Энтони сходил с ума от бессилия и отчаяния. Виктории становилось все хуже и хуже. На четвертые сутки жар усилился. Она бредила. Энтони прислушивался к ее бессвязным отрывочным словам. Он понимал далеко не все. Однако, похоже, миссис Перкинс отличалась крутым нравом, особенно когда Виктория возвращалась домой с пустыми руками.
Он различил имя своей матери, и у него потеплело на сердце. По крайней мере, у нее Виктория жила в тепле и не голодала.
В комнате появилась Софи и, взглянув на Викторию, прикусила губу:
— Ей не стало лучше?
— Нет, — отчужденно ответил он. Сестра обещала ему, что лечение поможет. Но за последние дни Виктории нисколько не полегчало, к тому же она практически ничего не ела.
— Она пила бульон?
— Мэгги пыталась накормить ее. — Он на мгновение закрыл глаза. — Софи, она и раньше была слишком худой, а теперь…
— Она наберет вес, когда выздоровеет. — Софи не дала ему произнести те слова, которые готовы были сорваться с его языка. — Энтони, даже не думай об этом. Она выживет.
Боже, только бы сестра оказалась права!
— Ты не возражаешь, если я отлучусь на несколько минут? Мне нужно почитать травник — может быть, найду еще какое-нибудь средство. Я буду рядом, просто спущусь вниз.
— Иди, — неохотно согласился он.
Когда детей укладывали спать, в доме воцарялась зловещая тишина, поэтому Энтони просил Софи оставаться здесь на ночь.
Софи вышла из комнаты, а Виктория снова начала бредить. На сей раз, он услышал свое имя.
— Сомертон, — прошептала она, — больше тайн, больше лжи.
— Тсс, Виктория. — Энтони наклонился к ней и сменил влажную салфетку у нее на лбу.
— Я не должна его любить, — пробормотала она. — Это неправильно.
Глаза Энтони наполнились слезами.
— Нет, Виктория, это правильно.
— Я плохая. Лгунья. Воровка.
— Для меня это не имеет никакого значения. — Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал. Раз, другой… Ее ладонь была еще горячее, чем прежде. Энтони потрогал лоб Виктории и вздрогнул. — Софи! — крикнул он.
Она быстро взбежала наверх:
— Что случилось?
— Жар усилился.
— Лед, — пробормотала Софи. — Нужно обложить ее льдом.
Софи уже говорила, что, возможно, придется прибегнуть к такому средству. Но никто не знал, принесет ли пользу столь радикальный метод. Поэтому до сих пор Энтони не желал рисковать.
— Мэгги, — громко позвал он.
— Да, милорд.
— Иди к леди Уайтли и скажи ей, что нам нужен весь лед, какой у нее есть.
Мэгги побледнела:
— Да, милорд.
— Я принесу простыни. — Софи замялась: — Энтони, я не уверена, подействует ли это.
— Я понимаю. Неси простыни.
Виктория заметалась в постели и снова начала бредить. Энтони стоял у кровати и смотрел на девушку, которую любил больше всего на свете.
— Ты не умрешь! — приказал он. Она тихо застонала.
— Виктория, ты слышишь меня? Ты не умрешь. — Он крепко стиснул ее горячую ладонь и прошептал: — Я просто не вынесу этого.
Через несколько минут в комнату вернулась Софи, а потом пришла Мэгги и привела с собой леди Уайтли. Софи накрыла Викторию простыней и обложила колотым льдом.
— Сколько нужно ждать? — спросил Энтони у сестры.
— Пять — десять минут.
Софи принялась шагать из угла в угол. Энтони каждую минуту прикладывал ладонь ко лбу Виктории в надежде, что лихорадка пойдет на убыль. Через десять минут они убрали простыню со льдом. Виктория вся дрожала и тихо стонала.
— Я не могу сказать, помогло ли это, — призналась Софи. У нее тряслись руки, глаза блестели от слез. — Я испробовала все известные мне способы лечения. Простите.
Энтони зажмурился от невыносимой боли. Рассчитывать больше не на что. Женщины тихо вышли из комнаты, словно чувствуя его потребность остаться наедине с Викторией. Он в изнеможении опустился в кресло и спустя час прикрыл глаза. «Боже, не дай ей уйти, пока он несколько минут поспит…»
Виктория медленно открыла глаза. Тусклый огонек одинокой свечи и мерцающее в камине пламя едва скрадывали мрак. Ее пересохшие губы растрескались, когда она улыбнулась, увидев спящего в кресле Сомертона.
Она очень смутно представляла себе, что происходило вокруг нее последние несколько дней. Здесь были Сомертон, Софи… и леди Уайтли. Виктория сдвинула брови, попробовала слегка пошевелить левой рукой и вскрикнула от боли.
— Виктория? — Сомертон проснулся и посмотрел на нее. — Ты опять бредишь?
— По-моему, нет. — Собственный голос показался ей непривычно резким. Она попробовала снова улыбнуться, но болезненные трещины на губах сильно осложняли дело.
Энтони потрогал ее лоб и просиял:
— Жар спал.
— Я долго здесь нахожусь? Сколько дней прошло?
— Пять очень долгих дней.
— И ты все время был тут? Энтони наклонился и взял ее за руку.
— Почти. Несколько раз я отлучался, чтобы поспать в постели Мэгги.
— Как только меня подстрелили, ты отправился в постель другой женщины? — пошутила она, не давая лопнувшим губам растянуться в улыбке.
— Ты знаешь, что я распутник, — со смехом ответил Энтони и, склонившись ниже, добавил: — Но все же не до такой степени.
— Спасибо, — прошептала Виктория.
— За что?
— Ты спас меня. Привез домой. — Она проглотила слезы. — И ухаживал за мной.
— Все произошло по моей вине. — Он поднес ее руку к губам. — Я не должен был предлагать тебе деньги, чтобы ты поехала со мной. Я знал, что ты нуждаешься в деньгах, ведь иначе ты не стала бы залезать в чужой карман на приеме у Эвис.
— Мне было так стыдно.
Он улыбнулся, уткнувшись в ее ладонь:
— К тому же тебе не удалось заложить ожерелье.
— Да.
— Виктория. — Он запнулся. — Харди и Молдон сделали с тобой что-нибудь еще?
Она заметила, насколько он встревожен, и сжала его руку:
— Нет. Но если бы ты не приехал… — Она даже думать не могла о том, что они сотворили бы с ней.
— Тсс… — шепнул он. — Не нужно ничего говорить. Но ты должна была назвать Молдону мое имя.
— Они бы все равно изнасиловали меня, а потом убили. — Его лицо исказилось от страдания, и она решила увести разговор немного в сторону от болезненной темы: — Что с леди Фарли?
— Еще не знаю.
— Ты не покидал этот дом с тех пор, как привез меня сюда?
Он покачал головой:
— Я не мог допустить, чтобы без меня здесь что-нибудь случилось.
У Виктории заколотилось сердце, Ей хотелось сказать Энтони, как сильно она его любит, но между ними было столько тайн и лжи.
— Ты приказывал мне не умирать? — мягко спросила она.
Он покраснел.
— Кажется, да. Она улыбнулась:
— Спасибо.
Тихий звук шагов привлек ее внимание. Софи и леди Уайтли застыли на пороге в немом изумлении.
— Она очнулась! — наконец воскликнула Софи и, подбежав к постели, потрогала лоб Виктории: — Теплый, но несравнимо холоднее, чем раньше.
— Спасибо тебе за помощь, — сказала ей Виктория.
Леди Уайтли подошла ближе и окинула Викторию взглядом, полным любви. У Виктории задрожали губы. Леди Уайтли спасла ей жизнь двенадцать лет назад. Но она только сейчас поняла это не только умом, но и сердцем.
Леди Уайтли могла передать ее в руки констебля за воровство. Или просто оставить на улице. Но эта женщина взяла ее к себе, предоставила ей кров и пищу. Если бы не леди Уайтли, она, возможно, стала бы проституткой или окончила свои дни на виселице за карманные кражи.
И даже если леди Уайтли родила Бронуин от Сомертона, все равно Виктория обязана поблагодарить ее.
— Спасибо, леди Уайтли.
Леди Уайтли нагнулась и ласково убрала волосы с ее лба:
— Дорогая, я сделала очень немногое.
— Вы знаете, сколько вы сделали для меня. А я так и не поблагодарила вас по-настоящему.
Леди Уайтли быстро взглянула на Энтони и вновь посмотрела на Викторию:
— Вздор, это мне нужно тебя благодарить. Виктории столько нужно было сказать каждому из тех, кто стоял рядом, но ее глаза сами собой закрылись и, она погрузилась в сон.
Энтони поручил спящую Викторию заботам Эвис и со спокойной душой — когда такое было в последний раз? — отправился завтракать. Проходя мимо зеркала, он остановился и посмотрел на свое отражение. Пять дней он не брился, умывался из кувшина и ел столько, что и ребенку не хватило бы.
— Кошмарное зрелище, — сообщил он зеркалу.
— Что правда, то правда, — с улыбкой согласилась мать, спускаясь по лестнице в холл. — Почему бы тебе, не пойти в соседний дом и не заказать ванну в моей комнате? А еще неплохо бы как следует поесть.
— Полагаю, я воспользуюсь твоим гостеприимством.
— Но девочки за отдельную плату, — с усмешкой предупредила она.
— Думаю, они мне больше не понадобятся.
— Почему-то я ожидала от тебя именно такого ответа.
Войдя в соседнее заведение, Энтони первым делом послал лакея к себе домой за свежей одеждой, а потом без спешки занялся яичницей с беконом. Аккурат к концу завтрака прибыл камердинер с полным комплектом чистой одежды. Хантли побрил хозяина и приготовил горячую ванну.
Когда Энтони разделся, Хантли осмотрел его костюм и нахмурился:
— Здесь пятна крови. Застарелые. Сомневаюсь, что их можно вывести.
— Думаю, все это надо сжечь. Я пять дней прожил в этом костюме и никогда не надену его снова.
Он погрузился в ванну и ощутил истинное блаженство. Горячая вода сняла усталость и ослабила напряжение в мышцах. Смыв с себя пятидневный слой грязи, Энтони расположился поудобнее и закрыл глаза.
Жизнь налаживается. Как только Виктория окончательно выздоровеет, они поженятся. Ее подруги помогут ей освоиться в высшем обществе. А потом она родит ему красавца сына. Или красавицу дочку.
И он научит жену танцевать не только вальс. И будет вывозить ее на все балы до единого.
Хлопнула дверь. Энтони решил, что Хантли зачем-то понадобилось выйти.
— Что ты делаешь в ванне посреди комнаты леди Уайтли? Энтони глубоко вздохнул и, открыв глаза, натолкнулся на взгляд отца.
— Я наслаждаюсь великолепной горячей ванной. А что здесь делаешь ты?
— Не говори со мной таким тоном, — приказал отец. — Полагаю, тебе понадобилось помыться после общения с одной из здешних девиц. Где леди Уайтли?
Энтони оставил без внимания замечание про «здешних девиц» и коротко ответил:
— Она навещает мисс Ситон.
— В сиротском приюте? — Отец расхаживал по комнате так, словно находился у себя дома. — Что ей там нужно?
— Мисс Ситон тяжело больна, и она ей помогает. — Энтони встал, взял со стула полотенце и обернул вокруг бедер. — Где мой камердинер?
— Он вышел, когда я входил.
— Итак, зачем ты здесь?
— Я распоряжаюсь своим временем по собственному усмотрению, — отрезал отец. — А ты где был? Твоя сестра беспокоится.
Ему хотелось спросить, какая именно из сестер, но он не мог предать мать.
— Я был занят. Передай Дженне, что я заеду к ней в ближайшие дни.
— Чем ты был занят? — Отец прекратил мерить шагами комнату и посмотрел на Энтони: — Игрой и шлюхами, полагаю?
— Я тоже помогал мисс Ситон. — Он потянулся за брюками. — И собираюсь продолжить это занятие.
— С какой стати все бросились помогать мисс Ситон? Что с ней приключилось?
Нет смысла скрывать. Эта история, так или иначе, выплывет наружу.
— В нее стреляли.
— А ты тут при чем? — Отец снова зашагал из угла в угол. — Впрочем, не важно, я не желаю этого знать.
Энтони начал одеваться, испытывая настоятельную потребность побыстрее уйти.
— Отец, по существу, я спас мисс Ситон. Вряд ли ты поверишь, но это так.
— Между прочим, я поговорил с Коддингтоном. Он дал согласие на брак.
Энтони не попал пуговицей в петлю жилета.
— На брак? Чей? С кем?
— Твой. С его дочерью Сьюзен, разумеется.
Мать упоминала это имя, перед тем как он отправился к Фарли. Должно быть, потом она поговорила с отцом. Энтони рассвирепел:
— Я не женюсь на Сьюзен Коддингтон.
— Нет, женишься. — Отец остановился и скрестил руки на груди. — Я достаточно долго ждал, когда ты перебесишься. Тебе двадцать восемь лет. Пора остепениться и произвести на свет наследника.
Энтони застегнул жилет.
— О, я твердо намерен вступить в брак.
— Прекрасно. Я сообщу Коддингтону, что ты навестишь его до обеда.
— Я женюсь на мисс Ситон, — рявкнул Энтони и, повязав шейный платок, надел сюртук.
— Ты не сделаешь ничего подобного. — Седые брови отца сошлись на переносице. — Я запрещаю.
Энтони рассмеялся:
— Воля твоя, запрещай. Это ничего не изменит. Я женюсь на мисс Ситон.
— Энтони, думай, что говоришь. Она дочь викария. Ее никогда не примут в обществе, а ты окончательно загубишь свою репутацию.
— Ее ближайшие подруги — леди Селби, леди Блэкберн и герцогиня Кендал. Уверен, они поспособствуют тому, чтобы в свете к ней отнеслись благосклонно.
— А если она была замешана в каком-нибудь скандале?
— А если я был замешан в каком-нибудь скандале? — парировал Энтони. — Семейном, например, о котором пока никто не знает.
Отец вскинул подбородок:
— Виконту и будущему графу все простится. Но не дочери викария.
— Хватит, отец. Я выбрал себе жену.