— Поздно, не так ли?
Я моргнула, отвлекаясь от текста, и подняла глаза, заметив, что Этан подходит к столу. Мое решение погрузиться сработало — я даже не услышала, как дверь библиотеки открылась.
— Да?
Я повернула запястье, чтобы взглянуть на часы, но не успела увидеть цифры, как он сказал:
— Почти три часа. Похоже, ты с головой погрузилась в работу.
Значит, прошел час с тех пор, как мы расстались. Большую часть времени я просидела на стуле скрестив ноги; меч стоял рядом, кроссовки валялись под столом.
Я почесала висок и посмотрела на книгу передо мной.
— Французская революция, — сказала я ему.
Сбитый с толку Этан скрестил руки на груди:
— Французская революция?
— Потому что мы, я, лучше поймем, что она собой представляет, к чему стремится, если узнаем, откуда она пришла.
— Ты имеешь в виду Селину?
— Иди сюда, — сказала я ему, листая книгу в поисках найденного ранее абзаца. Когда он приблизился к противоположному краю стола, я перевернула книгу и постучала пальцем по соответствующему параграфу.
Нахмурившись, он оперся руками на стол, наклонился и прочитал вслух:
— «Семья Наварра владела обширными владениями в провинции Бургундия во Франции, включая замок около Оксерра. Тридцать первого декабря тысяча семьсот восемьдесят пятого года родилась старшая дочь, Мари–Колетт». — Он взглянул на меня. — Это Селина.
Я кивнула. Селина Дезалньер, урожденная Мари–Колетт Наварра. Вампиры периодически меняли имена — одной из сложностей, связанных с бессмертием, было то, что ты переживал свое имя и свою семью. Это делало людей несколько подозрительными. Отсюда и смена имени.
Разумеется, Этан был вампиром почти за двести лет до того, как Селина зашевелилась в аристократическом чреве ее матушки, но она была членом ГС. Вероятно, он давно уже запомнил ее имя, дату рождения и родной город. Но я думала, что несколько следующих предложений, таящихся в краткой биографии давно умершего вампира, могут представлять особый интерес.
— «Мари, — продолжил он, — хотя и родилась во Франции, была тайно переправлена в Англию в тысяча семьсот восемьдесят девятом году, чтобы избежать суровых преследований Революции. Она в совершенстве изучила английский и считалась очень умной и редкой красавицей. Она была воспитана как французская кузина семьи Гренвиль, герцогов Букингемских. Предполагалось, что мисс Наварра выйдет замуж за Джорджа Герберта, виконта Пембриджа, но пара не была формально обручена. Семья Джорджа впоследствии объявила о его помолвке с мисс Анной Дюпре, но Джордж исчез за несколько часов до свадьбы».
Этан издал заинтересованный звук и посмотрел на меня:
— Стоит ли нам поспорить о том, куда девался бедный Джордж?
— К сожалению, это бесполезно во всех отношениях. И мы знаем, что случилось с Селиной, — ее сделали вампиром. Но важно то, что произошло с Анной. — Я махнула ему рукой. — Прочитай сноску.
Он нахмурился, однако, не отрывая взгляда от книги, пододвинул к себе стул. Устроился, закинув ногу на ногу, взял книгу в правую руку, положив левую на колено.
«Тело Джорджа нашли четыре дня спустя, — продолжил он. — На следующий день Анна Дюпре сбежала с кузеном Джорджа, Эдвардом». — Этан закрыл книгу, положил ее на стол и сдвинул брови. — Полагаю, ты устроила мне этот экскурс в историю высшего света Англии с определенной целью?
— Теперь ты готов к кульминации, — сказала я ему и вытащила из стопки тонкий, переплетенный в кожу томик, содержащий биографическую информацию о нынешних членах Гринвичского Совета.
Я пролистала до отмеченной страницы и прочитала вслух:
— «Гарольд Монмут, который занимает четвертую должность в Совете и служит Лектором Совета, родился под именем Эдвард Фитцуил Лайам Дюпре в Лондоне в тысяча семьсот семьдесят четвертом году». — Я подняла глаза от книги, наблюдая, как на его лице отображается понимание.
— Так, значит, она и Гарольд… что? Вместе составили заговор? Убить Джорджа?
Я закрыла книгу и положила ее на стол.
— Ты помнишь, что она сказала в парке, перед тем как попыталась нарезать из тебя филе? Что–то о бессердечных людях и о человеке, разбившем ее сердце? Давай я опишу тебе ситуацию с женской точки зрения. Ты живешь в чужой стране со своими английскими кузенами, потому что тебя тайком вывезли из Франции. Ты считаешься редкой красавицей, ты — кузина герцога и в девятнадцать лет подцепила сына виконта. Это наш Джордж. Ты хочешь его, — может, даже любишь. Тебе определенно льстит, что ты смогла его увлечь. Но стоит только подумать, что дело сделано, как благородный Джордж объявляет, что влюблен в дочь лондонского купца. Купца, Этан! В девушку, которую Селина считала намного ниже себя. Ты не испытываешь никакой особенной злобы к Анне. Возможно, даже жалеешь ее, ведь она не такая, как ты. — Я поставила локти на стол и подалась вперед. — Но ты не испытываешь жалости к Джорджу, который мог иметь тебя всю — красоту, благородство. А он отталкивает тебя ради лондонской швали. — Я понизила голос: — Селина никогда бы это не потерпела. И что, если, к счастью, у Джорджа есть старший кузен тридцати семи лет, увлекшийся нашей дорогой Анной, которой лишь шестнадцать лет? Между тобой и Эдвардом происходит разговор. Обсуждаются взаимные цели. Планы составлены, и тело Джорджа находят в лондонских трущобах.
— Планы составлены, — повторил Этан, кивнув, — и два члена Совета имеют в прошлом убийство. Совета, освободившего Селину, несмотря на то что она натворила в Чикаго.
Я кивнула в ответ:
— Зачем трудиться и наводить на членов Совета чары или полагаться на свое очарование, напрягаться, когда есть общая история? Если вас объединяет вера в то, что люди — товар одноразового использования?
Этан посмотрел на стол, видимо обдумывая услышанное. Вздох, затем он посмотрел мне в глаза:
— Мы никогда не сможем это доказать.
— Знаю. И я думаю, что эта информация не должна выходить за пределы Дома, пока не будем уверены, кто наши друзья, а кто — враги. Но мы можем спрогнозировать ее ближайшие действия, понять, куда она пойдет и кто ее друзья. Это неплохое начало.
Я окинула взглядом стол, заваленный книгами, открытыми записными книжками, ручками с колпачками, — найденный клад информации, ждущий, чтобы его изучили.
— Я знаю, как искать в архивах, Этан. В этом своем умении я не сомневаюсь.
— Жаль, что твой лучший источник тебя ненавидит.
Эти слова заставили меня улыбнуться.
— Можешь представить лицо Селины, если бы я позвонила ей и предложила посидеть со мной? Сказала бы, что хочу взять у нее интервью.
Он хмыкнул:
— Идея с прессой могла бы ей понравиться. — Он бросил взгляд на часы. — И кстати, о прессе: Мастера будут здесь с результатами своих изысканий в течение часа.
Не лучшее известие — мне придется снова столкнуться с Морганом, но я понимала, что это необходимо.
— Я надеялся сохранить все в тайне, но мы явно достигли рубежа, когда следует взять на борт других Мастеров. — Он прочистил горло, неловко поерзал в кресле, затем поднял на меня ледяные зеленые глаза. — Я не буду спрашивать, что произошло в доме твоих родителей между тобой и Морганом, но ты нужна мне там. Не говоря о твоей должности, ты была свидетельницей встречи с Бре–кенриджами и их обвинений.
Я кивнула — необходимость моего присутствия была очевидна. Но я отдала ему должное за дипломатичность:
— Знаю…
Этан кивнул, снова взял книгу по истории и начал листать страницы. Я подумала, что он собирается ждать в библиотеке их приезда, и устроилась на стуле поудобнее, испытывая неловкость от его соседства. Поскольку он был занят делом, я вернулась к своим записям.
Минуты шли мирно. Этан читал, составлял стратегии, планировал, или что он там еще делал по другую сторону стола, и время от времени печатал на «блэкберри», который достал из кармана, а я тем временем продолжала листать книги по истории в поисках дополнительной информации о Селине.
Я приступила к главе о наполеоновских войнах, когда почувствовала взгляд Этана. С минуту я держала глаза опущенными, потом сдалась и посмотрела на него. Его лицо было непроницаемым.
— Что?
— Ты — ученый.
Я вернулась к книге.
— Мы это уже обсуждали. Пару ночей назад, если помнишь.
— Мы говорили о твоем социальном дискомфорте и о любви к книгам. Не о том, что ты провела больше времени с книгой в руке, чем со своими соседями по Дому.
Дом Кадогана был явно полон шпионов. Кто–то докладывал о наших занятиях тому, кто угрожал Джейми, и кто–то явно докладывал о моей деятельности Этану.
Я смущенно пожала плечами:
— Мне нравится заниматься исследованиями. И ты регулярно указываешь мне на мое невежество.
— Я не хочу видеть, как ты прячешься в этой комнате.
— Я делаю свою работу.
Этан уставился в книгу.
— Я знаю.
В комнате снова стало тихо, пока он не поерзал на стуле, — дерево скрипнуло, когда он поменял позу.
— Эти стулья жутко неудобные.
— Я пришла сюда не за удобством. — Я подняла глаза и одарила его хищной ухмылкой. — Ты можешь работать у себя в кабинете.
Я пока что лишена этой роскоши. Пока.
— Да, мы все взбудоражены твоим трудолюбием.
Я закатила глаза, уязвленная массой тонких оскорблений.
— Я понимаю, что у тебя нет уверенности в моей рабочей этике, Этан, но, если ты хочешь сочинять оскорбления, может, займешься этим в другом месте?
Его голос был бесстрастным и спокойным:
— Я не сомневаюсь в твоей рабочей этике, Страж.
Я отодвинула стул и обошла стол, подходя к куче книг на другом конце. Покопалась в стопке, пока не нашла нужный текст.
— Меня могли бы одурачить, — пробормотала я, листая содержание и проводя большим пальцем по алфавитному списку.
— Я не собирался, — легко ответил он. — Но ты такая… Что ты мне однажды сказала? — Он взглянул вверх, отсутствующе уставился в потолок. — А, что меня легко уязвить? Что ж, Страж, это у нас общее.
Я выгнула бровь:
— Так, значит, в разгар кризиса, имея зуб на Селину и на Брекенриджей, ты пришел сюда, чтобы вывести меня из себя? Очень мило!
— Ты ничего не поняла.
— Кто бы мог подумать, — пробормотала я.
— Я считаю ужасным, — произнес Этан, — что твоя жизнь могла быть такой.
Обычно мы избегали темы моей диссертации, маячившей докторской. Того факта, что по его воле меня исключили из Чикагского университета, после того как он сделал меня вампиром. Для меня, а значит, и для него было лучше не зацикливаться на этом вопросе. Но то, что он оскорбил мои занятия, означало новый уровень притязаний.
Я взглянула на него, опираясь ладонями на стол:
— Что это значит?
— Допустим, ты закончила бы диссертацию и получила должность преподавателя в каком–нибудь гуманитарном колледже. Что дальше? Ты бы купила коттедж и поменяла коробчонку на колесах, которую называешь машиной, и провела бы большую часть жизни в крошечном кабинете, обсасывая старомодные литературные метафоры.
Я выпрямилась, скрестила руки на груди и была вынуждена сделать паузу, чтобы не наброситься на него. Я сдержалась только потому, что он — мой босс.
Тем не менее мой голос был ледяным:
— Обсасывая старомодные литературные метафоры?
Его выгнутые брови бросали мне вызов.
— Этан, это была бы спокойная жизнь, я знаю. Но она была бы полной. — Я взглянула на свою катану. — Может, чуть менее увлекательной, но полной.
— Чуть менее увлекательной?
Его тон был так саркастичен, что я поразилась и приняла его за высокомерие вампира, не способного поверить, что обычная человеческая жизнь может быть хоть сколько–нибудь стоящей.
— В архивах происходят волнующие вещи.
— Например?
Думай, Мерит, думай.
— Я могу распутать литературную тайну и найти пропавшую рукопись. Или в архиве могут быть привидения, — предположила я, пытаясь придумать что–то более соответствующее его компетенции.
— Впечатляющий список, Страж.
— Мы не можем все быть солдатами, превратившимися в Мастеров вампиров, Этан. — И слава богу. Его одного более чем достаточно.
Этан сел прямо, переплел пальцы и посмотрел на меня:
— Моя точка зрения, Страж, такова: в сравнении с этим миром и новой жизнью твое человеческое существование было бы ограниченным. Это была бы непритязательная жизнь.
— Это была бы жизнь, которую я выбрала сама.
Надеясь покончить с данной темой, я закрыла книгу, которую якобы читала. Взяла ее и еще парочку и пошла к полкам ставить на место.
— Твоя жизнь была бы потрачена даром.
К счастью, я стояла лицом к полкам, когда он выпусти эту стрелу. Не думаю, что он бы оценил то, как я закатила глаза, и сопутствующую мимику.
— Не можешь не засыпать меня комплиментами, — сказала я. — Я уже помогла тебе познакомиться с моим отцом И с мэром.
— Если ты полагаешь, что наше взаимодействие на прошлой неделе этим исчерпывается, ты заблуждаешься.
Услышав стук отодвигаемого стула, я замерла, положив руку на переплет книги о французских обычаях употребления алкоголя. Я подвинула книгу, выровняв ее относительно остальных, и легко произнесла:
— И ты опять меня оскорбил, что означает, что мы вернулись на прежний курс.
Я взяла следующую книгу из стопки, изучая нумерацию полок, чтобы вернуть ее на место.
Другими словами, я очень, очень пыталась не думать о шагах позади меня и о том, что они приближались. Однако не ушла с его пути.
— Я считаю, Страж, что ты больше, чем женщина, которая прячется в библиотеке.
— Гмм, — небрежно протянула я, возвращая последнюю книгу на место.
Я знала, что должно случиться. Я слышала это в его голосе, в низких приглушенных интонациях. Я не знала, зачем ему это, с его явно противоречивыми чувствами ко мне, но это была прелюдия к соблазнению.
Один шаг, и он очутился рядом со мной, его тело позади моего и губы на моей коже под ухом. Я чувствовала теплоту его дыхания на шее. Его запах — чистый, мыльный, до неловкости знакомый. Насколько желание тревожило меня, настолько хотелось утонуть в нем, позволить ему обнять себя.
Частично это была генетика вампира и то, что он изменил меня: эволюционировавшая связь между Мастером и вампиром. И все же дело было намного проще.
— Мерит!
В том, что мы — мужчина и женщина.
Я покачала головой:
— Нет, спасибо.
— Не отрицай: я этого хочу и ты тоже.
Он произнес эти слова с неправильной интонацией, раздраженно. Это были не слова желания, а обвинение. Будто мы боролись с влечением и оказались недостаточно сильными, чтобы сопротивляться, и из–за этого попали в затруднительное положение.
Но если Этан и боролся, то не сопротивлялся. Он наклонился, обняв меня за талию и прижавшись ко мне, провел зубами но чувствительной коже шеи. У меня вырвался вздох, глаза закатились… Вампирша внутри меня заволновалась, поддавшись акту доминирования. Я попыталась вынырнуть из охватившего меня вожделения и сделала ошибку, повернувшись и оказавшись с ним лицом к лицу. Я собиралась устроить ему взбучку или послать к черту, но он отлично воспользовался изменившимся положением.
Этан придвинулся ближе, упираясь руками по обе стороны меня, вцепившись пальцами в полки, прижимаясь всем телом и пристально глядя изумрудными глазами. Поднес руку к моему лицу, погладил нижнюю губу большим пальцем. Его глаза стали серебряными — верный признак голода и возбуждения.
— Этан, — нерешительно произнесла я, но он покачал головой, уставившись на мои губы, потом его глаза закрылись. Он прижался еще сильнее, губы легко коснулись моих. Дразня, намекая, но не целуя. Мои веки упали, его руки оказались на моих щеках. Его дыхание стало отрывистым и напряженным, когда его губы оставили след на мне, покрывая поцелуями закрытые глаза, щеки — все, кроме губ.
— Ты нечто намного большее…
Эти слова погубили меня, запечатлели мою участь. Моя сердцевина растаяла, тело затрепетало, руки–ноги ослабели в ответ на его старания возбудить, добиться согласия.
Я открыла глаза и посмотрела на него, когда он отстранился, глядя на меня широко открытыми, настойчивыми, исступленными зелеными глазами. Он был так красив, в его глазах так ясно читалось желание… Золотистые волосы обрамляли лицо — эти невероятные скулы, рот, который мог соблазнить и святую.
— Мерит, — хрипло произнес он и прижался лбом к моему, спрашивая согласия, моего разрешения.
Я не была святой.
Широко открыв глаза, приняв решение и отметая последствия, я кивнула.