В западне

8

Парис бросил бритву на полочку и сполоснул лицо водой. Потянувшись за полотенцем, он встретился глазами со своим отражением — и на секунду замер.

Неужели в происходящем стоит винить только себя? Но в ливне, загнавшем их с Шери в эту деревенскую гостиницу, он-то уж точно не виноват!

Парис в самом деле хотел хоть ненадолго сбежать из города, от бдительной опеки ужасного старика. Но поначалу вовсе не собирался брать с собой Шери.

— Ну, как твои дела с девчонкой? — хрипло спросил по телефону Малком, и это был уже не первый разговор на подобную тему. — Почему ты с ней не видишься?

Парис, стараясь сдерживаться, холодно спросил:

— Вы что, следите за мной?

— Конечно. А ты чего ждал? Я вкладываю в тебя капитал, парень, — усмехнулся Малком. — А свои деньги я привык считать и проверять, насколько надежно они вложены. Итак, о девчонке: ты сводил ее в ресторан, это я одобряю. Что дальше?

— Я хочу дать ей соскучиться, — объяснил Парис.

— Соскучиться или позволить забыть о твоем существовании? Ты можешь крупно наколоться, так и знай.

— Если вам не нравится, как я веду это дело, можете найти кого-нибудь другого, — спокойно отозвался Парис. — И этому кому-нибудь вы можете приказывать сколько хотите. А я привык жить своим умом.

— Тогда поторопись, — проворчал Малком. — Время, знаешь ли, деньги. Надеюсь, в эти выходные дело продвинется вперед, иначе смотри у меня…

Парис, нахмурившись, начал вытирать полотенцем волосы. Воспоминание о разговоре с дедом выбило его из колеи. Ему все больше хотелось послать Малкома куда подальше и уехать отсюда прочь.

Останавливало лишь одно. Кажется, в охоте на Шери его привлекали уже не только деньги…

Тогда, в пятницу, Он пролистал проклятое досье и сразу заметил очеркнутый карандашом абзац про художественные музеи и галереи. Инстинкт подсказал Парису, где искать девушку на этот раз. Если ее что-то тревожит, гложет тоска, наверняка она пойдет искать утешения в искусстве. Так бы поступил и он сам. При этой мысли сердце Париса болезненно сжалось: слишком много у них общего, слишком легко угадывать ее мысли и намерения…

Предчувствие не подвело его. Он нашел девушку именно там, где ожидал. Более того, проследовал за ней по всем залам, словно их связывала невидимая нить. И идея поездки за город тоже была вроде бы не его. Парис лишь уловил некую мысль Шери, ее потаенное желание, совпавшее с его собственным…

Парис покачал головой, решительно не понимая, что же так сильно его тревожит.

Если бы Малком Лесли узнал, как обстоят дела, то был бы просто счастлив. О чем же тогда беспокоиться, ему, Парису?

Да, он поддался внезапному порыву, но это послужило ему на руку. Плохо только, что он в который раз нарушает данное себе обещание не прикасаться к Шери, не целовать ее. Еще тогда, в ресторане, Парис не смог сдержаться. И вот опять! Вовсе не следовало узнавать вновь эту прелестную хрупкость ее плеч, содрогающихся под прикосновениями, эту странную, ни на что не похожую сладость поцелуя.

Да мало ли чего не следовало делать! Правда в том, что Парис просто очень хотел ее поцеловать. Нуждался в этом. Жаждал этого.

Однако он еще не знал многого — например, какова Шери облаженная, как упруга ее маленькая грудь, как она прижимается к возлюбленному в миг соития…

Парис потряс головой. Нет, секс будет только помехой. Он сам принял такое решение и намерен его держаться во что бы то ни стало.

Но в то самое время тихий голосок в голове сказал, что это все ерунда. Что секс даст ему прекрасную возможность добиться желаемого. А нравственность понятие устаревшее.

Сегодня заняться с Шери любовью, а на рассвете попросить ее стать его женой. Она не откажет, и злобный старик получит удовлетворение, разбив чужую жизнь… нет, две чужие жизни — Шери и ее деда.

Тогда Парис сможет уехать во Францию, к своей галерее. Стать свободным творческим человеком, тем, кем был прежде.

Он отшвырнул полотенце и надел халат. Все, что нужно сейчас сделать, — это не упустить свой шанс. Потому что за галерею в Лилле никакая цена не может быть слишком большой. Да что там галерея — это плата за свободу!

Парис еще раз окинул себя в зеркале взглядом, в котором гнев смешался с презрением, и вышел из ванной.

Шери сидела, подобрав под себя ноги, в кресле у камина. Она листала какой-то журнал, отпивая из чашки с чаем. Красноватые отблески пламени пробегали по ее лицу, подсыхающие волосы начинали курчавиться на висках.

Парис помедлил на пороге.

— Как по-домашнему уютно! — невольно вырвалось у него.

Она подняла голову, слегка улыбнулась ему.

— С одной только разницей: я не знаю, сколько ложек сахару в чай вы кладете.

— Не надо сахару. Я пью чай с молоком. А кофе, напротив, предпочитаю черный. Запомните?

Шери налила молока в чашку Париса.

— Попробую запомнить. Хотя бы на сегодняшний вечер.

В комнате было тихо, только потрескивали дрова в камине да по стеклу шуршали струи дождя. Парис вспомнил, как Шери говорила, что любит осенний дождь за городом. Особенно если укрыться от него в тепле…

Легкая прядь волос упала на лоб, и Шери откинула ее, чувствуя, что этот жест не остался незамеченным. Парис рассматривал ее с таким же пристальным вниманием, с которым она изучала журнал.

— Вы вяжете крючком? Или, может быть, на спицах?

Вопрос застал Шери врасплох.

— Нет…

— Тогда зачем читать журнал «Вязание для всех»?

— Я… я давно мечтала научиться, — ответила Шери, тут же разозлившись на себя за столь очевидную ложь.

— Тогда вы попали в место своей мечты, — с ленцой произнес Парис. — Пока мы поднимались в наш номер, я заметил пять старушек с вязанием на коленях. Одна из них сидела за конторкой. Вы можете спуститься и взять у нее несколько уроков.

Шери изначально решила использовать журнал как прикрытие, но теперь, когда трюк не удался, осталось только отложить его в сторону.

— Как думаете, когда наконец принесут нашу одежду?

— К чему такая спешка? — Парис слегка улыбнулся. — Вы мне нравитесь в халате ничуть не меньше, чем в платье.

— А я бы предпочла быть в нормальной одежде, — с вызовом ответила Шери. — И подальше отсюда!

— Успокойтесь, — посоветовал Парис. — Как только одежду приведут в порядок, нам тут же ее вернут.

Шери несколько секунд хмуро созерцала его.

— Как ни странно, иногда вы совсем не похожи на француза. Говорите как настоящий шотландец. Даже с акцентом.

— В этом нет ничего странного, я родился в Эдинбурге, — пожал плечами ее собеседник. — Вряд ли во мне есть хоть капля французской крови.

— А ваша мама, разве она не…

— Моя мать была шотландкой. Она поссорилась со своей семьей, уехала в Европу и оказалась в Париже, когда мне пришел срок родиться. Вот и все.

— О! — Шери почему-то стало ужасно неловко.

Парис иронически улыбнулся.

— Вы выглядите разочарованной, ma cherie. Вам очень хотелось, чтобы таинственный незнакомец оказался иностранцем?

Шери вспыхнула.

— Что за ерунда! Кроме того, перестаньте называть меня ma cherie.

— А как же мне тогда вас называть? — Парис откинулся на спинку кресла, чуть сощурился. — Любимая? Солнышко? Радость моя?

— Нет, спасибо, — пролепетала Шери, стараясь не глядеть на него.

— Вы все усложняете, как это свойственно женщинам. — Голос Париса звучал чарующе мягко. — А ведь французский язык так подходит для любви!

— Это звучит глупо и претенциозно, — продолжала протестовать она. — Тем более если вы не француз.

— Сага mia, моя дорогая, — тихо произнес Парис. — Это по-итальянски, если не ошибаюсь. Неужели и в самом деле так важно, что я не француз?

— Это совершенно неважно. Тем более что…

— Тем более — что?

— Тем более что я все равно никогда не узнаю, кто вы такой на самом деле, — чуть слышно закончила Шери и замолчала, чуть прикусив губу, словно ожидая ответа.

Но Парис глядел на огонь и отвечать явно не собирался.

— В настоящий момент меня интересует ужин. Вы уже выбрали что-нибудь из меню?

— Баранину с картофелем и паштет. — Шери попыталась скрыть разочарование.

— Прекрасно. Я собирался заказать то же самое. И коль скоро мы с вами родственные души, пора бы вам перестать волноваться насчет меня.

Но Шери прекрасно понимала, что это не так-то просто. Потому что инстинкт самосохранения предупреждал ее об опасности. И может быть, куда лучше даже не знать, о какой именно…

— Расскажите мне о вашей бабушке, — неожиданно попросил Парис.

Они только что поужинали и теперь сидели у камина, потягивая подогретое вино. Шери чувствовала себя как в сказке, а легкое опьянение еще более усиливало ощущение нереальности происходящего.

Когда вино только что подали, Шери спросила не сдержавшись:

— По-вашему, это нужно?

— А что, вы бы предпочли шампанское? — поинтересовался Парис.

— Нет, я имею в виду, что алкоголь может привести к… нежеланным последствиям. — Девушка зарделась, когда Парис усмехнулся ее словам. — Я просто хотела сказать, что вам потом вести машину…

— Я же обещал держаться в рамках приличия — во всех отношениях, — напомнил Парис, продолжая усмехаться. Этой усмешки было бы достаточно, чтобы отбить аппетит у кого угодно.

Однако Шери получила удовольствие от ужина. Тем более что еда оказалась великолепной, особенно баранина, так и таявшая во рту. Да и вино было прекрасное.

Теперь же, когда милая молоденькая горничная убрала со стола, на подносе остался только кувшин с этим самым подогретым вином. Шери сидела в скованной позе, подобрав под себя ноги, и все время прислушивалась, не раздадутся ли шаги за дверью — это могло означать, что им несут одежду.

Белье она высушила в спальне на радиаторе и теперь, надев трусики и бюстгальтер под халат, радовалась этой иллюзии защищенности. Но все равно расслабиться по-настоящему без своего длинного платья с закрытым воротом не могла.

Шери то и дело ловила себя на том, что нервно поглядывает на часики. Если не уехать отсюда как можно скорее, может случиться непоправимое…

Собственно говоря, объективных причин для тревоги у нее не было. За ужином Парис держался учтиво и отстраненно, поддерживал милую беседу ни о чем. Только вот этот странный вопрос о бабушке Марджи…

— Рассказать о бабушке? А почему это вас интересует?

— Я слышал, вы были очень близки. Вот мне и стало интересно. Но если вам больно об этом говорить…

Шери улыбнулась.

— Вовсе нет. Я люблю о ней вспоминать. Бабушка была одной из самых замечательных женщин на свете, нежной, спокойной, всепрощающей. Они с дедушкой дополняли друг друга. Бабушка Марджи, рассказывала, что они влюбились с первого взгляда, не помешало даже то, что она была помолвлена с кем-то другим.

— И этот кто-то, должно быть, тоже считал ее одной из самых замечательных женщин, — усмехнулся Парис. — Не верится, что его порадовал такой поворот событий.

— Да, конечно. Но бабушка говорила, что они с первым женихом никогда не подходили друг другу. Она и без того собиралась разорвать помолвку, и знакомство с дедушкой только подтолкнуло ее.

— А вы верите в любовь с первого взгляда? — Парис прищурившись смотрел на девушку.

Шери отпила немного вина, прежде чем ответить.

— Я верю, что первое впечатление может быть очень сильным и верным… Но любовь — настоящая любовь, конечно, — должна строиться на дружбе, на взаимном доверии.

— Звучит очень добродетельно. — Парис откинулся на спинку кресла. — А как насчет страсти? Ну, вожделения, сумасшедшего желания, когда доводы разума ничего не значат? Или вас смущают подобные вопросы?

Именно этого, подумала Шери, я и остерегаюсь с самого начала.

Парис к ней и пальцем не притронулся. Но девушке показалось, что воздух в комнате от воцарившегося между ними напряжения потрескивает как от электрических разрядов.

— Нет, не смущают.

— Тогда почему вы не смотрите на меня?

Усилием воли Шери заставила себя поднять голову и взглянуть ему в глаза.

В зрачках Париса плясали отблески огня. Взгляд его, глубокий, завораживающий, словно ласкал ее, дразня, проникая в душу…

Этому человеку не нужно было прикасаться к ней, чтобы заставить млеть в истоме. И он знал об этом, вот что было самое скверное.

— Не надо… — прошептала Шери чуть слышно.

— Почему?

О, она могла бы привести множество причин. Но все они вдруг стали неважными перед всепоглощающей силой желания. Это была острая, словно боль, жажда — жажда ласки, любви. И поэтому Шери ничего не ответила, просто смотрела на Париса и молчала.

— Почему бы и нет, — тихо, но настойчиво произнес он. На этот раз это был не вопрос. Это было решение, принятое ими обоими.

В этот миг и послышался негромкий стук в дверь.

Парис легко поднялся и встретил в дверях портье, принесшего постиранную и выглаженную одежду. Она была аккуратно запакована в пластиковые пакеты и имела такой вид, будто никогда и не попадала под дождь. Парис швырнул оба пакета на диван, и они упали с мягким шелестом.

Вот и подоспело спасение, подумала Шери, которой захотелось истерически рассмеяться. Или заплакать навзрыд…

Она услышала как издалека:

— Позвольте забрать поднос. Может быть, угодно что-нибудь еще вам или вашей супруге?

Затем раздался голос Париса, отвечающего, с небрежной властностью:

— Нет, благодарю. У нас есть все, что нам нужно. Спокойной ночи.

Слова «у нас есть все, что нам нужно» повторялись и повторялись у Шери в голове, пока Парис закрывал дверь.

Когда он снова сел в кресло, девушка начала болтать всякую ерунду. Она сама не ожидала от себя ничего подобного.

— Ну надо же, они считают, что мы женаты. Хотя ни у одного из нас нет обручального кольца! Не забавно ли? Вот чудаки…

— Да, — каким-то чужим голосом подтвердил Парис.

— И вы оказались правы: сервис у них правда на высоте, — продолжала Шери. — Одежда в отличном состоянии, насколько я могу видеть. Даже пальто совершенно сухое. Если мы теперь поторопимся, то успеем в Эдинбург до полуночи…

Голос ее прервался, когда Парис неожиданно шагнул к ней и, опустившись на колени, сжал ее дрожащие пальцы в своих ладонях.

— Перестаньте притворяться, милая Шери. Мы никуда не хотим сегодня ехать и не поедем и оба это знаем. Разве не так?

— Так, — прошептала она чуть слышно, опуская ресницы.

Пусть все будет как будет, сказала она себе, чувствуя, как сильные руки поднимают ее легко, словно перышко. Парис нес ее в спальню, она знала об этом, но не могла… не хотела протестовать.

В спальне Парис бережно опустил ее на широкую кровать. Шери дрожала, но так и не открыла глаз, не издала ни звука, пока пальцы мужчины развязывали пояс ее халата.

Разведя полы халата, Парис несколько секунд безмолвно любовался тоненьким девичьим телом, покорно лежащим перед ним. Потом хрипло прошептал:

— Ma cherie…

Склонясь над нею, он начал медленно, страстно целовать ее шею, ямочку между выступающими ключицами. Потом ласковые пальцы высвободили руки Шери из рукавов халата. Миг — и тот уже валяется на ковре.

Девушка слегка изогнулась, приподняла голову, в предвкушении приоткрыла губы. В спальне было тепло, но Шери то и дело охватывал озноб. В поисках тепла она все плотнее прижималась к возлюбленному. Но когда Парис обнял ее, почти накрыв своим телом, скрестила руки, скрывая грудь. Никогда еще она так не стыдилась своей худобы…

— Не прячься от меня, милая, — хрипловато произнес Парис. — Я хочу знать о тебе все.

— Вряд ли здесь есть что узнавать, — чуть слышно выдохнула она, стараясь обратить его слова в шутку.

— О нет, ты ошибаешься. Я должен узнать, что тебе нравится. — Он ласково развел ее руки. — Я хочу, чтобы ты получила невероятное удовольствие, — шептал Парис, лаская ее груди, небольшие, как у девочки-подростка.

Шери содрогнулась всем телом. Старая боль пронзила сердце, почти забытый страх воскрес, обращая огонь желания в холодную золу. В горле стояла горечь невыплаканных слез.

Она попыталась оттолкнуть Париса.

— Что с тобой? — встревожился он, приподнимаясь на локте и силясь заглянуть Шери в лицо.

Она лежала на спине, крепко зажмурившись, и в уголках глаз уже закипали слезы.

— Н-ничего, — едва слышно отозвалась Шери, обнимая себя за плечи. — Все хорошо. Просто… не надо.

— Я сделал тебе больно?

— Нет, нет. Ты, наверное, думаешь, что я… сошла с ума. — Шери жалко улыбнулась.

— Все будет так, как ты хочешь. — Парис легко поцеловал ее в щеку. Только скажи, Бога ради, что произошло? Почему ты вдруг…

— Я просто… просто не хочу.

Парис обнял ее — так обнимают не возлюбленную, а маленького ребенка — и какое-то время они молча лежали в темноте. Шери старалась сдержать душащие ее слезы, но они неожиданно прорвались долгим всхлипом. Парис мгновенно встрепенулся, выпуская ее из объятий, только для того, чтобы повернуть к себе лицом.

— Ма cherie, больше не пытайся убедить меня, что с тобой все в порядке. Что случилось?

— Ты увидел… какая я на самом деле, — стараясь не всхлипывать, произнесла Шери. Слезы уже катились по ее щекам, капали на шелковую подушку. — Что я ничего не могу… Ни на что не способна…

— Ты всего лишь стыдлива, как и любая девушка, — ласково сказал Парис, ладонью вытирая ей слезы. — В остальном ты прекрасна. Неужели никто не говорил тебе, как ты потрясающе красива, Шери?

Она помотала головой, вымученно улыбаясь.

— Не смейся надо мной. Я тощая как скелет, и груди у меня почти нет, и еще… еще… я бледная до синевы.

Парис, к ее удивлению, тихо рассмеялся.

— Если мы решили считать недостатки, то вот я, например, слишком высокий. А еще у меня квадратный подбородок и чересчур большой нос. Кроме того, у меня скверный характер, почти нет музыкального слуха, и я всегда забываю аккуратно сложить перед сном одежду.

— Перестань! Я же не шучу…

— Я тоже не шучу, — резко перебил ее Парис. — А ты, похоже, смеешься надо мной, расписывая свои недостатки. Ты потрясающе стройная. О такой фигуре, как у тебя, мечтает множество женщин. У тебя изумительная кожа и волосы, как лунный свет. Почему же ты не хочешь просто заняться со мной любовью, придумывая дурацкие отговорки?

Шери уткнулась лицом ему в плечо. Какое-то время она всхлипывала, стараясь успокоиться, а Парис гладил ее по голове — нежно, как отец. Наконец она смогла заговорить вновь.

— Парис, это не отговорки. Не обижайся на меня, пожалуйста. Просто я в самом деле не могу… получать удовольствия, потому что… фригидна. Это правда. Больше всего на свете я не хотела, чтобы ты это узнал.

Худенькие плечи ее снова задрожали.

Парис отстранил девушку от себя и приподнял ее лицо за подбородок. Несколько секунд она смотрела ему в глаза, моргая мокрыми ресницами.

— Это полный бред, Шери, — твердо сказал Парис, не позволяя ей отвести взгляда. — Не смей больше так говорить о себе.

— Даже если это действительно так?

— А все остальное — только притворство? — Он нахмурился. — Не пытайся меня обмануть. Я целовал тебя и помню, как твое тело оживало и горело от одного поцелуя. Ты одна из самых страстных женщин, которых я знаю.

Шери не нашла, что ответить. Только отчаянно замотала головой.

— Я сказал уже, что хочу доставить тебе удовольствие, — настойчиво продолжал Парис. — Почему ты не веришь, что я знаю, как это сделать?

— Потому что я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо, — еле слышно прошептала Шери, радуясь, что в темноте не видно, как пылает от стыда ее лицо. — А со мной… ты не получишь ничего. Ничего!

Парис вместо ответа наклонился и поцеловал ее в губы, соленые от слез. Потом несколько секунд сидел и смотрел в темноту.

— Кто этот негодяй, — неожиданно спросил он, кладя ей на плечи, — из-за которого ты стала такой? Я должен это знать, чтобы исправить причиненный им вред.

Шери снова замотала головой.

— Пожалуйста… Я не хочу об этом говорить.

Он сжал зубы, и даже в сумраке было видно, как жестче обрисовались его скулы.

— Но ты должна. Тебе нужно избавиться от яда, отравляющего твою жизнь. Сделай же это! Доверься мне!

Шери молчала, и Парис подумал было, что она так и не заговорит. Однако она все-таки начала, чуть хрипловатым голосом, совсем тихо.

— Мы собирались пожениться. Его звали Уилл. Он был сыном одного из дедовских компаньонов. Мы были знакомы едва ли не с детства, он ухаживал за мной по всем правилам. Наши родители считали нас женихом и невестой лет с пятнадцати… С его сестрой Сарой я училась в одном классе…

— И что же Уилл?

— Он сделал мне предложение, я его приняла. Где-то месяца два было очень хорошо. Мы часто встречались, ходили в театр, в рестораны… Казалось, он любит то же, что и я, даже в искусстве. Мы часто беседовали о живописцах эпохи Возрождении, о прерафаэлитах… Потом я догадалась, что Сара рассказала ему обо всем, что я люблю, а Уилл ловко подстраивался.

Рука Париса, лежащая на плече девушки, была тяжела, как каменная.

— Дальше.

— А дальше мы ходили вместе по выставкам, по театрам… Но мы не были любовниками. Я считала, что с этим нужно подождать до свадьбы. Наверное, это влияние бабушки, но я всегда отличалась некоторой старомодностью. И когда до свадьбы оставалось недели две, я заночевала на квартире Уилла, и он потребовал, чтобы мы занялись любовью. Сказал, что незачем ждать и так все решено, а это поможет нам лучше узнать друг друга… Что это несовременно — отказывать жениху, что нельзя быть такой трусихой…

— И ты согласилась?

— Да… — Шери почувствовала, как в горле снова поднимается горький комок. — Я ведь любила его… то есть мне так казалось. А Уилл говорил, что это такая мелочь и можно сделать ему маленький подарок. Я согласилась, но я не знала, что это окажется настолько… неприятно. Он раздел меня и принялся тискать моя грудь. Я попросила его остановиться, сказала, что мне больно. И тогда…

— Что же тогда? — Голос Париса был странен, просто-таки преисполнен ледяного холода.

— Тогда Уилл попытался принудить меня. Он был большой и сильный мужчина. Я начала вырываться… Но Уилл стал заламывать мне руки. Я закричала, что, если он не прекратит, позову полицию, расскажу деду, сделаю все, что угодно… Уилл отпустил меня, но был ужасно зол. Он стоял голый, тяжело дышал и говорил… разные ужасные вещи. Что я фригидна, что заниматься со мной любовью — все равно что с вешалкой, что я никогда не смогу удовлетворить ни одного мужчину…

Шери услышала нечто вроде сдавленного рычания и посмотрела Парису в лицо. Он сидел белый как полотно, закусив нижнюю губу. В ответ на ее взгляд коротко кивнул: продолжай.

— Я быстро оделась, схватила сумочку и ушла. Была глубокая ночь, но я не могла оставаться в его квартире. Не могла больше видеть этого человека. Мне удалось поймать такси, но тут Уилл выскочил на балкон в одном халате и крикнул, чтобы я не глупила и вернулась. Что кроме него я не найду идиота, готового жениться на ледышке вроде меня, даже за все мои денежки. Я зажала уши и вскочила в такси… Но все равно запомнила его слова. Очень хорошо запомнила.

Помолвка была расторгнута, но я никому не объяснила почему. А дедушка сказала, что передумала. Уилл несколько раз звонил мне: то просил прощения, то ругал меня на все лады. Последний его звонок был просто насмешкой: он умолял меня прийти и попробовать еще раз, убеждал, что тогда просто потерял голову, а на этот раз он постарается, чтобы мне было хорошо.

— Он лгал, Шери, — заверил ее Парис. — Тебе не было бы хорошо с этим человеком.

— Я и не пришла. Сказала ему, что, если он позвонит мне еще раз, заявлю в полицию, что меня преследуют. Больше он не появлялся на моем пути… А всем друзьям я объяснила, что мы не сошлись характерами. Не говорить же, как оно случилось на самом деле. Это слишком больно.

В спальне повисло тяжелое молчание. Шери сидела, низко опустив голову, и светлые волосы скрывали ее лицо.

Неожиданно Парис встал, запахнул халат.

— Мне нужно выпить чего-нибудь. Принести тебе вина?

— Нет, спасибо, — покачала головой Шери. Хотя сердце ее кричало: не оставляй меня, прошу тебя, побудь со мной! Разум твердил, что это желание неисполнимо. Не сегодня, так завтра Парис непременно покинет ее. И ей останется только холод и отчаяние одиночества. Да, может быть, немного воспоминаний.