Ваниль и Корица. Fairytale

=== 36. Она ===

Проснулась я от дикой головной боли, разрывающей голову на куски.

Это было мое самое худшее утро.

На самом деле, вчера, когда я ложилась спать, мне казалось, что после того как я пересплю со своими мыслями, с тем ужасом, который произошел в моей жизни, все более-менее разгладится и я пойму, что делать дальше. Мне просто станет легче.

Но этого не произошло. Белый день будто бы оголил мою душу. Голова болела не от алкоголя, который я выпила на вечере, нет. Она болела от осознания того, кем я стала, а может, и являлась всю свою жизнь. Человеком, способным позволить себя унизить, тем, кем легко пользоваться. И казалось, что об этом знают все. Все. Все просто проснулись сегодня, зная, что я такая. Что мной воспользовались, а потом выкинули подобно ненужной обертке от вкусной, мимолетно съеденной конфеты.

Мне не хотелось вставать.

Зачем? Зачем вообще это делать?

Мне не хотелось никого видеть. Не хотелось общаться. И я была благодарна за то, что сегодня выходной день. Мне не надо было никуда идти, можно было вообще не выходить из комнаты, а просто медленно умирать в ней наедине с самой собой.

— Натуля!!!

Услышав это, я едва не задохнулась от боли.

— Ты что не встаешь? — заглянула в мою комнату мама. — Уже так поздно. Давай подымайся!

Пытаясь утонуть в одеяле, я молча кивнула.

— Может быть, мы сегодня с тобой по магазинам… поездим?

Все что я смогла это опять-таки неопределенно помотать головой.

— Иди завтракать!

Мне повезло, что мама, видимо, решила не вдаваться в подробности, куда делась моя способность говорить, иначе я даже не могла представить, чем это могло кончиться.

На самом деле, мне не хотелось вылезать из кровати, куда-то идти, просто спускаться на этаж ниже, так что про магазины я даже не думала. Мне хотелось только одного. Чтобы меня не трогали. Чтобы я дожила свою жизнь, а никто и не заметил.

Еле-еле заставив себя выбраться наружу из своего кроватного кокона, я почувствовала, что мне стремительно становится хуже. Я будто бы вышла из-за защищающего меня ото всех щита, и теперь… теперь окончательно беззащитна.

Не переодев свою ночную пижаму, я заставила себя спуститься вниз.

За столом сидела мама, листая по обыкновению очередной модный журнал. Возле нее крутилась наша кухарка, выполняющая все самое полезное в нашем доме: готовку еды, уборку, стирку, глажку и так далее.

— Здравствуйте! — поздоровались со мной.

Молча кивнув в ответ, я села на свое место.

В это время мама отложила журнал.

— Что-то ты сегодня немногословна.

Видимо, ее развеселило, что в ответ на это я лишь пожала плечами.

— Папа сказал, что кое-кто пил шампанское! — усмехнулась она, внимательно рассматривая меня.

От одного упоминания о вчерашнем вечере у меня заслезилось в глазах.

Папа. Папочка.

— Видимо… это последствие, — продолжила мама.

— А где… папа?

— Да он уже уехал. У него там какая-то очередная встреча.

— М-м-м…

— Ну что? Голова, что ли, болит? — поинтересовались у меня.

Согласно кивнув, я подставила под подбородок ладонь, чтобы иметь дополнительную точку опоры.

— Ну выпей таблетку.

Не поможет.

В разрез со своим мнением, я дала согласие на обезболивающее.

— И сколько же ты там выпила? — для моей мамы это было в новинку.

Я никогда не позволяла себе напиваться. Да мне попросту и не хотелось этого. Нет, я была совершенно адекватной и относилась к алкоголю нормально. На тусовках, на которых, в принципе, не обойтись без этого я всегда с удовольствием пробовала что-нибудь из предложенного гостям, но… напиваться в «стельку», как бывало делали мои друзья, мне не хотелось. Я периодически ругала за это Юлю, но как не сложно было догадаться, она плевала на все мои упреки и в отличие от меня отжигала по полной.

— Спасибо.

— Видимо… мы никуда не поедем? — едва заметно нахмурилась она.

— Видимо, нет… — поднявшись со своего места, так и не прикоснувшись к завтраку, я решила вернуться к себе.

— Ну… — раздалось позади меня, когда я уже начала подниматься по лестнице. — Ла-а-адно. Приходи в чувство.

— Ага.

Еле добравшись до комнаты, я устало рухнула на кровать.

Черт. Черт. Черт. Не сумев сдержаться, я заплакала, стараясь заглушить свои эмоции в одеяле, чтобы, не дай бог, кто-нибудь меня услышал.

Более-менее успокоившись, я, не зная, что еще делать, от безделья зашла в социальную сеть, хоть и догадывалась, что делать этого не стоит.

К этому времени папка с новыми сообщениями уже разрывалась от вопросов любопытной Юлии, которая сто раз поинтересовалась одним и тем же, а именно, как же я провела вечер и не собираюсь ли выходить замуж?

Моментально вспомнив о том, как закончился наш разговор, я испытала сильное головокружение. Меня затошнило. И мне стало так невыносимо больно от того, что я не могу открутить время назад, исправив свои ошибки, что, отбросив телефон подальше, решила, больше не подходить к нему.

Запутавшись в одеяле, я в прямом смысле вперилась в окно, нависшее надо мной, и принялась изучать серые облака, печально проплывающие над домом.

Периодически я плакала. Плакала от боли. От обиды. От одиночества. От страха перед тем, что я не смогу забыть этот позор, что я не смогу его пережить.

Я плакала из-за того, что оказалась ненужной. Ненужной. Я была не нужна ему. С самого начала. Все что проскальзывало между нами… его объятья, его поцелуи, его взгляды… все это было ложью.

Лежа на спине, прикрывая ладонями рот, я беззвучно плакала, не в силах заставить себя выкинуть из головы воспоминания о тех моментах, когда мне, на самом деле, казалось, что у нас может что-то получиться.

Как так? Разве это справедливо? Я влюбилась в него. Я влюбилась впервые жизни. Я же давно поняла это. Но почему, почему то чувство, что возникло внутри меня, не оберегли, не приняли, не забрали с трепетом себе, а отшвырнули, растоптали и перепачкали с грязью?

Самое ужасное было, что при всем этом… его не уничтожили. От этого у меня вновь закружилась голова. Я готова была кричать о том, что ненавижу этого человека, но внутри мебя тихий-тихий голос шептал, что… что мне было хорошо с ним.

Зазвонил телефон. И я сбросила Юлю, после чего включила запрет на входящие вызовы. Меня не было для этого мира. Меня не существовало ни для кого, тем более, для подруги.

Я не хотела, не хотела общаться с ней. Я не хотела рассказывать ей о том, что со мной произошло. Ведь… я не такая. Я не могла позволить сотворить такое с собой. Юлия не должна была узнать об этом. Иначе… я просто была уверена в этом, что она разочаруется во мне, что она… естественно поддержит меня, а внутри себя подумает: «Как же глупо ее развели, надо же быть такой дурой».

Мне было стыдно. Мне было отвратительно. И я поняла про себя, что не стану делиться с этим ни с кем. Никогда.

В середине дня вернулся домой папа.

Он ненадолго зашел в мою комнату, опешив, что я до сих пор в пижаме, но… видимо, поговорив с мамой, решил не особо приставать ко мне.

Так я и провела весь день. При этом забыв пообедать.

Под вечер, продолжая лежать на кровати, слушая слезливые песни о разбитых сердцах, через наушник, я услышала, что кто-то заходит ко мне в комнату.

— Ну как ты? — присела возле меня мама.

Не зная, как себя вести, я просто-напросто пожала плечами.

— Что-то тебя совсем развезло. Папа сказал, что лично при нем ты не особо много пила.

Кашлянув, чтобы вернуть себе пропавший голос, я произнесла:

— Все нормально. Просто… нет настроения, — отвела я взгляд в сторону.

— Ну ладно… а то смотри, может… посмотрим что-нибудь по телевизору?

— Голова болит, — отказалась я от этой идеи.

Подняв ладонь ко лбу, я демонстративно поморщилась.

— Ну уж на завтра пройдет, — улыбнулась мама. — Это все твой… как его зовут? Папа пожаловался, что вы встретили там твоего знакомого. Он удивлен, что тот работает в приличном месте.

— Что? — нахмурилась я.

— Я о том мальчике…

— Мам… я устала, — это единственное, что пришло мне в голову.

— Он тебя споил, что ли? — рассмеялась она. — Папе он не нравится!

— Прекрати!

— Он, например, возмущен тем, что ты наврала насчет того, что больше не общаешься с ним. Ему даже сказали, что этот молодой человек вроде провожал тебя до…

— Мама! — перебила я ее.

— А?

— Оставь меня, пожалуйста! — посмотрела я ей в глаза.

— Ты не заболела ли часом? — нахмурилась она. — Глаза сильно красные.

— Нет.

Больше не услышав от меня ни единого слова, она медленно вышла, закрыв за собой дверь.

Я же, оставшись наедине со своей любимой кроватью, крепко обняла единственного мужчину, который ни разу не предавал меня, и попыталась заснуть.

Но все-таки скопившийся за весь день голод не позволил этого сделать. Оставив зайца в постели, я пробралась на кухню и, по возможности не шумя, заставила себя немного покушать.

Впоследствии погрузившись в беспокойный сон, я покончила с этим днем, надеясь на то, что в следующем мне станет лучше.

Это было ошибкой. Очередной моей ошибкой. Воскресенье ничем не отличалось от субботы. Разве что сегодня у меня не было должного оправдания для того, чтобы меня не трогали. Поэтому было сложно прятаться от родителей, которые периодически хотели со мной пообщаться.

Мне даже пришлось застелить кровать. И даже переодеться. Но на этом мои силы закончились. Пропустив завтрак, заменив его на одну кружку черного кофе, я не желала выходить из своего кокона, вновь погрузившись в минорную лирику и периодически листая паблики с грустными любовными цитатами. Это единственное… что мне оставалось.

Через пару часов я поняла, что вывешивать подобное на всеобщее обозрение мне не хочется, но внезапно мне захотелось написать что-то свое.

«Бывает… ты отдаешь самое дорогое, а человек, посчитав это дешевкой, топчет и уничтожает доверенное. Бывает. Ужасней всего, когда это твое сердце».

В этот момент я почувствовала себя великим мыслителем. И даже улыбнулась. Почему? Не знаю.

Сообщения от Юли продолжали приходить, но у меня пока не было сил для общения.

Закрыв ноутбук, я стала дожидаться вечера, когда можно будет вновь разобрать кровать и спрятаться от всех под одеялом.

Однако, как оказалось, я запамятовала спуститься не только на обед, но и на ужин, а это уже вызвало у моих родителей вспышку заботы и непонимания.

Видимо, поэтому, они оба возникли передо мной.

— Наташ… что происходит? — в этот раз тон мамы был посерьезней, чем до этого.

— Ничего, — пожала я плечами.

— Ты опять за свое? — удивилась она. — Второй день уже. Вроде как все должно пройти.

— Хватит маяться дурью. Иди ешь, — вторил ей папа. — Что за ерунда?

От их нагоняев мне стало только хуже. Но пришлось подчиниться. Иначе начался бы скандал, а мне не хотелось в подобном участвовать.

Еле-еле вместив в себя пол порции ужина, я, кажется, пропустив за едой все вопросы, обращенные в мою сторону, вернулась обратно.

За окном была темень. Было слышно, как стучит по крыше дождь. В теплой комнате мне было уютно и тепло… но одиноко и больно.

Во мне вновь что-то произошло. Что-то погасло. И вновь выступили на глазах слезы. И вновь нахлынули воспоминания. И вновь… вновь в моих мыслях был только он.

От этого стало тошно. Неужели я никогда не избавлюсь от мыслей о нем?

Как мне было тоскливо. Я готова была завыть. И почему-то захотелось сделать себе больно. Почему-то я решила, что от этого полегчает. Просто… боль же перейдет из сердца туда, где возникнет новая рана.

Перед моими глазами возникли страшные картины порезанных вен и… это вызвало во мне столько… отвращения. Мне стало противно от самой себя. Да чего я докатилась? Сумасшедшая.

Ударив себя по голове, я почувствовала, как меня шатает. Воздух! Свежий воздух! Я приоткрыла окно.

Но меня затошнило. И я поняла, что это не придурь. Меня действительно тошнило, видимо, от потери сил.

Добравшись до туалета, я морально позволила себе облегчить свою боль и страдания, но в этот момент спазм прошел. Блин. А ведь… мне захотелось.

Засунув два пальца себе в рот, кажется, добравшись при этом до самой глотки, я принялась провоцировать повторное желание. В этот момент я хотела, чтобы меня вытошнило. Просто… я хотела… чтобы произошло хоть что-то.

Безрезультатно. Да. Мне стало больно. Я почувствовала, как раздражается желудок. Еще два-три спазма и… зачем? Зачем себя мучать? Ты совсем поглупела?

В этот момент я услышала, как от сквозняка окно закрывается самостоятельно, и даже хлопает дверь в мою комнату. Это почему-то сбило меня с мыслей. В голове вообще ничего не осталось, кроме ощущения… что я полная дура.

Поднявшись с колен, я вымыла руки и вернулась на кровать.

Кошмар. Кошмар.

Надо просто заснуть. Просто лечь спать.

И вновь надо было просыпаться, ведь наступил понедельник. А мне стало хуже. Организм был измотан, и я просто не могла заставить себя подняться с кровати.

Смотря в окно, я поняла, что не пойду сегодня на учебу. Нет. Не хочу.

— Наташ? Ты дома, что ли? — удивилась мама, зайдя в мою комнату. — А я думала… возьму твой ноутбук. А почему ты… не на парах?

— Да… отменили, — махнула рукой, еле-еле принимая вертикальное положение. — Оу!

Меня качало.

— Что-то мне… — прижав руку ко лбу, я пыталась остановить дыхание.

Головокружение возникло из-за голода. Я понимала это. Надо было поесть. А то стало бы еще хуже.

— Что с тобой? — не позволив мне выйти из комнаты, спросила мама. — Что происходит уже третий день!? Ты мне ответишь наконец-таки или нет?

Я подняла на нее взгляд.

— Нет.

Обойдя ее стороной, я начала спускаться по лестнице.

— Ну и дура!

Фраза мамы заставила меня резко остановиться.

Она очень редко позволяла подобное. Обычно меня задевал папа. Мама же всегда была на моей стороне. А теперь? Но я не могу с ней говорить. Я… я никогда в жизни не смогу рассказать ей о том, что со мной произошло. Никогда.

Она наблюдала за мной со стороны. Я ловила на себе внимательные взгляды. Она смотрела за тем, как я, морщась, ем, лишь бы набить пустой желудок, как я пью чай, чтобы взбодрить голову.

Она проводила меня взглядом наверх, когда я безмолвно возвращалась к себе.

Закрыв дверь, в который раз проигнорировав Юлю, я завалилась на кровать, прижав к лицу морду своего любимого зайца. И заснула.

А проснувшись… поняла, что все. Что мне надоело. Что мне надо было начинать бороться за себя. Все. Хватит. Как? Почему эти мысли возникли в моей голове именно сейчас, я не знала. Но я просто поняла, что мне трудно, но пора кончать хандрить… иначе я вгоню себя в такую депрессию… что выбраться из нее будет в миллион раз труднее.

Три дня слез. Хватит! Хватит себя доводить. Надо же продолжать жить. Даже с болью в сердце, но надо. В конечном итоге… я все равно его забуду. Я не покончу с собой из-за него. Я не променяю свою жизнь на вечное страдание из-за него. Он никто… чтобы я лишала себя счастья. Я буду счастлива. Мне надо было, и я пообещала себе это.

Я намеревалась завтра пойти на учебу… да… объясняться с Юлей будет сложно… но я была уверена, что смогу подобрать слова для лжи. Тем более… зная меня, она легко поверит обиженной, допустим, задетой тем, что принц не обратил на нее внимания, девочке-дурочке, и, махнув рукой, предпримет все, чтобы повысить мне настроение. А ведь именно это мне и нужно было.

— Наташ, — перед сном в мою комнату вошла мама.

Кстати, до этого у меня состоялся грандиозный скандал с отцом, который был в гневе, узнав, что я пропустила учебу, за которую он платит.

В связи с этим я была обижена на мать, выдавшую меня, и не особо хотела общаться.

— Поговори со мной, пожалуйста.

— О чем? — перекрестив на груди руки, спросила я, всем своим видом показывая, что не желаю ее видеть в своей комнате.

— Я не понимаю… что происходит?

Молча пожав плечами, я опустилась на кровать.

— Тебя, что ли…кто-то обидел? — встав рядом со мной, поинтересовалась она.

Для таких вопросов было слишком рано.

— Блин, — прижав пальцы к глазам, я смахнула с них слезы. — Нет… с чего ты взяла?

— С того что у тебя поведение соответствующе… мне надо… мне надо что-то знать?

Я покачала головой.

— Ты уверена?

Я была признательна ей за заботу, но… как? Как мне поделиться всем этим с ней? Никак.

— Все нормально. Просто… осенняя депрессия, — да уж, отличный аргумент.

— Мне надо понять… не натворила ли ты что-то нехорошее.

Я подняла на нее испуганный взгляд. И она увидела мои слезы.

— Ты о чем? — дрогнул мой голос.

Я была в ужасе от ее намеков. Как? Как она могла… догадаться? Узнать?

— О том что может произойти… в твоей жизни, — приподняла она бровь. — Я вчера заходила к тебе и кое-что видела.

— А? — ввела она меня в ступор. — Что?

— У тебя что-то было с… кем-то?

— Что? — окончательно опешила я.

— То что привело к каким-то последствиям.

Мы молча смотрели друг на друга.

— Ты точно не хочешь рассказать мне о чем-нибудь? О том что в будущем повлияет на нашу жизнь? О глупости, которую ты могла совершить, хоть тебя предупреждали? Если что…

— Мам… ты что? — не выдержала я.

— Вчера… — она зачем-то указала на мой туалет. — Я не знаю… чем ты занима…

— Мам!!! — выкрикнула я, поднявшись с кровати.

В этот момент, я поняла, что дверь тогда хлопнула не случайно, не от сквозняка. Она видела то, как я вызываю рвоту и… поняла все не так.

— Ты с ума сошла? — я была в ужасе от того, что она придумала. Инстинктивно проведя рукой по своему животу, не выдержав, поморщилась. — Нет, конечно! Ты что? Нет! Нет!

— Нет? — переспросила она.

— Не-е-ет! — замахала я руками. — Тьфу-тьфу-тьфу! Ты что обо мне думаешь?

— Фух!

Фух? Серьезно? Я действительно это услышала?

— Ты просто… меня напугала, если честно, — заметно расслабилась мама. — Особенно учитывая твоего отца, который любит рассуждать о всякой ерунде.

— Ага? — ошарашенно кивнула я. — Ты его больше слушай.

— Тогда… что такое? Ты отравилась, что ли? Я не понимаю.

— Отравилась? — поморщилась я. — Ну… да… на самом деле… — от испытанных шоковых эмоций я впервые за три дня почувствовала себя человеком. — Нечто подобное…

Мне просто отравили сердце.

— Это как понять?

— Никак! — рявкнула я. — Никак не понимать! Все! Все у меня будет нормально! Только не надо… придумывать лишнего! — потребовала от нее.

— Хорошо! Но…

— Без всяких «но»! — запротестовала я.

И в этот момент в комнату вошел папа:

— Спустись вниз. К тебе там пришли… — посмотрел он в мою сторону.