Верный клинок

ГЛАВА 1

Малевин любила современное искусство. Даже несмотря на то, что значительная его часть казалась ей голым платьем короля, переплетение линий и смыслов в работах современных художников казалось ей ближе, чем фотореалистичные работы художников прошлого.

В музей современного искусства она и пришла лечить растрепанные нервы после встречи с семейным нотариусом, и вести о неожиданном наследстве. За вход она заплатила два с половиной гульдена — столько, сколько зарабатывала за день.

Не задерживаясь, прошла она по залам, где проходила выставка картин, посвященных человеческим теням. Это была больная для нее тема.

Из-за тени ее жизнь — наперекосяк.

Каждый человек стоит освещенный светом, созданным его поступками, невидимой звездой своей судьбы. И у каждого человека две тени. Одна — результат освещения обычного, материального. Солнца, фонаря, лампы, свечи… Такие тени есть и у предметов, и у животных и не несут в себе ничего, кроме исполнения физических законов мира. Вторая тень есть только у людей, как отражение их внутренней сути. Сияние свершений видно не каждому, но тень — видна всем. Есть тени, будто от свечи, большие и неясные. Обладатели этих теней неплохие люди, но ничего важного они не совершают, живут себе и живут. Есть те, у кого тени небольшие, но с четкими очертаниями — это люди амбициозные. Они организованны и знают, чего хотят, они способны на деяния. Вот добрые или злые — это вопрос. По густоте и очертаниям теней много можно сказать о человеке.

Сколько себя помнила Малевин — ее тень была четкой всегда. Об этом говорили и родственники, и преподаватели на юридическом факультете. От нее ждали свершений. Может быть, именно поэтому Малевин их подвела — получив из рук ректора диплом с золотой полоской и ворох благодарственных грамот, она вернулась домой, сложила вещи в чемодан и съехала из центра города в неудобную, темную квартирку со спальней без окон и кухней, запах сгоревшей рыбы в которой не выветривался никогда.

И вот уже три года — с двадцати одного до двадцати четырех лет — с утра до вечера разносила заказы в забегаловке напротив дома.

С семьей она не общалась, они тоже не горели желанием понимать и принимать блудную дочь. Только мама звонила ей по большим праздникам — на Зимнее Молчание, на Поворот колеса да на день рождения Малевин.

Так продолжалось до тех пор, пока тетушка Имоджин не приказала долго жить, и оказалось, что Малевин — ее наследница.

Это было странно, нелепо и совсем не ко времени. Малевин не хватало только внушительного списка имущества на свою голову. Она и так не представляла, что делать со своей жизнью. Собственные стенания ее тоже раздражали — она имела то, что далеко не каждый мог себе позволить, получила еще больше и позволяла себе быть недовольной!

Тетушка Имоджин приходилась Малевин не тетушкой, а двоюродной прабабушкой по материнской линии. Жила она тихо, уединенно, занималась благотворительностью, как и полагается дамам ее круга. Умерла она в сто двадцать четыре года, а значит, была старше Малевин ровно на сто лет.

В юности она была хороша собой, если судить по недавно появившейся тогда фотографии, но замуж так и не вышла. Хотя уж у нее, у младшей дочери короля Атристира Последнего, отрекшегося от престола с возрасте шестидесяти лет, точно не было отбоя от женихов…

Может быть Имоджин тоже была своего рода бунтаркой, отрезанным ломтем, и потому и выбрала в наследницы Малевин из духовной, так сказать, солидарности? Ведь обе они отказывались от щедрых подарков судьбы.

Да, впрочем, не все ли равно, что там было в голове у безобидной старушки?

На встрече с семейным адвокатом Малевин спросила, как она может избавиться от наследства — передать его государству, продать, или раздать нуждающимся…

— Вы можете так поступить со всем, кроме неотчуждаемого имущества, — ответил адвокат.

— Отлично, — наивно обрадовалась Малевин. Хоть от части нежданно-негаданного богатства она сумеет отвязаться. — Давайте так и сделаем.

Адвокат покачал головой.

— Тогда вы вряд ли сумеете поддерживать в должном состоянии имущество неотчуждаемое.

— Что именно это за имущество?

— Замок «Верный клинок».

Хорошо, что в этот момент Малевин ничего не пила. Точно бы подавилась.

— Вы издеваетесь? Зачем мне эта махина? И что, разве не логичнее передать его в заботливые руки государства?

Адвокат покачал головой, зашуршал бумагами, уточняя должно быть формулировки.

— В благодарность и в память о добрых деяниях королевской династии, народ Свободной Республики Хокката отдает в вечное пользование семье Эор колыбель государственности, замок «Верный клинок». С тем, чтобы хранить его в должном состоянии, дабы память этих камней не исчезла в вихрях времени. Негодным же наследникам — смерть от меча.

Малевин вскочила.

— Нет, вы все-таки издеваетесь? Смертную казнь отменили!

Адвокат развел руками.

— Не для этого конкретного случая. Поправка к конституции…

Малевин рассмеялась. Поправку эту она помнила прекрасно.

За прокручиванием воспоминаний о сегодняшним дне, Малевин чуть было не прошла мимо той картины, к которой стремилась.

Больше всего Малевин привлекал магический реализм. Направление сравнительно новое, пришедшее на смену экспрессионизму, трогало ее до глубины души. Повседневные, обычные на первый взгляд сцены из жизни, которые дополнены фантастическими элементами, чтобы раскрыть их тайный смысл, казались ей более приближенными к правде, чем голый и непритязательный материализм. Жизнь казалась ей женщиной под вуалью. Убери вуаль — пропадет красота. Картины в жанре магического реализма делали эту вуаль естественной и осязаемой.

И в то же время Малевин крепко стояла на ногах, как и девушка, изображенная на ее любимой картине. «В пустоте» — так называлась эта бесконечно полная смыслов картина. Черная вода здесь переходила в черное небо, и женщина висевшая в этой пустоте, смотрела Малевин прямо в глаза. Всем она конечно смотрела в глаза. Но сегодня Малевин посчастливилось оказаться в зале в одиночестве.

Этот взгляд немного приободрил ее, и когда она вышла на воздух, жить стало немного легче. И принять перемены в жизни тоже нашлись силы.

Домой Малевин поехала на метро. Мерное покачивание вагонов и темнота за стеклами окон всегда успокаивали ее. Она отгородилась от мира наушниками, в которых играли, сменяя друг друга любимые группы.

Мигали, надписи на табло. Площадь Содружества, Храм Светлой госпожи, Старая площадь, станция имени Раэла Серебряного… Она прикрыла глаза, лениво думая о том, что сейчас все они живут если не как короли, то уж точно как зажиточные люди лет триста-четыреста назад. А в чем-то даже лучше… Даже она, официантка в третьесортной забегаловке может себе позволить мыться и чистить зубы каждый день, снова и снова слушать любимую музыку, читать книги, смотреть кино…

Потом Малевин вздохнула, открыла глаза. Сегодня последняя ночь свободы. Теперь начнется беготня по поводу наследства. Как же этого не хотелось! Да пусть, в самом деле ее казнят! Жизнь все равно не имеет ни ценности ни цели.

Девушка, сидевшая напротив достала из сумки книгу, на обложке которой золотыми буквами было выбито: «Странница во времени для Короля». Малевин поморщилась — в мужчине, изображенном на обложке угадывался ее далекий предок, король Раэл Серебряный, первый хозяин того самого «Верного клинка» перешедшего теперь в руки Малевин. Девушка читала книгу, сдвинув брови и прикусив губу.

Малевин попыталась вспомнить все, что знала о своем нечаянном приобретении. Замок был построен Атристиром Верным во времена его регентства при старшем брате. Регентство длилось почти двадцать лет, король Раэл тяжело болел и редко покидал свои покои. После его смерти регент Атристир стал королем и правил еще сорок лет.

Да, в их семье много долгожителей. Многие жили долго, если не умирали молодыми.

Король с обложки смотрел на Малевин своими нечеловечески яркими глазами. Мужественная черная щетина на подбородке контрастировала с белыми как лунь волосами — король Раэл поседел очень рано, в двадцать два. Малевин снова прикрыла глаза, и кажется задремала. Сквозь сон она услышала как объявили станцию, которой никогда не было ни на одной ветке столичного метрополитена.

— Храм Господина Теней.

Малевин вздрогнула, проснулась, и обнаружила, что она в вагоне одна. Электропоезд стоял, за открытыми дверями было темно. Хоть глаз выколи.

— Это сон? — на всякий случай спросила она.

— Сон, — согласно сказали за ее спиной. — Конечно сон, девочка.

Малевин обернулась, не надеясь ни на что хорошее, и не зря. У вагона электропоезда не было задней стены. За ее обитым искусственной кожей сидением начинался храм. С высоким потолком, с толстыми, с человеческую руку свечами в кованых светильниках в человеческий рост.

А под одним из них стоял, лениво и элегантно прислонившийся к колонне мужчина неопределенного возраста.

— Если это сон, — продолжила Малевин, — и мне снится храм господина теней, то вы вероятно…

— Господин Теней, девочка. У тебя такая хорошая тень. Почему ты ею не пользуешься?

Малевин обернулась. Ее тень, и так достаточно четкая, стала теперь темнее и резче.

— Если ты ему не поможешь, — сказал мужчина. — То даже не знаю, кто еще сумеет.

Малевин только открыла рот, чтобы задать вопрос, и почувствовала, что просыпается.

— Девушка! — ее трясли за плечо. — Девушка! Конечная!

Она подскочила как ошпаренная.

Теперь еще и назад две станции ехать.

В ожидании обратного электропоезда Малевин тщательно изучила карту метрополитена. Разумеется никакого храма господина теней она там не обнаружила.

Вечер Малевин провела в Паутине, пытаясь найти все, что можно об истории «Верного Клинка». Оказалось, что его обожают всевозможные криптоисторики и прочие любители теорий заговоров. Малевин заварила чай под гнусавый голос одного такого деятеля, путавшегося в показаниях. «Верный клинок» оказывался то местом пересечения миров, то резиденцией Господина Теней. Что, что?

Господин Теней?

Малевин поставила видео на паузу, старый ноут угрожающе мигнул, но умирать, кажется передумал.

Про господина теней чуши было написано не меньше, чем про «Верный клинок». Религия Малевин никогда особенно не интересовала, да и в семье никто особенно верующим не был. Господин Теней упоминался в «Книге Света, но вскользь, только как супруг Госпожи Света. «Тень живет лишь при свете» — вот собственно и все, что нужно знать об этом безусловно мифологическом персонаже. Ах да, Малевин с некоторым трудом сумела припомнить легенду о том, что однажды господин теней и светлая госпожа разругались между собой, и каждый выбрал себе человека, ставшего его воплощением в мире.

Малевин зевнула. Чай остыл.

Стоило бы конечно ложится спать, чтобы нормально соображать завтра во время официального принятия наследства. Еще с работы надо уволится, вещи собрать.

Вместо этого Малевин набрала в поисковой строке: «Странница для Короля».

В конце-концов, давно она ничего не читала…

Автором этого романа оказалась некая Джин Имо, дама бойкая и не лишенная таланта. Если на первых страницах Малевин хмыкала, то потом неожиданно увлеклась сюжетом.

Девушка, путешественница во времени оказалась ее тезкой. Малевин не самое распространенное имя, но бывают ведь и совпадения!

Девушка эта жила себе и жила, где-то училась, встречалась с подругами, подрабатывала. А по ночам ей снились сны…

Это и зацепило Малевин в первую очередь, после странного сна в метро.

К девушке тоже приходил Господин Теней. Книжная Малевин была даже немножко влюблена в мифологического персонажа. А однажды героиня книги шла себе по городу, и провалилась в люк. Малевин на всякий случай пообещала себе смотреть внимательнее под ноги.

А у книжной Малевин начались настоящие приключения в столице шестисотлетней давности. Много там чего было. Балы, и сражения, и вражда претенденток в невесты короля, и дружба с ним самим, и советы с высоты знания о будущем…

Хорошо быть книжной героиней!

Малевин в процессе чтения сверялась с БЭП, Большой Энциклопедией Паутины. Некоторые детали биографий исторических лиц были изменены, но не сильно. Все события были узнаваемы. Пару раз Малевин отвлекалась от чтения, чтобы сделать себе кофе, и пройтись, давая подвигаться затекшему телу.

Книжная Малевин вышла замуж. Не за короля, как можно было подумать, исходя из обложки, а за его советника. Родила дочь. Помогла королю пережить смерть его первой жены, и предательство второй, родила сына, предотвратила войну, родила дочь. Оставалась добрым другом короля, почти единственной, кому было разрешено входить в его покои, вела с ним долгие беседы, о будущем, о том, как расцветет Хокката через шестьсот лет, при власти народа. Это было очень возвышенно и патриотично, но книжная Малевин, похоже, была довольно оптимистична, и находясь в своем времени не снимала с носа розовых очков. Наступила на тень половине врагов королевства, поучаствовала в десятке заговоров, с удовольствием разоблачая их. Проводила в последний путь своего друга — короля. Осталась тайной советницей при его брате. Женила и выдала замуж своих детей.

Прожила долгую и счастливую жизнь, скончалась в окружении внуков, оставила для потомков мемуары, зубную щетку, унитаз, и схемы велосипеда и парового котла — последние два новшества не прижились.

Малевин потянулась, и обнаружила, что светает. Пора было ложиться спать.

***

День начался предсказуемо отвратительно. Да и как ему было начинаться, если учесть, что спала Малевин полтора часа? За это время можно посмотреть фильм, или отвратительное сновидение, но никак не выспаться. Вещи все еще не были собраны, а уже пора было на работу. Малевин оглянулась на свою тень. Она была как всегда темна и четка. Словно у какого-нибудь героя, которым Малевин быть не хотела. Такими тенями награждали писатели своих драматических героев, о такой тени мечтал Гамлет в своем знаменитом монологе о раздумье, и боязни действовать.

Любой политик за такую тень удавился бы. Ей вдруг пришло в голову, что все лишения, которыми она себя окружила и сделали тень такой четкой — ее заплыв против течения не проходил даром.

— Ты дурочка, Малевин, — сказала она сама себе, рассматривая в зеркале бледное невыспавшееся лицо. От таких синяков не спас бы даже новомодный хайлайтер, если бы он у нее был.

Работу свою Малевин не любила, но выполняла добросовестно. Платили ей немного — чуть больше чем стоила оплата квартиры и коммунальные платежи. Она научилась очень аккуратно носить обувь и одежду, и радоваться маминым подаркам на дни рождения и скидкам в день Поворота Колеса. Она пришла к восьми утра, занялась привычными и простыми делами. Помыла полы в зале, подоконники, стекла на двери. Сняла со столов стулья, расставила столы, корзинки с приборами. Пока вытирала барную стойку почувствовала даже что-то вроде ностальгии. Ей действительно нравилась такая жизнь. Несмотря на то, что Малевин была эти годы бедна, как храмовая мышь, она была спокойна и умиротворена. Никогда в отцовском особняке, или в школе для элиты, или в не менее роскошных домах своих подружек, а позже в моднейших клубах и престижнейшем университете страны она не чувствовала и толики того покоя, который приходил к ней здесь, на работе, и на пропахшей рыбой кухне.

Если бы у нее был поэтический дар, она бы могла написать новую «Оду бедности». По меткому выражению своей напарницы, матери одиночки, воспитывавшей четверых детей, Малевин бесилась с жиру.

Тильда пришла без пяти девять — опоздала почти на час. Ну и ладно. Малевин прекрасно справилась и без нее, а у Тильды было время приготовить завтрак на пятерых, вытереть четыре сопливых носа, и проводить их обладателей до школ и детских садов.

Тильда пришла, невероятно роскошная, какой может быть только женщина, способная выживать одна с четырьмя детьми, зарабатывая полгульдена в час. И тень у нее была под стать ей — большая, в которой можно спрятать всех ее детей, но светлая, рассеянная.

Тильда сразу поняла, что с Малевин что-то не то. Может быть Малевин слишком печально сидела на стуле.

— Что случилось, дорогая? Скажи главное, не спуталась ли ты с каким-нибудь бандитом или наркоманом?

Она взяла в свои большие жилистые руки маленькие ладони Малевин, с тонкими пальцами, с короткими обгрызенными ногтями.

— Я получила наследство, вздохнула она. Наследство, которого не хотела.

— Что именно? Квартиру, машину? Счет в банке?

Малевин покачала головой.

— Если бы, Тильда, если бы…

Ей самой было смешно от того, что она делает из свалившегося на голову богатства трагедию. И это внутреннее состояние безнадежности ее раздражало тоже.

Она со вздохом опустила голову на руки.

— Хуже Тильда, хуже. Замок.

Тильда выглядела пораженной.

— Я, конечно знала, что ты богачка, Малевин! Но чтоб настолько!

— Мать у меня из Эоров, Тильда. — объяснила Малевин. — Королевская кровь. Отец конечно «новые деньги», он из тугих мешков.

Колокольчик на двери зазвенел. Ранние посетители? Нет, все было гораздо хуже. С этими двумя девицами, наряженными с ног до головы в эксклюзив, она училась на одном факультете.

Они наступали на потрескавшиеся плитки пола так осторожно, будто это минное поле. За столик присели на самые краешки сидений. Шерил все такая же ослепительная блондинка, какой была и четыре года назад, достала из сумки пачку влажных салфеток, протерла столешницу.

— Милочка, — обратилась Бесс, роковая брюнетка, к Тильде. — Нам два кофе, пожалуйста. И вытрите стол.

— И чашки бы неплохо было бы вымыть, — сказала Шерил себе под нос, но так, чтобы все слышали.

— Обязательно плюну вам в чашку, милочка, — уверила ее Малевин. Она прямо-таки чувствовала, как темнеет за спиной тень.

Тильда наступила ей на ногу.

— Ты чего? Это ты теперь богачка, ничего не боишься, а я так и с работы полететь могу.

Шерил и Бесс с оторопью посмотрели на Малевин. Будто в их присутствии вдруг заговорил стул. Малевин сжала и разжала кулаки. Когда-то она тоже была такой вот снобкой, спрятавшейся от мира за стеной папиных денег…

— Что, курицы? Не признали?

Шерил и Бесс наконец вскочили, закудахтали, всплеснули руками.

— Малевин, ты ли это? Куда ты делась, тебя же звал к себе на работу сам… — обе синхронно закатили глаза.

Малевин присела с ними за столик, Тильда пошла готовить кофе. На троих.

Шерил сообщила, заговорщицки оглядываясь:

— Ходили слухи что ты в клинике неврозов, как бедняжка Марион.

Бесс ее перебила:

— Или что тебя похитили…

— Или что…

— Нет, девочки, нет, — Малевин выставила вперед руки. — Я просто поняла, что вся эта мишура, — она кивнула на сумку Бесс, стоившую таких денег, что Малевин и за год не заработать. — Не для меня. И что я совершенно не амбициозна. Я зарабатываю впритык — чтобы не умереть от голода, и иметь крышу над головой. И я счастлива.

Бесс и Шерил переглянулись.

— Но теперь ты вернешься к нам, да? Мы ужасно по тебе соскучились. Да и ты, наверняка тоже… Это очень хороший опыт, ты такая молодец…

Малевин рассмеялась.

— Девочки, я не героиня из фильма «Принцесса на каникулах». Я жила так не для получения опыта, не в порядке эксперимента. И даже не для того, чтобы проникнуться горестями обычных людей и стать богачкой с золотым сердцем. Я жила так потому, что по-другому жить не хотелось.

— Отчего же ты приняла тогда наследство? — спросила Бесс.

— Я дауншифтер, а не самоубийца, — вздохнула Малевин. — К тому же большая часть денег, получаемых из фондов будет уходить на замок, а я смогу жить так же скромно.

— Так же не получится, — уверили ее Бесси и Шерил. — Леди Имоджин достаточно часто выходила в свет.

— Ладно, — пожала плечами Малевин. — И я буду. Куплю себе маленькое черное платье и буду сидеть в углу.

— В одном и том же платье на каждом вечере? — охнула Бесс. — Это ужасно!

— Ужасно, это когда в шкафах куча ненужных тряпок, а треть наших сограждан при этом живет за чертой бедности. Так себе, я вам скажу, власть у народа…

— Ты изменилась, — задумчиво сказала Шерил.

— Нет. Я всегда такой была, — ответила Малевин. — Просто я та еще трусиха. И боюсь что-то делать. Поэтому предпочитаю молчать.

Тильда принесла кофе, Малевин поблагодарила ее, погладив по руке.

— Как вы здесь оказались, девочки?

Бесс рассмеялась.

— А я думала и не спросишь! Мы к тебе, будем решать любые твои проблемы. Например с увольнением. Ты ведь должна заплатить неустойку. Ведь не сможешь отработать положенные две недели. В общем, мы твои…

— Адвокатши… — сказала Шерил. — Адвокатессы.

— Адвокаты, — поморщилась Бесс. — Ты же знаешь, я не терплю феминативов.

— Почему это не смогу? Принятие наследства тоже занимает не один день.

— Потому, что замок требует внимания!

— Замок может требовать всего, чего пожелает, а я собираюсь жить по законам Республики Хокката. А в Трудовом Кодексе все очень даже понятно написано. Бывайте, курицы. Встретимся вечером у нотариуса.

— Мы не курицы, — возмутились они в один голос. Малевин улыбнулась, вспоминая их студенческие обзывалки. Хорошее все-таки было время.

Отработка на время поиска сотрудника! Две недели отсрочки. Ура!

Бесс и Шерил так и просидели в кафе до конца смены. Малевин успела переговорить насчет увольнения с приходившим к полудню администратором. Тот если и возражал, то как-то вяло и сонно. Тут и Тильда подсуетилась, вспомнив о своей лишившейся работы кузине.

Бесс и Шерил эти семь часов не скучали. Перепробовали все меню, посидели в соцсетях, и сыграли в «Кто я», изведя на это уйму салфеток. Сложно было сказать, что ими руководило: может быть им хорошо платили. Или они любили свою работу. Или предвкушали тот час, когда смогут в красках рассказать общим знакомым о том, в каком бедственном виде нашли они Малевин Фрест, младшую дочь Огастина Фреста, того самого, владельца «Фрест Компани».

В четыре смена закончилась. Шерил и Бесс встрепенулись, заметив ее без фартука.

— Еще полчаса девочки, я в вашем распоряжении. Мне требуется принять душ.

Адвокаты переглянулись

— А мы не опоздаем?

— Не опоздаем. В самом худшем случае задержимся. Без нас не начнут.

— Думаю, успеем, — наконец сказала Шерил. — Мы ведь на машине.

— Жаль, — сказала Малевин. — Я думала побыть вашей Вергилией и провести по всем кругам общественного транспорта.

Малевин любила принимать душ. На полочке рядом с умывальником стояло радио, купленное на развале года два назад. Малевин нашла волну, на которой вечно крутили что-нибудь бодренькое и бессмысленное. Как раз подвывать в душе.

— Пришла осенняя пора, — сообщила ей неизвестная певица.

— А мне к нотариусу пора, — делилась с ней сокровенным Малевин, стараясь попасть в ритм.

Минуты через две уже другая поп-дива слезно вопрошала:

— Как мне его не разлюбить?

— Попробуй просто не убить, — посоветовала ей Малевин.

В такие моменты она понимала, что самые близкие отношения у нее с Хоккатийским Обществом Сбыта Воды и Энергии. Возможность принимать душ и слушать музыку были почти бесценны.

Ради посещения нотариуса она достала почти ненадеванную футболку, серую со слоном и вчера постиранные джинсы. А кеды у нее были одни на все случаи жизни, как и кепка.

Бесс и Шерил, сидевшие в припаркованной у подъезда машины синхронно высказали свое неудовольствие. Бесс сделала вид, будто ее вот-вот стошнит, а Шерил — будто готова застрелится.

Но Малевин было таким не пронять. Одежду она покупала только у местных производителей, придирчиво изучив условия труда на их фабриках. Да, порой она брала всякий брак по дешевке, который приходилось перешивать, зато она знала, что ее джинсы, пусть не самые красивые, зато не сшиты руками хиндийки за плошку риса, или вэйским ребенком, которому вообще не платят. Малевин вздохнула еще раз. Может быть именно поэтому тень ее такая четкая — слишком много принципов от которых сложно отказаться.

— В этом на деловую встречу? — дрожа от праведного гнева спросила Бесс.

— Да я даже по кодексу Розы и Голубки пристойно одета! — возмутилась Малевин. — Все, что должно быть закрыто у меня закрыто! А скромность в одежде еще ни одной леди не ставили в укор.

Бесс и Шерил не стали спорить. Тем более, что они уже опаздывали.

У роскошного офиса семейного юриста их ждала небольшая делегация журналистов. Кое-кого Малевин помнила по старой памяти, например нервную шатенку с лошадиным лицом, из «Домохозяйки плюс» и усатого мужчину средних лет из «Все звезды сошлись»

Кому может быть интересен тот факт, что некая Малевин Фрест получила в наследство замок «Верный клинок», подумала она.

Бесс уверила, что многим. Вот хотя бы журналисту из «Экономического обозревателя». Или паре-тройке любителей теорий заговоров, добавила про себя Малевин, вспоминая эзотерические рассуждения о Верном Клинке, прочитанные вчера в Паутине. …Шерил же считала, что самым главным является то, что теперь Малевин входит в сотню самых богатых женщин страны, хоть и болтается где-то внизу списка. И что теперь она завидная невеста.

— Пока нет, — из чистого упрямства возразила Малевин. — Я ведь не подписала еще бумаг.

Мама как всегда была великолепна. Она, как и Тильда родила четверых детей, и несмотря на то, что была старше Тильды на двадцать лет, выглядела младше лет на десять. Должно быть потому, что никогда не заботилась ни о хлебе насущном, ни о толстом слое масла на нем. На ней было платье от ее любимого дизайнера, эксклюзивное настолько, что второго такого не существовало в природе. На голове — скромная прическа увенчанная черепаховым гребнем и мантильей, короткой, кремовой, вышитой мелким жемчугом.

Она протянула к Малевин руки, спросила с улыбкой:

— Что на тебе надето, дочь?

— По кодексу Розы и Голубки Малевин одета вполне прилично, — бойко вступилась за нее Бесс.

Малевин улыбнулась, указала на кепку:

— Покрыта макушка, вырез груди, плечи и ноги.

— А как же предплечья?

— Плечи, мама. Плечи. Я хорошо знаю старохоккатский, на котором написан первый вариант Кодекса. Дальнейшие правки в угоду непонятно кому имею право считать несущественными.

— Хорошо, — сказала мама. — Я вижу, что ты бойкости своей не растеряла.

Малевин оглянулась.

— А где отец?

— Наследство касается только природных Эоров, — ответила мама. — Что ему тут делать?

— Понятно, — вздохнула Малевин. — Тугой мешок, новые деньги…

— Не начинай, Малевин. Ты во всем видишь только тени.

— Профессия у меня такая…

— По Бесс и Шерил этого не скажешь.

— А я разве про юридическое образование говорю? Я про работу официантом: каждый второй норовит ускользнуть не заплатив. А из чьего жалования это вычтут?

— Если тебе интересен ресторанный бизнес, отчего ты не попросила отца помочь найти тебе что-нибудь в этом сегменте? У Дейров сеть кафе, им наверняка нужны управляющие, которым можно доверять. Набралась бы опыта, открыла бы что-то свое.

Малевин рассмеялась.

— Ты сама себя слышишь мам? Я просто хочу жить не думая ни о чем, а не управлять, или, тем более владеть рестораном.

— Отец на тебя обижен.

— Имеет право.

Мама задумчиво кивнула.

— Да. Двум людям с такими тенями тесно в одном доме…

Дверь в кабинет нотариуса распахнулась. Господин Энтор, их семейный юрист поклонился.

— Дамы, прошу.

Мама поднялась со своего кресла, похожего на трон. Немногочисленная партия монархистов, к которой принадлежал и господин Энтор, считал ее первой наследницей после недавно почившей леди Имоджин.

— Позвольте выразить свое восхищение вашей тенью, леди Малевин, — сказал он, прижимая руки к груди. — За последние три года она не лишилась ни четкости, ни насыщенности цвета.

— Знаете, у кого последнего я видела такую же тень? — грубовато спросила Малевин. — У наркоторговца, который живет на соседней со мной улице. Полное отсутствие талантов, весьма шаткая мораль, зато амбиций — на трех политиков хватит.

Господин Энтор сделал вид, что ему смешно.

Они расселись наконец и приступили к делам после разговора о погоде и новостях об общих знакомых. Господин Энтор представил им своего сына и помощника, Николаса. Он был особенно вежлив и предупредителен в отношении Малевин.

«Хорошая партия» — думала Малевин придираясь к каждому слову из завещания леди Имоджин. «Я теперь хорошая партия, и липнуть ко мне будут многие».

К восьми часам Малевин сдалась и приняла наследство.

Принесли кофе и выпечку, господин Энтор промокнул платком вспотевший лоб.

— Столь яростное нежелание наследника принимать наследство впервые встретилось мне в моей немаленькой практике.

— А я уважаю желание леди Малевин жить своей жизнью, не завися от чужих достижений, — сказал Николас, глядя на Малевин с искренней симпатией.

Мама просияла и принялась расхваливать непутевую дочь. Ее послушать — так Малевин была просто эталоном, совершеннейшим существом на свете. Малевин испытала ни с чем не сравнимое по силе желание высморкаться в скатерть, чтобы не выглядеть таким уж сокровищем.

А вот следующая фраза семейного поверенного заставила Малевин выплюнуть набранный в рот кофе назад в чашечку изумительно тонкого фарфора, и закашляться. Это был вопиющий проступок с точки зрения этикета, ничем не лучше сморкания в скатерть. Но гораздо хуже было бы, если бы к тому времени Малевин уже выпила бы этот злосчастный напиток, он бы пошел не в то горло. Она рисковала бы обрызгать всех сидящих за низким столиком.

Потому, что господин Энтор сказал:

— Есть еще один вопрос, леди Малевин. Он касается вашего семейного положения.

Справившись с кофейным конфузом Малевин ответила:

— А что с ним не так? Леди Имоджин прожила свою жизнь старой девой. Чем я хуже?

— У тетушки погиб жених, — напомнила ей мама. — В первую мировую. В третьем году народной эры, дорогая.

— Может сделаем вид, что мой жених просто не рождался? — уныло пробормотала Малевин, прекрасно понимая, что ее ерничанье ни к чему не приведет.

Господин Энтор привстал, и с поклоном протянул им тощенькую папку. Мама благоговейно ее приняла, начала листать.

— Как только весть о завещании достигла ушей общественности, а случилось это сегодня к обеду, мне пришло несколько предложений о заключении помолвки. Думаю, что к концу месяца их станет гораздо больше.

— Предлагаю провести отбор, — предложила Бесс.

— Известны случаи, когда он длился годами, — добавила Шерил.

— Годами? — обрадовалась Малевин. — Тогда ладно. Годами это хорошо…

Мама любовью огладила края папки.

— Пока что, конечно, сплошь зола, зола…

— Угли раньше середины месяца свои резюме не предоставят, — успокоил ее поверенный. — Им нужно показать что они знают себе цену.

— А бревна когда будут? — спросила Малевин. Все недоуменно на нее посмотрели. — Ну, же! Зола, потом угли… по логике дальше должны идти бревна. Каламбур… Ладно, признаю, не смешной.

Шерил робко попросила Николаса передать ей щипцы для сахара.

— Да, — проворчала Малевин, и взяла с подноса пирожное. — Признаю, юмор этот вечер не спасет. И так все через пень-колоду.

— Ах, — сказала мама, обмахивая себя ладонью. — Смотрины, это так волнительно. Неудивительно, что моя дочь, выпавшая из светской жизни на три года, так нервничает.

Трех смотрин детей, не считая собственных, маме очевидно не хватило, чтобы насладиться процессом.

Время близилось к одиннадцати вечера, пора было расходиться.

— Мы тебя подвезем, — в один голос сказали Шерил и Бесс.

— Ты не поедешь домой? — спросила мама. Водитель открыл перед ней дверь сияющего в свете фонарей черного автомобиля. Довольно скромного на вид, если не приглядываться к деталям.

— Мама, — спросила Малевин быстро, пока решимость не исчезла. — Почему я наследница, а не ты?

Мама протянула к ней руки.

— Ты чистый листок, дорогая. И никому не дашь себя менять, теперь-то я точно уверена. А я уже исписана. Мать, жена, светская дама. Кем-то еще мне уже не стать.

— Пока, мам, — скомкано попрощалась с ней Малевин.

— Спокойной ночи, дочь, — ответила она, садясь в машину.

— Вряд ли я усну сегодня, — ответила Малевин.

Они сели в машину. Бесс за рулем, Шерил и Малевин сзади. Шерил достала из сумки книгу.

— Держи. Если не сумеешь уснуть, почитаешь. Тебе полезно.

Малевин взяла книгу в руки. Когда-то она любила читать, в том числе и такой вот сладкий вымысел. С обложки на нее снова смотрели печальные глаза Раэла Серебряного, теперь король был одет во вполне современные брюки и рубашку.

— Король для Странницы, — прочла она название вслух. — В Паутине я нашла только одну книгу, и стенания на форумах о том, когда же продолжение. Откуда там взяться продолжению? Все умерли. Каждый в свой срок.

Шерил вздохнула.

— А вот и нет. Ты невнимательно читала! Малевин вернулась в свое время, и король некоторое время спустя тоже вернулся к ней. Они были предназначены друг друг другу! И даже время…

— Книга не дописана, — не отвлекаясь от дороги сказала Бесс. — Это только черновик, выпущенный ограниченным тиражом для горстки фанатов.

Малевин вертела книгу, прочла еще раз имя автора.

— Джин Имо. Имо Джин. Имоджин… Леди Имоджин Эор!

— Да, — со вздохом протянула Бесс. — Так жаль, что она поздно начала писать! Ей на роду было написано стать великим писателем, второй… вторым…

Малевин не слушала ее. Смотрела в глаза давно умершего короля, и думала о чем-о своем, зыбком, неверном, как паутина в первый осенний день.

Малевин вернулась домой, рухнула ничком на диван, полежала, пытаясь придти в себя. Хотелось плакать и пожаловаться кому-нибудь на что-нибудь. При том, что на сторонний взгляд жаловаться было не на что.

Она встала, почистила зубы, поставила чайник, включила ноутбук. Ради интереса просмотрела доступные сведения о кандидатах в женихи. Действительно, зола, зола, пепел, как говорила мама. Стареющий шоумен, сын политика, года два назад получивший условный срок после вождения в нетрезвом состоянии, закончившегося аварией… И пара знакомых лиц — ничем не выделяющиеся ровесники Малевин, один даже помладше. И все согласны на брак с главенством супруги. А значит за душой ни гроша, никаких амбиций и родственники отчаялись пристроить в хорошие руки.

Ну их!

Король Раэл смотрел на нее с обложки все так же печально. Малевин раскрыла книгу, пыталась читать, пробегая глазами абзац за абзацем, желая дойти до сути. И чувствуя необъяснимое, трепетное чувство, будто в руках не книга, а хрупкая бабочка, и можно погладить ее по крылу. Должно быть так сказывалось знание о том, что автором книги является леди Имоджин.

Вторая книга гораздо хуже. Может быть просто потому, что она черновик. А может быть потому, что у леди Имоджин не получилось вписать своего героя в новое время. Время мобильных телефонов, коротких юбок, камер слежения и селфимании. Ведь и для леди Имоджин это время являлось таким же чуждым и непонятным, как и для жившего шестьсот лет назад короля.

Она ведь тоже была осколком былой эпохи, умирающего и романтичного времени, была чуждой нынешнему миру. Как бы богачи-толстосумы Хокктаты не пытались вернуть прошлое, устраивая для своих детей балы — котильоны, читая им вместо сказок кодексы Меча и Пера, и Розы и Голубки, и рассуждая о славном прошлом.

В книге, на ста восьмидесяти страницах почти ничего не происходило. Сюжет топтался на месте, нелепые и бессмысленные события становились причиной разлуки возлюбленных. И в то же время оставалась какая-то тайна, загадка, натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Малевин чувствовала, что и у нее нервы уже натянуты, как струны.

В Паутине мало нашлось сведений о Малевин Сейнор, в девичестве то ли Фрест, то ли Фаст — письменных свидетельств сохранилось мало. Эта женщина, жена придворного, будто бы появилась из ниоткуда. Кажется, она была дочерью обедневшего дворянина, жила где-то на границе с Аргонной, а как попала ко двору — до конца не понятно.

Пара переходов по ссылкам, и вот Малевин обогатилась давно забытыми за ненадобностью знаниями о быте и событиях тех далеких времен.

Знания эти никогда не пригодятся, но все же это довольно забавно. В конце концов теперь и она сама, владелица замка — символа Темных времен.

Время обходило ее замок, Верный Клинок, стороной. Он пережил две мировые войны, революцию, бунты и восстания. Во время последней, окончившейся шестьдесят лет назад войны город бомбили, но Верный клинок остался цел. Солдаты дошли до окружавшего замок рва, и повернули обратно. В нем тогда был госпиталь, а в подвалах хранились экспонаты из нескольких музеев. Замок был окружен парком, через ров были перекинуты мостики, в парке этом гуляли горожане, а подростки исписывали неприступные стены бессмысленным надписями. Время не текло сквозь Верный Клинок, а будто бы мимо него, огибая, двигалось дальше, по артериям автострад, окружавшим замок, лет тридцать назад окончательно ставший частью разросшегося города. Напротив замка справа — самый крупный в городе торговый центр, слева — элитный жилой комплекс.

Малевин проверила по карте, на всякий случай, есть ли рядом метро.

Метро было.

Этот факт почему-то успокоил ее, она наконец нашла в себе силы лечь и уснуть.

Уснуть, и увидеть сон из книги. С храмом Господина Теней, начинавшимся сразу за ее скрипучим диваном. И сам Господин Теней был тут, сидел у подножия пустого трона, играл в выточенные из янтаря шахматы. Белые двигались сами по себе.

— Малевин, — строго сказал он, отвлекаясь от игры. — Ты почему все еще не в замке?

Белая пешка, будто бы невзначай столкнула черную с поля.

Господин Теней обернулся, прикрикнул:

— А ты не жульничай!

Эта нелепица особенно удивила Малевин. Она проснулась, повернулась с боку набок, привычно устраиваясь между острыми пружинами, и до утра спала без сновидений.

Утром Малевин обнаружила себя собирающейся на работу. Должно быть, это уже вбитый в недосыпающий мозг инстинкт. Пока Малевин осознавала это, позвонила мама. Первый раз за три года не по праздникам, а просто так.

— Здравствуй, дорогая! Через час я заеду за тобой. Тебя пора привести в порядок, а потом мы должны отправиться в храм, зажечь свечу для тени леди Имоджин. Пусть Госпожа Света будет к ней благосклонна.

Малевин вздохнула.

— Я хочу позавтракать.

— Я могу позавтракать с тобой.

— Тебе не понравится место, где я завтракаю.

— То кафе, где ты все это время работала?

— Кафе, это громко сказано.

— Шерил говорила, там неплохая выпечка.

Малевин только хмыкнула, представив себе маму за пластиковым столом при полном параде.

Тильда обрадовалась своей бывшей коллеге, и даже пришедший вовремя администратор, и повар вышли поздороваться с ней. Слухи распространяются быстрее ветра, и Малевин на время обрела статус сенсации. И посетителей сегодня было на редкость много — и все знакомые лица.

Творожник действительно был хорош.

Тильда подсела к ней на несколько минут, спросила:

— Ты все еще не рада наследству? Я действительно не понимаю почему.

Малевин положила в чай лишнюю ложку сахара.

— А если я скажу, что боюсь?

— Чего? — удивилась Тильда, тоже наливая себе чай. Новая официантка посмотрела на нее неодобрительно, но промолчала.

— Себя, — сказала Малевин. — Своей тени.

— Что за глупости? Чем твоя тень хуже другой? Наоборот, люди с такими тенями добиваются многого!

— Вот именно, — ответила Малевин. — Ты бывала в Музее теней?

— В детстве, — пожала плечами Тильда.

— А я каждый год ходила туда с отцом. Каждый раз мою тень измеряли по огромному количеству параметров. И каждый раз мне говорили — вас ждет великое будущее!

Малевин перевела дыхание, выпила переслащенного чая, поморщилась.

— А я смотрела на всех этих героев, оставивших след в истории, на воссозданные тени за спиной. Половина из них — отъявленные злодеи, не останавливавшиеся ради своих целей не перед чем. Хочу ли я быть такой? Нет.

— Но ты ведь можешь и не быть, — сказала Тильда. — Ну, выйти замуж, и все такое.

Малевин показала ей язык.

— Ты правда думаешь, что смогу этим удовлетвориться? Я знаю, что не смогу.

Она придвинулась ближе к Тильде, сказала, приглушив голос.

— Я поняла, что тень будет давить на меня, делать меня жестокой, еще во время учебы. Я шла по головам лишь бы получить то, что хочу — золотую полоску на диплом, стажировку в лучшей компании страны. В том числе не гнушалась шантажом. Мне нужно было быть лучшей ученицей потока, и я ею была. Училась как проклятая, но этого мало. Были там и поспособнее меня. Их приходилось подставлять, или покупать, чтобы выглядеть лучшей на их фоне. У меня было две защиты. Кроме собственно защиты диплома перед отцом я должна была доказать свое право на то, чтобы считаться самостоятельной, самой показать на что я способна. У нас в группе был парень из простых — стажировка должна была достаться ему, он в тысячу раз умнее меня. Я сломала его. Деньгами, посулами, страхом за будущее. Отец не вмешивался, выдал мне карт-бланш, и номера проверенных людей. Он провалил собеседование и взяли меня. У еще одной кандидатки на нужную мне должность отравили кошку, у другого нашли запрещенные вещества в сумке. А я, якобы из благородства помогла ему решить проблемы с полицией… В обмен на услугу — проваленное собеседование. Я пришла домой, выслушала похвалы отца, и поняла что превращаюсь в чудовище. Поняла, что скачусь очень быстро, что мне надо держать себя в узде.

Тильда кивнула, налила ей чай, взглядом указала на сахарницу. Малевин покачала головой. От сладости предыдущей чашки ломило зубы.

— Я взяла карту города, ткнула в первое попавшееся место, собрала вещи, деньги, и вот я здесь. На своем месте.

На плечи Малевин легли руки. Она сразу узнала мамины.

— Тебя действительно ждет великое будущее, дочь. И для этого совершенно не надо становиться чудовищем.

— Откуда ты знаешь? — Спросила Малевин сухим тоном, против воли склоняя голову так, чтобы потереться щекой о мамину ладонь.

— Ну, я ведь не чудовище…

— Откуда тебе знать? — снова спросила Малевин.