Великолепный

2

Англия, 1275 год

Меррик де Бокур взирал на родные леса и холмы новыми глазами. Прежде, в юности, он многого не замечал. Того, к примеру, какие вокруг яркие и сочные краски, и какая повсюду кипит жизнь. Деревья в Арундельском лесу росли могучие, и у них была такая густая крона, что она закрывала от него солнце. От земли поднимался голубоватый туман, походивший на дымок от затоптанного костра военного лагеря. Меррик чувствовал, что его одежда насквозь пропиталась сыростью, и радовался тому, что это влажные туманы Альбиона, а не его собственный пот.

Здесь, в этом благословенном земном раю, не было бескрайних песчаных пустынь, сухого, обжигавшего глотку ветра и ураганов-суховеев. Над его головой больше не висело желтым шаром жестокое солнце, способное испепелить все живое. В воздухе пахло свежестью и сырым мхом, дул прохладный ветерок – отрада обожженных легких, – от которого он давно отвык.

Где-то поодаль за спиной Меррика неожиданно звякнул металл и послышался приглушенный влажной землей топот копыт. Меррик бросил взгляд через плечо, потом повернулся всем телом, вслушиваясь в эти звуки, но за деревьями никого не было видно. Поскольку ему не хотелось ни с кем встречаться, он дал коню шпоры и помчался во весь опор, низко пригибаясь к гриве лошади. Его черные волосы развевались, а тяжелый, напитанный влагой плащ бился сзади на ветру, словно крылья огромной птицы. Ноздри Меррика раздувались – он с жадностью вдыхал в себя запах этой земли. Более всего в Палестине ему недоставало прохладного влажного воздуха родины.

Меррик любил и умел ездить верхом и испытывал наслаждение, пуская лошадь в карьер. Ему нравилось, когда во время бешеной скачки ветер свистел у него в ушах, а под седлом размеренно сокращались мышцы могучего животного, чьи копыта отбивали ритм, сходный с ритмом его собственного сердца.

При всем том, однако, он не забывал об осторожности и с досадой различал конский топот у себя за спиной. Это была погоня, не иначе.

Прислушавшись, Меррик определил, что его преследует только один всадник. Едва заметным движением поводьев и шпор он повернул своего коня в сторону и еще добавил ему прыти. Конь перескочил через низенькую каменную стену и стал, одерживая влево, спускаться галопом вниз по склону холма и дальше – в поросшую травой долину. Они промчались как молния по деревянному мосту через ручей, а потом взлетели вверх по другой стороне холма с такой легкостью, что можно было подумать, будто их подгонял дувший в спину ветер-суховей.

Меррик скакал в направлении небольшой рощи. Теперь, оборачиваясь, он видел вдалеке преследователя, который не отставал ни на шаг, хотя расстояние между ними и не уменьшалось. Однако разглядеть его как следует было невозможно.

Добравшись до рощи, Меррик в мгновение ока соскочил с коня, вытащил из ножен меч и, сжав его рукоятку двумя руками, чуть согнул ноги в коленях. Он был готов к бою, но топота копыт больше не слышал. Можно было подумать, что преследователь вдруг решил внести изменения в свои планы и оставить де Бокура в покое.

Меррик, однако, продолжал оставаться настороже, вслушиваясь в окружающие звуки и втягивая в себя воздух, будто охотничья собака, которую отправили на розыски дичи. В роще было тихо – только едва слышно капала с листьев вода да шуршал в ветвях ветерок, который приносил с собой запах прели и влажной травы.

Внезапно Меррик ощутил аромат женских благовоний – душистого масла, а за его спиной раздался подозрительный хруст, и он уловил хриплое дыхание человека, возбужденного скачкой. Рыцарь выпрямился и резко повернулся в ту сторону, откуда доносился шум.

– Ну-ка, Роджер, покажись! Я тебя сразу учуял – от тебя все еще разит сладкими ароматическими маслами Элизабет де Клер.

Меррик воткнул меч в землю и вальяжно оперся ладонью о его рукоять. Выставив вперед ногу в кожаном сапоге и утвердив левую руку на бедре, он дожидался ответа приятеля, которому удалось так удачно подшутить над ним.

Роджер Фитцалан появился из-за ствола огромного вяза и расплылся в широкой ухмылке.

– А какая она сама сладкая, мой друг! Запах притираний Элизабет ничто по сравнению с ее собственной сладостью.

Меррик вложил меч в ножны и вздохнул.

– До сих пор мне не приходилось встречать женщины, о которой я мог бы сказать то же самое.

– Только потому, мой друг, что ты слишком мало времени уделяешь прекрасному полу.

– Не в этом дело. Просто самые красивые женщины всегда достаются тебе.

– Я готов поделиться. – Роджер щелчком сбил с плаща невидимую пылинку. – В отличие от тебя, мой друг, я всегда любил женщин больше, чем войну.

– Ты полагаешь, что я так уж люблю войну?

– Я преотлично тебя изучил, Меррик, потому что давно тебя знаю. Ты просто обожаешь сражаться на бранном поле. Я же, наоборот, предпочитаю баталии иного рода – в постели у женщины.

Меррик пожал плечами и, отвернувшись от приятеля, пронзительно свистнул. Его арабский конь мигом перестал щипать траву и поспешил на зов хозяина.

Роджер протянул руку и погладил животное по гладкой, лоснящейся морде.

– Трудно поверить, что в том раскаленном аду, который зовется Землей Обетованной, водятся такие великолепные лошади.

Меррик и сам знал, какое сокровище ему досталось, – с той самой минуты, как только увидел Ареса. Это небольшое, по сравнению с европейскими породами, и очень красивое животное было подарено ему вождем маронитов. Меррик вообще любил своих лошадей, относился к ним, как к разумным существам, и ценил их превыше всего на свете.

Рыцарь взглянул на солнце, нахмурился и вскочил в седло.

– Мы потеряли из-за тебя массу драгоценного времени. Нам уже давно пора ехать.

Роджер направился к своему коню, который был привязан к ветке дерева, и вывел его на поляну.

– А мне казалось, что ты не больно-то и торопишься.

– Ты же знаешь, я должен скрепить брачным обетом давнее сватовство и принять во владение замок в графстве Марч. По-моему, тамошнему населению просто не терпится встретить своего нового господина.

– Мой бог! Неужели великий Красный Лев действительно собирается обзавестись семейством, превратиться со временем в жирного сельского лорда и вместо солдат дрессировать своих слуг? Что-то мне все это не слишком нравится!

– Хватит болтать. Нам нужно поспешить.

– Ясное дело, – многозначительно хмыкнул Роджер. – Невеста заждалась!

Меррик промолчал.

– Заждалась! Заждалась! – как маленький, дразнился его приятель.

– Садись на коня, Роджер!

Но Роджер продолжал веселиться от души: видно было, что собственная шутка чрезвычайно пришлась ему по вкусу. Меррик некоторое время молча сидел в седле, изо всех сил пытаясь сохранить хладнокровие, но, наконец, не выдержал и послал своего коня вперед. Эта мера подействовала – когда Меррик выехал из рощицы, Роджер уже скакал с ним бок о бок. Некоторое время они правили лошадьми в полном молчании. Потом Меррик сказал:

– Что ж, такова участь женщины. Ждать мужчину.

Роджер фыркнул, как конь, а потом расхохотался в голос.

– Интересно будет понаблюдать за вашей первой встречей. Я бы не променял это зрелище даже на свидание со сладчайшей Элизабет!

Меррик любил Роджера как брата, но временами ему хотелось наградить его парочкой увесистых оплеух. Братских, разумеется. И теперь как раз такой момент наставал...

К счастью для Роджера, Меррик услышал, как его солдаты спускаются вниз по склону – топот копыт, звяканье сбруи и снаряжения, скрип седельной кожи и раскаты оглушительного хохота отвлекли его внимание. Чтобы солдаты его увидели, Меррик выехал на открытое место, после чего взмахом руки направил их движение на запад.

Роджер и Меррик ехали рядом, но теперь говорили уже на другие темы – обсуждали лошадей и былые сражения, в которых они оба участвовали. Вот так же они вместе странствовали по свету в течение многих лет, и каждый из них был не раз обязан другому спасением своей жизни. Несмотря на различия в характерах, они были ближайшими друзьями.

Погоняя своего коня рядом с Аресом Меррика, Роджер поглядывал вокруг с таким довольным видом, что у Меррика не было сомнений: его приятель отлично провел время с сиятельной госпожой по имени Элизабет де Клер.

Иногда Меррик завидовал своему другу. Роджер везде чувствовал себя как дома и был готов во всякое время затеять дружеский разговор с любым, даже незнакомым человеком. Меррик же всегда испытывал с этим затруднения. Зато он привык брать на себя бремя ответственности, поскольку был прирожденным вождем и воином. Таким образом, Роджер побеждал врага любезностью и учтивостью, а Меррик – своим добрым мечом и отвагой.

Еще некоторое время они ехали в молчании, после чего Меррик, глубоко вздохнув, произнес:

– Знаешь, мне, признаться, надоели все эти крестовые походы и бесконечные странствия по Востоку. Король Эдуард сказал как-то, что главное – охранять границы здесь, в Англии. Что же касается меня лично, то и мне, наконец, захотелось покоя.

Роджер облокотился о высокую луку седла и снова улыбнулся, но теперь это была улыбка умудренного опытом человека. Роджер считал, что знает светскую жизнь как никто – уж по крайней мере куда лучше Меррика.

– Стало быть, ты захотел покоя – оттого и женишься? И по этой же самой причине берешь за женой в приданое замок на границе с Уэльсом?

Меррик пробурчал в ответ нечто невразумительное. Роджер смерил его проницательным взглядом – на этот раз в нем не было и намека на улыбку.

– Попомни мои слова – ни то ни другое не принесет тебе мира.

Меррик пожал плечами.

– Я думаю, леди Клио окажется покладистой. Боюсь, мне придется силой выпроваживать ее из молельной, чтобы уложить в постель рядом с собой – как-никак она провела в монастыре целых шесть лет.

– Точно. На два года дольше, чем ей было обещано...

Еще несколько минут они правили лошадьми в полном молчании. Наконец Роджер не выдержал и снова обратился к приятелю:

– Ты хоть что-нибудь о ней слышал? Как она, по крайней мере, выглядит?

– Мне лично наплевать, как она выглядит, – заявил Меррик.

Глаза Роджера округлились от удивления.

– А если окажется, что у нее лицо похоже на лошадиную морду, или что она здорова, как бык, и может без малейших усилий таскать на себе твои же собственные латы? – Роджер устремил взгляд вперед, изо всех сил стараясь сдержать улыбку. – Слушай, а может, у нее растет борода?

Меррик повернулся к приятелю всем телом.

– В таком случае, я научу ее пользоваться бритвой, – невозмутимо произнес он.

Роджер не выдержал и расхохотался.

– Нет, серьезно, что ты о ней слышал? Знаешь хотя бы – блондинка она или брюнетка?

Меррик не имел ни малейшего представления, как выглядит его невеста. Знал только, что все эти годы она находилась под опекой Генриха – отца нынешнего короля Эдуарда.

– Я никогда об этом не спрашивал. Мне известно лишь, что она родом из замка Камроуз и дочь благородного человека. По-моему, этого вполне достаточно.

Роджер удивленно присвистнул и покачал головой.

– Не скажи. Цвет волос женщины очень важен. У Элизабет, к примеру, черные волосы. Они темны, как безлунная ночь, как полированный оникс, как мрачные глубины океана, как...

– Как мой гнев, который я на тебя обрушу, если ты не прекратишь молоть этот романтический вздор!

Роджер в ответ снова обнажил в улыбке белоснежные зубы. Эта его привычка – вечно над всем насмехаться – временами доводила Меррика до белого каления. Вот и сейчас он испытывал приступ сильнейшего раздражения при виде ухмыляющегося приятеля, но Роджер, казалось, ничего не замечал.

– Ты и представить себе не можешь, какие сюрпризы иногда преподносит семейная жизнь, – сказал он.

– Постараюсь их избежать. От брака мне нужно немного – душевного покоя и упорядоченной, размеренной жизни. Что же касается цвета волос моей будущей жены... – Меррик приподнялся на стременах и, высмотрев на обочине дороги заросли вереска с начинавшими уже наливаться алыми головками, добавил: – Будь они хоть красного цвета – мне все равно.

– Чрезвычайно любопытное заявление. Красные волосы... Интересно, что сказали бы по этому поводу ученые отцы церкви.

– С какой стати ученых отцов церкви должен занимать цвет волос моей жены?

– А разве ты ничего не знаешь о последнем эдикте папы римского? Я слышал о нем кое-что, когда был в Риме.

– Уверен, что ты слышал немного, потому что целыми днями обхаживал местных красоток.

– Ну, нет, я занимался этим исключительно в ночное время.

– Да, конечно. Но уж несколько дней ты наверняка был очень занят – пытался отделаться от мужей-рогоносцев, которые горели желанием вызвать тебя на поединок, чтобы отомстить за свою поруганную честь.

– Несколько дней? Ты, наверное, смеешься? – Роджер с удивлением воззрился на приятеля. – Ты что – забыл, сколько времени я находился в отъезде?

– Как я мог такое забыть? – усмехнулся Меррик. – Просто время твоего отсутствия пролетело незаметно, и было отмечено ничем не замутненным покоем. По крайней мере, никто не приставал ко мне с вопросами по поводу моей будущей жены.

– Неужели тебе без меня не было скучно?! – театрально возмутился Роджер, и Меррик снова усмехнулся.

– Ладно, хватит об этом. Расскажи лучше, что тебе удалось узнать о новом папском эдикте.

– Церковь предложила новый ученый подход к вопросу, как трактовать цвет волос у женщин!

Меррик пренебрежительно скривил рот. Попытки церкви руководить поступками людей всегда вызывали у него острое чувство недовольства. Ему казалось, что отцам церкви больше пристало молиться за грешную человеческую душу, нежели лезть в частную жизнь человека.

– Что, святым отцам делать больше нечего?

Роджер пожал плечами.

– Похоже, что так.

– Какой же мудрой мыслью по этому поводу одарили нас господа ученые епископы? Как-никак, нам, бедным заблудшим душам, предстоит теперь эти откровения толковать, чтобы жить, повинуясь папскому эдикту.

– В Италии и на Востоке светлые волосы у женщин в особой цене, – начал Роджер издалека, решив раскрыть перед приятелем суть вопроса. – Дошло до того, что некоторые дамы весь день сидят на солнцепеке с непокрытой головой, чтобы выбелить волосы. Другие – по той же самой причине – носят крохотные шляпки без полей или втирают в голову лимонный сок и даже мочу. Так вот, церковь провозгласила, что подобные действия дурно влияют на мыслительные способности женщины и наполняют ее душу греховными помышлениями.

Меррик уловил в голосе приятеля скрытую издевку – и не ошибся.

– Кто знает, может быть, леди Клио тоже выбеливает волосы, окуная голову в отхожее место, и страдает по этой причине слабоумием, не говоря уже о греховных наклонностях, – добавил Роджер.

Это едкое замечание заставило даже Меррика забыть о своей прославленной сдержанности и расхохотаться.

– Черт, неужели тебе, в самом деле неинтересно, кого тебе предстоит взять в жены? – снова задал ему вопрос Роджер, когда они выехали на открытое место.

– Я беру себе в жены женщину и надеюсь, что она будет вести себя соответственно своему положению, – спокойно сказал Меррик.

Роджер, однако, его уже не слушал. Он смотрел в пространство прямо перед собой и о чем-то сосредоточенно размышлял.

– Клио... – наконец тихо произнес он вслух.

Можно было подумать, что Роджер пробует имя невесты своего приятеля на вкус.

Меррик окинул взглядом расстилавшиеся впереди просторы. Сказать по правде, то пристальное внимание, которое уделял его невесте Роджер, не слишком пришлось ему по душе.

– Знаешь, Меррик, имя Клио звучит так, что наводит на мысли о женщине со светлыми волосами.

Меррик промолчал, и Роджер внимательно на него посмотрел.

– Тебе что, нечего сказать?

– Просто вопрос, какого цвета у моей невесты волосы, меня совершенно не занимает.

– И напрасно, друг мой. Как знать, возможно, со временем ты перестанешь относиться к этому с таким равнодушием. Вдруг она похожа на царицу Египта и волосы у нее черны, как смертный грех? – Роджер чуть помедлил, а потом со смехом выпалил: – Тогда и борода у нее – тоже черная. По ночам, после любовных утех, вы будете коротать время, брея друг друга.

– Еще одна шутка такого рода – и я продемонстрирую тебе, что бритву можно использовать не только для бритья!

– Да брось ты, дружище. Не принимай мою болтовню так близко к сердцу. Неужели ты не понимаешь, что я просто-напросто радуюсь оттого, что снова оказался на родине? Это-то и придает всем моим мыслям излишнюю легкость.

– Ты всегда был легкомысленным человеком.

– Даже если и так, легкость в мыслях – большое подспорье, когда путешествуешь с мрачным парнем вроде тебя. У любого, кто услышит, каким грозным голосом ты отдаешь приказы, сразу же начинают трястись поджилки.

– Некоторые явились в этот мир, чтобы отдавать приказы и повелевать, – надменно заявил Меррик.

Роджер в ответ на эти слова залился громким смехом, но рыцарь никак не отреагировал на веселость приятеля и продолжил свою речь, многозначительно на него поглядывая.

– А некоторые появились на свет только для того, чтобы ржать, как кони, и соблазнять каждую женщину, которая только попадается им на пути.

– Ну уж, не каждую, мой друг! Это слишком. Только такую, у которой все зубы на месте.

– Что ж, нам придется исключить из списка малых детей и бабок.

– Прабабок, – смеясь, сказал Роджер.

Меррик не выдержал и тоже расхохотался. Откровенно говоря, ему нравилось временами позубоскалить с Роджером: его беззлобная веселая болтовня помогала и Меррику легче смотреть на жизнь.

Кольнув коня шпорами, он послал его вперед – вверх по крутому склону, поросшему папоротником, кустарником и маленькими, еще только набиравшими силу дубками. Оказавшись на вершине холма, Меррик невольно придержал лошадь – перед ним, сколько хватало взгляда, расстилалась долина, сплошь покрытая такой яркой зеленью, что у него заломило глаза.

Рыцарь приподнялся на стременах и так долго всматривался в линию горизонта, где небо смыкалось с землей, что она стала расплываться у него перед глазами. Подобного зрелища он, как ни старался, припомнить не мог. Да и то сказать, с того дня, когда он в последний раз видел родину, прошло уже много лет. Меррик был в то время чертовски молод, хотя, разумеется, и считал себя достаточно взрослым, чтобы отправиться на войну. Лишь прожитые годы научили его определять, когда кончается юность – она заканчивается в тот самый момент, когда у человека пропадает желание сделаться старше, чем он есть на самом деле...

Но тогда – в ту далекую и уже невозвратную пору – он был всего только глупым зеленым юнцом. На дворе стояла поздняя осень, листья с деревьев опали и влажным ковром покрывали землю. Местами виднелись пятна до времени выпавшего снега, и все вокруг заливал струившийся с серого неба неяркий свет тусклого ноябрьского денька.

Меррик как раз вернулся из Франции, где бился, не жалея себя, на каждом мало-мальски значительном турнире, чтобы только разжиться достаточным количеством лошадей и золота, чтобы заплатить своим людям. Именно там, во Франции, его судьба сделала крутой поворот: Меррик и будущий король Англии Эдуард познакомились и стали Друзьями. Эта дружба длилась до сих пор – вопреки всем изменениям в политике и бесконечным придворным интригам. Она выдержала испытание крестовым походом, хотя и оторвала Меррика на много лет от родного дома.

Отец Эдуарда, король Генрих, не слишком поощрял сближение между своим наследником и Мерриком. Дом де Бокуров – по мнению короля – в давние времена был отмечен пятном бесчестья, и с тех пор Плантагенеты и де Бокуры никогда не испытывали по отношению друг к другу особой приязни. Дело в том, что за сто лет до начала царствования Генриха могущественный сэр де Бокур позволил себе выступить против дома Плантагенетов.

Тем не менее даже весьма прохладное отношение короля к семейству Меррика не смогло разрушить дружбы Эдуарда и младшего де Бокура. Это был благородный союз двух сильных, независимых людей, основанный на взаимном доверии и уважении. Именно этот союз полностью изменил жизнь Меррика. Ему уже не нужно было собственным копьем и мечом добывать средства на содержание своей дружины: несколько лет службы у Эдуарда избавили его от этой необходимости.

Теперь под Мерриком был добрый конь, на боку у него висел меч с дорогой рукоятью, а сам он готовился в ближайшее время вступить в брак. Но главное, Меррик, как Роджер и все люди, радовался, что наконец оказался дома.

В сущности, Меррик де Бокур владел всем, о чем только можно было мечтать. У него имелись лошади, которых он нежно любил, множество дорогого оружия, земли, пожалованные ему Эдуардом, титул и лучшая награда за все годы походов и лишений – замок Камроуз. К тому же у него в голове время от времени мелькала мысль, что здесь, в Англии, есть женщина, которая все эти годы дожидалась его возвращения...