— Тревога! — закричал кто-то, и сразу в зале-спальне зажегся свет, и Рада отпрянула от Алимгафара, с ужасом оглядываясь вокруг. Теперь на свету стали видны ложи и многочисленные зрители, спешащие к выходу. Только задержавшаяся в дверях Наташа увидела, как девушка метнулась к парню и, выкрикнув что-то гортанное, с размаху ударила его по щеке.
Алимгафар отшатнулся и, зацепившись каблуком за край помоста, на котором стояла кровать, рухнул как подкошенный
— Ха-ха-ха! — истерично засмеялась Рада. — Ха-ха-ха!
Больше Наташа задерживаться не стала — ей совсем не было жалко Альку: поделом! Может, эта пощечина пробудит его от убогого сна Аралхамада?
Она поспешила следом за посвященными: лучше ей быть в курсе основных событий. А событие и вправду было неординарным: от солнцепоклонников кто-то бежал.
Наташа наблюдала со стороны, как отдавал распоряжения всемогущий маг: толково, без суеты. Наверху, среди нормальных людей, он наверняка стал бы неплохим полководцем, а здесь, в своей игрушечной стране, он мог только снарядить погоню за смельчаком. Или смельчаками?
Взбудораженные, разгоряченные солнцепоклонники слышали лишь себя, свое небольшое происшествие раздувая до масштабов мировой трагедии, так что никто из них не обратил внимания на далекий глухой гул. Казалось, он шел из самого сердца земли, ей стало не по себе, и она решила вернуться в комнату Адониса, ведь своей у неё не было. Как раз в этот момент в неё пожаловал и сам хозяин.
Она уже знала: верховный маг посылает его в погоню. Уже выяснилось, беглецов двое. Каким образом они смогли договориться, не знал никто. Когда-то, пять лет назад, они вместе искали сокровища Аралхамада, но потом тот, что работал на самой тяжелой работе, на нижнем этаже, объявил бывших товарищей предателями и больше с ними никогда не общался. Удивлял побег Аполлона — так звали этого ничтожного — именно с Батей, много месяцев не покидавшим мастерских. Иными словами, не виделись они больше четырех лет! Как беглецы сумели договориться, как узнали, что именно сегодня снимался барьер?
Верховный маг уединился в своих покоях, отослав прочь Рогнеду, тщетно пытавшуюся остаться подле него. Ему надо было подумать, его первоначальные версии отпадали одна за другой, пока не осталась последняя: помог беглецам Алимгафар! Только он один изредка общался с Батей. Только он разговаривал с Аполлоном — теперь маг понимал, что его "чистосердечное раскаяние" было мнимым. Откуда о сегодняшнем дне узнал Алимгафар? Мало ли, может, подслушал: мальчишка свободно мог войти в любое помещение или, наоборот, не войти, задержаться за дверью… В любом случае Саттару-ака было больно об этом думать. Неужели он ошибся в своем любимце? Тот, кому он вылепил не только мозг, а и совершенную фигуру!
Если подозрение подтвердится, всемогущий дал себе слово так наказать ослушника, чтобы все содрогнулись. И никогда впредь чтобы никто не допустил подобного в страхе того, что за этим последует.
Сейчас маг ждал посланцев, чтобы вручить им ампулы с ядом — гневными слезами самого Бога Арала. Опущенные в них иглы в один момент становились смертоносными, и достаточно было лишь слегка коснуться ими тела человека, как его бессмертная душа отправится из тела к праотцам!
Тот, кого маг ждал, одевался в своей комнате неторопливо и основательно, в странную, по мнению Наташи, одежду: тонкое, обтягивающее тело шерстяное трико, мягкие черные сапоги и черный скрывающий лицо до самых глаз капюшон, который, впрочем, он тут же снял и сунул его за широкий кожаный пояс с многочисленными кармашками — в них Адонис сложил какие-то металлические звезды, тонкие ножи, приторочил кинжал в небольших ножнах…
— Ты в черном, а на улице, говорят, идет снег, — заметила Наташа.
Он не стал спрашивать, кто ей это сказал, а лишь улыбнулся её оговорке "на улице" и пояснил:
— Мы возьмем с собой белые маскировочные халаты, не беспокойся!
— Тебе не по себе? — спросила Наташа; они разговаривали как супруги, много лет прожившие вместе.
Адонис присел рядом с ней на кровать.
— Что-то случилось со мной, — признался он откровенно, — такое чувство, будто добровольно иду на заклание. Я всегда думал лишь о жизни, а сегодня заглянул в глаза смерти.
У неё не было слов утешения, потому что чувствовала Наташа то же самое: они больше никогда не увидятся.
— Это ожерелье, — сказал он, — ты оставь себе, оно тебе очень идет… И бойся мага: старик что-то задумал, раз отсылает меня.
— Я буду осторожна, — пообещала она и добавила: — Что бы ни случилось, если останусь жива, буду всегда тебя помнить.
— Значит, ты не сердишься? — взгляд его загорелся. — Милая моя, может, ещё не все потеряно? Раз ты даешь мне надежду… Я вернусь! Через неделю, в это же время, откроется проход, и мы сможем обнять друг друга!
Он, прощаясь, прильнул к её губам и стремительно вышел за дверь.
Проводив группу погони, всемогущий маг решил заняться выяснением причастности к побегу Алимгафара и пригласил его к себе… Собственно, для приглашения к магу посвященных никто из них не имел права интересоваться причиной, тем более посвященный первой ступени. Достаточно было приказать ему прийти, и он подчинялся беспрекословно.
Наученный самим магом скрывать от других свои чувства, Алимгафар внешне выглядел бесстрастно, внутри же его бушевал огонь. Начни всемогущий как и прежде, по-отечески, с любовью расспрашивать его — юноша выложил бы ему все. Но маг был ослеплен злостью на своего любимца — даже предполагаемое его предательство выводило всемогущего из себя, где уж тут выказывать внимание!
Алимгафар был потрясен: он так ошибся, считая, что Рада отнесется к случившемуся спокойно! Как она обзывала его! Сколько презрения и даже гадливости было в тоне девушки! А ведь он почти полюбил ее…
Второй удар нанес юноше Батя. Как ему только что сказали, он бежал из Аралхамада вместе с Аполлоном. Неужели старик просто использовал его, вызнавая путь в сокровищницу? Продал за золото? Глаза разгорелись? Убежал без него. Теперь у Алимгафара больше нет друзей. И сам он — гнусный предатель, подло обманувший своего учителя.
— Пойдешь со мной! — сказал ему Саттар-ака: он был непривычно суров и почему-то не встречался с юношей глазами — неужели он что-то подозревает?
— В сокровищницу пойдем, — приказал Алимгафару маг, — факел с собой бери!
Саттар-ака шел впереди, прямой и строгий — даже его спина упрекала любимца: "Как ты мог?"
Они медленно спустились вниз по каменным ступеням — путь был привычным, как вдруг, войдя в сокровищницу, всемогущий отступил назад с тихим возгласом:
— Великий Бог!
Теперь и Алимгафар мог увидеть то, что поразило всемогущего. На стене сокровищницы словно бабочка, наколотая на булавку, проткнутый огромным копьем, висел мертвый Батя. Всего одной, последней ловушки он не распознал. Всего три шага не дошел до своей мечты — сокровищ солнцепоклонников.
— Батя! — взрыднул Алимгафар, на мгновение став прежним, простодушным Алькой. — Ба-тя!
У него подогнулись ноги, точно он хотел стать перед мертвым на колени. Саттар-ака по-своему истолковал эту сцену: в его глазах Батя оказывался не беглецом, чей побег был организован его любимым учеником, а обыкновенным вором. Алимгафару не пришлось бы тайком пробираться в сокровищницу. Пожелай он, и любая драгоценность могла стать его собственностью. Но юноша не был алчным — уж такой порок не остался бы незамеченным для всемогущего!
Вдруг Алимгафар опустился перед магом на колени. "Неужели все же…", — мелькнуло в голове у всемогущего, но юноша заговорил о другом:
— Прости его, учитель, заклинаю тебя своей любовью и именем великого Арала, прости! Этот человек был невежественен и простодушен, свет истинной веры не озарял его путь! Он пробрался сюда, потому что всю жизнь мечтал стать богатым, и всегда богатство уплывало от него. Прости! Позволь похоронить по-человечески, чтоб не лежали здесь, на виду у всех, его несчастные кости! Разреши ему успокоиться в могиле, как и полагается христианину. Прости, и моя преданность тебе не будет иметь границ!
— Встань, сын мой! — сурово сказал всемогущий. — Я удивлен, что ты просишь за этого вора, хотя когда-то он и был твоим товарищем. Но разве не посягнул он на имущество самого Бога? Если я однажды отступлю от наших принципов, что скажут обо мне посвященные? Что всемогущий стал слаб духом? Стал стар и сентиментален? Забыл, что посвященным должно владеть лишь одно чувство — любовь к Богу Аралу?
Вообще же маг испытывал огромное облегчение, убедившись в невиновности ученика. Потайная комната, куда он вел Алимгафара, была создана специально для случаев, когда от посвященного нужно было узнать правду. Магу не хотелось видеть своего любимца корчившимся в кресле Истины.
Юноша расстроен и не пытается скрыть своего горя, но это пройдет! То, что он просил за преступника — лишь следствие горячности, присущей его возрасту. Мертвец останется здесь. Так было заведено ещё двести лет назад великим Валтасаром…
Итак, беглец всего один. Тем более посланцы управятся быстро, а значит, и Саттар-ака должен торопиться, пока опасная пленница осталась одна!
Всемогущий ошибся. Ошиблись и воины, отправленные в погоню, ошибся посвященный пятой ступени — Адонис: беглец и не думал бежать! Он был достаточно наслышан о воинах Арала. Они были натренированы как собаки и, раз взяв след, не теряли его никогда. Правильную пословицу услышал Аполлон однажды: "Лучшая защита — нападение!" Они хотят взять след напуганного, дрожащего от страха беглеца, а встретятся с воином!
С первого до последнего дня пребывания на каторге Аполлон не переставал тренировать свое тело, не обращая внимания на насмешки других рабов, которые каждую выдававшуюся свободную минуту использовали для отдыха. Кроме того, каторжников раздражало фанатичное стремление Аполлона к чистоте. Он умывался и пытался искупаться во всякое время, если тому представлялась возможность.
Вот и сейчас, отойдя с версту от своей каторги, он сошел с тропы в девственно чистый сугроб, разделся догола и с ног до головы обтер себя снегом. Глубоко подышал, выталкивая из себя подземную пыль, и лишь тогда оделся в ненавистное рабочее одеяние. Когда он крался мимо кухни, ему повезло: он схватил с гвоздя старый женский тулупчик, а из ведра с объедками выудил наполовину съеденный кусок бифштекса и несколько недоеденных кусочков хлеба. Теперь он угнездился в сугробе, выкопав себе небольшую берлогу, и стал ждать.
Ночной лес спал, единственными звуками в нем были звуки сыплющегося с веток снега да дыхание самого беглеца. Ему было тепло, покойно, и он чуть было не заснул, когда осторожные шаги вдалеке заставили его насторожиться. Он осторожно вылез из своей норы — она мешала свободному размаху руки — и заполз за сугроб.
По тропе действительно шли люди. Трое. Они шли так осторожно, что для постороннего человека показались бы бесплотными тенями. Но Аполлон их ЖДАЛ!
В подземельях Аралхамада его зрение обострилось так, что в темноте он стал видеть лучше, чем на свету.
Аполлон возблагодарил Бога за то, что снег не переставая сыпался с небес, в момент заметая следы на тропе. Воины шли осторожно, но без особой бдительности. Они не привыкли к тому, что засады им устраивают… жертвы!
Сугроб, за которым укрылся Аполлон, высился по соседству с молодым деревцем ели. Сухой снег не держался на её гладких упругих ветвях. И что там выглянуло темное из-за темного куста, не привлекло внимания идущих. А зря. Потому что свист самодельного дротика в морозном шуршащем воздухе был неслышен, и шедший за воином Адонис удивился, когда тот, будто споткнувшись, рухнул на тропу лицом вниз. Он склонился над упавшим, и это спасло ему жизнь. Второй дротик воткнулся точно в сердце идущего следом воина.
В течение нескольких мгновений Адонис остался один на один с опасным врагом. Кто он? Неужели несчастный земляной червь, вырвавшийся на свободу? Он осторожно сполз с тропинки и тоже спрятался за молодой елкой по другую сторону тропы.
К сожалению, отлично тренированный и полностью экипированный для схватки Адонис был лишен главного преимущества — умения видеть в темноте! Лесная тьма слегка разряжалась белым снегом, но и дополнительно создавала зыбкие причудливые тени, заставлявшие замирать, вздрагивать от шуршания снега и каждый раз понимать, что тревога ложная.
Куда делся этот злой дух снежной ночи? Почему он не нападает? Страх стал закрадываться в сердце Адониса-Евгения. Страх перед возмездием судьбы. Слишком долго он жил не по-людски, позволив душе спать, а телу нежиться. Неужели он думал, что так будет вечно?
— Эй, где ты там? — крикнул он в темноту, не выдерживая выматывающего ожидания. — Иди сюда, я переломаю тебе хребет, жалкий слизняк!
Но слизняк идти не торопился. Как раз в это время он переползал тропу поодаль от залегшего солнцепоклонника, перебираясь ему в тыл.
Ожидание становилось невыносимым — что это темнеет там, впереди? Евгений вцепился в нож, приготовившись его метнуть, как в ту же минуту острая боль в спине перехватила дыхание. В голове полыхнуло и, стремительно вырвавшись из тела, его душа полетела по темному коридору навстречу свету.
Беглец смотрел на лежащего перед ним мужчину — красивый самец. Здоровый, сильный, такой и вправду переломил бы ему хребет, не моргнув глазом. Аполлон и ростом особо не выделялся, а теперь, после жалкой кормежки на каторге, вовсе выглядел тщедушным.
— Один на один мне было с тобой не сдюжить, извини, — пробормотал он и принялся раздевать мертвеца; одежду на нем самом можно было назвать так с большой натяжкой — бумажная, ни разу не стиранная рвань, она даже к телу не прилегала, а как бы сквозила вокруг него.
Одежда посвященного была не в пример чистой, приятно пахла, так что Аполлон ещё раз обтерся снегом перед тем, как её надеть. Великовата, конечно, но сразу согрела его иззябшее, изможденное тело. Сапоги ему пришлось снимать с другого убитого, с ногой поменьше.
Посланники одеты-обуты были как следует, и запаса продуктов хватило бы месяц продержаться! Аполлон обыскал их добросовестно: в дальнем пути ему все сгодится. У последнего оказался даже компас, а в боковом кармане обнаружился с десяток золотых монет.
Он оттащил трупы в сторону и кое-как присыпал снегом. За ночь так заметет, до весны не отыщутся! Он обернулся к Аралхамаду, погрозил кулаком.
— Ишь, солнцепоклонники, мать вашу!
И пошел по компасу на юг.
В Аралхамаде ещё ни о чем не знали. Наташа давно прекратила всяческие попытки мысленно пробиться хотя бы куда-нибудь за пределы подземного города. Она все чаще тосковала по дочери, вспоминала товарищей по цирку, свой дебют в аттракционе.
Стены подземелья все больше давили на нее. Вчера ей даже показалось, как мужской голос позвал её по имени: "Ольга!" Потом послышалось, что откуда-то донесся мощный гул. Правда, кроме нее, его никто не слыхал. Неужели у неё начались галлюцинации? От этих мыслей она полночи металась по огромной кровати в полусне-полуяви, а под утро вообще проснулась и больше не смогла заснуть.
Вечером, распростившись с Евгением, она вернулась в их общую комнату и полчаса снимала свое маскарадно-выходное платье. Мысленно попросив прощения у хозяина, она снова открыла его гардероб, чтобы облачиться в его майку, которая вполне сносно выглядела в качестве ночной сорочки, и достала тот же японский, халат с драконом на спине.
И вот когда она лежала рано утром без сна, к ней ворвался, едва постучав, взбудораженный Алимгафар. Он выглядел таким несчастным, что Наташа вмиг забыла о том, как порадовалась нахлобучке, устроенной ему Радой. Она видела в нем не молодого гиганта, а подростка-сироту, которого некому было пожалеть.
— Отвернись, — скомандовала она, подметив, несмотря на волнение, сверкнувший в его взгляде интерес, и быстро накинула халат. Набросив на кровать красное в звездах шелковое покрывало, она присела на край и позвала: — Можешь повернуться. Ну, что у нас с тобой случилось? — подмигнула Наташа: мол, помнишь, как мы с тобой в рифмы играли.
— Просто жизнь не получилась, — вздохнув, поддержал он.
— Вот тебе и на? — удивилась она. — Значит, жизнь прошла мимо?
— Не смейся, Олька, — тяжело вздохнул он, — так плохо мне не было никогда в жизни. Веришь, впервые узнал, где у меня сердце.
— Рада…
— Нет, дело не в ней. Умер Батя. Ты его толком не знала. И вряд ли хотела бы знать… Помнишь, он был правой рукой Черного Паши?
— Тот, что взял нас в плен?
— Тот, — вздохнул Алька. — Но потом мы познакомились, и я понял, какой он хороший человек!.. Не улыбайся так снисходительно. Думаешь, раз контрабандист, так непременно дрянь?
— Не знаю. Но, наверное, хорошие люди не стали бы русских людей в рабство продавать.
— Я не задумывался об этом, — признался Алька. — Он относился ко мне, как к родному человеку. Заботился обо мне. У него никогда не было своих детей, вот он как бы усыновил меня. Даже когда нас поймали слуги Арала…
— Разве ты не из-за него попал сюда?
— Можно сказать, из-за него. Ведь это он мечтал о сокровищах…
— Вот тебе и превратности судьбы, — усмехнулась Наташа. — Сначала он людей в плен брал да в рабство продавал, а потом и самого рабом сделали?
— Да уж, хлебнул он лиха! Получил полной мерой. Я ведь на добыче не работал, а он несколько месяцев трудился как каторжный. Но и тогда не забывал обо мне. Все твердил: "За меня не переживай, я выдюжу! Главное, чтобы ты был обут-одет, да не голодал…" Я ведь предупреждал, чтобы он не шел в сокровищницу…
— Значит, он на сокровища солнцепоклонников покусился? За это его убили?
— В ловушку он попал. Наступил на плиту, сработал тяжелый самострел. Я-то ничего не знал, сопровождал всемогущего, старался след в след за ним идти, как учили. А Батя был один… Как чувствовал, что погибнет. Перед уходом свой тайник мне показал. Мол, на первое время хватит, когда на волю выйду… А теперь он умер, как же я без него?!
Отчаяние юноши было так велико, что Наташа не выдержала.
— Ты давно на себя в зеркало смотрел? Внешне ты вполне взрослый!
Алимгафар смутился, и ей опять стало его жалко.
— Ладно, не красней, я пошутила. Так ты хочешь отсюда сбежать?
Он оглянулся, а Наташа мысленно проследила пространство вокруг комнаты — никто не подслушивал.
— Раньше мне здесь нравилось, — честно признался он, — и то, что Батя готовился к побегу, я всерьез не воспринимал. Делал, что он просил, а к сердцу близко не прилагал. Жилось-то мне вроде неплохо — солнцепоклонники люди здоровые, сильные, уверенные в себе. Всемогущий маг воспитывал меня с любовью, помог избавиться от детских страхов и сомнений. Словом, я имел все, что хотел. Видишь, для меня даже девушку с воли привели. До вчерашнего дня я ни в чем не сомневался. Но сначала Рада, потом… сегодня!
Он замолчал, борясь с волнением и не сразу смог заговорить.
— Сегодня я попросил у всемогущего разрешения похоронить своего друга. И маг мне отказал! Батя до сих пор висит там, на стене, пробитый копьем. Так страшно! Я не могу отдать ему последний долг, потому что всемогущий его ужасной смертью решил устрашить других. Я больше не хочу поклоняться такому Богу, который не любит людей! Теперь и я хочу уйти отсюда!.. Я обещал взять с собой Раду, но она не хочет даже видеть меня!
— И правильно делает!
— Правильно… Как же я тогда с ней поговорю? Я не могу и прощения у неё попросить!
— Прикажи, и тебе её приведут. Ты ведь пока все можешь.
— Не все, но это могу, — обрадовался он, — а то я так расстроился, что не подумал распорядиться.
— Вызови её сюда, в эту комнату. Я как раз хочу всемогущего навестить, а кроме него да самого Адониса здесь редко кто появляется.
— Спасибо тебе! — он с жаром поцеловал её руку.
— Я, честно говоря, надеялась, что ты продумал план побега во всех подробностях.
— Я же тебе говорю, этим Батя занимался.
— Что-то подсказывает мне, — задумчиво проговорила Наташа, — что пора поторопиться. Вернусь, все обсудим. А Раду предупреди, пусть условного знака ждет.
Покои всемогущего показались было Наташе пустыми, но она на всякий случай покашляла, и небольшая штора, принятая ею за обычную драпировку, приоткрылась, и оттуда выглянул маг.
— Пансема, — сказал он, будто нелепое, им придуманное имя принадлежало теперь ей навеки, — я ждал, что ты придешь! Прошу в мой кабинет!
Он провел Наташу в узкую дверь, прикрытую той самой драпировкой, в неожиданно большую комнату, с пола до потолка занятую полками с книгами. Даже при беглом взгляде на корешки книг становилось ясно, что возраст многих из них исчислялся не десятками, а сотнями лет.
— Здесь собраны величайшие творения философов всех времен и народов, горделиво проговорил он, — многие книги существуют в единственном экземпляре, некоторые считаются навек утраченными и немало на свете ученых отдало бы жизнь за возможность прикоснуться к этим бессмертным творениям!
— А вы, значит, владеете таким богатством единолично? — не выдержав, съехидничала Наташа.
— Это богатство принадлежит посвященным слугам Арала. За свое бескорыстное служение великому Богу его слуги могут пользоваться этими богатствами для возвышения духа, для очищения его от всего суетного и земного.
— А откуда у вас эти книги?
Всемогущий снисходительно посмотрел на молодую женщину.
— Со всей Земли, дитя мое! Слуги Арала достаточно богаты, чтобы купить себе любую книгу на любом языке мира. Это богатство собирали посвященные две сотни лет… Но ведь ты пришла ко мне с другой целью?
— С другой. Разрешите сесть?
Всемогущий кивнул, и Наташа села на резное деревянное кресло, больше напоминавшее небольшой трон. Маг поморщился, но ничего не сказал. Она поняла, что нарушила какое-то правило солнцепоклонников. Наверное, в это кресло простым смертным садиться не дозволялось. Но встать она и не подумала, почувствовав, что опять начинает злиться на это "Зазеркалье".
— Евгений говорил мне, — начала она и, увидев недоумение в глазах всемогущего, подчеркнуто терпеливо объяснила: — Евгения по-вашему зовут Адонисом. Так вот, якобы великий Валтасар предрекал, что с моим появлением Аралхамад погибнет. Вы в это верите?
Маг смотрел на неё не мигая, и было непонятно: ждал он этого вопроса или остолбенел от удивления. Тон его, однако, оказался бесстрастным.
— Я бы сказал несколько по-другому: Великий предрекал, что твое появление совпадет с гибелью Аралхамада. Но он утверждал также, что если ты проникнешься мудростью Арала, то твоя собственная сила, помноженная на помощь Бога, спасет Аралхамад!
— Можно узнать, каким образом?
— Как объяснил мне один геолог, принявший посвящение и много лет бескорыстно служивший нашей вере, Аралхамад оказался построенным на тектоническом разломе. Кроме того, вдруг "ожила" гора, у подножия которой находится наш город. Внутри неё сдвигаются какие-то пласты — уже дважды мы слышали тревожный гул…
— А я думала, мне это показалось, — пробормотала Наташа.
— В конце концов, гора просто сползет на город.
— Вы говорите так спокойно.
— От судьбы не убежишь! — усмехнулся всемогущий.
— Но надо же что-то делать! — разволновалась женщина. — Эвакуировать людей, спасать книги… Наверняка есть ещё время.
— Ты права, думаю, неделя у нас в запасе есть, — спокойно кивнул маг. — Вот ты и попробуешь направить движение горы в сторону!
— Что?! — не поверила ушам Наташа. — Двигать гору? Не думала, что такой серьезный человек, как вы, может верить в сказки!
— Сказки? Достоверно известно, что великий Валтасар направил в сторону сель, который угрожал строительству Терема. А пограничный щит вокруг Аралхамада? Скоро двести лет, как он существует. Думаю, пройти сквозь него не под силу даже тебе. По крайней мере, до сих пор это не удавалось никому!
— Неужели Валтасар говорил, что я могу сдвинуть гору?
— Не говорил, — честно признался всемогущий. — Он просто утверждал, что Аралхамад погибнет. Но и великие могут ошибаться! Геолог говорил, что достаточно направленного взрыва, чтобы процесс пошел в нужную сторону. Но такой путь не для нас. Мы не можем привлекать к себе внимания даже ради того, чтобы выжить. Выжить, и тут же погибнуть? Единственная надежда, что ты все же предпримешь попытку отвести оползень в сторону… хотя бы ради собственного спасения.
— Вы думаете, у меня нет другого выхода?
— Нет. Так же, как и у нас у всех. Ведь не надеешься же ты бежать? В таком случае хочу тебя огорчить. Пограничный щит я опустил навсегда. Или до тех пор, пока не исчезнет опасность сползания горы… Ты же не захочешь умереть… такая молодая?!
Наташа с ужасом смотрела на всемогущего.
— Впрочем, если тебе это окажется не под силу, я приготовлю все к тому, чтобы солнцепоклонники погибли достойно. Все без исключения получат самую легкую и приятную смерть, о которой можно только мечтать! Каторжники получат на ужин лучшее вино из наших погребов — я пожертвую для них целую бочку! Всего капля слез Арала, добавленная в вино, и рабы почувствуют себя свободными и счастливыми. Они умрут с улыбкой на устах.
По лицу мага зазмеилась улыбка садиста.
— Будет праздник и на верхнем этаже — охранники, мастеровые, слуги сядут за один стол, не ограниченные никакими запретами. Каждый из них сможет встретить смерть в объятиях любимого!
— Вы подумали обо всех.
— Это так. Никто не будет забыт! Последний день Помпеи превратится в пир во время чумы! — он хохотнул.
— Очень остроумно, — сухо заметила Наташа. — Теперь я могу идти?
— Торопишься. А я мог бы рассказать, какое великолепное празднество придумал я для посвященных и девушек Терема. Разве тебе не интересно? Ты ведь тоже будешь среди приглашенных. Вот только придется обойтись без Адониса. Слишком уж он к тебе привязался. Осмелился даже угрожать мне расправой в случае, если с тобой что-то случится… Да-а, я его понимаю: ты — великолепная женщина, есть в некоторых женщинах нечто, чему не обучишь. Хоть и по древнеиндийским трактатам… Иди!
Он взмахнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Наталья открыла дверь теперь уже своей комнаты и застыла: у стены, завернутая с руками и ногами в ковер, стояла и смотрела на неё Рада! Рот у неё был завязан шелковой косынкой, причем сбоку завязка заканчивалась кокетливым бантиком. Напротив запеленатой девушки сидел Алимгафар в принесенном откуда-то плетеном кресле-качалке и медленно раскачивался, задумчиво поглядывая на свою жертву. При виде вошедшей он ничуть не смутился, даже не приподнялся, а лишь чуть повернул голову и кивнул в знак приветствия. Если бы искры, летевшие из глаз Рады, вызывали огонь, от Алимгафара осталась бы лишь кучка пепла.
Сцена, представшая её глазам, была так нелепа и смешна, что Наташа против воли расхохоталась, вызвав очередную порцию искр из глаз юной цыганки.
— Перестань, Алька, — подавив смех, сказала Наташа. — Ей-богу, не время шутки шутить!
— Какие шутки, Оля, если она царапаться бросается. Чуть не изодрала всего! Слушать ничего не хочет, орет, вот и пришлось связать да рот заткнуть. Пусть охолонет маненько!
— Рада, — подошла Наташа к живому свертку, — ты же не хочешь остаться в этом подземелье навек?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Мы тебя сейчас развяжем. Обещаешь вести себя спокойно и молча выслушать то, что я скажу?
Рада согласно кивнула.