных простыней и одеял, найденных, как и остальные материалы, в мусорных кучах у подножия холма.

Центральная улица, по которой шагали Мишель и Антонио, поднималась по крутому склону к самому сердцу трущоб. По обе стороны тут и там виднелись заросшие аллеи и туннели, соединявшие между собой жалкие пародии на улицы. Сточные канавы были забиты полуразложившимся мусором, а воздух был такой горячий и влажный, что вонь нечистот буквально липла к ноздрям и раздражала горло. Повсюду – вокруг отбросов и канав, вокруг собак и детей – вились мухи. Радиоприемник оглушительно орал песню Мадонны «Не плачь по мне, Аргентина», рев автомобильного движения внизу постепенно стихал, и когда Мишель и Антонио, свернув с центральной улицы, начали плутать в лабиринте лачуг, громоздившихся на склоне словно штабеля старых, гниющих на солнце досок, Рио-де-Жанейро и океан окончательно пропали из виду.

Из дверных проемов и из-за разбитых ставен выглядывали обитатели лачуг, рассматривая пришедших, а на почтительном расстоянии от них двигалась компания босоногих подростков в рваных футболках. Проводник Альдо заранее предупредил, что среди детишек есть соглядатаи наркодельцов, но если Мишель и Антонио не принесли с собой оружия или наркотиков, опасаться нечего.

Почувствовав, что ее тянут за полу рубашки, Мишель обернулась и с улыбкой посмотрела на детей, которые тут же нырнули за угол.

– Все в порядке? – спросил Антонио, оглянувшись вслед за Мишель.

– Ничего страшного. – Мишель ухватилась за руку Антонио, чтобы перебраться через кучу искореженного металла. Грязи и отбросов становилось все больше, и порой было трудно отличить жилище от мусора, а от густого смрада испражнений, разливавшихся у крылец серо-коричневыми лужами, к горлу подступала тошнота.

Наконец, поднявшись почти до вершины холма, Альдо остановился у неуклюжего кирпичного дома без дверей и ставен, стены которого, как и остальные дома трущоб, были покрыты вездесущими граффити. Крышей дому служили обрезки древесно-волокнистых плит и линолеума, а к задней стене подступали буйные заросли сочной зелени.

Вытирая пот со лба промокшим насквозь платком и все еще не отдышавшись после подъема, Мишель следила за Антонио, который приблизился к дому и остановился в пропыленном дворике. Рядом с ним прямо на земле стояла каменная раковина. В серой мыльной воде мокли тряпки. У ног Антонио среди рваных башмаков и старых пластиковых бутылок копошились тщедушные цыплята.

– Клаудио! – позвал провожатый. – Антонио пришел, и с ним гринго!

В дверном проеме появился худощавый старик, стараясь держаться как можно прямее. Мишель не могла отчетливо расслышать, о чем говорят Клаудио и Альдо, но потом, поздоровавшись с Антонио, старик обратил на нее взгляд ясных карих глаз и приветственно вытянул руку. Мишель шагнула к нему, словно к хорошему знакомому. Она вдруг сообразила, что Клаудио своей доброжелательностью и мягкой улыбкой напоминает ее деда.

– Вы желанная гостья в моем доме, – произнес он прокуренным голосом. – Спасибо, что пришли.

Мишель улыбнулась и тепло пожала ему руку.

– Спасибо, что пригласили, – отозвалась она.

В глазах старика мелькнул веселый огонек. Он усмехнулся и сказал что-то, чего Мишель не смогла полностью уразуметь. Она повернулась к Антонио, дожидаясь, пока тот переведет слова старика на более понятный португальский, и, выслушав объяснение, рассмеялась.

– Полагаю, в свое время вашим гостеприимством пользовалось немало прекрасных женщин, – возразила она.

Судя по всему, ее ответ пришелся старику по вкусу.

– Я Клаудио Мигель, дядя Марсио, – представился он. – Вы встречались с моей женой, когда она принесла в приют ребенка.

Мишель кивнула, надеясь, что Клаудио не спросит, намерена ли она усыновить младенца. Ей очень не хотелось огорчать его отказом.

– Нам нужно многое обсудить, – продолжал он. – Так что, прошу вас, входите в дом.

По сравнению с другими жилищами этого района дом выглядел на редкость опрятным, хотя в любом другом месте показался бы жалкой лачугой. Его стены были возведены в основном из кирпича, и все же кое-где виднелись заплаты из дерева и пенопластовых блоков, закрывавшие дыры там, где вывалились кирпичи. Пол был из плотно утоптанной земли, но чисто выметен и покрыт лоскутами вытертого ковра. Здесь был набор мягкой мебели из двух кресел и дивана с выцветшей рваной розово-белой обивкой, из-под которой выглядывали клочья серовато-желтого поролона, а у дальней стены, как и в большинстве домов в трущобах, стояла современная стойка с новеньким телевизором и видеомагнитофоном. Вероятно, Клаудио до конца своих дней предстояло выплачивать кредит, поскольку иначе он, как и другие обитатели района, не смог бы позволить себе подобную роскошь. Электричество поступало из городской сети и подавалось в трущобы через паутину проводов, висевших над головой и соединенных на живую нитку. Пожалуй, истинной трагедией бедняков было их пристрастие к бразильским мыльным операм, в которых они видели все, о чем только могли мечтать, зная, что ничего этого у них никогда не будет.

Предложив Мишель и Антонио садиться, Клаудио зажег сигарету, поставил на подлокотник кресла набитую окурками пепельницу и уселся сам.

– Я знаю, какой опасности вы подвергались, приехав сюда, – сказал он Мишель. – В сущности, рискуем мы все. Но моя жена говорит, что вы беседовали с ней в приюте и обещали помочь.

– Совершенно верно, – подтвердила Мишель, стараясь не вспоминать о Томе и Каване, которые в эту минуту находились на севере страны и не могли знать о том, что она отправилась в трущобы. Более того, когда прошел слух, что там есть человек, который готов рассказать о Пастиллиано, Том категорически запретил ей совать туда нос. Мишель ни за что не ослушалась бы его, если бы тетка Марсио не сказала Антонио, что он может привести с собой только женщину. Антонио встревожился. Он отлично знал о решимости Чамберса любой ценой оберегать Мишель от опасности. Поэтому Мишель пришлось солгать и сказать ему, что она говорила с Томом по телефону и тот дал согласие на поездку. Ей еще предстояло придумать, что делать, когда обман вскроется.

Старик моргнул и опустил взгляд на кончик сигареты. Потом он вновь посмотрел на Мишель и спросил:

– Кто позаботится о младенце? Вы?

Сердце Мишель замерло. Она сглотнула и ответила:

– Нет, не я. Но он в хороших руках.

Клаудио кивнул:

– Мы не рассчитывали, что вы возьмете его…

– Только потому, что у меня нет возможности, – перебила Мишель. – Если бы была, то, поверьте, я усыновила бы ребенка. Он такой милый. Но мы уже зарегистрировали его в американском агентстве, и, насколько нам известно, им заинтересовались пять супружеских пар.

– Спасибо, – сказал Клаудио. Затем он поднялся на ноги и жестом пригласил Мишель и Антонио следовать за ним.

Оказавшись у задней стены дома, старик повел гостей к вершине холма. Тропический лес становился все гуще и поражал обилием красок. Наконец они очутились на небольшой поляне, откуда открывался вид на убогие трущобы.

– Видите реку? – спросил Клаудио, указывая на извилистую черную полоску внизу.

Мишель кивнула. Им пришлось пересечь реку по пути сюда, и она уже знала, что ее ширина составляет около десяти футов, глубина – четыре, а вместо воды по ее руслу течет вязкое зловонное месиво.

– Четыре дня назад, – продолжал старик, – сюда приехали полицейские и ради забавы заставили восьмерых детей прыгнуть в канал. Одна маленькая девочка едва не утонула.

Наученная горьким опытом, Мишель знала, что слова в таких случаях бессильны, к тому же услышанное ужаснуло ее до такой степени, что она не могла произнести ни звука.

– Вы спасли сына Марсио от подобной участи, – сказал Клаудио. – А то и от чего похуже. – Вернувшись вместе с гостями в дом, он сел в кресло и уже собирался что-то сказать, когда над холмом прогремело несколько мощных взрывов.

Мужчины промолчали, и Мишель осведомилась:

– Что это – предупреждение о приезде полиции?

Клаудио кивнул.

Мишель посмотрела на Антонио.

– Думаешь, они знают, что мы здесь? – спросил Антонио у старика.

– Очень даже возможно, – отозвался тот. – Не забывайте, в нашем районе немало таких, кто готов делать все, что угодно, ради нескольких реалов, например, шпионить для людей, которые пытают и убивают нас. Думаю, кто-то сообщил о вас полицейским в тот самый миг, когда вы появились здесь.

– Что же нам делать? – осведомилась Мишель. Она была твердо намерена остаться, но заметно тревожилась.

Клаудио улыбнулся.

– Сохранять спокойствие, – ответил он и, подняв руку, выкрикнул что-то на незнакомом Мишель диалекте. Почти в ту же секунду в комнате появилась жена старика, невысокая, с худой угловатой фигурой и лицом, на котором лежал отпечаток пятидесяти пяти лет лишений и невзгод. Она привела с собой четырехлетнего мальчика. Завидя Клаудио, малыш вытянул руки, просясь к нему.

– Это мой внук Пауло, – сказал Клаудио и, легонько потормошив мальчика, опустил его в кресло за своей спиной. Мишель, улыбаясь, следила за Пауло, который просунул голову под рукой деда и вытаращил глазенки. Клаудио посадил его себе на колени и заговорил с ним мягким любовным голосом. Мишель от души пожалела, что представители так называемых высших классов Рио-де-Жанейро, как огня боящиеся бедняков и преступности, которую они собой воплощают, не могут сейчас видеть старика с внуком; тогда они наконец осознали бы, что бедные любят своих близких не меньше, чем богатые, а может быть, даже больше.

– Хотите кофе? – предложил Клаудио.

Мишель вспомнила кухню, по которой они прошли, когда отправлялись на прогулку к вершине холма, и ей очень захотелось отказаться, но она никогда не простила бы себе подобной брезгливости. Самое смешное заключалось в том, что она терпеть не могла крепкого сладкого кофе, который варили повсюду в Рио, но решила, что обязательно выпьет до дна. Если, конечно, не заявится полиция.

– Вы не боитесь, что нас обнаружат здесь? – спросила она, обращаясь к обоим мужчинам.

Несколько секунд Клаудио смотрел на нее невозмутимыми карими глазами, потом опустил внука на пол и сказал:

– Они не придут. Они дали понять, что знают о происходящем, и я не сомневаюсь, что с минуты на минуту поступит сигнал о том, что они уехали.

– Но если полицейским известно, что вы разговариваете со мной, значит, вам грозит опасность, – возразила Мишель.

– Может быть. Но я старый человек и все равно скоро умру. Куда больше я беспокоюсь о Луисе.

– Луис? – переспросила Мишель, чувствуя, как ее охватывает возбуждение. – Тот самый юноша, который побывал в «Преисподней»? Он здесь?

Клаудио помрачнел.

– Полицейские, которые только что въехали в район, почти наверняка служат у Пастиллиано. Они ищут Луиса. Они понимают, что Луис может заговорить, а ваше присутствие убеждает их в том, что он прячется где-то неподалеку.

– Он действительно рядом? – усомнилась Мишель.

Клаудио кивнул:

– Да, но только на то время, пока вы здесь. Ваше присутствие обеспечивает ему относительную безопасность – полицейские не могут убить его на ваших глазах, только если убьют и вас тоже. А они не настолько глупы, чтобы расправиться с американским подданным.

– На самом деле я англичанка, – сообщила Мишель.

– Это одно и то же, – заверил ее старик и, вынув из пачки следующую сигарету, закурил и выпустил из ноздрей две струи дыма. – Но если все же они поднимут на вас руку, то не от глупости, а потому, что у них не останется другого выхода, так что берегитесь. Мы живем в таком страхе, – с горечью продолжал Клаудио, – что боимся даже молиться, потому что для этого нужно закрыть глаза. Военная диктатура закончилась, но, кажется, кто-то забыл сказать об этом полицейским и людям вроде Педро Пастиллиано, который хочет стать нашим новым губернатором. И если его выберут – а в этом почти не приходится сомневаться, – то на окрестных холмах воцарится нечто страшное. Незаконное лишение свободы, пытки и уничтожение нашей молодежи примут еще больший размах, чем при нынешнем режиме, который и без того присвоил себе право действовать практически безнаказанно. Я могу назвать множество высокопоставленных лиц, которые не только одобряют политику Педро Пастиллиано, но и лично принимают участие в кровавых ритуалах, которые отправляются в его частных тюрьмах. Это люди, которых вы ежедневно видите на страницах газет и телеэкранах. Бизнесмены, политики, полицейские, журналисты, знаменитости – люди, обладающие властью и влиянием. Вы когда-нибудь задавались вопросом, кто снабжает зельем наркодельцов, торгующих в кварталах бедноты?

Мишель посмотрела на него. Она заранее знала ответ, но хотела услышать его из уст Клаудио.

– Те самые люди, о которых я только что говорил, – сказал он. – Люди, которые держат город в руках. Они контролируют правоохранительные органы, они же заправляют преступностью. Иными словами, никто не может чувствовать себя в безопасности и никому нельзя доверять. Что же до Педро Пастиллиано, то он разворачивает грандиозное шоу, жертвуя беднякам тысячи реалов, предлагая нам льготные условия, чтобы мы могли отовариваться в его магазинах, покупать его телевизоры, видеомагнитофоны и музыкальную аппаратуру. Он скармливает нам объедки из своих ресторанов и сулит множество благ, которыми одарит нас, став губернатором. Он обещает возвести очистные станции, наладить водоснабжение, снизить плату за проезд в городском транспорте, сделать все, лишь бы облегчить жизнь обитателей трущоб. Ему нужны наши голоса, и многие из нас так отчаялись, что готовы поверить ему, хотя и знают, что под маской благопристойности, которую Пастиллиано являет общественному мнению, скрывается отпетый негодяй. Его «эскадроны смерти» состоят из полицейских и служащих охранных структур. Главная их задача – убивать или пытать, либо то и другое вместе. Нас следует душить, словно крыс. Убийцы почти никогда не предстают перед судом. Пастиллиано хвастается этим точно так же, как похваляется своей личной тюрьмой и теми ужасами, которые творятся в ее стенах. Все это не просто бесчеловечно, это столь отвратительно, что вам будет трудно поверить моим словам.

– Я вам верю, – сказала Мишель.

Старик улыбнулся.

– Иначе я бы не стал разговаривать с вами, – ответил он. – Марсио так верил в вас, что отдал вам своего ребенка. Моя жена тоже доверяет вам. Вам удалось найти в Рио прокурора, который согласится помочь нам?

Мишель кивнула.

– Его зовут Карлос Камилло, – сообщила она. – Это достойный, честный человек, он готов даже пожертвовать карьерой, лишь бы не позволить Пастиллиано творить злодеяния с еще большим размахом, чем сейчас.

Клаудио кивнул.

– Я слышал о нем, – сказал он, раздавив сигарету в пепельнице. – Вы знакомы с судьей да Сильва?

– Я встречалась с ней несколько раз, – ответила Мишель. Том называл да Сильву одной из самых бесстрашных и неподкупных женщин-юристов в Бразилии.

– Она хороший человек, – продолжал Клаудио. – В ее суде бедняки могут добиться справедливости и даже снисхождения. В прочих органах правопорядка ни то ни другое нам не доступно. А сейчас я дам вам возможность поговорить с Луисом. У него нет ни матери, ни отца. Нам не удалось найти вообще каких-либо его родственников. Он знает лишь, что его зовут Луис и что ему около четырнадцати лет. Мы познакомились с ним через Марсио – они состояли в одной группировке. Вряд ли он долго протянет, побывав в «Преисподней», поэтому нам удалось уговорить его встретиться с вами. Если он погибнет, вы должны поведать миру правду о его судьбе и проследить, чтобы убийцы понесли наказание. – Над трущобами прогремело еще три взрыва, и Клаудио умолк. – Это сигнал о том, что полиция уехала, – сообщил он. – Но они вернутся, и я хочу, чтобы вы дали слово защитить Луиса после того, как поговорите с ним.

Мишель положила руку на сердце.

– Клянусь, – сказала она.

– Луис может назвать вам имена по меньшей мере двух офицеров «эскадронов смерти». Он поведает о том, что творится в застенке, о других юношах, которые побывали там, но остались живы и которым тоже есть что рассказать. Сомневаюсь, что они согласятся беседовать с вами, но некоторые разрешили Луису рассказать вам об их злоключениях. – Он поднял голову и посмотрел на жену, входившую в комнату с подносом и покрытыми пятнами жира стаканчиками, на донышке которых плескалось немного густого сладкого кофе. – Иди сюда, Луис, – сказал Клаудио.

Мишель и Антонио повернулись, с удивлением рассматривая высокого угловатого подростка, возникшего из тени смежной комнаты, в которой он, должно быть, прятался до сих пор. Он робко заковылял к гостям. Сначала увечья было трудно разглядеть, большую их часть прикрывали джинсы и футболка, но как только он приблизился и неловко уселся в кресло, которое ему уступил Клаудио, на его лице, шее и предплечьях стали видны темно-багровые незажившие ожоги. Полуприкрытый правый глаз юноши окружала пунцовая опухоль, его губы были изрезаны и до сих пор кровоточили.

Мишель смотрела на него с жалостью и состраданием. Ее душу переполняла решимость заставить палачей поплатиться за то, что они сделали.

– Мне повезло, – сказал Луис, с трудом шевеля израненными губами. – У меня уцелели ноги. В тюрьме часто ломают ноги.

Представив себе это, Мишель поморщилась, потом, посмотрев на Клаудио, сунула руку в сумочку.

– Ты не возражаешь, если я запишу наш разговор на пленку? – спросила она.

Юноша насторожился. Его налитые кровью глаза метнулись к магнитофону, потом он посмотрел на Клаудио и произнес несколько слов, смысл которых ускользнул от Мишель.

– Луис хочет знать, где вы спрячете его после того, как он расскажет вам свою историю, – объяснил старик.

– Мы отвезем его к прокурору Карлосу Камилло, – ответила Мишель. Затем, повернувшись к Луису, добавила: – Прокурор Карлос и судья да Сильва организовали несколько убежищ для защиты свидетелей – как в самом Рио, так и в его предместьях. Ни я, ни Антонио не можем сказать точно, где эти дома, ради безопасности их местоположение скрывают даже от нас. Но даю тебе слово, что, если потребуется, я лично отправлю тебя за границу, прочь от Педро Пастиллиано и его «эскадронов смерти».

Луис вновь посмотрел на магнитофон. В его глазах по-прежнему угадывались страх и неуверенность. Он принялся сжимать и разжимать кулаки.

– Ничего страшного, – мягко произнесла Мишель, убирая аппарат в сумочку. – Мы можем просто поговорить. Нет нужды записывать беседу, пока ты сам этого не хочешь.

Жена Клаудио присела на подлокотник кресла, в котором сидел Луис, и успокаивающе обняла юношу за плечи.

– Сеньора не оставит тебя в беде, – шепотом сказала она. – Ты должен верить ей и вот этому сеньору из приюта. Они помогут тебе. Они помогут нам всем, но для этого ты должен рассказать им все, что знаешь.

– Может быть, для начала ты расскажешь мне, где находится «Преисподняя»? – предложила Мишель.

Луис вновь обратил на нее взгляд круглых припухших глаз и, чуть поколебавшись, ответил:

– Не знаю. Никто не знает. Туда доставляют в фургоне без окон – если, конечно, ты находишься в сознании. Но чаще всего бывает иначе. Иногда завязывают глаза. Тех, кого отпускают, вывозят точно так же. А бежать еще никому не удавалось.

Мишель кивнула. Как бы ни разочаровал ее ответ, она не ждала ничего другого.

– Что ты слышал, пока находился там? – спросила она. – Может быть, шум океана, дорожного движения, звук пролетающих самолетов?

Юноша на секунду задумался, потом сказал:

– Я слышал шум воды. Но не океана. Скорее, звук текущей воды. Кажется, это был водопад.

Мишель ободряюще улыбнулась.

– Значит, это могло быть в горах? – предположила она.

Луис моргнул, явно не понимая, почему она так решила.

Мишель предпочла не допытываться.

– Ты хотя бы догадываешься, как выглядит здание «Преисподней»? – спросила она. – Ты видел его снаружи?

Луис покачал головой:

– Я знаю лишь, что камера, в которой мы сидели, находится под землей. Там нет ни света, ни воздуха, ни уборной. Лишь одна дверь, которую все время держат на запоре.

– Ее не открывали, даже чтобы накормить вас? – удивилась Мишель.

Юноша вновь покачал головой:

– Нас не кормили. Давали одни огрызки и немного воды. А дверь открывали, только чтобы вывести кого-нибудь наружу или посадить в камеру новичка. Снаружи были ступени, ведущие вверх, на улицу, но когда ты выходишь, солнечный свет кажется таким ярким, что ты ничего не видишь, а потом тебя ведут в другое подземелье, в комнату, в которой они… – Луис отвел взгляд.

– Что это за комната? – осторожно спросила Мишель.

– Каменная, – пробормотал юноша. – Там все из камня – стены, потолок, пол. Ни одного окна. Таких комнат там много, одна за другой. Они маленькие, больше, чем этот дом, но все же маленькие.

– Ты запомнил, что находится в этих комнатах? – спросила Мишель.

Луис опустил лицо, едва не касаясь подбородком груди, и покачал головой.

– Расскажи ей, – негромко произнес Клаудио.

Луис по-прежнему не поднимал глаз. Жена Клаудио взяла его руку и успокаивающе стиснула.

– Куриный насест, – сказал Луис так тихо, что Мишель не расслышала его слов.

Она посмотрела на Клаудио, но тут в разговор вмешался Антонио.

– Куриный насест, – повторил он, – это нечто вроде качелей. Человека заставляют повиснуть на нем, цепляясь коленями, потом его руки связывают за спиной и приторачивают к лодыжкам. Он висит вниз головой, а его тем временем избивают.

Мишель посмотрела на Луиса:

– Тебя тоже так пытали?

Луис кивнул.

– Зачем они это делают? – спросила Мишель у Клаудио. – Чтобы получить информацию?

– Да, иногда, – подтвердил старик. – Им нужны имена конкурирующих банд, либо они демонстрируют наркоторговцам, что с ними случится, если те захотят лишить полицию доли в прибылях.

– Так в этом и была твоя вина? – спросила Мишель. – Ты пытался избавиться от полицейских поборов?

– Не я, Марсио, – ответил юноша. – За это его и убили.

Мишель на секунду закрыла глаза, вспоминая, какой страх был написан на лице Марсио в тот день, когда он пришел в приют.

– Расскажи, что еще случилось с тобой, пока ты был в «Преисподней», – попросил Клаудио. – Расскажи о…

Мишель не поняла слова, которое он произнес, и вопросительно посмотрела на Антонио. Тот перевел, и Мишель, широко распахнув глаза, вновь повернулась к Луису:

– Они насиловали тебя?

Луис старательно избегал ее взгляда.

– Вот почему ему так трудно ходить, – объяснил Клаудио. – Они насиловали его дубинками, не только… – Он указал на свой пах.

– Они разжимали Маньо зубы и совали ему в рот члены! – вдруг выпалил Луис.

От ужаса у Мишель перехватило дыхание.

– Кто такой Маньо? – спросила она.

– Он умер, – ровным голосом произнес Луис. – Его застрелили.

– Ты видел, как его убивали? – осведомилась Мишель.

Юноша кивнул:

– В него стрелял Цезарь.

– Цезарь? – переспросила Мишель.

– Эдуардо Цезарь, – пояснил Клаудио. – Он проявил отвагу, застрелив двух мужчин в соседнем районе, и его повысили в звании. Он был капитаном, стал майором.

– Значит, он полицейский? – произнесла Мишель.

Клаудио кивнул.

Мишель бросила взгляд на Антонио, потом вновь повернулась к Луису:

– Ты видел Педро Пастиллиано, когда сидел в «Преисподней»?

Юноша покачал головой:

– Я не знаю, как он выглядит, знаю лишь его имя.

– Ты слышал, как кто-нибудь произносил его?

– Точно не помню. Но другие – Чико, Маньо, Хосе, – они говорят, что видели Пастиллиано.

– Чико и Хосе, – повторила Мишель. – Они все еще в тюрьме или их застрелили, как Маньо?

– Нет, их отпустили вместе со мной, – ответил Луис. – Но они не хотят говорить с вами.

Мишель понимающе кивнула и тут же резко обернулась. В открытом дверном проеме появилась фигура, и в комнате стало темно. На мгновение Мишель показалось, что это полиция, а потом она поняла, что это Альдо, который остался сторожить на улице. Она уже собиралась что-то сказать, и вдруг в дом хлынули люди.

– В чем дело? Что случилось? – шепнула она Антонио, который поставил ее на ноги и заслонил собой.

– Марсело, – сказал Клаудио, заслоняя собой Луиса, словно пытаясь уберечь его от угрозы, сверкавшей в глазах нежданного гостя.

– Я говорил тебе, – прорычал тот, кого называли Марсело, – этот парень должен держать язык за зубами. Я предупреждал тебя!

Мужчины, толпившиеся за его спиной, были вооружены автоматами, и у Мишель от ужаса пересохло в горле. Ей не было нужды спрашивать, кто это такие. Татуировки пришедших подсказывали женщине, что перед ней члены группировки «Эстрелла».

Казалось, Клаудио ничуть не испуган. Он выкрикнул что-то на непонятном Мишель диалекте, всем своим видом и жестами выказывая презрение и насмешку. За его спиной Луис скорчился в кресле. Его избитое худощавое тело содрогалось от страха, а Клаудио тем временем старался не подпустить к нему главаря банды.

Внезапно Марсело повернулся к Мишель и прошипел:

– Нам не нужна твоя помощь! От тебя одни неприятности! Уходи сейчас же! Оставь мальчишку нам!

Холодея от страха, Мишель тем не менее шагнула к нему, но прежде чем она успела что-то сказать, стену за ее спиной прошила автоматная очередь. Ошеломленная, она метнулась к Антонио, и в ту же секунду ее голову пронзила слепящая боль.

Мишель осела на пол. Она слышала крики мужчин, слышала, как Клаудио пытается выгнать бандитов из дома. Потом ее рывком поставили на ноги, и она увидела перед собой Марсело.

– Ты привела сюда полицейских! – прорычал он. – Они приехали из-за тебя. – Он ткнул пальцем себе за плечо, указывая на Луиса. – Этот парень, считай, труп. Он меченый, а из-за тебя и все мы стали мечеными. Так что проваливай отсюда и больше не возвращайся!

Его лицо то расплывалось, то вновь проглядывало отчетливо. Мишель пыталась обрести равновесие и освободиться от его хватки.

– Ты трус, – пробормотала она, едва соображая, что говорит. – Ты хочешь запугать…

Антонио схватил ее и толкнул к двери.

– Не делай глупостей, – прошептал он, выводя Мишель из дома. – Они убьют нас. Или мальчишку… Альдо! Почему ты нас не предупредил? – крикнул он провожатому, но потом увидел автоматный ствол, нацеленный в его шею. – Он нужен нам, чтобы выбраться отсюда, – прерывающимся, испуганным голосом сказал Антонио бандиту, который держал Альдо на мушке. – Без него мы не найдем дорогу.

– Отпусти его! – рявкнул Марсело.

Антонио рывком развернулся, вновь схватил Мишель и потащил ее по двору вслед за Альдо, который уже спускался по холму, стараясь как можно быстрее оказаться вне досягаемости автоматов Марсело.

Два часа спустя Мишель и Антонио сидели в квартире Карлоса Камилло на пляже Копакабана. Помещение с кондиционером казалось им райским уголком. Голова Мишель после удара все еще пульсировала от боли, грязь и пыль трущоб въелись в поры кожи и раздражали горло. Она до сих пор не оправилась от потрясения, однако, увидев первый же телефон-автомат, позвонила Камилло и рассказала ему все, что слышала. В эту минуту прокурор ехал домой из своей конторы в деловом центре города, а Антонио сидел напротив Мишель и смотрел на нее таким взглядом, что ей становилось стыдно за свою ложь. Он и сейчас мог бы оставаться в неведении, но едва Мишель закончила беседу с Камилло, Антонио решил позвонить Тому, и, чтобы отговорить его, Мишель пришлось признаться, что Чамберс не имеет ни малейшего понятия о том, что она тоже побывала в трущобах.

– Он будет злиться на меня, – сказала Мишель, стараясь успокоить Антонио. – А не на тебя.

– А если бы с тобой что-нибудь случилось? – взволнованным голосом отозвался Антонио. – Кто тогда был бы виноват?

– Но ведь не произошло ничего особенного, – возразила Мишель. – Подумаешь, ударили по голове. Бывало и похуже. Куда больше меня беспокоит судьба Луиса.

– Том уговорил бы его приехать к нам, – сказал Антонио. – Тогда ему ничто не угрожало бы.

– Откуда такая уверенность? – раздраженно осведомилась Мишель. – Кстати, он мог бы и не согласиться. Зато теперь мы знаем…

– Карлос, – произнес Антонио, поднимаясь на ноги. В комнату вошел прокурор.

Это был высокий грузный мужчина с длинным симпатичным лицом и манерами донельзя занятого человека.

– Простите, что заставил вас ждать, – сказал он, закрывая дверь и швыряя в кресло измятый пиджак. – Дорожные пробки на каждом шагу. Вам предложили что-нибудь выпить?

– Ваша супруга угостила нас, – ответила Мишель и, улыбнувшись, добавила: – Когда она ждет ребенка?

Жесткие, суровые черты лица прокурора на мгновение смягчились.

– Через два месяца, – проговорил он, положив кейс на стол. – Это будет наш первенец.

– Примите мои поздравления, – отозвалась Мишель.

Прокурор кивнул и жестом предложил им садиться. Вынув из кейса перо и бумагу, он попросил Мишель рассказать с самого начала о том, что с ними случилось в трущобах. Пока Мишель говорила, он сидел молча, время от времени делая заметки.

Когда Мишель закончила, он посмотрел на Антонио, потом, глядя прямо в глаза Мишель, произнес:

– Я понимаю, почему вы так поступили, но обманывать Антонио было глупо и опасно. Антонио тоже совершил серьезный промах, поверив вам, хотя знал, как боится за вас Том. И вот что я вам скажу: сегодня вам угрожала невероятная опасность, и это просто чудо, что вы сейчас сидите у меня в квартире. – Он поднял руку, отметая возражения Мишель. – Вы отлично знаете, что в Бразилии широко распространено похищение людей, и, поставив себя в такое положение, когда никто за пределами трущоб не знал, куда вы отправились и с кем собираетесь встретиться, вы совершили столь безответственный поступок, что я уже начинаю сомневаться в вашем здравомыслии.

Мишель смущенно покраснела, но в ее душе поднималось раздражение от того, что Камилло продолжает отчитывать ее за обман, в то время как их ждут куда более важные вопросы.

– Что ж, я заслужила этот упрек, – сказала она, стараясь говорить спокойным тоном. – Я сожалею, что повела себя так безрассудно, но я жива, я в безопасности, и главное сейчас – доставить Луиса в спокойное место, где мы могли бы поработать над заявлением, с которым он обратится в суд…

– Мишель, – изумленным голосом перебил ее Карлос, – на мой взгляд, вам остается лишь смириться с тем фактом, что вы увидите этого юношу, только когда его доставят в морг.

Покрытое пылью лицо Мишель стало белее полотна.

– Марсело Тиноко – один из самых свирепых преступных главарей Рио-де-Жанейро, – продолжал прокурор. – Это безжалостный молодой человек, известный наркоторговец и убийца. И тем не менее он на свободе. Советую вам задаться вопросом – где он берет наркотики и как ему удается избежать ареста?

Мишель смотрела на Камилло, холодея от смутной догадки.

Прокурор кивнул.

– Да, кажется, вы меня поняли, – сказал он. – Марсело Тиноко почти наверняка состоит на довольствии у Педро Пастиллиано. Уже сам факт, что он объявился в трущобах в тот момент, когда вы были там и расспрашивали одного из его бойцов, говорит за себя. Нам остается лишь гадать, долго ли еще проживет Луис.

Мишель бросила взгляд на Антонио. Она лихорадочно размышляла, пытаясь найти ошибку в рассуждениях прокурора, но как бы она ни противилась этому, совершенно отчетливо понимала, что Камилло пришел к единственно правильному выводу.

– О Господи! – простонала Мишель, закрывая лицо руками. – Что я натворила! Как я не понимала? – Она подняла голову и с мольбой в глазах посмотрела на Камилло. – Неужели мы ничего не можем сделать? – спросила она. – Нет никакого способа выручить юношу?

Лицо прокурора оставалось неумолимым и безжалостным.

– Боюсь, нет, – ответил он.

Мишель огляделась, рассматривая вьющиеся комнатные растения и снимки улыбающегося Камилло и его жены. Еще никогда ей не было так плохо.

– Ваш поступок, – чуть смягчившимся голосом заговорил прокурор, – вне всяких сомнений, был продиктован самыми лучшими побуждениями и заслуживает уважения. Однако вы не дали себе труда как следует обдумать свои действия. Не знаю, убедят ли вас мои слова, но вы не первая, кто совершает подобную ошибку. Многие ваши предшественники поплатились жизнью, и нам следует благодарить судьбу за то, что вы уцелели. Мы не знаем, надолго ли вас оставили в покое, поэтому ради вашей собственной безопасности и безопасности тех, кто вас окружает, будет лучше всего, если вы немедленно покинете Бразилию.

Глаза Мишель широко распахнулись, сердце испуганно сжалось.

– Уехать? – спросила она. – Но зачем?

– Вы дали им понять, что разговаривали с мальчиком, и тем самым навлекли на себя смертельную угрозу, – ответил Камилло. – Пастиллиано известно, что в вашем распоряжении оказались определенные сведения, и кто знает, как далеко он может зайти в своем желании выяснить, какой информацией вы располагаете и как намерены ею воспользоваться.

Мишель потупилась, сознавая убийственную правоту его слов. Ее терзал стыд за ту глупость, которую она совершила, взявшись за дело собственноручно, но это ощущение не шло ни в какое сравнение с мучительной болью, которую она испытывала при мысли о том, чем обернется ее ошибка для Луиса.

– Я ничуть не сомневаюсь, – продолжал Камилло, – что вы не захотите подвергать опасности и нас тоже, а именно это произойдет, если вы останетесь в стране.

Лицо Мишель исказилось гримасой страдания. Антонио взял ее за руки и сказал:

– Идем. Я отвезу тебя домой.

Мишель шагала вслед за ним к лифту, продолжая размышлять о том, какую опасность она навлекла на юношу и сколь беспомощной оказалась в сложившихся обстоятельствах. И все же должен найтись способ вырвать Луиса из лап Пастиллиано, не подвергая его жизнь еще большему риску. Мишель не могла оставаться в стороне и сидеть сложа руки. Она не могла уехать из Бразилии, бросив юношу на произвол судьбы. Она еще не знала, как спасти его, но не собиралась покидать Рио, пока не сделает этого.