Валлийцы бежали отовсюду. Они неслышно, словно лесная нечисть, появлялись из-за стволов деревьев и густых кустов. Эти дикие на вид мускулистые люди не носили ни лат, ни шлемов, и их единственным украшением были длинные, торчавшие во все стороны лохмы. При всем том у каждого из них висел через плечо огромный – в человеческий рост – страшный боевой лук.
Кожаные штаны и куртки валлийцев были испачканы грязью и потерты до такой степени, что об их первоначальном цвете оставалось только догадываться. Этот неопределенный серо-коричневый оттенок, который обретали одеяния варваров от долгой носки, позволял их владельцам ловко маскироваться среди кустарника и стволов деревьев в лесу. Шпор на сапогах у валлийцев не имелось. Впрочем, не имелось у них и сапог, да и лошадей тоже – все они, подобно дикарям из древних легенд и баллад, ходили босиком и передвигались по земле пешком. Особенно же поражал взгляд этих людей – пустой и бесчувственный, как у мертвецов.
Клио никогда прежде не приходилось встречать валлийцев. Сейчас они собрались вокруг нее в кружок и пересмеивались, но в их смехе не было веселья. Клио решила, что это скорее всего очень опасные и жестокие люди.
Когда эта мысль окончательно сформировалась у нее в мозгу, она снова закричала – еще громче, чем прежде.
Между тем не только внешность валлийцев внушала ей ужас, хотя они и выглядели, как дикие звери. Еще больше ее пугали их вкрадчивые, какие-то неуловимые движения, которые источали угрозу. Так передвигаются, подкрадываясь к добыче, хищники – прежде чем броситься на свою жертву и вонзить в нее острые клыки и когти.
Мужчина, чье отражение она видела на поверхности воды, подскочил к ней и схватил за плечо. Другой вытащил из-за пояса знаменитый валлийский нож с двумя клинками и начал медленно к ней приближаться. Клио, словно загипнотизированная, смотрела на этот ужасный нож, чувствуя, как ноги у нее подкашиваются, а руки немеют.
Валлийцы, очевидно, заметили, что глаза ее помертвели от страха, и ощерили рты в зловещих ухмылках. Для них явилось полной неожиданностью, когда Клио изо всех сил пнула ногой державшего ее разбойника, выскользнула у него из рук и, ловко уклонившись от второго, который заходил сзади, бросилась наутек.
Валлийцы что-то завопили на разные голоса, но Клио даже не оглянулась. Зажав в кулаках подол платья, она рванулась к лесу и уже через мгновение оказалась под его спасительной сенью. Мелкая лесная живность при ее приближении прыскала во все стороны, а птицы с отчаянным щебетом стаями поднимались с кустов и деревьев и взмывали в небо, тем самым невольно указывая преследователям, где искать беглянку.
У Клио колокольным звоном отдавался в ушах стук собственного сердца, а дыхание сделалось хриплым и затрудненным. Несмотря на это, она отлично слышала звуки приближающейся погони – мчавшиеся за нею по лесу валлийцы тоже тяжело и хрипло дышали и при этом рычали, как одичавшие псы.
Они были близко, это точно. Но как близко? Один из разбойников что-то крикнул, и Клио поняла, что он совсем рядом – в каких-нибудь десяти шагах у нее за спиной. Девушка не знала древнего языка кельтов, но догадывалась, что валлиец приказывает своим людям окружить ее.
– Прикончить ее! Прикончить! – вопил какой-то валлийский ублюдок, и эти слова она поняла. Прикончить? Ее?!
Сердце Клио бухало, как кузнечный молот, а ноги будто налились свинцом. Однако страх придал ей сил, и она побежала еще быстрее.
Хрупкой и маленькой Клио удавалось змеей проскальзывать среди деревьев, которые росли так тесно, что, казалось, между ними было не прошмыгнуть и ласке. Крупным и рослым валлийцам это уж точно было не под силу, и они всякий раз бежали в обход. А поскольку Клио неслась как сумасшедшая, не замедляя бега ни на секунду, расстояние между ними начало увеличиваться. Но вот у нее над плечом что-то просвистело, и в стоявшее рядом дерево вонзилась оперенная стрела. Клио пригнулась к земле и так, согнувшись в три погибели, побежала дальше. В мгновение ока она пересекла крохотную полянку, свернула влево и увидела, как в отдалении блеснула река. Там, за деревьями, открывался вид на простиравшуюся до самого горизонта равнину.
Над головой девушки прошелестела еще одна стрела, а третья воткнулась в землю у самых ее ног. Клио оглянулась, но сразу же поняла, что этого не следовало делать: она споткнулась о корень и, чтобы сохранить равновесие и не упасть, вынуждена была выпрямиться, на мгновение замерев на месте.
И тут же ее поразила стрела. Удар пришелся в плечо, и боль раскаленным прутом пронизала все ее существо.
Клио вскрикнула и, повернув голову, попыталась определить, насколько тяжела рана. Ничего утешительного она не увидела – острие глубоко проникло в ее тело, а оперенное древко торчало из спины, как чудовищный белый цветок.
Но странное дело – хотя боль от раны и причиняла ей сильные страдания, Клио казалось, что происшедшее не имеет к ней никакого отношения, и она – это вовсе не она, а какая-то другая девушка, попавшая в беду.
Как бы то ни было, Клио снова пустилась бежать, однако теперь ее гнал вперед один только инстинкт. Она чувствовала, что просто обязана двигаться дальше, иначе окажется в лапах этих дикарей, которые наверняка убьют ее.
И все-таки как она ни торопилась, силы с каждым шагом покидали ее, и бежать становилось невмоготу.
Клио попыталась было взять себя в руки, но измученное тело отказывалось подчиняться мысленным приказам. На удивление, тяжелой поступи валлийцев и треска кустов у себя за спиной она больше не слышала. Впрочем, она вообще ничего не слышала – кроме собственного затрудненного дыхания и бешеных ударов сердца, заглушавших все иные звуки...
Скоро силы Клио иссякли окончательно. Теперь в распоряжении девушки был только ее хваленый боевой дух. Поскольку тело отказывалось ей служить, оставалось одно – повернуться к валлийцам лицом и достойно встретить испытание, которое провидению угодно было ей ниспослать. Клио остановилась и гордо вскинула голову. Глаза ее сверкнули, будто она хотела испепелить валлийцев взглядом.
Но тут воздух сотрясли громовые звуки такой силы, что девушке показалось, будто раздался глас иерихонских труб, обладавший, как известно, способностью разрушать даже каменные стены крепостей. Тем не менее, это был всего лишь боевой клич, который выкрикивал самый обыкновенный смертный: – Вперед, де Бокур!
Клич прозвучал снова и, подхваченный эхом, многократно повторился и разнесся далеко по равнине. Можно было подумать, что кричала сотня солдат одновременно, хотя валлийцев вызывал на бой один-единственный воин.
Клио сразу же узнала и голос, и клич и мысленно уцепилась за него, как утопающий хватается за соломинку. В этот момент она была похожа на человека, стоящего на крохотном камне посреди бушующего моря, до которого вдруг донеслась благая весть о спасении. Чуть позже она услышала тяжкий топот копыт огромного скакуна, от поступи которого сотрясалась земная твердь.
Все, что происходило в дальнейшем, Клио наблюдала, словно во сне.
В редколесье ворвался, словно буря, огромный, серой масти конь. На нем ехал рыцарь, с ног до головы закованный в блестящую стальную броню. В третий раз испустив громовой клич, от которого стыла в жилах кровь и волосы вставали на голове дыбом, рыцарь выхватил из ножен длинный, сверкающий, как зеркало, боевой меч, который показался Клио мечом архангела Михаила – начальника всего небесного воинства.
Даже если бы рыцарь хранил полное молчание, Клио сразу бы его узнала – по вышитому чепраку с изображением красного льва, который покрывал круп лошади.
Ей на выручку пришел Меррик!
Не успела Клио и глазом моргнуть, как он обрушился на преследовавших ее валлийцев. Полыхнув на солнце, его меч взмыл вверх и опустился на голову разбойнику, сумевшему ближе всех своих собратьев подобраться к девушке. Валлиец завопил и рухнул как подкошенный. Его судьбу разделил второй разбойник, а затем и третий.
Меч Красного Льва разил неутомимо и точно. Стрелы, которые выпускали в него валлийцы, отскакивали от доспехов, не причиняя рыцарю никакого вреда. Они падали на землю, потеряв свою смертоносную силу, и их крушил копытами могучий рыцарский конь.
Прислонившись к дереву и широко распахнув от ужаса глаза, Клио следила за тем, как один человек бился с целой шайкой разбойников. Побоище продолжалось долго – до тех пор, пока уцелевшие валлийцы не ударились в бегство. Не желая больше испытывать судьбу, они стремились укрыться в зарослях, спасаясь от закованного в броню рыцаря, – точно так же, как Клио прежде спасалась от них.
Когда на опушке не осталось ни одного валлийца, забрызганный кровью врагов рыцарь дернул за поводья своего коня и двинулся по направлению к девушке.
В этот момент Клио почувствовала, что голова у нее закружилась – деревья вокруг завертелись, словно в хороводе, а уши заложило. На какое-то время мир для нее лишился всего богатейшего разнообразия звуков и красок. Чтобы не упасть, Клио обхватила обеими руками ствол дерева и прикрыла глаза. Это помогло – предметы перестали вертеться вокруг нее, да и слух тоже стал постепенно к ней возвращаться. Во всяком случае, она услышала топот копыт, скрип седельной кожи, звяканье доспехов и поняла, что расправившийся с валлийцами всадник направился в ее сторону.
Когда Клио открыла глаза, рыцарь был совсем рядом – на расстоянии какого-нибудь фута, не более. Он хранил молчание, и Клио оставалось одно – смотреть на представшую перед ней металлическую статую. Только взгляд рыцаря, сверкавший сквозь узкую прорезь забрала, позволял утверждать, что за непроницаемой стальной броней скрывается живое человеческое существо.
Всадник по-прежнему сжимал в руке меч, но это грозное оружие больше не сверкало на солнце. Его лезвие – от острия до самой рукояти – было покрыто алой дымящейся кровью, которая капала на стальную рукавицу и, засыхая, оставляла на ней бурые, похожие на пятна ржавчины, разводы. Неожиданно Клио поняла, почему Меррик не спрятал меч в ножны. Он, очевидно, хотел преподать ей своеобразный наглядный урок и весьма, надо сказать, жестокий. Этот окровавленный клинок должен был навсегда отпечататься у нее в памяти, чтобы впредь ей неповадно было пренебрегать его приказами.
И педагогический прием графа оказал свое действие – наверное, даже в большей степени, чем он рассчитывал. Клио, как ни старалась, не могла отвести глаз от этого испятнанного человеческой кровью оружия, ужаснее которого ей ничего в жизни видеть не доводилось. Она смотрела на меч, словно кролик на удава, не в силах, пошевелиться.
Всю жизнь ее, так или иначе, пытались уберечь от созерцания мрачных сторон действительности. Даже война – и та виделась ей как некое праздничное, яркое действо, о котором с восторгом повествовали в своих песнопениях заезжие менестрели. В многочисленных балладах и сказаниях они расписывали подвиги рыцарей, поражавших врагов не столько оружием, сколько своей храбростью и благородством.
Однако в том, чему она недавно стала свидетелем, ничего романтического и тем более праздничного не было. Кровавая, грозная и грязная правда жизни предстала перед ней во всей своей неприглядности. Клио почувствовала, как к горлу подступает тошнота, а голова снова начинает кружиться.
Между тем рыцарь поднял забрало шлема, после чего устремил на девушку взгляд, который не предвещал ничего хорошего. Его голубые глаза обрели стальной оттенок и блестели от сдерживаемого гнева.
Рука в стальной рукавице лежала на передней луке седла, однако этот характерный жест, который обычно являлся показателем душевного равновесия, не мог ввести Клио в заблуждение.
– Меня не было в замке всего несколько часов, но вы, тем не менее, ухитрились попасть в западню и едва не лишились жизни, – мрачно произнес Меррик, и в его глухом, низком голосе не было и намека на куртуазное обращение, которого требовал этикет.
Клио хотела осадить своего спасителя какой-нибудь насмешливой фразой, но не могла произнести ни слова. Все ее тело сотрясалось от крупной дрожи, голова кружилась все сильнее, в глазах потемнело. В следующее мгновение она неожиданно рухнула на колени и уронила голову на грудь, отчего ее светлые волосы свесились на лицо, скрыв от взгляда рыцаря проступивший у нее на щеках нездоровый лихорадочный румянец.
И только тут Меррик заметил торчащее из ее спины древко тяжелой стрелы.
Клио слышала, как он разразился бранью, но не понимала, что вызвало новую вспышку его гнева. С каждой минутой ей становилось все хуже – лихорадка усиливалась, нестерпимо болела спина, а сердце то замирало, то опять колотилось, как сумасшедшее.
И тогда она поступила так, как поступила бы в ее положении всякая женщина. Она разрыдалась.