В порыве страсти

18

Утро вечера мудренее. Тому, кто это сказал, горько подумал Джон, явно не приходилось встречать такое утро, как сегодня. Его мутило от выпитого, но больше всего мутило от самого себя. Но делать нечего. Нужно открыть дверь и…

– Всем доброе утро.

Пожалуй, не всем, подумал Джон. Ни Бен, ни Алекс еще не спустились, если они вообще собирались выйти к завтраку.

Но она была здесь, а это самое главное. Джон сделал глубокий вдох, пытаясь одновременно утихомирить подступавшую к самому горлу тошноту и страшную боль, от которой раскалывалась голова, подошел к миссис Мацуда – она сидела за столом вместе с остальными – и склонил голову.

– Я должен извиниться перед вами, – начал он, проклиная себя за то, что попал в подобную ситуацию. – Надеюсь, вы понимаете, что я не хотел вас обидеть.

Миссис Мацуда улыбнулась.

Ну-ну. Из мальчика еще может выйти толк.

– Не за что извиняться. Простое недоразумение, не больше.

– Да, но… Я вел себя как идиот, – выпалил Джон, – и потому прошу прощения.

Над столом вспорхнула, сверкнув кольцами и накрашенными ноготками, изящная ручка.

– Не беспокойся, все в порядке. – Миссис Мацуда одарила всех приветной улыбкой.

– Доброе утро, Джон! – с облегчением воскликнула Элен. – Ты как раз к завтраку!

Не успел он сесть, как рядом с ним выросла Роза.

– Что вам принести, мистер Джон?

– Яичницу с ветчиной, – ответила за сына Элен.

Джон поморщился.

– Спасибо, Роза, только кофе.

Он ужасно выглядит, подумала Джина. Она не решалась взглянуть на него и в то же время не могла отвести от него глаз. Так же плох, как папа – тот тоже посерел за последние дни, стал рассеянным, замкнулся в себе.

И я выгляжу ничуть не лучше.

Джина прекрасно знала, что для ее цвета лица нет ничего хуже бессонной ночи, да еще проведенной в слезах. Лишь в счастливые минуты ее кожа приобретала золотистый оттенок, а сейчас она, наверно, бледная, пепельно-серая, без единой кровинки. Цвета серой безнадежности, как сам Джон. Ей хотелось заплакать.

Продолжая улыбаться, миссис Мацуда похлопала Джона по руке.

– Я прекрасно понимаю твои чувства, – сказала она. – Мистер Мацуда ни за что не продал бы такую ферму. Твой отец тоже не хотел продавать, ты пошел в него. Место действительно чудное. Поэтому оно меня и заинтересовало.

– Если оно действительно интересует вас, я мог бы показать вам то, о чем говорил вчера, – мой Кёнигсхаус!

Господи, только этого не хватало! И без того взвинченный Чарльз, сидевший на другом конце стола, встревожился не на шутку.

– Джон, у Йосико и Крэйга впереди долгий день, – предостерегающе начал он. – Я не думаю, что у них найдется время…

– Да нет, немного времени все же найдется.

Миссис Мацуда грациозно поднялась из-за стола. Для такого красивого мальчика у нее всегда найдется время – на то и жизнь, не зря же она работала в поте лица.

– Можно и сейчас. Ты не против?

– А это что такое? Неужели? Ваша личная церковь?

Воздух в часовне оказался затхлым. Лилии над могилой Филиппа увяли, их гнилостный запах вызвал у Джона новый приступ тошноты. Он кивнул.

– В старину рядом с домом обязательно возводили часовню. Большие фермы находились слишком далеко от церквей, вот и приходилось строить свою собственную.

Они стояли у самой двери и под мрачным взглядом огромного Христа над их головами казались карликами. Крэйг переступил с ноги на ногу, блеснул очками и воинственно откашлялся.

– В американской истории ничего подобного нет, – глумливо произнес он. – А здесь чувствуется британское влияние, и потом это так старомодно, вы не находите?

Не обращай внимания, предостерег Джона его добрый ангел. Джон продолжил рассказ.

– Это еще и усыпальница. Здесь похоронены все Кёниги.

Йосико насмешливо улыбнулась.

– Ваши предки?

Вспомнив свою вчерашнюю выходку, юноша смущенно кивнул.

– Да.

Он указал рукой на пол, заставив японку посмотреть под ноги. Каменные плиты прохода, от дверей до самого алтаря, были украшены медными табличками. Джон взял миссис Мацуда за руку, подвел к первой табличке – они чуть не наступили на нее, когда вошли в часовню. Изысканно украшенная табличка принадлежала девятнадцатому веку, однако неумолимая поступь времени и многих поколений Кёнигов не пощадила ее, черные готические буквы почти совсем стерлись. Рядом находилась вторая, точно такая же. Джон наклонился и прочел вслух:

– Иоганн Кёниг, 1850–1930. Беата Кёниг, 1870–1940. Его жена.

Черные, как маслины, глаза расширились от изумления.

– Кёниги живут долго!

– А жены у них обязательно должны быть на двадцать лет моложе? – задиристо произнес Бакли. – Это и без суперкомпьютера видно!

Миссис Мацуда улыбнулась. Так-так, Крэйг ревнует к этому австралийскому мальчику? И правильно делает! Это ему не повредит. А вот отбиваться от рук ему никто не позволял. Не поворачивая головы и обращаясь исключительно к Джону, она мигом привела управляющего в чувство.

– Это и есть тот самый Кёниг, который первым появился в здешних местах?

– Да, именно он основал Королевство. – Джон помолчал. – Или завоевал. Все зависит от того, как на это посмотреть. Он приехал сюда из Германии и привез жену и шестерых детей. – Джон указал на маленькие пластинки, расположенные вокруг родительских. – Ради обладания этой землей он целиком истребил одно из племен… я говорю о соплеменниках Джины, – добавил он с видимым трудом. – Но и своих детей потерял – всех, кроме одного.

Йосико слушала, затаив дыхание.

– Кроме вот этого, – Джон сделал несколько шагов вперед. – Филипп Кёниг, 1885–1917. Он погиб во время первой мировой, в Галлиполи. Иоганн не оставил сына в Европе, на корабле привез тело сюда, чтобы похоронить вместе с остальными Кёнигами. И с его женой. – Он указал на следующую табличку. – Сара Джейн Кёниг, 1887–1961. Это мои прадед и прабабка. Следующим Кёнигом стал Джон. – Новая табличка. – А потом… – он замолчал, взял себя в руки. – А потом мой отец.

Даже Бакли хватило ума воздержаться от комментариев по поводу пустой каменной плиты над могилой Филиппа и расположенной рядом таблички: Труди Мария Кёниг, 1935–1969.

Джон повернулся к миссис Мацуда, посмотрел ей в глаза.

– Теперь вы понимаете, что я чувствую, когда заводят речь о продаже Кёнигсхауса? Я не могу… – он стиснул зубы, – не могу представить себе жизнь вне Королевства. Мертвых Кёнигов здесь больше, чем живых, это наша история. И мы не можем вырыть их кости и забрать с собой!

Миссис Мацуда выдержала его взгляд.

– Все имеет свою цену, – ответила она.

– Нет, не все.

– Послушай, парень!

Наконец-то Бакли почувствовал под ногами твердую почву и счел своим долгом вмешаться.

– Если верить вашим собственным отчетам, доход у вас, ребята, не превышает одной целой и трех десятых процента – и это в лучшие годы! Даже самый захудалый банк на свете обеспечит вам большую прибыль, если вы просто кинете туда свои деньги!

Джон упрямо покачал головой.

– Есть вещи, которые не продаются. Терпение у Крэйга лопнуло.

– В вашем бардаке все равно нужно навести порядок, пора бы вам это понять. Вы могли бы продать что-нибудь из своих сиднейских владений, торговые компании в Гонконге, что угодно. Они приносят прибыль, избавиться от них не составит труда. А эта твоя драгоценная ферма – сточная яма, труба, в которую улетают денежки. Вам еще очень повезло, что нашелся покупатель, то бишь мы. А у нас, кажется, есть продавец… – Крэйг попал в полосу солнечного света и гордо выпрямился. – Лично мне все ясно. Мы договариваемся о цене, и фирма «Мацуда ПЛК» выигрывает гейм, сет и всю партию.

– Кофе горячий?

– Я сварю свежий, – ответила Роза, с трудом поднимаясь из-за кухонного стола.

Элен покачала головой.

– Не беспокойся, меня вполне устроит этот. – Она подошла к плите, налила себе полную чашку. – Я хотела сообщить, кто у нас сегодня обедает.

На столе у Розы были разложены ее драгоценные гадальные карты. Могут ли они предсказать будущее? А если могут, так ли уж ей хочется его узнать? Элен казалось, что она оторвала Розу от какого-то сугубо интимного занятия, поэтому она отвела глаза.

– Миссис Мацуда со своим помощником наконец-то сегодня улетают. И еще одним гостем будет меньше.

Роза видела, что вчера Джон и Джина вместе ушли из-за стола, а сегодня их мрачные лица говорили сами за себя, карты тут не нужны.

– Миз Джина уезжает?

– Джина? Нет. – Мысли Элен были настолько поглощены Чарльзом и Джоном, не говоря уж о миссис Мацуда, что она совсем позабыла о своей юной гостье. – Нет, я говорю об Алексе. Он решил тоже слетать в Сидней, уладить кое-какие дела, так что несколько дней его не будет.

– Хорошо. Больше ничего?

Эти глаза ничего не упускают, подумала Элен. Вот бы узнать, о чем думает Роза, ведь ей известно о Кёнигсхаусе все или почти все. Если бы она рассказала, что знает, получилась бы целая книга.

Может быть, ей известен шифр этого проклятого сейфа? Господи, что за глупости лезут в голову. А вдруг?

Нет, не может быть, этого Роза знать не может. И спрашивать нельзя. Никто не должен знать, что она его ищет. А если найдет, никто не должен знать, что он вообще существовал.

С другой стороны, если она сама не сможет открыть сейф, не сможет найти шифр, то этого не сделать никому из обитателей Кёнигсхауса, в этом Элен была уверена.

Кёнигсхаус.

Еще один неразрешимый вопрос, еще один повод для беспокойства.

Что бы ни говорил ей Чарльз, Элен никак не могла поверить, что продажа фермы будет самым лучшим выходом из создавшегося положения. А со вчерашнего вечера она не знала, что думать о самом Чарльзе. После его признания она в слезах убежала в свою комнату и до сих пор так и не смогла решить для себя, что же это было: объяснение в любви или угроза.

Что ей делать?

Любит ли она его, хочет ли?

И как она может кого-то желать, когда не прошло и двух недель со дня смерти мужа?

А что скажет Джон? Он боготворил отца.

Как он отнесется к подобной замене? Да еще кем, Чарльзом? «Элен, ему двадцать четыре года!» Сколько презрения было в словах Чарльза! Но для Джона я прежде всего мать! Многим ли сыновьям понравится, если мать влюбится в другого мужчину, ляжет с ним в постель?..

Нет, она явно сходит с ума!

Взгляд Розы оставался по-прежнему бесстрастным. Может быть, она умеет читать чужие мысли? На столе все еще лежали разноцветные карты Таро – островки голубого, желтого и красного.

– Послушай, Роза, ты не хочешь мне погадать? – неожиданно спросила Элен.

Домоправительница не шевельнулась.

– Вы в это не верите, миз Кёниг.

– Я сама не знаю, верю или нет. Давай попробуем. Ну давай же, Роза!

Узловатые коричневые пальцы пауками разбежались по столу, мгновенно собрали карты, перетасовали их и стали раскладывать. Роза перехватила взгляд Элен.

– Старые карты лучше всего, – ворчливо пояснила она. – В них больше силы.

– А сколько лет этой колоде?

Роза редко улыбалась, но сейчас ее угрюмое лицо засветилось от гордости.

– Мистер Филипп привез их мне в самый первый раз, когда поехал во Францию.

– В самый первый раз? – Элен пыталась сообразить, когда это было. Филипп любил Францию и ездил туда время от времени, иногда надолго. – Лет сорок назад, если не больше?

– Да, наверно. – Теперь карты занимали все внимание Розы. – Из самой из Франции.

Элен не смогла сдержаться.

– Это все, что он привез тебе?

Роза помолчала, а затем ответила, не поднимая головы:

– Да. Из Франции. В тот раз.

– А… в другие разы? Роза не стала церемониться.

– Вы ведь знаете мистера Филиппа, миз Кёниг. Он всегда был мужчиной.

Хлопнула дверь, в кухню с надутым видом вошла Элли. Казалось, она принесла с собой не только ведро и тряпку, но и ядовитое облако недовольства. Небрежно кивнув хозяйке, женщина повернулась к Розе и произнесла сердитой скороговоркой:

– Я протерла веранду, убралась после завтрака. Что еще?

Во взгляде домоправительницы читалось явное неодобрение.

– Сходи в дом для гостей, приберись там. – Элли понуро побрела к выходу. Элен проводила ее глазами.

Элли… И Алекс…

Первая карта легла на стол. Влюбленные. Ее всегда поражала эта карта: вместо счастливой пары на ней были изображены две женщины и мужчина, застывший в вечном полуобороте от одной к другой. Вот, наверно, предел мечтаний большинства мужчин, блаженство в их понимании: несколько женщин, которые всегда под рукой.

Как Алекс…

И Элли…

Элен замерла, пораженная только что пришедшей ей в голову мыслью. Как Филипп. И Роза.

Что отец, что сын.

Алекс вчера как ни в чем не бывало развлекался с прислугой буквально под самым носом гостей, с которыми он собирался заключить важную сделку.

Филипп поступил бы точно так же.

В памяти всплыли все неясные опасения, все смутные подозрения прошлых лет.

Допустим, Филипп взял Розу в домоправительницы, когда они оба были молоды и еще не обзавелись семьями – Элен всегда казалось, что слово «домоправительница» означает нечто большее, чем управляющая домашним хозяйством. Однако она была уверена, что если между Филиппом и Розой и существовали какие бы то ни было отношения, они должны были прерваться в тот самый момент, когда он женился на Труди.

А почему, собственно, они должны были прерваться? Женщина не теряет своей привлекательности только оттого, что любивший ее мужчина женился на другой. А Роза все время была здесь, под рукой, и все также предана Филиппу. Она жила с ними, являлась таким же членом семьи, как их собственный сын.

Она была частью этого брака с первого до последнего дня, до того самого дня, когда умерла Труди. Наверно, Роза, как обычно, приготовила им завтрак, а потом смотрела им вслед, когда они отправились в буш…

А потом он стал вдовцом, а Роза по-прежнему была при нем.

И это продолжалось до тех пор, пока не появилась она, наивная восемнадцатилетняя Элен, целиком и полностью подчинившаяся воле мужа.

Даже будь у него десяток женщин, она так ничего и не заметила бы, не задала ни единого вопроса. Однако кем нужно быть, чтобы долгие годы, на протяжении двух браков, иметь любовницу и чтобы эта женщина жила под одной крышей с молодой женой, которая обожала своего мужа и ни в чем ему не отказывала? Таким человеком, как Филипп. Сильным и ненасытным. К сексу он относился, как к еде, а от души поесть он мог и два, и три, и четыре раза, и так каждый день. И он любил разнообразие, остроту ощущений. А что может быть лучше, чем иметь под рукой и белую, и черную женщину. Наверно, он насладился сполна. Тайком ускользнуть от благоуханной хозяйки дома, из ее роскошного будуара, чтобы совокупиться в грязной кухне с ее сестрицей – Золушкой – в этом весь Филипп Кёниг, в этом заключалась для него власть над подданными его Королевства.

На стол легла вторая карта, Король Мечей.

Элен схватила Розу за руку.

– Что происходит? Та будто окаменела.

– Не знаю, о чем таком вы говорите.

– Ты знаешь все! А если не все, то значительно больше, чем хочешь показать!

Роза стояла на своем.

– Я знаю, что говорят карты, больше ничего.

– Хорошо, тогда спроси у них вот что. – Наверно, она обидела Розу, но сейчас ей было на это наплевать. То, что она хочет узнать, должно интересовать и Розу тоже. – Что станет с Кёнигсхаусом? Продадут его или нет?

– Я уже спрашивала. Они не говорят мне, будущее темно и неясно.

– И это все? Что еще ты в них увидела?

– Разговоры о продаже. Но разговоры были и раньше. Карты говорят, что мистер Чарльз за, а мистер Джонни против, но кто победит, кто помешает продаже – они не говорят. – Роза пристально посмотрела на Элен. – Мы ничего не знаем, не можем предсказать. Раз мистер Филипп умер, может случиться что угодно. – Она сжала кулачки, большие пальцы спрятались внутрь, как у испуганного ребенка. – Я всю жизнь прожила здесь, и нигде больше. Если мистер Алекс останется, он не захочет меня, ему нравится эта грязная Элли! А если дом продадут, кому я тогда нужна?

– Не знаю.

Элен встала. От ее вспыхнувшей было любви к Филиппу ничего не осталось, и теперь душу переполняла горечь от мысли о его давнем предательстве.

– Загляни в карты. Спроси свои чертовы карты.

С газона открывался вид на залитую солнцем сиднейскую гавань. Казалось, алмазные брызги волн тоже являются собственностью хозяев этого роскошного дома стоимостью в десять миллионов долларов. И сколько бы ни любоваться знаменитым Харбор Бридж, легендарным оперным театром, победно возвышающимся над Беннелонг Пойнт, сколько бы ни следить за юркими суденышками, пресытиться этим зрелищем невозможно.

Алекс остановился на пороге элегантно обставленной комнаты. Пока он наслаждался открывающимся из окна знаменитым на весь мир видом, его душу переполняли зависть, вожделение и благоговение. Ты это, парень, брось, одернул он себя, привыкай к мысли, что скоро будешь жить ничуть не хуже! Держись увереннее, черт возьми. Тебе повезло, и недели через две из твоего окна будет открываться такой же вид, если не лучше. Вот и веди себя соответственно!

– Мистер Кёниг!

– Миссис Кастлмейн! Зовите меня Алекс!

Он с улыбкой обернулся к хозяйке дома – та вышла из внутренних покоев и устремилась ему навстречу. Рядом с ней шла горничная в темном форменном платье и белом переднике.

– Еще шампанского в летний домик, – последовало распоряжение, – а потом обнеси гостей бутербродами. – Девушка вышла. – Добро пожаловать на нашу маленькую вечеринку! – произнесла хозяйка, радостно улыбаясь. – Я очень рада вас видеть!

Когда совсем не знаешь человека, это самое подходящее приветствие, подумала Линди Кастлмейн. Хорошо, хоть не забыла, как его зовут. Должно быть, это тот самый Кёниг, о котором говорила Триша, остальные уже все в сборе. М-м-м-м. Интересно, где это Триша его откопала? Какой красавец. Жаль, раньше не попался на глаза…

– А меня Линди! – она кокетливо рассмеялась, подала гостю обе руки.

– Наверно, вы ищете Тришу? Пойдемте, я вас провожу.

И дом, и сад являлись порождением других, более благодатных времен, когда люди умели ценить свой досуг. На фоне изумрудно-зеленой травы газона женщины казались экзотическими цветами, а сами цветы росли вразброс, а не выстраивались на клумбах по ранжиру. Гости сидели в тени деревьев, любовались стройными эвкалиптами, высоченными пальмами и сандаловыми деревьями, бродили по усыпанным гравием дорожкам, петлявшим меж зарослей мимозы и выводившим к обзорной площадке, позволяющей наслаждаться зрелищем бескрайних океанских просторов.

Это был райский уголок, но Алекс не испытывал умиротворения, совсем наоборот. Вы только посмотрите на них, с отвращением думал он. Мир делится на тех, кто обожает великосветские приемы, и на тех, кто с большей радостью отправится в зоопарк.

Алекс прекрасно знал, что ему рады в любой компании, его внешность, неподражаемая улыбка гарантировали ему повторное приглашение, особенно от женщин, к какой бы социальной группе они ни относились. Однако сборища по-настоящему богатых людей вызывали у него зависть и злобу, доводили до бешенства.

– Фредди!

– Полли, дорогая, где ты была?

– Нет, спроси у Джона, он первым женился на ней…

– Да, триста тысяч, столько они ему платят, ты представляешь?!

– Еще бы ей плохо выглядеть! По-моему, только благодаря ей пластическая хирургия и движется вперед!

Милая компания, нечего сказать! И зачем он согласился прийти сюда? Нужно было договориться встретиться попозже или попросить ее пропустить эту вечеринку.

Пропустить вечеринку?

Чтобы Триша пропустила хоть одно сборище – такого просто не могло быть!

Он до боли жаждал ее увидеть. Господи, да где же она?

– Луи!

– Мэнни!

– Салли!

– Ал!

Учтиво улыбаясь направо и налево, Алекс следовал за Линди Кастлмейн. Перед ним разворачивалась галерея типажей светского общества Сиднея: политики, бизнесмены, отчаявшиеся стареющие женщины и глупенькие молоденькие девушки, люди, пробивающие себе путь наверх, и те, кто стремился им помешать, а вокруг них роились няньки, содержанки, гуляки, болтуны, мальчики, услада богатых старушек, и «сахарные дядюшки», старички-покровители, и на этом празднике жизни каждый хотел урвать свой кусок.

Алекс почувствовал, как в груди закипает холодный гнев.

Господи, что за долбаный зверинец…

Наконец его провожатая направилась к последней группке гостей, сидевших под деревом у самой кромки воды. Алекс сдерживался из последних сил.

– Триша! – пропела Линди Кастлмейн, на правах хозяйки прерывая разговор. – Посмотри, кто пришел!

Да, это была она. Чудесная спина, мягкий узел золотистых волос на затылке, плечи, будто вылепленные рукой скульптора, томительно медленный поворот белой шеи и сказочный голос – он слышал его даже во сне…

И вот он уже всматривается в знакомые, чуть раскосые глаза, светлые, почти желтые – при виде него они щурятся, превращаются в щелочки – и вновь ощущает острую, болезненную радость.

– Здравствуй, Алекс, – протянула Триша. – Познакомься. – И небрежным взмахом длинного черного мундштука указала на загорелых, ухоженных мужчин: их было не то четверо, не то пятеро – представителей высшего света и тех, кто пробился в их ряды, потакая их прихотям. Алекс узнал ведущего австралийского кинорежиссера, актрису, теперь больше известную своими мемуарами, нежели ролями, газетного магната, модного психоаналитика и парикмахера, без которого не могла обойтись ни одна светская дама. Мгновение – и он уже учтивейшим образом поднял Тришу на ноги и отвел под полог алых олеандров и палисандрового дерева, где они могли спокойно поговорить.

– Сама не знаю, почему я терплю такое обращение, Алекс Кёниг! – кокетливо произнесла она, выдергивая руку. – Мы только познакомились, а ты уже позволяешь себе такие вольности!

Только познакомились.

Сколько же времени прошло?

Он лишь насмешливо поднял брови, не стал терять время на выяснение отношений. Они одного поля ягоды, и оба это прекрасно знают.

– Речь идет о Кёнигсхаусе, – в полумраке его глаза по-волчьи блеснули. – Мне достался не кусочек, а весь пирог. А теперь появился покупатель, еще немного – и денежки потекут рекой. И пока я вынужден сидеть на ферме, мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Мне нужна ты. Собирайся, завтра мы вылетаем.