В вихре страсти

Глава 13

Виктория выбежала из зала. Слезы застилали ей глаза, сердце разрывалось от обиды. Зная, что Сомертон в первую очередь станет искать ее в спальне, она решила не подниматься наверх. Очевидно, библиотека послужит более надежным убежищем. Она тихо проскользнула в темное помещение, закрыла за собой дверь и направилась к камину, в котором еще теплился слабый угасающий огонек.

— Добрый вечер, миссис Смит.

Виктория вздрогнула и обернулась в ту сторону, где расположился лорд Энкрофт с бокалом бренди в руке.

— Добрый вечер, милорд. Я не знала, что здесь кто-то есть.

— Вы плачете?

— Нет, — ответила она, поспешно смахнув слезу, катившуюся по щеке.

— Пусть будет так, — согласился он и легким кивком указал на соседнее кресло. — Почему вы одна, без Сомертона?

Виктория посмотрела на Энкрофта. Как странно устроена жизнь. Вот сидит мужчина. Бесспорно, красивый. Мало того — дружелюбный, внимательный и сердечный. Кажется, ему, в самом деле, нравится общаться с ней. А она? Почему ей представляется совершенно неотразимым именно Сомертон, а не этот, во всех отношениях более достойный, человек?

— Он был резок со мной, поэтому я предпочла уйти и побыть в одиночестве.

Энкрофт понимающе кивнул:

— Сомертон — сложный человек. — Он прищурился, глядя на огонь. — Хотел бы я знать, почему он стал таким ожесточенным.

— Стал?

— Зря я заговорил об этом. — Он поднял бокал и неторопливо отпил немного бренди. — Прошу простить.

Не желаете ли бренди или хереса?

— Нет, спасибо — поблагодарила Виктория, рассеянно перебирая пальцами складки на юбке. — Но мне было бы интересно узнать побольше о лорде Сомертоне. Вы дали понять, что он изменился. Я не ошиблась?

Некоторое время Энкрофт молча смотрел на нее, словно взвешивал про себя, что именно ей ответить.

— Да, раньше он был совсем другим. Быть может, он изменился просто потому, что повзрослел.

— Обычно, становясь взрослыми, люди не меняются столь разительным образом.

— С ним что-то произошло. — Он снова посмотрел на огонь. — Десять лет назад… Не знаю, когда именно, но где-то вскоре после его дня рождения. То, что случилось, превратило его из юноши, неравнодушного к людям, в жесткого, ко всему безразличного мужчину.

Десять лет назад. Интересно, это было до или после того вечера? Всякий раз, когда Виктория видела Сомертона до их рокового знакомства, он улыбался ей и, его глаза лучились добротой. И вот, спустя годы, она встретила его снова, но в нем и следа не осталось от прежней мягкости.

— Он не захотел рассказать вам, что случилось? — тихо спросила она.

— Нет. Несколько раз я пробовал поговорить с ним откровенно, потом оставил свои попытки. Я понял одно — событие, которое оставило столь глубокий след в его душе, он никогда и ни с кем обсуждать, не намерен.

— Спасибо за то, что согласились поделиться со мной, лорд Энкрофт.

— Будьте осторожны. Если вы полюбите его, он неизбежно заставит вас страдать.

Ну, это, слава Богу, ей не грозит. Она никогда не сможет полюбить человека, желающего причинить ей боль. Влечение, даже самое сильное, не имеет ничего общего с любовью. И все же, как было бы хорошо помочь Сомертону побороть демонов, которые поселились в его душе.

— Я не полюблю его, милорд. Разрешите попросить вас об одолжении?

Энкрофт допил остатки бренди и посмотрел на нее:

— Конечно.

— Я знаю, вам рассказали о том, кто я на самом деле. — Она покачала головой, предупреждая его возражения. — Прошу вас только об одном — сохраните мою тайну. Я не перенесу, если мои друзья узнают, кто я и чем занимаюсь здесь с Сомертоном.

Энкрофт прикрыл глаза и кивнул:

— Хорошо, мисс Ситон. — Он открыл глаза и улыбнулся: — Как же так получилось, что мы ни разу не встретились раньше?

— Честное слово, не знаю. Прежде мы чаще всего собирались в доме Эвис, а сейчас, когда она, Дженнет и Элизабет вышли замуж, нам стало труднее находить время для общения друг с другом.

— Наверное, в этом и состоит объяснение.

— Вы очень добры, лорд Энкрофт.

Глядя на его улыбку, Виктория вновь поймала себя на мысли о причудливом устройстве собственного сердца. Добрый, внимательный и красивый Энкрофт вызывал в ней исключительно дружеские чувства. Ничего похожего на то звенящее напряжение, которое возникало, как только Сомертон оказывался где-то поблизости. — Николас, ты здесь?

Помяни дьявола, он и появится. Виктория отвернулась к огню, чтобы не видеть вошедшего в библиотеку Сомертона.

— Я у камина, — ответил Энкрофт.

— Проклятая темнота, ни черта не разглядеть. — Сомертон шагнул вперед. — Ты не видел Викторию? Я нигде не могу ее найти.

Энкрофт встал и повернулся к Сомертону: — Возможно если бы ты обращался с ней по-доброму, как она того заслуживает, то не терял бы ее так легко.

— Какого дьявола ты несешь? Энкрофт прошел мимо Сомертона.

— Ты можешь выяснить все у нее. Я оставляю вас вдвоем.

Виктория вздрогнула.

— Виктория? — окликнул ее Сомертон, когда Энкрофт закрыл дверь, и они остались одни.

— Что вам нужно?

Он подошел к камину и сел в кресло, которое освободил Энкрофт.

— Почему вы убежали от меня?

— Вас действительно интересует ответ на этот вопрос?

— Меня интересует правда, Виктория.

— Вы назвали меня шлюхой.

Она встала и отошла на несколько шагов, старательно избегая его пытливого взгляда. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы он заметил, как больно ранили ее его слова.

— Приношу вам свои извинения. — Он приблизился и остановился позади нее. — Почему вы отказались танцевать со мной?

— Я не хотела танцевать.

— Не хотели? Или не знали, как это делается? Он взял ее за плечи.

— Когда я могла научиться танцевать? В промежутках между карманными кражами? Или, по-вашему, я нанимала учителя танцев на деньги, вырученные за апельсины?

— Простите меня, — прошептал он и поцеловал ее в ключицу. — Я был бесчувственным болваном, когда не понял, что вам раньше не приходилось танцевать.

Виктория попыталась не обращать внимания на дивное ощущение, которое возникло от прикосновения его губ.

— Нет, вы были бесчувственным болваном, когда назвали меня шлюхой.

— Вы совершенно правы.

Он улыбнулся, и эта улыбка согрела ее.

Энтони еще никогда не чувствовал себя таким глупцом. Действительно, когда она убежала от него, он не сомневался, что все дело в том, как он обозвал ее. И только через несколько минут задался очевидным вопросом: умеет ли она танцевать? С другой стороны, он не знал о ней практически ничего и уже устал теряться в догадках.

— Виктория, вы меня окончательно запутали. Мне хочется многое о вас узнать, но ни на один свой вопрос я не получаю честного ответа.

— Я могла бы обратиться к вам с тем же упреком. — Она отстранилась от него и снова села в кресло. — Вероятно, мне просто стыдно рассказывать о себе.

— Чего вы стыдитесь? — мягко спросил он.

— Того, чему научилась в детстве.

— В своей жизни я сделал много такого, чем никак не могу гордиться. Спросите ваших друзей, и они, скорее всего, посоветуют вам держаться от меня подальше. Такова моя репутация. А вы были просто ребенком, который ворует, чтобы выжить.

— Это не может служить оправданием моих дурных поступков. Кроме того, на прошлой неделе я уж точно не была ребенком.

Энтони посмотрел на Викторию и улыбнулся:

— Но вы искупаете свою вину, заботясь о сиротах и оберегая их от повторения тех ошибок, которые пришлось совершить вам.

Она немного помолчала, словно мысленно взвешивала его слова, потом тихонько попросила:

— Расскажите мне что-нибудь о ваших ошибках. Почему ей хочется узнать о его промахах? Она — вот самый страшный грех, лежащий на его совести.

— Тогда и вы будете откровенны со мной? Она кивнула:

— Да, насколько возможно.

— Хорошо. Думаю, одной из самых больших моих ошибок было то, как я поступил с вами десять лет назад.

— Расскажите о чем-нибудь, чего я не знаю. Откинувшись на спинку кресла, Энтони задумчиво уставился в потолок:

— Иногда я выполняю поручения человека из правительства. Несколько лет назад я был во Франции. Лорд Селби и Трей, лорд Кесгрейв, помогали мне. Предполагалось, что я в определенный момент должен сообщить им некие сведения. Они решили покончить с делом раньше, чем ожидалось. Я не успел вовремя добраться до них. В результате погиб ребенок, а лорда Селби ранили.

— Но, по вашим словам, Селби и Кесгрейв поторопились. Вы же не могли предвидеть этого.

Энтони посмотрел на нее, покачал головой и закрыл глаза, чтобы не видеть осуждения, которое отразится на ее лице, когда она дослушает до конца.

— Я не успел, потому что остановился в трактире и… Боже, как трудно признаться в этом вслух!

— И?.. — тихо произнесла Виктория.

— Со мной была женщина. Если бы я не задержался, то мог оказаться на месте раньше — до того как они начали действовать. И предупредил бы их о ребенке.

Она слегка наклонилась к нему и осторожно погладила его по ноге. Открыв глаза, он смотрел на тонкие пальцы, лежащие у него на колене. Что она делает с ним — физически и духовно? Он никогда не вдавался в подробности той давней истории и никому не сообщал, какого рода препятствия помешали ему добраться до Селби и Кесгрейва.

— Как жаль, — прошептала она. — Вы не знали, чем может обернуться ваша остановка.

— Это не меняет дела, не так ли?

Виктория откинулась на спинку кресла и медленно покачала головой:

— Нет, не меняет. И, кажется, я догадываюсь, почему вы приехали сюда. Поручение того человека из правительства?

Кому повредит, если он ответит честно, но коротко?

— Да.

Она улыбнулась, него сердце забилось значительно сильнее. Что такого в этой улыбке? Она мгновенно вызывает самые разнообразные мысли… все до единой — неприличные.

— «Да»? Это все, что вы можете мне сказать?

— К сожалению, так. Виктория, я не имею права разглашать информацию. — Энтони встал, наполнил два бокала бренди и один из них протянул ей. Настало время поменяться ролями. — Можно мне задать вам вопрос?

Она прикусила губу и сосредоточила взгляд на своем бокале.

— Да, конечно.

Он понимал, что не стоит сразу затрагивать слишком, личные темы, и начал с вопроса, казавшегося ему вполне безобидным:

— Кто научил вас читать?

Она быстро взглянула на него и отвела глаза:

— Да так, обычный человек.

— В таком случае, откуда такая таинственность?

Он расспрашивал ее не из праздного любопытства. По определенным причинам он не сомневался — то, что произошло, повлияло на ее жизнь. Теперь ему нужно было понять, насколько драматичным оказалось это влияние.

— Меня научила женщина, с которой мы жили в одном доме.

— То есть миссис Перкинс?

— Нет, она умерла, когда мне было шестнадцать, — ответила Виктория, но тотчас прикрыла рот рукой и густо покраснела.

— И чем же вы занимались после смерти миссис Перкинс?

Виктория закрыла глаза. Она уже наговорила лишнего, однако Сомертон раскрыл перед ней какую-то часть своей жизни, и она вынуждена ответить тем же. А если, узнав неприглядную правду, он брезгливо отвернется и уйдет? В таком случае можно будет отдохнуть от постоянной борьбы с его проклятой привлекательностью.

— У миссис Перкинс не было родных. Однажды утром я обнаружила, что она умерла, и позвала человека, который забрал ее.

Сомертон нахмурился:

— Какого человека?

— Охотника за трупами. — Она искоса взглянула на него. — Он заплатил за тело. И эти деньги помогли мне еще три месяца прожить в ее доме.

— Почему вы не ушли оттуда?

Виктория повернулась и с укором посмотрела на Энтони:

— Вы шутите? У меня было только два пути — либо до последнего оставаться на прежнем месте, либо отправляться торговать собой на улице. Я пыталась найти какую-нибудь работу. Но кому нужна девушка без рекомендаций? Только мужчинам — для их собственного удовольствия. В таком случае отсутствие опыта даже приветствовалось.

— Я не хотел вас обидеть, — пробормотал Энтони, отводя глаза. — А что произошло через три месяца?

Ох, какой опасный вопрос! Сомертон часто посещает заведение, расположенное по соседству с приютом, поэтому необходимо отвечать с особой осторожностью.

— Я стала работать в борделе, — нехотя призналась Виктория.

Сомертон посмотрел на нее:

— Я знаю, что это ложь. Вы были девственницей, когда я… мы…

— Когда мы занялись любовью, Сомертон.

— Я бы назвал это несколько по-иному. — Он встал и принялся мерить шагами библиотеку.

Виктория наблюдала за ним. Судя по всему, подробности ее жизни произвели на него отталкивающее впечатление. Однако на ее отношение к Сомертону, кажется, уже ничто не способно повлиять. Даже когда он рассказывал о гибели ребенка, ей хотелось только одного — утешить его. Обнять покрепче и облегчить боль. И она не желала, чтобы он испытывал к ней отвращение. Нужно объяснить ему, чем она занималась у леди Уайтли.

— Разве я говорила, что была проституткой? Просто сказала, что работала в борделе. Я убиралась в комнатах.

Он остановился у дивана и смял в руках обивку.

— Почему хозяйка заведения согласилась на это? Она могла получать большие деньги за ваши молодость и красоту. И очень выгодно продать вашу девственность.

— Хотите верьте, хотите нет, она была доброй женщиной и не принуждала девушек делать то, к чему они еще не готовы. Она только сказала, что позволит мне работать наверху, если я передумаю.

— Значит, после того как мы с вами, по вашему образному выражению, «занимались любовью», вы отправились работать наверх?

Виктория лихорадочно пыталась сообразить, что ответить, но, в конце концов, правда вырвалась наружу:

— Нет, я никогда не работала наверху.

Кажется, это заявление окончательно вывело его из себя. Выделяя каждое слово, он задал сакраментальный вопрос:

— Тогда каким образом вы получили возможность жить в собственном доме?

— За дом плачу не я.

— Ну, разумеется, — с отвращением пробормотал он.

— Почему вы так разволновались? Я вам никто.

— Вы правы, — согласился он и вышел из библиотеки. Виктории хотелось кричать от отчаяния. Всякий раз, когда ей казалось, что они вот-вот начнут доверять друг другу, между ними возникала какая-то преграда. В этом есть доля ее вины. Но она не может нарушить обещание. А он? Совершенно невыносимый человек. У него нет никакого права допрашивать ее. Она всю жизнь только и делала, что боролась за существование, а этот баловень судьбы с рождения купался в роскоши.

Очевидно, она никогда его не поймет.

Так и не притронувшись к бренди, Виктория оставила бокал на столе и направилась в свою комнату, по дороге продолжая размышлять о Сомертоне. Интересно, есть ли на свете человек, с которым он разговаривает более или менее откровенно? И почему его так занимает ее жизнь? Ведь она для него никто. Через неделю они расстанутся, а их общение сведется к редким случайным встречам у общих знакомых.

От этой мысли у Виктории сжалось сердце. Неужели она будет видеть Сомертона только один-два раза в год? Ей хотелось помочь ему разглядеть то хорошее, что наверняка еще оставалось где-то в тайниках его души. Но если он не может быть честным с ней, на что надеяться?

Виктория остановилась перед дверью их комнаты.

На что надеяться, если она сама не может быть честной с ним?

Энтони медленно вошел в спальню и с облегчением вздохнул, когда увидел в постели спящую Викторию. Он быстро снял вечерний костюм и осторожно забрался под одеяло, стараясь не разбудить ее. Она, не просыпаясь, повернулась к нему лицом.

Он не мог оторвать от нее глаз. Черты ее лица во сне смягчились, губы слегка приоткрылись. Она доведет его до сумасшествия. Сколько бы он ни пытался сдерживать себя, желание обладать ею превосходило все мыслимые пределы. Ни одной женщине до сих пор не удавалось привести его в такое состояние. По правде говоря, он сознательно затевал с ней споры, единственно для того, чтобы вбить клин между собой и ею. Потому что если она хотя бы намеком поощрит его, он не выдержит и мигом превратит ее из мнимой любовницы в самую настоящую.

Огонь, горящий в камине, придавал ее лицу и шее золотистое сияние. Она была похожа на спящего ангела, а никак не на женщину, продававшую себя кому попало за несколько фунтов. Он лежал рядом с ней, чувствовал, как растет и крепнет его возбуждение, и сходил с ума от мысли, что она никогда не будет принадлежать ему.

Необходимо продержаться всего несколько дней. Скоро его адские муки закончатся. Он вернется в Лондон и утолит свою жажду.

Сколько женщин потребуется для того, чтобы забыть лицо Виктории?

Энтони посмотрел на ее манящие губы и усомнился в том, что сможет держать себя в руках еще хотя бы один день. Он всегда получал любую женщину, какую хотел. Почему теперь ему захотелось получить именно ее?

Энтони протянул руку и слегка прикоснулся пальцем к ее подбородку. Она вздохнула. А если поцеловать ее прямо сейчас, когда она спит? Конечно, ей это не понравится.

Он быстро отдернул руку. Время шло. Он лежал, смотрел на ее лицо и мучился. Сколько раз он повторял себе, что с этим наваждением нужно покончить? Много. И без малейшего успеха. Более того, вчера вечером, обнаружив ее с Николасом, он едва сумел справиться с ревностью. А ведь до сих пор ему не приходилось ревновать женщин.

В ней определенно есть что-то особенное.