Анна
Сердце Анны бешено колотилось, когда дверь с скрипом распахнулась. Ольга вошла, окинула комнату пронзительным взглядом и, остановившись на «Марии», удовлетворенно улыбнулась.
— Время пришло, Машенька, — её голос дрожал от нетерпения, будто ребёнок перед получением долгожданного подарка.
— Да, — покорно ответила Анна, сохраняя отрешенное выражение лица.
Ольга нежно, почти по-матерински взяла её за руку:
— Пойдём. Через несколько минут вся боль уйдет навсегда.
«Уж полночь близится», — мелькнуло в голове у Анны, когда она покорно последовала за Ольгой в ночную тьму.
Поляна перед домом тонула в темноте. Единственным светилом была луна — огромная, белая, неестественно яркая. Её холодный свет отбрасывал чёткие тени от двенадцати булыжников, образуя на земле причудливый узор.
— Встань в центр! — Ольга резко дернула Анну за локоть, подводя к массивной черной свече.
— Пирум!
Свеча вспыхнула ослепительным синим пламенем, освещая лица двух ведьм мерцающим светом.
— Моргент!
Из темноты, словно живая, выползла толстая черная цепь. Она извивалась, как гигантская змея, прежде чем замкнуться в цельный круг вокруг Анны. Приглядевшись, ведьма поняла — это были не звенья металла, а сплетенные, извивающиеся тени.
Ольга подняла руки к Луне, её глаза блестели безумным блеском.
— Сегодня ночью, — прошептала она, — ты обретёшь покой. Я позабочусь об этом.
Анна почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Ритуал начинался… и ее кровь кипела от адреналина.
— Нам всем… причинили боль, которой мы не заслужили. И только я смогу вам всем помочь!
Ольга подошла к первому булыжнику, стоявшему на месте цифры «двенадцать». Её пальцы дрожали, когда она извлекла из складок платья серебряный кинжал. Лезвие блеснуло в лунном свете, прежде чем вонзиться в ладонь:
Камнем скован, цепью связан,
Кровью призван, тьмой обвит.
Кто предаст — тот будет страдать,
Кто изменит — в тенях сгинет!
Капли крови упали на камень, и тот вспыхнул зловещим золотым свечением. Ольга, не останавливаясь, двинулась к следующему булыжнику, повторяя кровавый ритуал.
Анна не стала ждать. Её губы шепнули заклинание, и звенья теневой цепи, лежащей идеальным кругом вокруг нее, разомкнулись с тихим звоном. В лунном свете и в охватившем Ольгу ритуальном трансе, был шанс, что та не заметит.
— Зачем вам это, Ольга Викторовна? — голос Анны звучал по-прежнему покорно и безучастно.
Ольга резко обернулась, её глаза расширились:
— Почему ты спрашиваешь?
— Вы так заботитесь обо мне… а я была неблагодарна. Должно быть, у вас тоже есть боль, которая грызёт вас изнутри.
Ольга в три шага преодолела расстояние между ними. Её пальцы впились в подбородок Анны, оставляя царапины.
— Нет… зелье не могло перестать действовать так рано… — она говорила скорее для себя, отчаянно пытаясь сохранить контроль. — Хочешь знать мою историю, девочка⁈ — её голос сорвался на истерический смех. — Что ж, ты все равно об этом никому не сможешь рассказать. А мне так хочется облегчить душу. Это история о любви… и о самом страшном моем грехе!
Воспоминания Ольги
Ольга Мезенцева с детства привыкла быть в центре внимания. Ее красота — ослепительная, почти вызывающая — была не просто подарком судьбы, а оружием, которым она научилась владеть виртуозно. Она рано поняла: женская привлекательность — это ключ, открывающий любые двери. Но за чарующей улыбкой и безупречными чертами скрывался острый, холодный ум, отточенный годами.
Учеба давалась ей без усилий, мужчины покорялись одним взглядом, а желания исполнялись будто по волшебству. Она привыкла брать то, что хотела, — легко, без сомнений, как должное.
Но в этом и заключалась ее слабость. Она не ценила тех, кто падал к ее ногам, не дорожила победами — ведь мир, казалось, и так принадлежал ей. Для Ольги не существовало преград, только ступени. И каждый шаг лишь укреплял ее в мысли: всё, чего она касается, по праву должно стать ее.
Так и текла ее жизнь — ровная, предсказуемая, подчиненная ее правилам. Пока в нее, словно ураган, не ворвался Иван Шмидт — молодой, дерзкий и до неприличия обаятельный коллега. Его репутация ловеласа гремела на весь университет: шептались, что ни одна женщина не могла устоять перед его обаянием. Но Ольга Мезенцева была не из тех, кто поддается чужому влиянию.
Они годами работали бок о бок, обмениваясь сухими формальностями, и ничто, казалось, не могло их сблизить. Пока однажды в полумраке ночного клуба их взгляды не встретились — и не вспыхнули. Оба были навеселе, оба — свободны от предрассудков. Идея провести вместе ночь возникла спонтанно, но была принята с восторгом.
Он оказался не просто хорош — он был лучшим. Страстным, изобретательным, непредсказуемым. И, что самое раздражающее, абсолютно таким же независимым, как она сама.
— Пожалуйста, не думай, что это что-то значит, — бросила она наутро, поправляя растрепанные волосы перед зеркалом. Даже в смятой одежде, без капли макияжа, она выглядела соблазнительно и опасно. — Я не ищу отношений.
— Обычно это я говорю, Ольга Викторовна, — рассмеялся Шмидт, сверкая безупречной улыбкой. — Приятно встретить единомышленницу!
Его равнодушие обожгло ее, как пощечина. Обычно мужчины умоляли, клялись, теряли голову. А этот… радовался! Будто она была для него лишь одной из многих.
И это ее задело.
Глупо. Нелепо. Но она не могла выбросить его из головы.
Их встречи стали повторяться. Иван, как и прежде, не скрывал своих похождений на стороне. А она… впервые в жизни почувствовала укол ревности.
Она по-прежнему не хотела серьезных отношений. Раздражал сам факт того, что кто-то может не хотеть их с ней вопреки всем ее стараниям. Мысль, что есть нечто, неподвластное ее чарам, разжигала в ней ярость, жгучую и неконтролируемую. Она ловила себя на том, что подсчитывала его любовниц, сравнивала себя с ними, искала изъяны — и все равно не понимала. Непонимание перерастало в бессильный гнев.
Так продолжалось некоторое время, пока Шмидт не обрушил на нее сокрушительную новость. Он заявился прямо на работе к ней в кабинет и заявил, что пора прекратить их встречи.
— Я правильно поняла, что ЭТО ТЫ рвешь то, что между нами⁈ — ее голос звенел, как натянутая струна, готовая лопнуть. Ладони непроизвольно сжались в кулаки.
— Я не рву наши ОТНОШЕНИЯ, потому что их нет и никогда не было, Оля! Я лишь говорю о том, что наши ВСТРЕЧИ с тобой больше невозможны, — Шмидт был явно шокирован поведением любовницы. — Я думал, что ты верна своему слову. Что отношения серьезные тебе не нужны. Или ты врала мне?
— Нет! Я ненавижу серьезные отношения! Но почему ты… обладая такой женщиной как Я, хочешь постоянно кого-то другого⁈ — предметы со стола полетели в мужчину один за другим. Книга. Стакан. Тяжелый пресс-папье.
— Я такой какой есть, — Шмидт уворачивался с проклятой грацией, и это бесило ее еще больше. — Не образец для подражания, сам знаю. Однако я встретил одну девушку… и, кажется, влюбился.
— Повтори, — прошептала Ольга, сжимая в руке огромный дырокол.
— Я. Влюбился. В. Девушку. Поэтому наши развлечения больше продолжать мы не сможем. Я не хочу… изменять ей. Пожалуйста, пойми меня. Я и не думал, что это тебя так может задеть!
Последнее слово прозвучало как издевка. ЧТО? ОНА должна ПОНЯТЬ? ЕГО?
— Убирайся. Вон!
День она провела в огненном вихре эмоций. Отменив все занятия, Ольга ворвалась в свою квартиру, сбросив каблуки так, что один из них треснул о мраморную стену. Хрустальный бокал звенел в ее дрожащих пальцах, когда она наливала пятизвездочный коньяк — тот самый, что берегла для особых случаев. Особого случая не случилось. Зато случилось особое унижение.
Она осушила бокал залпом. Потом еще один. Горечь во рту не могла перебить горечь в душе.
— Нет, нет, НЕТ! — ее крик разбился о стены пустого дома. Она металась по гостиной, как пантера в клетке, пока внезапно не замерла. Мысль ударила с ясностью молнии: ей нужно увидеть ту, ради которой Шмидт отказался от нее. Увидеть и понять.
Но Ольга не была глупа. Она дала себе неделю. Неделю, чтобы успокоиться, неделю, чтобы собрать информацию. Она не собиралась терять лицо — даже если уже потеряла покой. Не дай Дьявол кто-то узнает, что у нее что-то было со Шмидтом и теперь она бегает за ним, как собачонка!
Вел он обычную жизнь. Бары, встречи с друзьями… Только уходил он оттуда без очередной пассии. Выбивался из общей картины только Книжный Клуб. Для смертных. У Ольги округлились глаза, когда она увидела его, мирно сидящего среди компании интеллигентных людей, обсуждающих очередное гениальное творение очередного гениального писателя. Шмидт и Книжный Клуб — это что-то новое.
Ольга тихо сидела в своей машине и терпеливо ждала окончания собрания. И после трех часов ожидания она увидела, как Шмидт выходит из кафе, где проходило собрание, галантно пропуская вперед… студентку их Университета! Ольга пригляделась внимательнее. Да, ошибки быть не могло. Анастасия Белова, умница, красавица, активистка.
— О, Дьявол, он должно быть шутит! — Ольга расхохоталась. Эта девушка настолько сильно была непохожа на остальные пассии Шмидта, что даже не верилось, как они могли сойтись. Шмидт любил привлекательных, раскрепощенных. Не упускал и тех, в чьих глазах видел очевидное желание и интерес. А тут что? Умная девушка, староста, она была точно не из тех, кто быстро прыгнет с мужчиной в койку, даже если очень хочется. Но факт оставался фактом — Шмидт и Настя, весело болтая, пошли по улице. На лице Ивана сияла, по-настоящему сияла искренняя улыбка, когда он смотрел на девушку.
Ольга медленно поехала за ними. Парочка неторопливо прогуливалась, и, видимо, это было уже обычным делом, зашли в кофейню, взяли по стаканчику кофе и продолжили пешее путешествие.
Дома Ольга швырнула сумочку в зеркало. Осколки звонко рассыпались по полу. Она не понимала, чем эта девушка, простая студентка, пусть и смазливая, могла увлечь Шмидта настолько, что тот прекратил бегать по женщинам. Ответ поразил ее как молния.
— Временное помешательство! — прошептала она, насильно загоняя в голову эту мысль. — Он устал от ярких женщин. Захотел невинности. Но это пройдет. Обязательно пройдет.
Она открыла бар и налила себе в бокал коньяк. На этот раз не запивая горечь.
Потому что горечь была теперь ее постоянным вкусом.
Ольга Мезенцева, несколько месяцев спустя
Квартира погрузилась в зловещую тишину, нарушаемую только прерывистыми всхлипами. Ольга Мезенцева — непобедимая, безупречная Ольга — рыдала, сжавшись в комок на полу. Сегодня она потерпела свое первое в жизни поражение, и это было хуже смерти.
Шмидт. Проклятый Шмидт. Все эти месяцы она ждала, терпела, как пантера в засаде — и вот он сам пришел к ней в кабинет. Она уже чувствовала вкус победы, когда…
«Мы ждем ребенка. Я сделал ей предложение».
Эти слова взорвали ее мир. Рука сама потянулась к магии — еще мгновение, и она бы размазала этого предателя по стене. Но что-то остановило ее в последний момент.
Может быть, страх увидеть в его глазах жалость.
Теперь она металась по квартире, срывая с себя украшения, швыряя в стену дорогие безделушки. Каждое движение обжигало — ведь где-то там он обнимал эту никчемную девчонку, гладил ее живот, строил планы…
Планы, в которых не было места Ольге.
Внезапно она замерла. Слезы высохли. В зеркале перед ней стояла не сломленная женщина, а хищница, почуявшая кровь.
План созрел молниеносно и безупречно, как все, что она делала.
Если нельзя вернуть его в свою жизнь — можно отнять его счастье.
Она медленно провела рукой по заплаканному лицу, оставляя на кровавые полосы — ногти впились в кожу глубже, чем планировалось.
Ничего. Скоро будет больно не ей.
Анна, настоящий момент
Лунный свет делал дорожки слез на бледном лице Ольги сверкающими, как бриллианты. В полумраке поляны ее фигура казалась призрачной, почти нереальной.
— Я совершила то, чего никогда не смогу себе простить… — Ее голос дрожал. — Я отняла у них ребенка. Очнулась слишком поздно. Но это ОН во всем виноват! Пусть страдает! Пусть узнает, каково это — потерять самое дорогое! А я… я буду спасать других. Каждого, кого предали!
— Спасать? Лишая их воли? Превращая в бездушные куклы?
— Я избавляю их от боли! — Ольга вскочила, глаза вспыхнули лихорадочным блеском. — Ты слишком юна, чтобы понять!
— Да, не понимаю, — холодно бросила Аня, делая шаг вперед. — Кто дал вам право решать, что чувствовать другим?
— Молчи! — Ольга взмахнула рукой, и воздух дрогнул от вспышки магии. — Я делаю это ради тебя!
— Я разве просила? — голос Анны звенел, как лезвие.
— Тебе это необходимо!
— Повторяю вопрос. Я. Просила. Вас. Об этом⁈ — каждое слово било, как молот. Аня намеренно усилила голос, демонстрируя полный контроль над собой.
— ЗАТКНИСЬ! — Ольга зажмурилась, будто пытаясь закрыться от правды. Ее пальцы впились в виски.
— Вашим безумным экспериментам пора конец, Ольга Викторовна. — Аня старалась достучаться до нее. — Вы не спасаете студентов. Вы убиваете в них жизнь.
— Они больше не страдают!
— Потому что больше НЕ ЧУВСТВУЮТ! — тот Анны стал резким от переполняющих эмоция. — Вы отняли у них самое человеческое — право любить и страдать. Жить. Даже если это больно.
— Почему ты… почему ты такая непокорная? — хищница наконец-то поняла, что с подопечной что-то не так.
— Да потому что ваша микстурка не сильно-то действовала все это время.
— Какая… микстурка?
— Ну вот давайте без этого! Когда вы сегодня заботливо поили меня «китайским чаем от друзей», неужели там не было ничего подмешано? Как инача объяснить то, что я без возражений с, по сути, чужой женщиной к Дьяволу на рога? В какую-то лесную избушку? — Анна откровенно кидала вызов хищнице.
— Нет, ты не могла об этом знать!
— Но я знала. А еще обыскала эту лесную избушку. И угадайте, КОГО я там обнаружила?
— Почему не действует зелье? — Ольга, кажется, обрела контроль над собой. Из ее голоса исчезли истеричные нотки и появилась сталь.
— Вы потеряли бдительность, Ольга Викторовна.
— Ты… обманула меня? Как ты могла?
— Также как и вы обманули меня, подлив в чай какую-то отраву. И еще, — Аня понизила голос. Играть смысла не было. — Неужели вы думаете, что последствия вашей… помощи студентам остались незамеченными?
Эта фраза заставила Ольгу замереть.
— Я… все делала чисто.
— К счастью для ваших студентов и пропавшего Ивана Ивановича, это не так. Кое-кто заметил странное поведение студентов и заподозрил неладное в поспешном отъезде господина Шмидта. И инициировал расследование. Тайное расследование.
— Кто же это?
— Сейчас это значение уже не имеет. Важно то, что о ваших проделках известно в ВЕДЬМА, Шмидта скоро приедут вызволять, а вас, будут судить. Предварительно хорошенько пролечив у лекаря душ. Он вам необходим, как я полагаю.
— То есть… твоя история…
— Да. Я не студентка Мария, и та печальная история, что я вам рассказала, полностью выдумана мной же. Было непросто понять ваши мотивы контролировать студентов, но что столь выдающаяся женщина могла потерять голову от Шмидта, да еще убить его ребенка и взять под ментальный контроль его невесту, чтобы скрыть преступления — это стало для меня удивлением.
— Я уже сказала, я хотела искупить вину!
— Нет! — рявкнула Аня. — Если бы хотели искупить вину, сдались бы в ВЕДЬМА и попросили бы прощения у тех, кому причинили вред! ВЫ. УБИЛИ. РЕБЕНКА. Вы похитили человека. Вы подчинили студентов, лишая их воли. Вы — преступница, а не жертва.
— И, так как с вас маска сорвана, думаю, мне пора сбросить свою, — торжественно произнесла Аня. Ольга с непониманием смотрела на нее. А через секунду раздался ее крик. Ольга увидела, наконец, ту, что скрывалась под личиной ее студентки.