Вернись, любовь

Глава 24

Машина свернула на покрытую гравием дорожку и остановилась перед знакомым парадным входом. Изабелла мгновение задумчиво смотрела на дверь, прежде чем выйти из машины. Ей почему-то показалось, что дом стал больше, а вокруг как-то странно тихо. На миг у нее возникло ощущение, как будто она вернулась из длительного путешествия. Она ожидала, что в окне мелькнет личико Алессандро, а через минуту он неуклюже выбежит встречать ее, но этого не произошло. Никто не появился. Ничто не шевельнулось.

Бернардо беззвучно стоял сзади, пока Изабелла медленно не пошла к дому. За пять недель пребывания в Риме она ни разу не приходила сюда. В каком-то смысле она так и не вернулась обратно. Она приехала в Рим, чтобы уладить дела. Но это было нечто иное, личное, частичка прошлого. И в душе Изабелла понимала, что не готова увидеть дом. Сейчас, вернувшись сюда, она была признательна Бернардо, что приехала не одна. Она с мягкой улыбкой оглянулась через плечо, вспомнив о нем. Но темные глаза не улыбались, они смотрели печально и отрешенно, когда она огляделась вокруг и нажала кнопку звонка. У нее был с собой ключ, но она не захотела воспользоваться им. Теперь это походило на визит к кому-то. К той, кем она была когда-то.

Бернардо наблюдал, как служанка открыла дверь, и Изабелла шагнула в дом. Он предупредил прислугу. Синьора ди Сан-Грегорио возвращалась домой. Новость была встречена с трепетом и возбуждением. С Алессандро? Навсегда? Поднялась суматоха: какие комнаты открыть, что приготовить? Но Бернардо быстро рассеял иллюзии. Она не будет жить там и приезжает одна. Алессандро еще в Америке. А потом он нанес последний удар: Изабелла собирается законсервировать дом.

Но в любом случае здесь все было уже не так. Основной персонал, работавший в доме, уже ушел. Мама Тереза уехала в апреле, поняв в конце концов, что ее подопечного не будет очень долго. Бернардо сказал ей, что риск слишком велик. Возможно, его не будет год, может быть, чуть меньше или больше. Она отправилась в Болонью к какому-то семейству с тремя дочерьми и двумя маленькими сыновьями. Она так окончательно и не оправилась от того, как Изабелла бросила ее, даже не предупредив, что увозит Алессандро ночью, в темноте, оставив кроватку пустой, а его комнату запертой, наплевав на женщину, которая защищала и любила его. Луиза на лето нанялась на работу в Сан-Ремо, к людям, у которых когда-то работала. Энцо тоже ушел, его комната в гараже пустовала. Трое самых верных слуг со слезами на глазах давно покинули виллу. Осталось всего несколько человек, чтобы помочь Изабелле.

Бернардо заказал бесчисленное множество ящиков, которые стояли в передней. Изабелла увидела их сразу, как только вошла. Она молча стояла и смотрела на них, но ее взгляд уносился дальше. Казалось, она ждала знакомых шумов, звуков, которые когда-то слышала там, голосов, больше не существовавших. Бернардо наблюдал за ней, тактично держась поодаль. Изабелла положила легкий льняной жакет и медленно пошла по длинному холлу. Звуки шагов гулко раздавались в пустоте. Неужели прошло всего пять месяцев с той ночи, когда она сбежала с Алессандро? Пять месяцев с тех пор, как она, крадучись, шла по этому холлу, забрав сумки и Алессандро, шепча «ш-ш-ш» и обещая приключение? «Мы едем в Африку, мама?» Она улыбнулась и прошла в гостиную. Изабелла взглянула на часы работы Фаберже, на которые она так упорно смотрела в тот вечер, когда ждала Амадео – ведь им полагалось присутствовать на ужине в доме принцессы, – вечер, когда он так фатально опаздывал и когда исчез. Она тяжело опустилась на шезлонг возле окна, уставившись отсутствующим взглядом на Бернардо.

– Я даже не знаю, с чего начать. – Ее глаза были полны слез, и он понимающе кивнул.

– Все нормально, Беллецца. Мы будем делать это постепенно, комнату за комнатой.

– Это займет годы. – Она выглянула в сад. Карусель, подаренная ею Алессандро на Рождество, была закрыта брезентом, ее колокольчики и музыка безмолвствовали. Слезы навернулись ей на глаза, но она улыбнулась.

Бернардо следил за ней, вспоминая ту ночь и свое признание. Он порылся в кармане и протянул ей то, что держал в руке.

– Я так и не отдал тебе это в прошлое Рождество. Я боялся, что если подарю тебе его, то оно сделает тебя очень несчастной.

Рождество с Амадео всегда отличалось экстравагантностью: с ювелирными украшениями и забавными вещицами, маленькими сокровищами и замечательными книгами, которые ей хотелось получить, крошечными диковинками, которые она всегда любила.

Бернардо никоим образом не мог придумать такое для нее, и он боялся даже попытаться. Но он пошел к Альфредо Паччиоли и купил ей то, что сейчас, пять месяцев спустя, протягивал ей.

– Потом я чувствовал себя ужасно, что ничего не подарил тебе. – Он молча прикоснулся к ставшим теперь привычными карманным часам, принадлежавшим до этого Амадео. Он всегда носил их.

Он подал ей маленькую коробочку. Изабелла взяла ее и села, слегка улыбаясь.

– Тебе не надо дарить мне подарки, Бернардо. – Но она приняла коробочку и открыла ее, затем подняла взгляд на него, лишившись дара речи от нахлынувших на нее эмоций. Там было большое золотое кольцо с искусно выгравированной печатью «Сан-Грегорио», безупречно вырезанной на гладкой поверхности черного оникса. Оно должно было идеально смотреться на ее длинной изящной руке. Она надела его на палец с обручальным кольцом, широко раскрыв затуманенные слезами глаза. – Бернардо, ты сумасшедший.

– Нет. Тебе оно нравится? – Он улыбнулся и показался Изабелле очень молодым, почти мальчишкой.

– Оно – само совершенство. – Она вновь взглянула на кольцо.

– Если оно тебе нравится хоть наполовину того, как мне мои карманные часы, то я буду счастлив.

Не говоря больше ничего, она встала и подошла к нему. Они на мгновение обнялись, и он почувствовал, как бьется ее сердце.

– Спасибо.

– Будь счастлива, Изабелла. Ш-ш-ш. Нет, не плачь. Пошли, нам пора приниматься за работу. – Они медленно оторвались друг от друга. Он снял пиджак и отстегнул запонки, а она наблюдала за ним. – С чего начнем?

– С моей спальни?

Он кивнул, и они решительно пошли через холл, взявшись за руки. Изабелла подразделила все на три категории. Вещи, которые останутся в доме под чехлами, когда-нибудь она заберет их себе или, может быть, ими воспользуются здесь, если Алессандро снова будет жить в этом доме, став взрослым и вернувшись в Рим. Вторую группу вещей она упакует и отправит в Америку. Третью категорию составляли ценные вещи, которые нельзя оставить в доме, а следует сдать на хранение. Она решила, что таких будет немного. В доме оставались огромный рояль, громоздкая старинная мебель, долгие годы принадлежавшая семейству Амадео, но которую никто из них не любил. Большинство ковров она решила сдать на хранение. Они могли не подойти к ее новым комнатам. Занавеси останутся на окнах. Бра и люстры будут висеть на своих местах. Она не хотела оставлять дыры и зияющие отверстия в доме.

Когда Алессандро в один прекрасный день вернется сюда, все должно выглядеть по-домашнему, а не как в разграбленных бараках, приготовленных к сносу.

– Приступим. – Она посмотрела на Бернардо. – Вперед!

Он улыбнулся ей, и они начали упаковывать вещи. Сначала в ее спальне, затем в комнате Алессандро, потом в ее будуаре. Наконец они остановились, чтобы перекусить. Ящики и коробки громоздились в прихожей, и Изабелла с удовлетворением оглядывалась вокруг. Это была хорошая возможность отделить ее любимые вещи от прочей ерунды. Бернардо осторожно наблюдал за ней, но не заметил ни единой слезинки с момента начала работы. Она снова взяла себя в руки. Они устроили ленч в саду.

– Что ты собираешься делать с каруселью? – спросил Бернардо. Он жевал бутерброд с ветчиной и помидорами. Изабелла налила ему и себе по бокалу белого вина.

– Я не могу забрать ее. Я даже не знаю, где буду жить. Возможно, у нас не будет сада.

– Если будет, дай мне знать. Я организую ее отправку.

– Алессандро был бы в восторге. – Она посмотрела на Бернардо. – Ты приедешь навестить нас?

– Обязательно. Когда-нибудь. Но сначала, – победоносно произнес он, – я поеду в Грецию.

– Значит, ты решил?

– Все уже устроено. На прошлой неделе я снял домик на острове Корфу на шесть месяцев.

– А что потом? – Она отпила еще глоток вина. – Может, тебе стоит приехать в Нью-Йорк и пересмотреть свое решение?

Он покачал головой:

– Нет, Беллецца, мы оба знаем, что приняли правильные решения. Я займусь чем-нибудь здесь.

– Станешь работать на одного из моих конкурентов? Ее озабоченное выражение слегка рассмешило его, но он снова покачал головой:

– У тебя их нет, Изабелла. И я не смог бы работать ни на кого после тебя, хотя я уже получил пять предложений.

– О Господи, неужели? От кого? – Он перечислил, и она насмешливо сказала: – Они занимаются чепухой, Бернардо. Нет!

– Конечно же, нет! Но может подвернуться что-нибудь еще. Было одно предложение, заинтересовавшее меня. Оно исходило от крупнейшего модельера мужской одежды в Италии, который также выполнял частные заказы в Лондоне и во Франции.

– А тебе не будет скучно?

– Возможно. Но им нужен кто-то, чтобы руководить их делом. Старик Фелеронио умер в июне, его сын-врач живет в Австралии, дочь совершенно не разбирается в бизнесе. А они, – он озорно взглянул на нее, – не желают продавать свое дело. Они хотят, чтобы кто-нибудь управлял им за них, а они могли бы продолжать жить как короли. Думаю, в конце концов они продадут, но, может быть, не в ближайшие пять или десять лет. Это дало бы мне почти безграничную свободу делать то, что хочу. – Он улыбнулся ей.

– Ну же, выскажись: то, чего у тебя никогда не было со мной.

– Я бы не относился к тебе с таким огромным уважением, если бы ты отошла на второй план. И у тебя для этого нет оснований: ты знаешь об этом бизнесе больше, чем кто-либо в Европе.

– И в Штатах, – гордо добавила она.

– И в Штатах. А если ты передашь свои знания Алессандро, то «Сан-Грегорио» будет процветать на протяжении ближайших ста лет.

– Иногда я беспокоюсь об этом. Что, если он не захочет?

– Захочет.

– Откуда ты можешь знать?

– Ты когда-нибудь говоришь с ним об этом? Он разговаривает так, как будто ему не пять лет, а пятнадцать. Возможно, он не столь проницателен, как ты в смысле дизайна и цвета, но воздействие этого, способность, механизмы работы «Сан-Грегорио» у него уже в крови. Как у Амадео. Как у тебя.

– Надеюсь, что это так. – Она сделала пометку в уме, что надо больше говорить с сыном о своей работе, когда вернется в Нью-Йорк. – Я ужасно скучаю по нему, – сказала она, – и мне кажется, он начинает сердиться. Он хочет знать, когда я возвращаюсь.

– И когда же?

– Через месяц. Так даже лучше. Наташа сняла на лето дом в Ист-Хэмптоне. Он сможет побыть на побережье, пока я закончу здесь и буду искать квартиру в Нью-Йорке.

– Ты будешь ужасно занята. Тебе придется подыскать временное помещение для офиса – ребята приедут через две недели после тебя, – не говоря уж о поисках постоянного помещения, архитектора для его оформления, места, где ты будешь жить с Алессандро.

– Пока ты будешь просиживать зад в Греции! Он усмехнулся:

– Я заслужил это, чудовище.

– Пошли, – сказала она, – давай продолжим работу.

В тот день они трудились до одиннадцати вечера, сортируя ценные вещи в гостиной, упаковывая то, что могли, а все прочее оставляя профессиональным упаковщикам. Красные ярлыки навешивались на то, что отправлялось вместе с ней, синие – на те вещи, которые оставались в Риме, зеленые – на то, что сдавалось на хранение. Оставалось кое-что еще, неизбежные вещи на выброс, которые всегда появляются при переезде. Даже у Изабеллы с ее мебелью в стиле Людовика XV, мрамором и вещицами от Фаберже все же были сломанные игрушки, вещи, которые она терпеть не могла, книги, которые ей не хотелось сохранить, и треснувшая посуда.

Бернардо подвез ее в тот вечер до дома мод «Сан-Грегорио» и вновь забрал на следующий день. В последующие три недели они рано заканчивали работу, приезжали на виллу к двум часам и уезжали после полуночи. К началу четвертой недели все было сделано.

Изабелла в одиночестве остановилась на мгновение посреди горы ящиков, аккуратно сложенных в гостиной и холле. Море красных ярлыков – ценные вещи, которые она отправляла в Нью-Йорк. В доме вдруг странно зазвучало эхо, свет был выключен. Был третий час ночи.

– Ты идешь? – Бернардо уже ждал возле машины.

– Подожди! – крикнула она и тут же подумала: «Чего? Что он вернется?» Вдруг она услышит его шаги? Человека, которого нет уже десять месяцев. Она тихо шепнула в темноту: – Амадео?

Она ждала, прислушиваясь, вглядываясь, как будто он мог вернуться к ней и сказать, что его исчезновение было всего лишь шуткой. Что она должна остаться и распаковать вещи. Что на самом деле похищения не было... или было, но убили кого-то другого. Она постояла там, дрожа в одиночестве, минуту, которая показалась ей часом, затем со слезами на глазах тихо закрыла и заперла дверь. Изабелла в последний раз подержалась за дверную ручку, зная, что уже никогда не вернется.