Через два дня после описанных событий мужчины снова отправились на охоту, а леди Клио решила скоротать время за вышиванием. Однако работа не спорилась, поскольку размеры и количество стежков, как равным образом и цвет ниток, нисколько ее не заботили. Более всего ей хотелось сейчас тишины и покоя!
Как всякая уважающая себя хозяйка замка, она отдала свою спальню королю с королевой, а сама вместе с многочисленными придворными дамами проводила недолгие часы отдыха в довольно просторной комнате, в которой обычно останавливались странствующие монахини или благородные паломники.
Трудность состояла в том, что теперь эта комната напоминала переполненное помещение деревенского трактира в ярмарочный день и побыть здесь наедине со своими мыслями было мудрено. Кроме того, Клио не была знакома ни с одной из женщин, которые жили теперь вместе с ней, те же знали друг друга преотлично. Клио, таким образом, была для них чужой. Когда все эти дамы окружали ее, она чувствовала себя язычницей, попавшей в плен к христианам.
– Божья кровь! Вот тоска-то! – Леди София, юная кузина короля, девочка не старше двенадцати лет, отшвырнула свои пяльцы и шлепнулась на груду тонких шерстяных одеял, подперев подбородок кулачками.
– Не богохульствуйте, дитя мое, – сделала ей замечание королева Элеонора. – Вы знаете, что Эдуард не терпит подобных выражений, тем более из уст молоденькой девушки.
– Что значит «не терпит»? – София была раздражена. – Он сам научил меня дразниться и плеваться, именно от него я узнала самые изощренные ругательства.
– Он мужчина. А у мужчин, к сожалению, это принято.
– Как жаль, что я не мужчина! – огорчилась София. – Мужчины могут охотиться, плавать голышом и сколько угодно жариться на солнце. Я тоже хочу, чтобы у меня была загорелая кожа! – Она ущипнула свою бледную худенькую руку и нахмурилась. – А то мне временами кажется, что я похожа на мертвеца.
Другая дама, с длинными рыжими волосами и молочно-белой кожей, подняла голову от вышивки:
– Вчера вечером, когда я прогуливалась с сэром Роджером Фитцаланом, он рассказал мне, что римская церковь вообще запретила женщинам находиться на солнце.
– Я тоже об этом слышала, – добавила черноволосая дама. – Вчера утром сэр Роджер предложил мне прокатиться на его боевом коне и объяснил, почему римский папа принял такое решение. Солнце отбеливает волосы, а поскольку они растут прямиком из мозга, это может повредить нашему разуму.
– Какая глупость! – с отвращением фыркнула София. – Неужели вы верите этому бреду? Если бы волосы на самом деле росли из мозга, все мужчины были бы лысыми, как коленки!
Женщины, прислуживающие в комнатке, дружно рассмеялись в ответ на удачную шутку юной и непосредственной родственницы короля.
– Как говорится, устами младенцев... – пробормотала королева с легкой улыбкой.
Взглянув на нее, Клио подумала, что у Элеоноры Кастильской – в отличие от другой Элеоноры, ее свирепой свекрови – чувство юмора все-таки имеется.
– Нет, пожалуй, если уж быть мужчиной, то непременно королем, – задумчиво глядя на мерцающие огоньки свечей, продолжала София. – Тогда я бы делала все, что только в голову взбредет. И никто при этом не смел бы указывать мне, как поступать.
Элеонора засмеялась.
– Если бы вы были королем, дитя мое, – наоборот, каждый считал бы своим долгом указывать вам, что и как делать.
– Все равно! – София заносчиво вздернула подбородок. – Я не стала бы их слушать, а поступала бы по-своему.
– Точно так, как вы поступаете сейчас? – усмехнулась Элеонора.
Дамы засмеялись: все прекрасно знали, что леди София сводит короля с ума своим вызывающим поведением.
Клио отметила про себя, что молодая королева Элеонора не отлучила кипевшую энергией и молодым задором девушку от своего двора, как это непременно сделала бы королева-мать. Ее собственное пребывание при дворе представлялось ей теперь таким далеким, что Клио временами задавалась вопросом: а было ли это все вообще? Казалось, время ушло навсегда, но иногда Клио думала, что окончательно в реку забвения оно не кануло, и призраки прошлого могут еще ожить и оказать влияние на ее нынешнее существование. Клио не знала только, во благо это будет ей или во зло...
Она притихла и продолжала работать иглой, однако раздражение ее росло. Ей требовалось совершить какой-то поступок, чтобы не чувствовать себя жалкой серой мышкой в этом блестящем женском обществе. В конце концов, это был вопрос ее чести! Клио привыкла всегда находиться в центре внимания, а сейчас ей приходилось скромно сидеть в уголке.
Внезапно королева повернула голову и бросила на Клио быстрый взгляд, а затем решила воткнуть иголку в свой холст с вышивкой. И пока другие дамы вели бесконечные разговоры о мужчинах, женской несвободе, богатстве, свадьбах и о новейших скандалах при дворе, королева неслышно встала и подошла к высокому подсвечнику, стоявшему в том закутке, где Клио тихо работала над своим узором.
Клио подняла голову и слабо улыбнулась королеве. Элеонора выпрямилась и хлопнула в ладоши.
– Оставьте нас, леди! Выйдите из комнаты и, если уж вам так неймется, сплетничайте за дверью. Мне нужно побыть наедине с невестой.
Дамы послушно удалились – все, кроме леди Софии, которая смотрела на Клио и королеву слишком смышлеными для двенадцатилетней девочки глазами.
– Можно мне остаться, Ваше Величество?
– Нет! – Тон королевы не допускал возражений.
– Почему нет?
– Я должна поговорить с леди Клио относительно ее брака.
– И о чем же именно, Ваше Величество?
– Вас это не касается.
– О! Я знаю. Вы будете говорить о брачной ночи. – София встала, одарив королеву и Клио озорной улыбкой. – Но не понимаю, какие тут могут быть секреты. Мне уже все рассказали об этом Джон и Генрих.
– Что ж, мне придется серьезно поговорить с сыновьями, – Элеонора уже начинала сердиться.
Прежде чем удалиться, София с вызовом посмотрела на королеву.
– Должна вам сказать, Ваше Величество, что я предпочла бы стать невестой Христовой и жить в монастыре, нежели позволить мужчине сотворить надо мной такое!
Элеонора не выдержала и засмеялась.
– Со временем Эдуард непременно выдаст вас за кого-нибудь – но уж никак не за Христа, дитя мое. Хотя, насколько я догадываюсь, иной раз мой супруг всерьез начинает подумывать, что стать невестой нашего господа – ваше первейшее предназначение. Тем не менее, я предлагаю вам забыть всю ту чушь, которую вы нагородили о том, чтобы запереться в отдаленном монастыре. Этого не будет.
– Вам бы там не понравилось, София, – заметила Клио. – Я провела в монастыре шесть лет и уверяю вас, это было еще скучнее, чем сидеть в дамской светелке и заниматься вышиванием.
– На свете нет ничего скучнее этого дурацкого вышивания, – проворчала София и медленно поплелась к выходу. В дверях она на минуту задержалась. – Если мой кузен Эдуард будет выбирать мне мужа, то пусть выберет кого-нибудь получше, поскольку абы за какого я не пойду. Этот человек должен быть настоящим рыцарем – галантным и храбрым. А главное, должен обожать меня.
София исчезла за дверью, однако ее головка тут же снова показалась в дверном проеме.
– Но я по-прежнему заявляю, что даже муж, избранный для меня самим королем Англии, не будет тыкать в меня своим противным половым членом!
– София!
Девочка снова скрылась за дверью.
Элеонора только покачала головой, а Клио засмеялась. Она ничего не могла с собой поделать, поскольку помнила, что и у нее самой в свое время были точно такие же мысли.
Элеонора присела рядом с ней и тяжело вздохнула:
– Она молода и своевольна. Эдуард клянется, что она сведет его с ума своими романтическими идеями и вечным непослушанием.
– Когда мне было двенадцать, мои мысли ничуть не отличались от мыслей этой девочки, – призналась Клио. – Знаете, все эти юношеские мечты о галантности, чести и настоящих рыцарях...
Сейчас все это не казалось ей таким уж важным. Теперь она желала от своего мужа совсем другого: ей гораздо важнее были его любовь и уважение.
– Вы несчастливы? – неожиданно спросила Элеонора, посмотрев ей прямо в глаза.
Клио пожала плечами. Она не знала, что сказать. Да, сейчас она чувствовала, что совершенно запуталась, напугана и несчастна. Но стоит ли об этом говорить, тем более такой собеседнице?
– Вы не любите графа? – продолжала допытываться Элеонора.
Клио снова пожала плечами.
– Вы можете забыть, что я – королева, и сказать мне правду. Пожалуйста. Это важно.
Клио попыталась припомнить все хорошее, что знала о Меррике.
– Он храбр, богат и может быть даже красивым, когда не выкрикивает, как полоумный, свои распоряжения.
– Понимаю. – Казалось, Элеонора поначалу собиралась улыбнуться, но затем передумала. – Что еще вы можете о нем сообщить?
– Меррик – прекрасный воин: он спас меня от разбойников-валлийцев и выходил после ранения. А это, очевидно, значит, что он добр...
Элеонора ободряюще кивнула – она умела внимательно слушать.
– Вы думаете, что могли бы его полюбить?
– Он хорошо целуется, – вдруг выпалила Клио, вспыхнув при мысли о его ласковых губах.
– Прекрасно, а теперь скажите, что вам не нравится в нем.
– Он упрямый, высокомерный, тупоголовый, бесчувственный мужлан!
Элеонора мягко улыбнулась.
– И это я способна понять. Так что же – вы не желаете выходить за него замуж?
– Вообще-то я поначалу согласилась, но... – Тут Клио замолчала и, с минуту помедлив, произнесла: – Честно говоря, я сама не знаю, чего хочу. Нет, знаю! Мне нужны его губы – вот что...
Элеонора откинула голову и громко рассмеялась. Затем она взяла Клио за руку.
– Мне кажется, я все поняла.
– Вы все поняли?
Королева утвердительно кивнула.
– Дитя мое, когда нас с Эдуардом поженили, мне было десять лет, а ему пятнадцать. Прежде мы не встречались. Это был династический союз между Генрихом и моим братом Альфонсо.
– Бедняжка... Вы тоже не могли отказаться от этого брака...
– Мне повезло в одном: мой брат очень любил меня. Он – образованный и культурный человек. В нашем доме была библиотека с арабскими рукописями и манускриптами, есть даже карты звездного неба. При дворе моего брата жили поэты и музыканты, живописцы и врачи. Замок его был полон самых последних изобретений – астролябии, солнечные и водяные часы, даже ртутные часы. Там и сейчас много разных чудесных вещиц. Так вот, Альфонсо поставил королю Генриху условие, что не даст своего согласия на брак, пока не увидит Эдуарда.
– Он хотел увидеть принца? – удивилась Клио. – Но зачем?
Элеонора улыбнулась и наклонилась поближе к Клио.
– На самом деле брат хотел, чтобы на юного принца посмотрела я и согласилась выйти за него замуж по своей воле. Кроме того, брат должен был убедиться, что я стану женой человека, которого он сможет уважать. Видите ли, семья моего супруга... – она помолчала, подыскивая нужные слова.
– Я вас понимаю, – кивнула Клио. – Дедушка Эдуарда Иоанн был плохим королем и ужасным человеком.
– Да, а король Генрих когда-то нарушил свое слово. Он разорвал брачный договор с моей матерью в пользу Элеоноры Прованской. Естественно, мой брат хотел, чтобы я была счастлива в браке.
– И вы согласились на брак с принцем?
– Да, я дала свое согласие. Но разве могло быть иначе? Это был самый красивый юноша, которого я когда-либо видела! Он въехал в Бургос верхом на грациозном тонконогом испанском скакуне. И сам он был такой же стройный и длинноногий; его длинные светлые волосы ниспадали на плечи, а на лице сияли светлые голубые глаза. Он держался в седле, как настоящий король, его прямую спину прикрывал рыцарский плащ, и на ногах у него были высокие сапоги из тончайшей кожи. По-моему, он был самым высоким мужчиной при дворе, а речь его дышала страстью и огнем... – Элеонора вздохнула. – Ну вот, я и согласилась. И, надо сказать, никогда не жалела о своем решении.
– Еще бы! Все знают, что король обожает вас.
– Так было не всегда, – негромко произнесла Элеонора и внимательно посмотрела на Клио. – Вы удивлены?
– Признаться, да. Мне показалось, что вы просто созданы для взаимной любви.
Элеонора покачала головой.
– Что десятилетняя девочка и пятнадцатилетний принц могут знать о любви? Пока Эдуард дожидался, когда я войду в девичью пору, он стал настоящим заводилой среди молодых неженатых рыцарей. Я успела родить ему двух дочерей прежде, чем он влюбился в меня. Я прекрасно помню тот день, когда это случилось. Мне было двадцать, я прибыла в Дувр и, как только сошла на берег, поняла, что это наконец произошло – по его глазам.
Королева замолчала, погрузившись в воспоминания, и Клио не смела нарушить ее молчания, ожидая продолжения волнующей истории.
– Вот что я хотела вам сказать, дитя мое. Любовь не всегда приходит в тот момент, когда вы встречаете своего суженого. На самом деле, чаще происходит обратное. Жизнь совсем не похожа на наши детские мечты о храбрых рыцарях, галантных кавалерах и изысканной любви. Такого рода мечты лишь готовят для любви почву, но сама любовь – совсем другая. Она больше, выше, щедрее всего этого.
– Мне кажется, я не совсем вас поняла, – призналась Клио.
– Любовь вырастает из чего-то еще. Мне трудно это объяснить, но я знаю – она здесь. – Королева положила руку на грудь, туда, где билось ее гордое испанское сердце. – Для мужчины не так-то просто полюбить женщину. Нам, женщинам, это сделать куда легче, – думаю, потому, что нам, чтобы любить, не нужно понимать мужчину. Мы можем любить его за то, что он просто есть, даже если нам многое в нем и не нравится. Женщины способны любить мужчин со всеми их недостатками.
– А мужчины на это не способны? – огорчилась Клио.
– У мужчин вообще все по-другому. Когда-нибудь, я думаю, вы это поймете. – Королева поднялась со стула. – Ну, я наговорила вам достаточно. За это время леди София, вероятно, успела поведать всему свету о своих планах сохранения девственности. Пойду-ка я лучше ее отыщу. Боюсь, что, если до Эдуарда дойдут сплетни о ее дурацкой болтовне, он устроит девчонке обручение с первым попавшимся негодяем.
Клио присела перед королевой в самом низком реверансе и с почтением опустила голову.
– Благодарю вас, Ваше Величество.
Элеонора посмотрела девушке прямо в глаза и улыбнулась.
– Мне нужен друг, леди Клио. При дворе очень много дам, но лишь с немногими из них я могу говорить свободно. А доверить свои тайны не решаюсь почти никому.
Клио улыбнулась в ответ. Так родилась дружба, которая длилась всю жизнь.
Клио сидела перед зеркалом, которое представляло собой кусок отполированной до блеска латуни, и не сводила с его поверхности глаз. Это была вещь небольшая, но весьма ценная: куда интереснее смотреть на собственное отражение, висящее на стене, нежели разглядывать его, к примеру, в прозрачной водной протоке.
В это утро Далей вымыла ей волосы собранной до рассвета луговой росой, а потом, когда волосы все еще оставались влажными, втерла в них миндальное масло. Это должно было – по уверениям все той же старой Глэдис – придать волосам Клио такой невероятный блеск, что с ним не сравнилось бы даже сияние звезд на небе. Муж Клио уж точно не должен был устоять перед подобной неземной красотой.
Служанка Клио, надо сказать, с каждым днем становилась все более романтической особой, чем – в немалой степени – была обязана появлению в стенах Камроуза некоего рыжеволосого трубадура с голосом звонким, как у соловья. Трубадур был приглашен в замок, чтобы украсить своим пением бракосочетание графа. Накануне вечером Клио видела, как Далей и означенный юнец пытались укрыться в темном углу большого замкового зала. При этом она собственными ушами слышала, как ее служанка хихикала.
Клио еще раз всмотрелась в собственное отражение. Неужели именно такой она кажется окружающим? Меррику, к примеру?..
Клио до сих пор не могла понять, как ей относиться к молодой серьезной женщине, которая смотрела на нее с полированной латунной пластины. Признаться, ей в жизни не приходило в голову, что у нее может быть столь серьезный вид.
Конечно, волосы ее выглядели прекрасно – было бы глупо это отрицать. Раньше она полагала, что у них имеется чуть желтоватый, да что там – золотистый оттенок. Теперь же они казались выкованными из серебра и были почти столь же светлыми, как белые цветы, которыми украшают свадебный пирог.
Клио еще некоторое время смотрела на себя в зеркало, изучая сделавшиеся вдруг значительными черты собственного лица. Интересно, откуда взялась эта глубокая ямочка у нее на подбородке? Неужели она обо что-то ударилась, когда была ребенком?
Впрочем, у ее отца тоже имелась ямочка на подбородке – что-то вроде круглой вмятины. Клио вспомнила давно уже прошедшие времена, когда она была совсем крошкой и сидела у папаши на коленях. Она как-то спросила его: «Почему у тебя на подбородке дырка?» Отец тогда рассмеялся и сказал, что его ткнул в подбородок мечом викинг. Потом он подхватил ее на руки, Клио коснулась круглой впадинки на его подбородке и внезапно разрыдалась – от жалости к отцу. В сущности... какое же странное у нее лицо! Каждая его часть обязательно принадлежала кому-то из ее предков: своего рода наследство, оставленное родичами. Вот взять хотя бы подбородок. Он достался ей от отца – это ясно. Нос она получила от матери, а от бабушки – волосы и глаза. Зато ее фамильное упрямство, несомненно, наследство дедушки. Неожиданно в памяти Клио ожили все те замечания, которыми обменивались родители по поводу ее внешности или характера, и на мгновение она почувствовала себя несчастной и одинокой. Ей вдруг безумно, до слез захотелось видеть на свадьбе отца и мать...