Чуть не сбив Джеффри и Генри с ног, она забежала в общую спальню. По счастью, там никого не было, и она торопливо сбросила тунику. Потом нырнула под покрывало и, хватая ртом воздух, туго перевязала грудь.
Он отверг ее. Она-то думала, что знает о нем все, но в итоге осталась в дураках. Какая банальная история. Наивная молодая девица перепутала любовь с похотью и подарила свою невинность первому же мужчине, который вскружил ей голову.
У тебя не получится бегать всю жизнь.
И правда. Пришло время вернуться домой и помириться с семьей. И с самой собой.
Без сомнения, Джеффри и Генри уже знают правду. Только бы они не разнесли эту новость по общежитию до ее ухода.
Быстро сложив вещи, она посмотрелась в зеркальце, один из подарков короля ее матери. Только сейчас, став женщиной в полном смысле этого слова, Джейн осознала, насколько интимным был жест рыцаря в сценке на обороте.
Теперь-то она понимала — даже слишком хорошо — о каком безумии толковала сестра. С нею случилось то, чего она всю жизнь боялась.
Узелок с пожитками был таким же легким, как во время первого побега. Но вот на сердце стало несоизмеримо тяжелее.
Она решила сперва зайти на рынок и купить продуктов в дорогу, а потом заглянуть в пивную, чтобы попрощаться с Гэвис и поблагодарить ее за дружбу. Как странно. Она пришла в Кембридж, чтобы жить среди мужчин, а в итоге нашла друга среди женщин.
Спустившись по лестнице, она прошмыгнула мимо закрытой двери в комнату Дункана и вышла из общежития.
Ничего. Как-нибудь она придумает, как отстроить свою жизнь заново. Может, стать похожей на настоящую женщину сразу и не получится, но она постарается. От этой мысли она невольно начала покачивать бедрами. Заметив под навесом овощной лавки Гэвис, она помахала рукой, отчаянно желая поделиться с подругой своими горестями.
— Вон она! Держи ее!
Чьи-то руки бесцеремонно схватили ее за шиворот и потащили в закоулок между домами. Ее спина оказалась притиснута к деревянной стене. В нос ударил запах кож и нечистот. Она заморгала, пытаясь сообразить, что происходит.
Ее окружили четверо оборванцев. Она вспомнила, что пару раз сталкивалась с ними на улице и даже по глупости поправляла их речь, но тогда ей нечего было опасаться. С нею были Дункан и его товарищи.
Самый крупный из нападавших с вожделением оглядел ее. Она попыталась было принять боевую стойку, но ее снова крепко прижали к стене.
— Вот это номер! — Главарь, от которого разило луком и элем, приблизился к ней вплотную. — Ну и прохиндеи же, эти студенты. Нарядили тебя мальчишкой, чтобы ты могла обслуживать их прямо в общежитии. Мы тоже не прочь сыграть в эту игру, раз подвернулась такая оказия.
Спокойно. Придется еще немного побыть Маленьким Джоном.
Собрав в кулак всю свою храбрость, она выпятила грудь и вздернула подбородок.
— Ты что, слепой и не можешь отличить парня от девушки? А может, ты из тех, кто предпочитает мальчиков?
Один из оборванцев повелся на ее слова и отдернул руки, словно обжегшись.
— Не дайте ей одурачить себя, — сказал главарь. — Она не парень.
— Я парень. — Она постаралась вложить в голос побольше мужской интонации. — Так что убери руки, если, конечно, не хочешь прослыть содомитом.
Все уставились на главаря. В его глазах на миг промелькнуло сомнение.
— Если ты парень — докажи, — в конце концов потребовал он. — Покажи свой член.
Пот потек ей за воротник.
Не отводя глаз, она слегка выпятила бедра вперед, притворяясь, будто полотняный валик в штанах был предметом ее гордости.
— Готов спорить, он будет побольше твоего, но мне нет нужды трясти им на улице. Может, ты просто хочешь показать мне свой.
— Сперва ты. — Он полез было к ней, но она увернулась и пнула его в пах.
Он взвыл от боли, а потом все четверо разом навалились на нее, опрокинули на спину и прижали ее руки и ноги к земле. Главарь уселся поверх ее бедер.
— Сейчас я покажу тебе свой, — беззубо ухмыльнулся он. — А потом засуну его тебе между ног.
По ее венам заструился страх. Никогда раньше — пока за спиной были мужчины — угроза насилия не казалась ей реальной.
Главарь придавил ее своим весом к земле.
— Поглядим, что ты за парень. — И с этими словами он сдернул с нее шоссы.
Жалкий комок материи вывалился на землю. Вот и конец. Она разоблачена. Оставалось только зажмуриться и молиться о том, чтобы Господь простил свое непутевое создание и проявил к ней милосердие.
Когда она открыла глаза, то увидела, что ее молитва услышана.
Сзади появился Дункан. Он стащил насильника с ее распростертого тела и ударил в живот. Остальные вскочили на ноги, взяли его в кольцо, и завязалась драка. Дункан мельком взглянул на нее, и в его глазах она увидела безграничную любовь.
— Джейн, беги!
Но вместо этого она натянула штаны, завязала пояс и тоже вступила в драку, чтобы хотя бы немного уравнять силы. Стараясь не слишком приближаться, чтобы ее опять не поймали, она наносила удары по головам, по рукам, по спинам — всюду, куда могла дотянуться.
Краем глаза она заметила Гэвис и понадеялась, что та сообразит привести помощь.
Дункан говорил, что умеет драться и, как выяснилось, не соврал. Он орудовал кулаками как одержимый, круша противников с такой яростью, что даже шотландцы, наверное, не выдержали бы его напора и отступили. Но их было двое против четверых, а когда ей заломили руки за спину, Дункан остался один. Его сбили с ног. Главарь, у которого был подбит глаз и рассечена губа, шатаясь, держался за живот.
— Гляди-ка, какой задиристый книжник, — проворчал он и пнул Дункана под ребра.
Джейн окинула улицу лихорадочным взглядом. Где же Генри и Джеффри, где остальные? Неужели все студенты ушли на лекции? Сейчас она была бы рада даже педелям.
— Придержите его руку, — приказал главарь. — Надо проучить его, чтобы впредь не лез драться.
Один из его подельников вытянул руку Дункана и сел на нее. Дункан попытался высвободиться, но его оглушили ударом по голове. Предчувствуя, что сейчас произойдет что-то страшное, Джейн принялась кричать, брыкаться, даже попала в кого-то башмаком. Ее больно ударили по лицу. Мир поплыл у нее перед глазами, и она обмякла.
Главарь повернулся к Дункану. Потом примерился, занес сапог и обрушил весь вес своего тела на кисть его правой руки. Раздался ужасный хруст ломающихся костей.
— Нет! — услышала Джейн собственный вопль.
Дункана отпустили. Его окровавленная, раздробленная рука была втоптана в грязь.
— Хочешь взять ее, так бери. Мы не жадные, поделимся.
Превозмогая боль, Дункан поднял голову. Глаза его полыхали яростью. Он собрался с силами и выплюнул одно-единственное слово:
— Никогда.
Вся четверка невольно отступила, словно он восстал из мертвых. Почувствовав, что ее больше не держат, Джейн развернулась и врезала одному из оборванцев в челюсть, а потом в живот. Тот упал на колени.
Ненависть затмила и страх, и голос здравого смысла. Они причинили Дункану боль. Она заставит их заплатить за это. Пусть даже ценой собственной жизни.
Целясь в пах, она пнула главаря ногой, промахнулась, но удар был таким сильным, что он пошатнулся. Пока они не опомнились, она била без разбора локтями, кулаками, коленями, а потом все четверо двинулись на нее.
— Джейн! Остановись! — Голос Джеффри.
Завидев студентов, оборванцы немедленно бросились бежать. Генри и еще несколько человек погнались за ними.
Красная пелена ненависти померкла. Обессиленная, опустошенная, она прислонилась к Джеффри и только теперь осознала, что он назвал ее настоящим именем.
Ее мужское достоинство валялось скомканным на земле, но скорбеть по этому поводу не было времени, как и переживать о том, что над ее телом едва не надругались. Все это отныне не имело никакого значения. Все ее мысли были только о Дункане.
Упав на колени, она прижалась щекой к его залитому потом лицу.
— А ты молодчина, хорошо билась, — морщась от боли, вымолвил он сквозь стиснутые зубы. — В следующий раз целься в глаза.
— А ты, Дункан из Клифф-Тауэр, упрямый дурак, — прошептала она в ответ, пытаясь не удариться в слезы. Если он способен превозмогать боль и скрывать страх, то и она тоже.
Она подняла голову и увидела рядом Гэвис, которая, очевидно, и привела подмогу. Джеффри, Генри и остальные студенты окружили их с Дунканом плотной стеной.
К ней, наконец, вернулось самообладание. С ужасающей ясностью она поняла, что должна сделать, и очень осторожно ощупала его с головы до ног, пытаясь определить, насколько сильно он пострадал.
— Скорее всего, потребуется перевязать ребра, — не открывая глаз, произнес он с ироничной улыбкой. — И руку.
— Надо отнести его домой. — Мысленно она взмолилась о том, чтобы его травмы были излечимы, и, переведя взгляд на его избитое лицо, тоже выдавила улыбку. — Умеешь же ты влезать в неприятности, наставник Дункан. Хорошо, что твои друзья подоспели на помощь.
Но он, потеряв от боли сознание, уже не слышал ее.
Джеффри подхватил его подмышками. Генри взялся за ноги. Правая рука Дункана безжизненно повисла, и Джейн бережно положила искалеченную кисть ему на грудь.
По дороге в общежитие Гэвис шла с нею рядом.
— Я собиралась вернуться домой, — прошептала Джейн. Их ссора, казалось, случилась давным-давно. — Я не нужна ему. Дункан меня стыдится… — Ее голос мучительно дрогнул.
— Стыдится? — возмущенно повторила Гэвис. — Такой редкостной женщины, как ты?
Она покачала головой. Гэвис незачем знать, что вся ее уникальность — в капле королевской крови.
У двери общежития подруги расстались.
— Я буду молиться за тебя, — прошептала Гэвис.
Она с грустью посмотрела ей вслед и поплотнее завернулась в промокшую накидку.
— Теперь обо мне знают все? — спросила она у Джеффри, прежде чем переступить порог. Неважно, считают ее женщиной или нет, сейчас никто не выгонит ее из общежития.
— Несколько человек. Они будут молчать.
— Посмотрим.
Они занесли Дункана внутрь и под взглядами студентов начали поднимать его вверх по лестнице. Стояла непривычная тишина. Никто не сыпал остротами, не обменивался тычками и шутливыми оскорблениями.
Наконец они добрались до его спальни, и Джейн закрыла перед студентами дверь. Сейчас ей было не до объяснений.
Джеффри и Генри положили Дункана на кровать и с вопросительным видом уставились на нее, словно оставляя за ней право решать, что делать дальше. Словно она знала, как лечить и ухаживать за больными.
— Генри, разожги огонь и принеси воды и каких-нибудь тряпок. Джеффри, а ты приведи хирурга.
Тот неуверенно замялся.
— Может, лучше позвать Мэтью Грегори? Он хороший лекарь.
Она покачала головой и даже позволила себе издать короткий смешок. Дункан учил ее, что предубеждение против хирургов — нелепое заблуждение.
— Разве похоже, что у него дисбаланс жизненных соков? Нам нужен тот, кто разбирается в костях. — О том, что вылечить его перелом может оказаться не по силам даже самому опытному хирургу, она боялась даже думать.
Дрова в очаге разгорелись. Генри встал.
— А после того, как приведете хирурга, принесите самого крепкого вина, какое только сможете раздобыть. Для него, — пояснила она, завидев шок на их лицах. — И еще одно.
Они остановились.
— Зайдите в церковь и поставьте свечу.
На прощание Джеффри обнял ее, уже не как Джона, но как женщину, которую необходимо утешить, а Генри, вытерев ладонь о рубаху, пожал ей руку.
Джейн проводила их до порога, но к студентам, толпившимся в коридоре, не вышла. Пусть объяснениями займется Джеффри. Закрыв дверь, она прижалась лбом к деревянной поверхности. Все ее существо сковал страх. Что, если из-за нее он останется калекой?
Она на цыпочках подошла к кровати и заставила себя посмотреть на его правую руку.
Кисть, безвольно лежавшая на его груди, была истерзана до неузнаваемости. Она легонько дотронулась до нее, жалея, что лаской невозможно успокоить боль. Вся его одежда и простыни были залиты кровью. Она огляделась в поисках куска материи, чтобы попробовать остановить кровотечение, но ничего не нашла. Потом вспомнила о полоске ткани на своих грудях и поняла, что нужно сделать.
Вытянув руки из рукавов, Джейн сняла перевязь, скомкала ее и снова оделась. Потом присела на краешек постели и приложила ткань к ране. Белое полотно моментально пропиталось кровью. Она задержала дыхание, стараясь действовать осторожно. Пальцы ее тряслись. Нечаянно задев его сильнее, чем нужно, она почувствовала, как сдвинулись кости.
Ее заполонило знакомое чувство бессилия. Соскочив с кровати, она отпрянула назад и вжалась спиною в стену.
Дункан лежал перед ней, беспомощный и неподвижный.
Из неплотно закрытого окна потянуло сквозняком. Она жадно глотнула воздуха, и тошнота прошла.
То, от чего она убежала, настигло ее снова. Ответственность за близкого человека в момент, когда на кону стоит его жизнь.
Я не могу.
Пусть она ничего не умеет. Но неужели она будет стоять столбом и бездействовать, когда Дункан в любую минуту может умереть у нее на глазах? Что ей делать? С чего начать? Что, если неуклюжие попытки облегчить его страдания только навредят ему?
Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она послала за хирургом.
Она было одна. Некому было о ней позаботиться. Не было ни единого шанса уклониться от долга. И если она сделает что-нибудь не так, обратиться за помощью тоже будет не к кому.
Она могла рассчитывать только на себя.
Но она все еще дышала. И он тоже.
Присев на кровать, она согрела в ладонях его здоровую руку, словно эта ласка могла спасти больную. Слава богу, Дункан все еще был без сознания. Его лицо и руки были сплошь покрыты синяками и ссадинами. Побитый жизнью, но не поверженный. Таким же он предстал перед нею в день, когда они познакомились.
И Джейн поклялась себе сделать все, что в ее силах, чтобы помочь ему выкарабкаться.
Да, быть может, она не идеальна. Быть может, она справится не лучшим образом. Но она любит его и на этот раз не сбежит.
И, готовая к приходу хирурга, она решительно засучила рукава.
Вино прибыло раньше врача. Джеффри вручил ей целый кувшин. Прежде чем отставить его в сторону, она сделала большой глоток для храбрости, уповая на то, что вино окажется достаточно крепким для того, чтобы заглушить боль, когда Дункан очнется. Она пожалела, что не прислушивалась, когда мать объясняла Солей как изготавливать из белладонны напиток для облегчения боли.
Вскоре подоспел и Генри. Забрав у него воду и тряпки, она осторожно смыла с Дункана грязь и подсохшую кровь, стараясь не задевать больную руку.
В дверь коротко постучали. В комнату, не дожидаясь разрешения, вошел хирург — маленький человечек с большим крючковатым носом на бесстрастном лице. Джеффри и Генри, переглянувшись, оставили ее с ним наедине.
Спотыкаясь от облегчения, она подошла вслед за хирургом к кровати и заплетающимся языком рассказала о том, что произошло.
— Ты загораживаешь мне свет, — не поднимая глаз, сказал он. — Отойди пока. Я позову, когда ты понадобишься.
Когда ты понадобишься.
Джейн шагнула в сторону. Сердце гулко колотилось в груди.
— Я в этом почти не разбираюсь, — пискнула она. — Я не знаю, что надо делать… — Ее руки, словно птичьи крылья, беспомощно взметнулись вверх. Она завела их за спину. По крайней мере, они обе целы.
— Я скажу тебе, что делать. — Он оглядел комнату и, заметив у стены гиттерн, сказал: — Пока поиграй немного. Быть может, музыка благотворно на него повлияет.
При взгляде на инструмент ее затопило чувство вины.
— Я знаю всего несколько аккордов.
— Критиковать он не будет, поверь.
Она не была в этом уверена. Если музыка обладает целительной силой, то ее попытки играть скорее усилят, а не облегчат его мучения. Тем не менее, она покорно взяла инструмент и, настроившись, запела ту самую непристойную песенку, которой когда-то научил ее Дункан. Хирург, обернувшись, приподнял брови.
— Других песен я не знаю, — сказала она.
Неизвестно, стало ли Дункану легче, но ее саму музыка отвлекла. Вынужденная следить за пальцами, она не видела, что хирург делал с Дунканом.
— Ты его жена? — в конце концов прервал он ее.
Джейн моргнула. Выходит, хирург догадался, кто она. Она покачала головой, надеясь, что он не донесет, что в общежитии была женщина.
— Значит, родственница? Он без сознания. Кто-то должен принимать за него решения.
Она подумала о его далеких родичах. О Джеффри и Генри, которые ждали внизу. Ни у кого из них не было на это больше прав, чем у нее. Никто из них не любил его так же сильно.
— Это буду я.
— Перелом крайне сложный. Я могу оставить руку, как есть, и тогда он больше никак не сможет ею управляться. Или могу попробовать подвигать кости и вправить на место. Я ничего не обещаю, но в этом случае появится шанс, что он сможет выполнять рукой хоть какие-то действия. — В его глазах появилось сострадание, и уже мягче он прибавил: — Но учти, шанс совсем небольшой, а боль будет невыносимая.
Она знала, какой выбор сделал бы Дункан, будь он в сознании.
В нашем мире калекам нет места.
Она коснулась губами его влажного лба, потом посмотрела хирургу в глаза.
— Делайте что угодно, лишь бы его вылечить. — И когда Дункан закричал, она запела. Но уже другую песню.
Смотреть на тебя приятно моим глазам, ласкать тебя приятно моим ладоням, целовать тебя приятно моим устам, любить тебя дорого моему сердцу.
Позволь возлечь с тобой рядом, позволь любить тебя вечно. Всю жизнь, пока я дышу.
Когда хирург ушел, она, следуя его наставлениям, день и ночь напролет меняла окровавленные повязки и, чтобы сбить жар, прикладывала ко лбу Дункана тряпицу, смоченную холодной водой. И еще она вызвала Мэтью Грегори, дабы знать наверняка, что сделала все от нее зависящее.
Наконец он забылся сном. Больше ничего нельзя было сделать. В безмолвии комнаты пульсировала боль.
Распахнув ставни, Джейн сощурилась, когда в глаза ударил яркий солнечный свет. За пределами комнаты жизнь шла своим чередом. Внизу трапезничали студенты, сокрушаясь о том, что случилось с Дунканом. Скоро они разойдутся кто куда — на уроки, в церковь, в пивные. Будут жить своей жизнью.
Но жизнь Дункана никогда не станет прежней.
Он больше не сможет держать меч или исправлять ошибки в студенческих сочинениях. Не сможет взять гиттерн и сотворить мелодию.
Повернувшись к внешнему миру спиной, она наблюдала за ним и молилась о том, чтобы он пробыл в блаженном забытьи как можно дольше.
Он проснулся только на следующее утро. Она не пропустила этот момент, ибо всю ночь не сводила с него глаз.
Еще не осознавая, что с ним произошло, он улыбнулся и знакомым жестом попытался протереть глаза. Она не успела остановить его. Подняв руки, он долгое мгновение непонимающе смотрел на бесформенную из-за слоев бинтов кисть. Потом по его лицу она поняла, что к нему вернулась память.
Надеясь отвлечь его, Джейн накрыла его руки ладонями.
— Ты жив, — горячо зашептала она. — Я с тобой. Все будет хорошо.
Он высвободился и отодвинулся, потом попробовал сжать правую руку в кулак, словно хотел разочарованно стукнуть ею по ладони.
Она придержала его руки.
— Лежи смирно. Иначе кости могут сместиться и срастись неправильно.
Он взглянул на нее, безрадостно и сурово.
— Они срастутся неправильно в любом случае.
— Это еще неизвестно. Главное, их не тревожить, а там посмотрим. — Она обещала себе больше никогда не замалчивать правду, но именно этим она сейчас и занималась.
— Не нужно кормить меня сказками. Я не ребенок. — Он приподнял искалеченную руку здоровой. — Я же не совсем профан в медицине. Даже если кости срастутся, эта рука больше ни на что не годна.
— Неправда…
Он резко сел и, словно палицей, потряс перед ее лицом обмотанной окровавленными бинтами кистью.
— Я смогу ею писать? Отвечай.
Сжав губы, она покачала головой.
— А держать меч?
— Не знаю. — Нужно остановить поток этих ужасных вопросов. — Прошло слишком мало времени…
Но он, развенчивая ее ложь, не давал ей пощады.
— Эти никчемные пальцы смогут ласкать тебя так, как тебе нравится? Они смогут заставить тебя кричать от наслаждения?
— Это неважно. Мы что-нибудь придумаем…
Здоровой рукой он неуклюже ухватился за ее плечо.
— Не лги мне, женщина. — Не голос, а рык, полный гнева и боли. Он взглянул на гиттерн, стоявшую возле кровати. — Я смогу снова играть?
Она перевела взгляд на инструмент, потом снова посмотрела ему в глаза.
— Когда-нибудь.
Он отпустил ее, почти оттолкнул.
— Ты хотела сказать, никогда.
Оно и к лучшему, что он умер. Так он говорил о своем брате.
— Я буду с тобой рядом. Мы вместе преодолеем все трудности. В конце концов, ты можешь преподавать.
Его глаза стали пустыми. Он смотрел на нее, но не видел.
— Мне и раньше-то было почти нечего предложить тебе, а теперь и вовсе. Ни тебе, ни кому-либо еще. — Он лег и повернулся к ней спиной. — Уходи. Я не хочу тебя видеть.
Закаленная долгими часами, проведенными у его постели, она встала.
Он привык помогать людям, но совсем не умел принимать помощь. Пока он приспособится, пройдет немало времени. Ничего. Она подождет.
— Я уйду, но только затем, чтобы принести воду и свежие повязки.
Но когда она вернулась, дверь оказалась заперта изнутри.