В тихом омуте

Глава 8

Только спускаясь в гостиную, Джеймс наконец почувствовал, что валится с ног от усталости. Колдуя над графом, он ничего этого не замечал, но теперь, с трудом ковыляя вниз по ступенькам, мечтал лишь о том, чтобы кубарем не слететь с лестницы и не сломать себе шею.

Полчаса назад Джеймсу удалось, наконец, привести графа в чувство. Он ещё раз тщательно проверил, нет ли других повреждений, после чего с помощью Наташи облачил тщедушное тело швейцарского вельможи в пижаму. Как раз в эту минуту граф приоткрыл маленькие круглые глазки и недоуменно захлопал жиденькими ресницами.

Джеймс почувствовал, что гора свалилась у него с плеч. То и дело заверяя Наташу, что все в порядке и беспокоиться не о чем, он даже сам не понимал всей глубины своего испуга. Он безумно боялся, что мозг старика поврежден, что пострадавший может впасть в кому, а он, вместо того, чтобы срочно везти его в больницу, уступил настояниям Наташи и позволил доставить мужа домой. В мозгу свербела страшная мысль: а вдруг бедолага вообще не очнется?

Очнулся — слава Богу!

— Добрый день, рад вас приветствовать!

Граф Чимаролли недоуменно вылупился на него.

— О, дорогой! — радостно взвизгнула Наташа, утирая платочком бледный узкий лоб мужа. — Эс махт нихтс* (*Все нормально — нем.). Теперь фсе ф порйадок, йа?

Глазки-бусинки пострадавшего впились в Джеймса. Губы медленно раздвинулись, с трудом выговаривая слова:

— Вы — кто?

— Это доктур Стойчленд, дорогой, — поспешно пояснила Наташа.

— Меня зовут доктор Торчленд, — учтиво поправил её Джеймс. — Не волнуйтесь, граф, с вами ничего не случилось. Еще не много, и вы будете как огурчик…

Наташа перебила его, обрушив на мужа лавину немецких фраз. Джеймс разобрал только свое имя, повторявшееся несколько раз, и ещё имя тети Агаты. Графиня оживленно жестикулировала, крутила воображаемым рулевым колесом — речь явно шла об инциденте на дороге.

Дождавшись, пока поток её красноречия иссякнет, Джеймс осторожно вставил:

— Извините, графиня, но я хочу предложить, чтобы вы оставили нас с вашим супругом наедине. Я должен дать ему седативное средство, чтобы он поспал. Сейчас он больше всего нуждается в целебном покое. Это для него самое живительное средство.

— А еда? Может, он хочет кюшать?

— Нет-нет, еда подождет, — терпеливо ответил Джеймс. — Пусть сначала выспится. А потом, когда он проснется, дайте ему немного супа или…

— Ах, зо… — Наташа пылко заключила мужа в объятия, из которых граф выбрался слегка помятым. Джеймсу показалось, что старикан даже с облегчением проводил взглядом покидающую спальню графиню. Роясь в чемоданчике, он спросил:

— Вы помните, что с вами случилось?

— Нет, ничего не помню. Совсем ничего. — Он огорченно заморгал. Помню только, как мы ехали в машине, и — все…

Джеймс кивнул. Да, сотрясение мозга, как он и предполагал. Что ж, по крайней мере, по-английски граф изъяснялся неизмеримо лучше своей благоверной. И, даже в нынешнем своем состоянии, оставлял впечатление робкого, почти забитого человечка. Странно только, что могло побудить его выбрать в спутницы жизни столь необычное создание? Наполняя хрустальный стаканчик водой из графина, Джеймс говорил:

— Самое главное для вас сейчас, граф, это как следует отдохнуть. Выспаться. Вы должны полностью расслабиться, ни о чем не думать. Ваш организм должен набраться сил после перенесенного потрясения…

— Сотрясения?

— М-мм, сотрясение у вас, возможно, тоже есть, но я имел в виду «сотрясение». Шок.

— Ах зо! Шок, понимаю. — Он выдавил слабую улыбку. — Ваша тетя, наверно, гордится вами, да? Вы замечательный доктор.

— Она отзывалась о вас с необычайной теплотой, граф. Мне не терпелось с вами познакомиться.

— Да, но только не при таких обстоятельствах. — Граф попытался улыбнуться, но губы исказила болезненная гримаса.

— Вам не следует разговаривать, — всполошился Джеймс. — Вот, выпейте лекарство…

Дождавшись, пока его пациент уснет, Джеймс, пошатываясь от усталости, спустился в гостиную. Глаза его слипались и он почти беспрерывно зевал, мечтая лишь о том, чтобы свернуться калачиком на ковре и поспать.

— Вам яйца с бекон, доктур? Кофе?

Прелестное рыжеволосое видение, мираж в махровом полосатом халатике. Босиком. Только сейчас Джеймс осознал, что голоден как волк.

— Спасибо, с удовольствием, — пробормотал он.

Покорно, словно за сладкоголосой сиреной, побрел он вслед за Наташей в кухню. Небольшой деревянный стол на двоих, приятно щекочущий ноздри аромат свежезажаренного бекона. Двумя глотками, обжигаясь, торопясь, Джеймс опорожнил чашку кофе и смущенно улыбнулся. От недосыпания кружилась голова, а от голода сводило желудок.

Наташа вылила поверх нарезанного ломтиками бекона два яйца, и сковорода протестующе зашипела. Эх, скорее бы поесть, мечтал Джеймс, а потом можно и на боковую. Он не представлял, как доберется домой, но знал наверняка: набив брюхо, сразу уснет. Как анаконда. Или боа-констриктор.

— Вот, кюшайте! — проворковала над ухом Наташа.

Джеймс набросился на еду как изголодавшийся пес.

— Восхитительно…

Слово это относилось не к яичнице с беконом, и даже не к гренкам с помидорами. Джеймс уставился на пухлые, призывно приоткрытые губки Наташи, на её огромные глазищи. Она склонилась над ним, одной рукой придерживая копну рыжих волос, а другой — обнимая его за шею. В ноздри, перебивая острый запах стряпни, шибанул аромат духов «Фам». Губы графини — мягкие, влажные и соблазнительные, — скользнув по мочке уха Джеймса, прикоснулись к щеке и — не может быть! — слились с его губами… Она его целовала! Он поцеловал её в ответ, и…отрубился намертво.

— Ешьте же. Ви набрать сила!

Сотрясение мозга. Мираж. Джеймс задрал голову и пьяно уставился на Наташу. Она улыбалась, сидя за столом напротив и аппетитно пережевывая кусочек бекона. Неужели ему пригрезилось, и они вовсе не целовались?

Нет, не пригрезилось. Он ещё ощущал на губах сладость её губ. Да и нежный аромат ещё не выветрился. Пригнувшись к нему поближе, Наташа, сверкая глазищами, промурлыкала:

— Знаете, Джемс, ви отшень, отшень сексуальный шалунишка!

— Алло! — прохрипела Элинор, поднося к уху трубку; она готова была растерзать наглеца, осмелившегося будить её в столь несусветную рань.

— Элинор?

— Да — кто это?

— Китти. Элинор, милочка, надеюсь, я тебя не разбудила?

— Еще как разбудила, — проворчала Элинор, раздраженно глядя на Майка, спавшего беспробудным сном. Он приехал домой всего час назад, через полчаса после ухода Бена. Сбросил одежду и свалился как подрубленный дуб. И с тех пор не шевелился.

Зато уж ночью потрудился как следует, сухо подумала Элинор. Впрочем, и остальные от него недалеко ушли.

— Что тебе, Китти?

— Кузен мой пропал. Ты, случайно, не знаешь, где он?

— Ты что, обалдела, Китти? Откуда мне знать?

— Просто он не вернулся домой, вот я и беспокоюсь. Я обещала матери, что буду, как бы это сказать — присматривать за ним, что ли. Чтобы он не навлек на свою голову никаких неприятностей…

— Китти! — голос Элинор мгновенно сделался ледяным. — По-моему, твой кузен уже давно вырос из детских штанишек. Я просто не понимаю, зачем тебе…

— Это мой долг, Элинор. Джеймс — человек безответственный, и в прошлом не раз совершал поступки, о которых потом горько сожалел. Не знаю, Элинор, известно ли тебе, но доктор Кайт-Фортескью недавно предложил ему сделаться его партнером, и в связи с этим…

— Да, Кайт сказал мне, — прервала её Элинор, сладко позевывая. — А, может, ещё кто… Одним словом, Китти, я даже не представляю, где твой драгоценный кузен. Ну а теперь, поскольку сейчас самый разгар ночи…

— Сейчас уже почти десять утра, Элинор, — поправила её Китти. — Я пыталась найти его после твоей вечеринки, и даже узнала, где он, но потом он снова пропал. Вдобавок и машины его на месте нет. Причем её нет ни перед твоим домом, ни возле дома кого-то из твоих друзей…

— Как, ты и здесь что-то вынюхивала?

— Элинор, я же сказала — я за него отвечаю! Здесь не Лондон и не Бейрут, здесь все друг друга знают…

— Китти!

— Что?

— Иди в задницу!

Элинор в сердцах швырнула трубку. Глаза её свирепо горели, ноздри раздувались.

— Вот стерва, — процедила она.

Майк шевельнулся и сонно заулыбался, любуясь гневной наготой Элинор.

— Господи, покойничек ожил! — усмехнулась Элинор.

Майк ухватил её за грудь, привлек к себе. Начал гладить по спине, по бокам, ягодицам…

— Что это на тебя нашло? — изумилась Элинор. — Ты меня с кем-то перепутал?

— Ты прелестна, — возбужденно пробормотал Майк. — И грудки замечательные.

— Лучше чем у Николя, это точно.

Майк с готовностью подтвердил это. По части бюста почти любая женщина могла дать Николя сто очков вперед.

— Ники новый трюк придумала, — похвастался он жене. — Может, попробуем?

Элинор после некоторого колебания вздохнула и, опустив руку, чтобы погладить его внизу, изумленно воскликнула:

— Ого! Ты либо стал ненасытным, дружок, либо Николя тебя продинамила.

— Нет, это ты меня так возбудила, — захихикал Майк, поглаживая её тугие груди. — Так вот, фокус в том, прямо перед тем, как я готовлюсь выстрелить, ты должна схватить меня за яйца. А потом легонько…

Элинор не поверила своим ушам.

— Что я должна?

Вместо ответа он перекатил её на спину.

— Ты не ответил, Майк!

— Ты все слышала. Давай — сейчас я тебе сам покажу!

Джеймс проснулся, а, может быть, и очнулся — посреди какого-то адского пекла.

Осторожный, словно зверек, который прикидывается мертвым, пока не убедится, что ничто ему не грозит, он продолжал лежать с плотно закрытыми глазами. Лежал он на чем-то мягком, но вместе с тем достаточно плотном, все тело горело и, похоже, где-то неподалеку только что щебетала какая-то птаха.

Джеймс собрался с духом и приоткрыл глаза.

Лежал он на ярко-красном матрасике, прямо под немилосердно палящим солнцем. В брюках и рубашке; галстук, пиджак, носки и туфли куда-то исчезли. В нескольких ярдах слева синела, переливаясь на солнце, водная гладь просторного, в форме боба, бассейна.

Посреди бассейна плавал надувной матрас розового цвета.

Джеймс повернул голову и встретился с лучезарной улыбкой графини Наташи Чимаролли.

Ее обнаженное тело украшало самое крохотное бикини, которое Джеймс когда-либо видел. Оно состояло из совершенно прозрачной ленточки изумрудного цвета, чуть прикрывавшей соски, и малюсенького треугольничка той же ткани, расположившегося в перекрестье округлых бедер. Цвет прозрачного бикини удивительно гармонировал не только с глазами Наташи, но и с огненно-рыжей копной волос.

Оглянувшись по сторонам и убедившись, что графа поблизости нет, Джеймс сказал:

— Вам нельзя носить одежду. Прикрывать такое тело — преступление, которое…

— Ах, шалунишка! — графиня шутливо погрозила ему пальчиком. — Ви прелесть!

— …должно караться по всей строгости закона, — закончил Джеймс.

— Терпеть не могу законы, — Наташа скривила хорошенькие губки. — Фи! Я беззаконная.

Джеймс окинул её тело восхищенным взглядом. Зрелище и впрямь было изумительное: точеные ножки, осиная талия, атласная кожа. Мечта любого скульптора. Наташа была настолько ослепительно прекрасна, что Джеймс даже ущипнул себя: он всерьез хотел лишний раз убедиться, что не грезит.

— Ви спать хватит, да?

— Да. — Внимание Джеймса привлек её пупок, какой-то удивительно сексуальный и возбуждающий. — А что вы имели в виду, назвав себя «беззаконная»?

Наташа пожала обнаженными плечами.

— Я презирать законы, — хихикнула она. Вдруг её правая рука скользнула за спину, и изумрудная полоска, прикрывавшая грудь, слетела. Наташа небрежно отбросила её прочь и, выпрямившись, горделиво повела плечами. Представшие ошалелому взору Джеймса прекрасные тяжелые груди оказались на удивление упругими. И такими же бронзовыми от загара, как остальные части тела. — Вот так, например!

Не помня себя, Джеймс сорвался с места и вихрем подскочил к ней. Позабыв о графе, обо всем на свете.

— Нет, пжалста, ви ждать!

Одной рукой Наташа попыталась защититься от бурного натиска, но Джеймс лишь беспомощно пробормотал: «Извините, но это выше моих сил». В следующее мгновение руки его обвили её тонкую гладкую — божественно гладкую! — талию, а губы жадно прильнули к левой груди. К вящему изумлению Джеймса, Наташа взвизгнула и попыталась отстраниться. Свободной рукой она вцепилась в волосы Джеймса и с силой дернула.

— Побрейся, сфин! Ви царапать мой грюдь!

— Извините… А бритва и пенистый крем у вас есть?

— Пенистый? — переспросила Наташа и визгливо захохотала. — О майн Готт — пенис-тый!

— Он и в самом деле так называется, — смущенно сказал Джеймс, только сейчас осознавший причину её веселья…

— Да, все у нас есть, — ответила Наташа, все ещё смеясь. — Побрейся и… разденься, пжалста.

Изумрудные глазищи сияли притворным гневом. Джеймс пожирал глазами её роскошное тело, руки его гладили её сразу повсюду. Джеймс сожалел только, что у него всего две руки, а не восемь. Внезапно он похолодел.

— А где ваш муж? — спросил он с замирающим сердцем.

— Спит. Не бойся, малыш. — Она указала на небольшой летний домик, высившийся рядом. — Поди туда и разденься. Если надо плавки, то там их есть.

— Слушаю и повинуюсь, — улыбнулся Джеймс. И провел кончиком языка по нежному соску её правой груди. Этим он её точно не поцарапает.

В летнем домике он обнаружил диванчик, шкафчик с полками и крючки, на которых висели пляжные халаты, полотенца и прочие купальные принадлежности. Джеймс избавился от рубашки с брюками и, стоя в одних трусах, подумывал, какие выбрать плавки, когда сзади донеслось негромкое покашливание. И тут же веселый возглас:

— Приветик!

Джеймс обернулся словно ужаленный. Наташа стояла в проеме дверей, улыбаясь и глядя на него. Проследив за её взглядом, Джеймс почувствовал, как краска бросилась ему в лицо — трусы вздымались вверх красноречивым шатром.

— О, Джемс, — покачала головой графиня. — Ты лучше совсем снять они.

При этом руки её скользнули вниз, и в следующее мгновение треугольничек изумрудной материи свалился к её ногам. Наташа грациозно нагнулась, подобрала трусики и небрежно покрутила ими в воздухе. Затем сказала, не отрывая взгляда от шатра, который угрожающе вырос:

— Ты мне нравиться, Джемс. Отшень сильно.

Джеймс, не помня себя, сорвал с себя трусы; все его помыслы были устремлены к диванчику. Но Наташа с криком «Всем плавать!» вдруг устремилась к бассейну и, подбежав к самому краю, нырнула. В воздух взмыли мириады брызг, ярко заискрившихся на солнце. Джеймс ринулся следом за ней; голозадый сатир, он плюхнулся в теплую воду и, раскрыв глаза, успел разглядеть из глубины длинные ноги Наташи, выплывающей на поверхность. Когда он вынырнул, она уже покачивалась на надувном матрасе. Джеймс невольно залюбовался её прекрасным нагим телом; Наташа лежала на спине, болтая расставленными в стороны ногами в воде. Она звонко смеялась, зеленые глаза искрились, как росинки на солнце, огненные волосы разметались по плечам. Джеймс устремился к ней, хищно, как акула, рассекая воду, и, подтянувшись, взгромоздился на матрас прямо между раздвинутыми ногами графини. В следующее мгновение он обрушился на неё всей тяжестью, руки его обхватили её упругие груди, а губы жадно впились в её губы. Почти сразу правая его рука поползла вниз, нащупывая вход в волшебный грот, к которому так рвался его исстрадавшийся дружок. Положение было чертовски неудобное, утлый плотик качался, грозя вот-вот перевернуться, а удерживать равновесие одной рукой, одновременно целуя и лаская Наташу было весьма непросто. Джеймс почти достиг своей цели, нет, не почти, а точно достиг, когда матрас все-таки вздыбился и — перевернулся. Джеймс, преисполненный решимости, не выпускать из рук драгоценную добычу, что бы ни случилось, не разжимал объятий и под водой, где они с Наташей барахтались, как два спаривающихся тюленя. Одно сладостное мгновение, второе, третье, и вот — впервые в жизни Джеймс испытал оргазм, находясь под водой.

Он медленно, с неохотой, разжал объятия — легкие уже разрывались без воздуха.

Всплыв, Джеймс расслабленно лег на спину, а Наташа, подплыв к бортику, выбралась по ступенькам на сушу, изящно виляя бедрами. Вскоре за ней последовал и Джеймс. Только сейчас он осознал, что то, чем он занимался в течение последних минут, он проделывал не с кем-нибудь, а с близкой подругой тети Агаты. Эта мысль его ошеломила. И тут же вылетела у него из головы, стоило только Наташе приблизиться к нему и склонить мокрую голову ему на плечо. Гладя её шелковистую спину, Джеймс спросил:

— Как ты?

— Чудесно!

Нежно покусывая мочку уха графини, Джеймс продолжал гладить обеими руками её спину, ягодицы, бедра. Вдруг где-то позади кто-то совершенно отчетливо закрякал.

И даже не закрякал — звук этот лежал где-то посередине между кудахтаньем курицы и конским ржанием. Но по тембру был, определенно, мужской. Сердце Джеймса ушло в пятки, а позвоночник сковал леденящий холод. Не помня себя от страха, он обернулся и…

Ни души.

Но вот Наташа смотрела куда-то вверх. И в следующую секунду визгливо выкрикнула:

— Ах, негодник! Разврательник старый!

Джеймс в немом ужасе проследил за направлением её взгляда, одновременно пытаясь понять, почему графиня вовсе не казалась разгневанной. Как и ожидал, он увидел в окне верхнего этажа старого графа, который глазел на них и смущенно улыбался, как застигнутый врасплох школьник. Наташа погрозила ему пальчиком и наморщила брови, но при этом… улыбалась. Джеймс потряс головой.

— Ах, разбойник! — продолжала укорять она своего благоверного. — Если б ты быть здоров, я бы тебя отшлепать больно, негодник ты эдакий!

«Мне все это снится, — подумал Джеймс. — Или я совсем спятил. Сейчас я проснусь и уеду домой…»

Но в это мгновение граф сам обратился к нему:

— Извините, доктор. Я очень сожалею, что, м-мм… вторгся в вашу личную жизнь.

— Ничего, все в порядке, — машинально откликнулся Джеймс, не узнавая собственного голоса. — Собственно говоря, это мне следовало бы извиниться…

Он осекся — граф, вежливо его выслушивавший, вдруг тоненько захихикал. И тут вмешалась Наташа.

— Нечего извинятиться перед этот негодник, — промолвила она, и, неожиданно для Джеймса, тоже хихикнула. — Он ужасный разврательник. Вуайер — по-французски. Ви понимать?

— Да, — кивнул Джеймс. Наташа прижалась к нему, и внезапное прикосновение тугой груди к его руке напомнило Джеймсу, что оба они по-прежнему стоят нагишом. Судорожно оглянувшись, он заметил рядом на лежаке желтое полотенце. Небольшое, на двоих его все равно не хватило бы, а воспитание не позволяло Джеймсу прикрыться самому, оставив женщину голой. По счастью, из затруднительного положения его вывел сам граф, который прокашлялся и сказал:

— Это было грандиозное зрелище. Исключительное. — И обратился к жене: — Дорогая, ты не заскочишь ко мне на минутку?

Наташа вопросительно взглянула на Джеймса.

— Он ещё болеть?

— Что? — недоуменно переспросил Джеймс.

— Ему это вредно, если он ещё болеть?

— Он спать должен, — жестко заявил Джеймс, устремив суровый взгляд на старика. Щеки графа были почти того же цвета, что и его пунцовая пижама.

— Вам не следовало вставать с постели, граф, — продолжил Джеймс. — И меня удивляет, почему таблетки, которые я вам дал…

— А я их не принял, доктор, — захихикал Чимаролли. — Я их в унитаз спустил.

— Как, разве можно…

— Я не люблю лекарства.

— И, тем не менее, сейчас вам следует их принять, — настойчиво сказал Джеймс. Как бы невзначай, он прихватил с лежака полотенце и обернул вокруг пояса. — Возвращайтесь в постель, граф. Я сейчас поднимусь к вам.

— Нет, доктор, вы меня не поняли, — обескураженно проблеял граф. — Мне нужна Наташа, а вовсе не…

— Послушайте, — прервал его Джеймс и, кинув взгляд на Наташу, судорожно сглотнул. Она уже высохла на солнце, и была так притягательна в своей дразнящей наготе, что Джеймс с трудом удержался от того, чтобы не сграбастать её в объятия прямо на глазах у супруга. — Он должен во что бы то ни стало принять таблетки, — задыхаясь, выговорил Джеймс. — С сотрясением мозга вставать нельзя. Я сейчас…

— Я ждать ви здесь. Не то он меня… — И Наташа выразительно покачала обеими руками на уровне бедер. — Ви понимать?

Джеймс закатил глаза. «Аманда Гэрисон чувствовала бы себя здесь как рыба в воде, — подумал он. — Значит я все-таки не сплю, и все это происходит на самом деле.»

Он посмотрел на Наташу и кивнул.

— Хорошо, я скоро вернусь.

Майк, тяжело дыша, перекатился на спину. Зажмурившись, он блаженно сопел. Элинор повернулась на бок и приподнялась, опираясь на локоть.

— Ты выглядишь очень собой довольным, — заметила она.

— Еще бы. — Физиономия Майка озарилась широкой улыбкой. — Ночка на славу выдалась. Ники превзошла самую себя. Да и я сейчас неплохо выступил, верно?

— Ага, значит, всем этим триумфом мы обязаны нашей дорогой Ники?

Сказав, Элинор тут же прикусила язык. Вопрос был задан в такой форме, словно она ревновала, а это было верхом нелепости. Майк вопросительно изогнул брови. Элинор поспешила перевести беседу в другое русло.

— Как, по-твоему, Ники переспала с нашим новым доктором? — спросила она.

— Понятия не имею.

Брови Майка сдвинулись. Элинор улыбнулась — чувство ревности не обошло стороной и её благоверного.

— Похоже, он куда-то пропал, — добавила она. — Николя вроде бы должна была отвезти его домой… А разбудила нас его мерзкая кузина — эта дрянь следит за каждым шагом бедняги.

Майк не ответил. Элинор вздохнула и, перевернувшись на другой бок, добавила:

— Как бы мне хотелось, чтобы у них с Тони склеилось. Она у нас настоящий синий чулок.

Закончив разговор, Джеймс положил трубку. Он сидел в кабинете графа Чимаролли, по-прежнему облаченный в одно лишь полотенце канареечного цвета. Выглянув в окно, он увидел, что Наташа сервирует на террасе маленький круглый столик — выкладывает ножи, вилки, расставляет посуду. Зрелище было восхитительное: залитая солнечным светом терраса, ярко-синее пятно бассейна, лежаки, застланные оранжевым и синим матрасами, рыжеволосая красавица в полосатом пляжном халате… Миссис Уотерс, которой Джеймс только что звонил, сказала, что никаких срочных вызовов или панических звонков не было, так что он может особо не спешить. Только Китти тошнотворная Китти! — несколько раз интересовалась, не объявился ли наконец её кузен. Джеймс пообещал, что вернется ближе к вечеру.

Или — к ночи. Ибо граф уснул сном младенца, и просыпаться в ближайшее время не собирался. Не взирая на стариковские протесты, Джеймс заставил его принять таблетки, и проследил, чтобы на сей раз Чимаролли не смошенничал.

Поразительно, но граф ни единым словом не попрекнул его за сцену, развернувшуюся незадолго до этого в бассейне прямо у него на глазах. Более того, он не скрывал своей благодарности Джеймсу за то, что тот не отругал его. Если не считать справедливого негодования по поводу спущенных в унитаз таблеток.

Джеймс спустился по винтовой лестнице и вышел на освещенную террасу.

— Привет!

— Хелло, мой сластенький! — радостно прощебетала Наташа, размещая на столе тарелку свежей зелени. — Вот, отпукорь!

— Что? — в полном недоумении переспросил Джеймс, но, проследив за её взглядом, понимающе кивнул: в тени у стены дома стояло ведерко со льдом, из которого выглядывали горлышки двух бутылок шампанского.

— Разлей вино, пжалста, — попросила Наташа.

— Да, конечно. — Джеймс с удовольствием занялся запотевшим шампанским. Все происходящее по-прежнему казалось ему каким-то нереальным. Сказочная обстановка, рыжеволосая красотка в полосатом халатике, который только что распахнулся до самого пупка, приоткрывая прелести, которым позавидовала бы звезда порнофильма… Словно все это творилось не с ним. Оставалось либо поверить в реальность этой обстановки, либо её отвергнуть, что вошло бы в острейшее противоречие с зовом плоти.

Тем временем Наташа, перегнувшись через стол, погладила мохнатые волосы на груди Джеймса.

— Ты прямо как Тарзан! — похвалила она.

Джеймс выразительно постучал себя по груди кулаками.

— Я звать Тарзан, а ты — Джейн, — проревел он.

— Нет, меня звать Наташа, — поправила графиня.

— Я знаю, — улыбнулся Джеймс. Обогнув стол, он обнял ее; руки как-то сами собой просочились под её халатик. — И не просто Наташа, а удивительная, неповторимая Наташа, женщина из другой галактики. Она…

— Хочет шампань, — перебила Наташа, целуя его. — Ах, какой ты у меня сластенький! — Она игриво улыбнулась и высвободилась из его объятий. — А теперь — шампань, пжалста! — Она заливисто засмеялась, и от смеха её налитые груди запрыгали, словно мячики.

«Господи, да я просто балдею от этой рыжей бестии», подумал Джеймс.

Шампанское оказалось изумительное — «Боллингер» отменной выдержки.

— Прекрасное вино, — одобрительно произнес он.

— Да. Випл.

Джеймс с улыбкой покачал головой.

— Нет — «Боллингер».

— О, Готт им химмель! Найн, найн, найн! — всплеснула руками Наташа. От волнения она часто перескакивала на немецкий. — Леди унд лорд Випл!

— А, — догадался Джеймс. — Ты имеешь в виду, что это их шампанское? Что ж, в таком случае…

— Майн манн купить им много, гораздо больше. Давай будем выпить.

Джеймс приподнял свой бокал.

— Твое здоровье, Наташа!

Она покачала головой.

— Нет, Джемс, за этот прекрасный день! — Она отпила, блаженно потянулась и спросила: — Мой муж не проснуться?

— Нет, теперь я напичкал его как следует, — заверил Джеймс. — Будет спать как сурок. Без задних ног.

— Без задних… — Наташа нахмурилась. — Не поняла. Что это значить? Он будет импотент?

Джеймс сокрушенно махнул рукой.

— Нет, нет, это просто такое выражение. Оно означает «крепкий сон». Извини.

— Да, — кивнула Наташа. — Он отшень хороший. Чокнутый, но хороший.

Джеймс и сам питал к старикану самые теплые чувства. Были бы все мужья такими!

— Почему ты вышла именно за него? — спросил он.

Наташа пожала плечами.

— Он, как это говорить — богачий?

— Богатый.

— Да. И ещё — отшень добрый. Делать то, что мне нравится. И отшень меня любить.

— А он не возражает, что ты… что мы с тобой — да ещё у него на глазах…

Наташа замотала головой, рыжие волосы зазолотились на солнце.

— Он это нравиться. А мне нравиться он! — с этими словами она потрепала изрядный бугор под желтым полотенцем, повязанным вокруг пояса Джеймса. — Она наполнила оба бокала шампанским. — Мы выпить еще, а потом что-нибудь поесть. Да?

— Тебе так не терпится поесть?

— Мне не терпится поесть тебя! — заявила Наташа, многозначительно глядя на полотенце.

— Тогда я не возражаю. Извините, графиня… — Джеймс забрал у неё бокал и поставил на стол. Потом привлек её к себе и, развязав пояс халата, начал целовать грудь и плечи. Атласные, загорелые, благоухающие. Халат распахнулся, и Джеймс стянул его с плеч Наташи.

— Эй! — Она запрокинула голову, изумрудные глаза сверкали.

— В каком смысле?

— В таком! — Она сорвала с него полотенце. — Майн Готт! Какой большой!

«Леди Чаттерлей, — невольно подумал Джеймс. — Все то же самое, только полевых цветов не достает. Какие там были, колокольчики, что ли?»

— Синий или оранжевый?

— Что?

Джеймс указал на лежаки с разноцветными матрасами, стоящие бок о бок.

— Выбирай сама. По-моему, на синем ты будешь лучше смотреться.

— Найн!

Игриво, словно расшалившаяся кошечка, она отпрянула и, хохоча во все горло, бросилась бежать. У Джеймса отвалилась челюсть. Зрелище и правда было завораживающее — нагая нимфа, прекрасная как Афродита, бежала по краю бассейна. Упругие груди тряслись и подпрыгивали, пышные ягодицы соблазнительно перекатывались, рыжие волосы развевались, как грива кобылицы… Джеймс почувствовал, как в чреслах вскипает страсть.

— Догоняй меня! — звонко выкрикнула Наташа. — Если этот огромный штука не мешать!

Джеймс перемахнул через лежаки, срезал угол и в три прыжка догнал её, но Наташа в последний миг извернулась и, подбежав к прыгательной вышке, полезла на нее. Джеймс проводил её восхищенным взглядом — снизу зрелище было ещё более соблазнительное.

— Возьми полотенце, Джемс, — сказала Наташа, стоя на трамплине. — Ми делать это здесь.

Раскаленное солнце. Упавший с дерева лист, плавно покачиваясь, медленно плыл по зеркальной воде.

Так же медленно и плавно плыли в его мозгу мысли. От жары, мозг, казалось, совсем расплавился, да и думать-то, собственно говоря, не хотелось. Они лежали с Наташей, обнявшись, на лежаке с синим матрасом; Наташа сладко подремывала.

На обед каждый из них уплел по паре дюжин устриц и по сочному бифштексу с кровью. С изумительным салатом из огурцов с авокадо. Все это обильно запивалось шампанским «Боллингер-Випл». Затем последовал камамбер с бренди.

— Тебе нравится?

— Сто лет так вкусно не ел, — чистосердечно признался Джеймс.

— Значит, ты уже чувствовать, как и я?

Изумрудные глазищи выжидательно уставились на него. Они горели огнем. Джеймс глубоко вздохнул: а он-то ломал голову, пытаясь вспомнить, что слышал об устрицах в сочетании с недожаренным бифштексом! Что ж, вполне возможно. Он кивнул.

А несколько секунд спустя…

Лежак с оранжевым матрасом тоже не выдержал испытание, как незадолго до него — трамплин. Глядя на прекрасное обнаженное тело Наташи, он вдруг подумал, что они с ней оба из тех людей, которые накликивают на себя беду. Притягивают несчастье. Плот перевернулся, едва не утопив их, а трамплин, прогнувшись, катапультировал их в самый неподходящий момент. Наконец, ножки лежака подломились, и они свалились на мраморные плиты, причем Джеймс растянул запястье, а Наташа пребольно ушибла плечо…

Открыв глаза, она замурлыкала и потерлась о его руку шелковистыми грудями.

— Джемс, ты меня любишь?

Вопрос этот застал его врасплох. Насторожившись, медля с ответом, Джеймс поцеловал её в лоб. А потом задал себе вопрос: а почему — нет? Она замужем, с этой стороны мне ничего не грозит, а к тому же — кто знает, может, это и правда?

И ответил:

— Да… думаю, что да.

— И я тебя отшень люблю! Безумно!

И вновь его охватило ощущение нереальности. Оно ещё более усиливалось от жары, сладостной истомы, выпитого шампанского и близости обнаженной Наташи. Джеймс вдруг поймал себя на мысли, что напрочь позабыл, как зовут всех тех женщин, с которыми познакомился накануне. Впрочем, успокаивал он себя — ничего страшного не произошло. Вреда никому не причинил, да и не собирается. Просто, вместо того, чтобы лакомиться одним пирогом, он откусил сразу от нескольких. Повезло просто — так уж фишка выпала. Это ведь ненадолго. Через неделю, а то и меньше, из Шотландии вернется тетя Агата, а из Америки прилетит Кайт. Впрочем, если Китти его не разоблачит — а прямых улик у неё не было, — то, кто знает, вдруг он и самом деле станет компаньоном старика? Тем более что уже никто не посмеет обвинить его в равнодушии к пациенткам.

Особенно — к Наташе.

— Послушай, красоточка, — обратился он к ней. — Вы ведь, кажется, купили здесь имение, да? Значит ли это, что теперь ты будешь проводить в Англии больше времени?

— Да, — она плотоядно улыбнулась и лизнула его в плечо. — Ми будем здесь проводить целиком лето.

— А как насчет зимы?

— А, — она протянула руку и погладила его сразу затрепетавшего дружка. — Зиму я позволю тебе отдыхать…