ГЛАВА 9

Студент Ян Поплавский лежал в постели без сна, хотя профессор Подорожанский сказал бы, что для его возраста этот случай нетипичен. Если, конечно, не иметь в виду любовную тоску. Тоски не было. Он пытался ни много ни мало — осмыслить свою жизнь и решить наконец, куда ему дальше идти. Казалось бы, яснее некуда: Ян заканчивает медицинский институт, станет врачом. О чем тут думать? Иди да лечи! Но и раньше, пять лет назад, выйдя из материнского дома, он поставил перед собой цель: дойти до города и найти работу. А что получилось?

Бог, дав ему удивительные магнетические силы, заодно, видимо, поубавил разума и теперь там, наверху, посмеивался, наблюдая, как носится с ними неразумный вьюнош! Поневоле вспомнишь изучаемого на рабфаке баснописца Крылова: "Петух нашел жемчужное зерно и говорит: куда оно?"

Прошла неделя после его разговора с Головиным и чувствовалось, что своей идеей Федор увлекся всерьез; если Бог за семь дней создал Землю, то Федор за неделю создал "Лабораторию по изучению паранормальных явлений головного мозга", начальником которой и стал.

Он ухитрился внести в списки работников Поплавского, и теперь приезжающему завтра профессору Подорожанскому Ян должен был объяснять, почему после окончания института не сможет работать вместе с ним, как прежде собирался.

Несмотря на свой возраст, Алексей Алексеевич был романтиком и любил помечтать, как в паре с Яном они станут творить чудеса в хирургии. Только представить себе — дух захватывает: безошибочные диагнозы, в нужных случаях — операции без применения наркоза, быстрое заживление ран, мобилизация на борьбу с болезнями века внутренних сил организма!

И в то же время Ян понимал, что даже в свои двадцать три года он был по сути точно недозрелый плод: с одного бока румяный, с другого — зеленый. Для того чтобы лечить других, надо было созреть самому.

Он слишком долго плыл по течению — куда вынесет! Пора было определять свой путь. Если задуматься, он в неоплатном долгу перед Светкой: ведь это она добилась, чтобы он учился сначала на рабфаке, а потом и в медицинском институте. Чего греха таить, случались у него моменты, когда говорил себе: куда сунулся со свиным рылом в калашный ряд! До сих пор мог бы зарабатывать себе на хлеб сомнительными фокусами, к которым он пару раз прибегал, когда они со Светкой добирались в столицу.

Он улыбнулся, вспомнив, как ночевал с нею в заброшенной конюшне, и как поначалу девчонка рядом с ним даже спать не хотела — уходила в другой угол. Она долго помнила погибшую Олесю, и не столько потому, что та была невестой Яна, сколько называя её единственной подругой своей с ангельским характером, какого ей самой никогда не иметь!

Ночью Светка-таки переползла из своего угла к нему поближе. Не то чтобы совсем под бок, а притащила с собой клок прелой соломы и устроила себе гнездо, будто птичка какая.

На сонный вопрос Яна: "Что случилось?" она ответила прерывающимся шепотом:

— Там домовой!

Ян посмеивался над нею дня три: домовой — и в конюшне! Наверняка это были обычные мыши.

А насчет нехитрых фокусов, так Яну особо напрягаться и не пришлось. В одной деревне он "показал" солдатке, много месяцев не получавшей известий от своего мужа, что пропавший лежит в какой-то сельской больнице с сильной контузией. И командование не знает о том по причине отсутствия у раненого каких-либо документов, которых он не брал с собою, будучи отправлен в разведку.

Солдатка на радостях, что муж жив, снабдила их недельным запасом продуктов.

Неизвестно каким образом, но слух о парнишке-лекаре опередил их со Светкой, так что в соседней деревне странствующих юношу с девушкой ждал десяток баб со своими бедами: то головная боль, то несварение желудка, то пропавшие без вести сын или муж… И хотя Ян смог помочь не всем, не всем подал надежду, заплечные их мешки существенно пополнились…

Почему-то прежде он не придавал своим былым опытам особого значения: разве умение смотреть вдаль можно сравнить с умением лечить тело? А сейчас он подумал, что иногда лечение души дает несравнимо больший результат, чем лечение этого самого неразумного тела. Только вот здорова ли душа у него самого? А если здорова, то достаточно ли сильна?

Внезапно он вспомнил Черного Пашу, и стыд облил его с макушки до пят! Строит из себя героя, а до сих пор панически боится обычного бандита. Подумал и поправился: необычного!

Если ему самому удастся избавиться от страха, он сможет научить этому других. Наверняка общество будущего — это сообщество людей, свободных именно от страха! Вот над чем стоит работать и для чего нужно жить.

Он заснул с легким сердцем человека, бесповоротно принявшего решение.

Проснулся Ян от монотонного пения и, ещё не открывая глаз, понял: случилось нечто, из обычного ряда событий выбивающееся. Общежитские исполняли "Песнь каменного топора", ненормальное детище Поэта. Студенты исполняли её охотно, потому что слова было знать необязательно. Текст "Песни" постоянно менялся в соответствии с происходившими событиями, Поэт солировал, а остальные должны были подхватывать лишь припев: "Хой-йохо-йох-хохо".

Итак, Поэт в длинных черных трусах, в валенках на босу ногу и толстом свитере, надетом на голое тело, грузинским манером ходил на цыпочках вокруг стола и пел:

Я — каменный топор, хой-йохо, йох-хохо

Веду разговор…

После каждой строчки следовал припев, который студенты пели, сидя на кроватях с поджатыми под себя ногами, и дружно раскачивались в разные стороны.

Поэт написал "Песнь" рано утром, и, так как выучить текст наизусть не успел, то, прохаживаясь вокруг стола, нахально косил глазом в свою тетрадь.

О том, что у нас…

Торжественный час…

Один крокодил…

Жениться решил…

Надо сказать, что "Песнь" часто прибегала к аллегориям — главный участник события представал в ней каким-нибудь экзотическим животным.

— Интересно, в прошлый раз Скальпеля хоть слоном обозвал! — возмутился до того глупо улыбавшийся Знахарь. — Как ни говори, животное благородное… А меня-то за что?

— Ни за что! — беспечно пожал плечами Поэт. — Просто "слон" рифмовалось с "он", а "он" был тот, кто не сдал зачет по педиатрии.

— Ушам своим не верю! — подскочил на кровати Ян — с него в момент слетели остатки сна. — Знахарь, ты решил жениться? Не секрет — на ком?

— На Зое, конечно — кого ещё он столько дней пожирал глазами, — вмешался Суслик. — Ходил-ходил, пряники Виринеи пожирал, но уже ртом, а чем отблагодарил?

— Чего это я должен её благодарить? — удивился Знахарь. — Разве она Зайке мать?

— Слыхал, Зайкой её называет! Что ж она, для тебя девушку прикармливала? Небось, все профессора женить мечтает!

— "В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань"! — важно произнес Поэт.

— Когда нужно сказать умную вещь, ты цитируешь классиков, а для какой-нибудь ерунды, вроде "йох-хо-хо", пачкаешь бумагу лично! — Суслик, как всегда, "раздал всем сестрам по серьгам".

— Погодите! — Ян завернулся в одеяло, потому что в комнате общежития было лишь немногим теплее, чем на улице. — Ты же сам говорил, что в деревню она не поедет!

— Зайка сказала: если не мы, то кто?

— Ах, какая девушка! — зацокал языком Поэт.

Ян посмотрел на сияющего Знахаря и в который раз подумал, как плохо он разбирается в людях! Всех девушек, за небольшим исключением, он считал глупыми от природы. По его понятиям, они были чересчур эмоциональны: без причины хохотали, без горя плакали, требовали к себе какого-то особого отношения…

Любили они, конечно, парней статных и красивых, каковым Знахаря, при самом добром отношении к нему, никак нельзя было назвать! Нос картошкой, подстриженные под горшок соломенные волосы. Правда, у него обаятельная белозубая улыбка, доброе сердце и хороший характер, но это могло бы привлечь к нему внимание какой-нибудь дурнушки. О Зое-то такого не скажешь!

— Рад я за тебя, Петька, честное слово! — хлопнул друга по плечу Ян. — Думаю, и ребята рады: нашли друг друга два хороших человека. Дай вам Бог счастья!

Знахарь от чувств даже прослезился.

— Спасибо, Янко! Вы не представляете, братцы, как я счастлив!

— Дела-а, — протянул Поэт, неловко сгребая со стола тетрадь. — Монах молчит-молчит, а потом как заговорит… После него и поэзии сказать нечего!

— А когда вы поженитесь?

— Завтра и распишемся. Будем жить пока в Марьиной роще. С бабкой, у которой Зоя комнатку снимает, мы уже договорились. Добираться, конечно, далековато, но ничего, мы — люди молодые…

— Слушай, Знахарь, может, мы в столовой соберемся? — предложил Суслик без тени ехидства. — Здесь-то у нас не развернуться, а вдруг кому потанцевать захочется?.. Я мог бы договориться…

— Да откуда у Знахаря деньги? — вмешался Немой, которого и прозвали так за нежелание использовать в общении разговорную речь; даже экзамены он ухитрялся сдавать с минимумом слов. — Он же все в деревню отсылает!

— Что это делается?! — Поэт потрясенно плюхнулся на свою кровать. — Немой заговорил! Прямо знамение какое-то накануне свадьбы…

— Помолчи, — остановил его Ян, зная, что, в отличие от Немого, Поэт может без подготовки говорить часами. — Я могу дать деньги на свадьбу. Копил тут для одного дела, да ладно…

— Спасибочки, — растрогался Знахарь, — а только и мы не лыком шиты. Отцу-матери отправлял, верно, а и себе про черный день откладывал…

И осекся, услышав дружный хохот студентов.

— Тьфу ты! — сплюнул он, посмеиваясь. — Воистину, мужик ражий, а язык вражий: прежде ума рыщет, беды ищет! Спасибо тебе, Суслик… Глеб! Мне-то самому и в голову не пришло. Свадьбу, конечно, по-людски сыграть надо, как-никак раз в жизни…

— Скажи своей, — ворчливо буркнул Суслик, — пусть подруг пригласит. Может, попадется какая… поменьше!

Следующий день у Яна был заполнен так плотно, что между важными делами не пролезло бы и самое маленькое дельце. С утра — практические занятия в институте. Днем — знакомство с лабораторией Головина. Вечером — свадьба Знахаря и Зои. А после лаборатории и до свадьбы он должен был сопроводить на вокзал Виринею Егоровну, чтобы вместе с нею встретить профессора Подорожанского.

Лаборатория Головина разместилась в большом трехэтажном здании, по странному совпадению недалеко от известного ему заведения на Лубянке. Но как только Ян в ней оказался, он сразу забыл о неприятном соседстве.

То, что Головин называл лабораторией, даже отдаленно не напоминало помещений с аналогичным названием, которые Ян до сих пор видел. Здесь не было стен, покрытых изразцами, колб, мензурок и прочих стеклянных сосудов.

А были две небольшие комнаты, в меньшей из которых стояли письменный стол, упрятанная за ширмой кушетка. В большей посреди комнаты лежал, по-видимому, дорогой, хотя и несколько потускневший от времени ковер. У стен стояли глубокие кресла и два больших дивана. Было ещё одно помещение, которое походило скорее на прихожую. Как пояснил Федор, здесь он собирался устроить приемную. Несмотря на отсутствие окон, приемная — ремонт в ней заканчивался — производила впечатление веселое и уютное.

— Нравится? — спросил довольный Головин.

— Нравится, — улыбнулся его запалу Ян и тут же решил перейти к делу: — Пока нет других работников, не мог бы ты объяснить, что здесь буду делать я? Позволять себя изучать? Передавать свои способности другим? Я хочу сказать, учить тех, кто имеет к магнетизму склонности?

— Садись, — Головин усадил его на один из диванов. — Согласись, наша республика пока не настолько богата, чтобы я мог организовывать лабораторию только для изучения феномена Поплавского. Погоди, сейчас я познакомлю тебя с одним интересным человеком. Мне кажется, она уже идет!

В комнату и вправду вошла невысокая худенькая девушка. Сегодня первый день шел снег, и гостья была закутана в пушистую темную шаль и длинное, не по росту, пальто.

Федор поспешил, помочь ей раздеться.

— Извините, но пока не привезли вешалку. Торжественное открытие у нас завтра. Сегодня я хочу познакомить будущих работников в более деловой обстановке. Думаю, работать вместе вам придется не один день. Знакомьтесь, Танечка, это наш самородок украинско-польского происхождения, Ян Поплавский. А это — Танечка Филатова.

После того как девушка вынырнула из большого пальто и толстой шали, она оказалась настолько худенькой, что вызывала ощущение прямо-таки хрустальной хрупкости. Волосы её, как видно, остриженные прежде наголо, только начали отрастать, а огромные серые глаза на бледном лице светились лихорадочным блеском.

"Ясновидящая, что ли?" — неприязненно подумал о ней Ян; он наблюдал однажды ясновидящую, которая молитвами доводила себя до экстаза, а потом билась в судорогах и кричала: "Вижу! Вижу!"

— Вы тут пообщайтесь немного, а я сейчас к соседям за кипяточком схожу, — проговорил Головин и гордо показал им большой медный чайник: Первая собственность лаборатории. — Он подчеркнуто подозрительно глянул на них. — Особо не надейтесь, что я за кипятком всегда бегать стану. Сегодня первый и последний раз! Начальник должен начальствовать. И чтобы остальным работникам об этом — ни гу-гу!

Он подмигнул им и вышел.

— Товарищ Головин очень обаятельный, — серьезно сообщила Танечка и строго нахмурилась, как будто Ян собирался опровергать это её утверждение. — Когда он предложил мне работу, мама даже заплакала. У нас ведь пока нет средств к существованию…

Она внимательно посмотрела на Яна.

— Я ведь вам не понравилась? Вы, наверное, решили, что я — какая-то шарлатанка, которая ради куска хлеба…

— Что вы! — Ян испугался, что как-то дал ей повод думать, вернее, почувствовать его неприязнь. — Просто у меня нет большого опыта в общении с девушками, вот они и считают…

— Я не считаю, — грустно сказала Танечка, — я СЛЫШАЛА, как вы обо мне подумали. Наверное, смешно с моей стороны надеяться, что я могу понравиться красивому парню, такая худая, без волос…

Вернувшийся кстати Головин не заметил, как они оба ему обрадовались, и продолжал хлопотать. Он позвал их в меньшую комнату и усадил вокруг письменного стола, развернув огромный газетный сверток, в котором оказалось десятка два ещё горячих пирожков. Ян невольно проследил за взглядом, который Танечка украдкой бросила на пирожки, и ужаснулся своей ошибке в отношении девушки: "Господи, да она же просто голодная!"

Но то, как повела себя девушка с голодным блеском в глазах, сразило Яна наповал. Она не только не бросилась к аппетитной пирожковой куче, но помедлила, дожидаясь повторного предложения Федора:

— Что же вы, Танечка, не стесняйтесь!

Но и тогда она протянула чуть дрогнувшую руку к пирожку, аккуратно взяла и откусила маленький кусочек. Только худенькая шейка её подвела лихорадочно сглотнула этот кусочек и замерла в ожидании следующего. Но Танечка не пошла у неё на поводу, а просто медленно отпила из кружки глоток чая.

К сожалению, голод — такая мерзкая штука (Ян знал это по себе), он не хочет считаться ни с какими правилами этикета. Как Танечка ни тянула время насыщения, а пять пирожков её маленький ротик аккуратно сжевал, она даже не заметила, что мужчины почти ничего не едят, так вся была погружена в контроль над своим голодным существом. Наконец она отодвинулась от стола, продолжая глазами ласкать оставшуюся еду.

— Предлагаю то, что осталось, разделить поровну, — предложил Головин.

— Только не это! — преувеличенно возмущенно запротестовал Ян. — Мне ещё на вокзал — профессора встречать, вечером — на свадьбу, что ж я, так и буду со свертком таскаться? Делите между собой!

— А у меня через час совещание в Наркомздраве! — поддержал его игру Федор. — Представляю, как я заявлюсь на него с пирожками. Нет уж, избавьте… Танечка, вы не могли бы взять сверток с собой?

— Я? Так много? Что вы, я не могу!

— Маму угостите.

— Да и не выбрасывать же добро! — грубовато подвел итог спора Ян и сам завернул оставшиеся пирожки в газету.

— Теперь пора познакомиться и поближе, — предложил Головин, — для чего попрошу вас пройти в большую комнату… Поскольку вам предстоит впредь работать вместе, лучше сразу приступить к делу… Краткий экскурс в то, как мы встретились с Яном, прозвучит попозже. Начнем с дамы. Пригласили меня к ним в дом по просьбе Таниной мамы как консультанта по нервным заболеваниям. Дело в том, что накануне Танечка перенесла брюшной тиф, после которого в ней стали замечаться некоторые не присущие обычным людям способности. Мама беспокоилась, не перейдет ли эта легкая форма какого-то неизвестного заболевания в мозговую горячку?! Покажем ему, Танечка?

— Давайте покажем, Федор Арсентьевич, — улыбнулась девушка, а Ян заметил, что лихорадочный блеск из её глаз пропал, уступив место мягкому теплому сиянию, и попенял заодно себе на прежнюю незаинтересованность: он, оказывается, не знал — или не помнил! — отчества своего друга!

Головин достал из шкафа черную повязку и улыбнулся вопросительному взгляду Яна.

— Заинтригован? То ли ещё будет!.. Давай для начала завяжем глаза тебе. Повязка достаточно плотная? Подглядывать не сможешь? Сколько я показываю пальцев?

Ян хмыкнул.

— Ты ещё спроси, кто сидит за стенкой!

— И спрошу, — Федор снял с его глаз повязку. — Только не у тебя!

Они с Татьяной переглянулись.

— Ты же раньше видел! И не за одной стеной, за несколькими — вспомни замок!

— Видел, — согласился Ян, — но как это у меня получалось, до сих пор не знаю. Причем видел не тогда, когда самому этого хотелось, а вроде ни с того ни с сего. Вроде в мозгу что-то щелкало, и возникала картина…

— Танечка, вы готовы?

— Готова! — она опять просияла глазами, и Ян подумал, что это сияние имеет такое странное свойство: в её глаза все время хочется смотреть.

Головин завязал девушке глаза.

— Чтобы ты не думал, будто мы сговорились и дурачим тебя, будешь экзаменовать Таню сам.

Что это задумал Федор? Подшутить над ним? Уверовав в свои необычайные способности, Ян постепенно поверил и в то, что у других людей их быть не может. По крайней мере, не у таких, как эта девчонка, которую от голода ветром качает!.. Но никакого намека на шутку или розыгрыш в глазах Федора он не прочел и нерешительно поднял перед глазами Тани — вернее, перед черной повязкой на её глазах — четыре пальца.

— Сколько?

— Четыре, — не колеблясь ответила она.

— А теперь?

— Два.

— Хватит пока, — Головин сжал в кулак пальцы Яна, которые тот пытался сложить в новое число. — Все равно, для Танечки это — детская забава. Правда?

— Правда, — улыбнулась девушка.

— У тебя нет с собой газеты?

— Есть, — Ян в последнее время покупал их по просьбе Скальпеля, который терпеть не мог в непогоду выходить из общежития и порой, валяясь на кровати, ухитрялся даже пропускать занятия. А уж дойти до газетного киоска…

Федор развернул перед девушкой газету. Она помолчала, будто вглядываясь, а потом прочла:

— "Действующие части Красной Армии очистили Приамурье от остатков банд атамана Малышева".

Не веря своим глазам, Ян выхватил у Федора газету, перечитывая заголовок про себя.

— Не верится? — усмехнулся тот. — И мне не верилось. Представь себе мое удивление, когда не где-нибудь в Азии или Африке, а у нас, в России, я увидел подтверждение тому, о чем прочел однажды в древней буддийской рукописи. Это был перевод с монгольского, и я грешил было и на неправильный перевод, и на то, что это была просто умело поданная сказка… Научить видеть человека с закрытыми глазами, видеть на расстоянии, видеть сквозь стены… Да что там — предвидеть будущее! Говорят, этому тоже можно научиться… Теперь ты понимаешь, Янек, что я позвал тебя в лабораторию не только раскрывать свои секреты, но и учиться самому!

Он снял повязку с глаз Тани.

— И ведь это ещё не все. Напиши на бумажке какую-нибудь фразу так, чтобы никто не видел, и сложи листок.

Ян написал, сложив бумагу вчетверо.

— Теперь смотри.

Таня взяла листок и положила сложенную бумажку на лоб. Сначала от усилия она побледнела, а потом покраснела.

— "Танечка, вы — удивительная девушка!" — прошептала она.

Ян тоже смутился. Он ожидал какой-нибудь фокус с определением характера по почерку или что-нибудь ещё в этом же роде.

— Молодежь! — покачал головой начальник лаборатории и продолжал уже серьезно: — У вас обоих ваши способности проявились в результате несчастного случая: у Яна — после контузии, у Тани — после тифа. Но и в обоих случаях есть существенная разница — если Яну, можно сказать, дар с неба упал, то Таня всему сама научилась. Остается только удивляться интуиции, которая вела девушку в правильном направлении. Плюс ко всему деятельная натура нашего эльфа. К счастью, она и в болезни не могла лежать просто так: сначала стала видеть, не открывая глаз, потом попыталась увидеть, что делают в операционной за стенкой врачи. Увидела, и чуть сознание от яркости картины не потеряла: именно в это время за стеной шла кишечно-полостная операция! И вот, когда у нашей Танечки в самообучении стали появляться такие ошеломляющие результаты, она испугалась. И призналась во всем маме.

— Понимаете, Ян, — глаза Танечки смеялись, — я подумала, что перенапрягла свои мозги и теперь потихонечку схожу с ума… Спасибо, Федор Арсентьевич помог!

— Еще чего не хватало — с ума сходить! — погрозил пальцем Головин. — Эта светлая головка ещё науке понадобится!

Он рассеянно глянул на часы и ужаснулся:

— Как быстро пролетело время! Простите, молодежь, но я вынужден вас покинуть. И так бегом придется бежать, чтобы на совещание не опоздать. Вы тут все закройте, ключи отдайте консьержке… Янек, разрешаю тебе проводить Танечку домой!

— Кому Федор сказал отдать ключи? — спросил Ян, не в силах оторвать от девушки глаз.

— Консьержке. Он, наверное, имел в виду дежурную на первом этаже, — прошептала Танечка и опять покраснела.

Такого с Яном ещё не случалось. Прежде в его встречах и взаимоотношениях с девушками судьба, можно сказать, тащила его через события. Девушки падали в его руки и объятия то ли под влиянием минуты как Беата, то ли по их воле — как Юлия, то ли прямо-таки упав перед ним с коня — как Марго, то ли в награду за небольшую услугу, как Олеся… Танечку ему никто не предлагал, но эта девушка поразила его в самое сердце силой характера. Он видел, как рвали еду голодные люди независимо от пола, превращаясь на глазах в зверей. Он видел, как ломались в подобных обстоятельствах самые сильные и мужественные, а тут… "Если разобраться, кроме глаз в ней ничего и нет!" — это испустил в нем последний крик "закоренелый холостяк" по кличке Монах…

Уже идя с Танечкой по заснеженным улицам — она опять утонула в своем не по росту одеянии — он подбирал слова, которые хотел бы сказать ей, но они будто замерзали в легком морозном воздухе, едва Ян открывал рот. Наконец он откашлялся и, будто бросаясь в прорубь, прохрипел:

— Танечка, не могли бы вы сегодня вечером пойти со мной на свадьбу к моим хорошим друзьям? — Он посмотрел в её удивленные глаза и заторопился: — Может, мама побоится отпустить вас со мной, вы скажите… Головин мог бы за меня поручиться… Объясните, что мы с вами будем вместе работать… Я только съезжу на вокзал, встречу профессора — он сегодня возвращается из Берлина…

И с благодарностью услышал:

— Я согласна.

Загрузка...