Верный клинок

ГЛАВА 2

Госпожа Света сидела на своем троне, прекрасная и фарфоровая. Длинные золотые косы — почти как настоящие, свивались в кольца на полу. Когда-то для статуй Госпожи благочестивые дамы жертвовали своими волосами. Для каждой статуи требовались волосы пяти-шести женщин. Но в этот просвещенный век храмовым статуям делали парики из высококачественных искусственных материалов. Да и нынешние дамы не отращивают волосы такой длины. Фарфоровые руки со вполне современным маникюром покоились на подлокотниках кресла, одна ножка, босая, изящная, с золотым браслетом на лодыжке, утопала в шерсти огромного кота, тоже, разумеется, сшитого из искусственного меха. Между лап у него Малевин увидела вырезанную из янтаря пешку.

Запнулась, сморгнула. Пешка исчезла.

— Послушаем проповедь? — спросила мама, поправляя мантилью так, чтобы она закрывала плечи. Малевин только неопределенно повела плечами. Особо религиозной она никогда не была, в этом полностью понимая и принимая позицию отца. Правда он верил в деньги, и может быть молился им по ночам, а у Малевин и такого покровителя не было. Она не верила ни во что.

— Хочешь анекдот, мама?

— Сейчас не время.

— Да ладно, он короткий. Жених и невеста погибли по дороге в храм, и попали прямиком в обитель Госпожи Света. Госпожа спросила у них, чего бы они хотели. Те пожелали обвенчаться. Госпожа отправилась обходить свои земли в поисках жреца, нашла с трудом. Пару обвенчали. Через некоторое время они решили развестись. Госпожа воскликнула: я вам в светлых садах своих жреца с трудом нашла, а теперь вы хотите, чтобы я искала еще и юриста?

— К чему это ты? — Подозрительно спросила мама.

— К тому, что мы с местным жрецом еще встретимся возможно в землях теней после смерти.

— Не говори глупостей, дочь.

— Сложно этого не делать, когда правду принимают за глупость.

Мама обернулась.

— Ну вот что мне с тобой делать?

— Возможно просто не трогать, — посоветовала Малевин.

Проповедь они все-таки посетили. Сидели на деревянной скамье, полированной бесконечно ерзающими по ней людьми, слушали, что им скажет жрец.

Жрец сказал очень много интересного, упомянул, пусть и вскользь, Господина Теней, рассказал о сотворении мира: о том как из лучей невидимого нам светила родилась Госпожа Света, как отбросила она первую тень, ставшую ее супругом, как они создавали мир, прекрасный и справедливый, и как и этот мир стал отбрасывать тени, каждая из которых так или иначе отличалась от того, первого мира, но обретала плоть и кровь, и разум, становясь еще одним обитаемым местом, но полном несправедливостей и горя. … И что однажды все эти тени станут единым целым, частью мира Света, лишаться бед, горестей и болезней.

Малевин украдкой зевнула. Если бы не сны с участием Господина Теней, здорово выводившие ее из колеи, она как и прежде посмеялась бы над наивными верованиями. А теперь… А теперь еще и эта шахматная фигурка у ног спутника Госпожи Света…

Впрочем может быть это от недосыпа? И от опусов тетушка Имоджин? Сон в метро приснился раньше, чем была прочитана книга, напомнила себе Малевин.

Мама, будто подслушав ее мысли, шепнула:

— Когда ты попадешь в замок, ты все поймешь. Потерпи чуть-чуть.

— Я очень терпелива, у меня вообще стальные нервы, — ответила Малевин. — Ты уверена, что кормила меня во младенчестве молоком, а не успокоительным?

Зачем только она хвасталась своими нервами? Они тут же сдали. Потому что на выходе из храма их ждал Господин Теней из снов. И мама его тоже прекрасно видела. Стоял, нагло улыбался своими кошачьими зелеными глазами, вертел в руках янтарную пешку.

— Этот господин, — сказала мама, выделяя обращение голосом. — Поможет тебе освоиться в замке.

— Зовите меня Тень, дорогая леди Малевин, — с поклоном ответил он.

Внутри мамина машина всегда казалась Малевин больше, чем снаружи. Разумеется все в меру скромно, ненавязчивый аромат, затемненные стекла… Господин Тень проскользнул в салон вслед за матерью и дочерью, уселся лицом к ним, на сидение для телохранителя. Машина завелась, Малевин услышала тихий щелчок — заблокировались двери.

Она обернулась к матери, не успела даже ничего сказать.

— Что бы вы не сбежали, леди Малевин, — объяснил ей Тень. — Пока не дослушаете.

— Это противозаконно, — сказала Малевин, и полезла в карман за телефоном, не то звонить в полицию, не то снимать происходящее на камеру, чтобы представить как доказательство в суде. Или просто посмотреть время. Она сама не определилась — Вы не имеете права удерживать меня без моего на то согласия!

Тень обратился к маме.

— С одной стороны очень неудобно, что Леди Имоджин не может теперь брать на себя представительские функции.

— Она мертва, — огрызнулась Малевин. — Естественно она ничего не может.

— Да, — кивнул Тень. — Я и говорю: досадное неудобство…

Мама никак не отреагировала на такое кощунство. Малевин вдруг подумала, что она никогда не оплакивала умерших. Маме было грустно после смерти ее родителей, но грусть эта была не слишком глубока, будто бы дед и бабушка просто отправились в далекое путешествие.

— Однако продолжим, — сказал Тень, прерывая ее размышления. Он выдвинул маленький столик, поставил на него шахматную фигурку, которую все это время держал в руке.

— Вы слышали, леди Малевин, о том, что каждый человек — целая вселенная?

Он сделал неуловимое движение, проведя рукой у груди Малевин. Она вдруг почувствовав как ее охватывает странное беспокойство, страх, горечь, ожидание чего-то ужасного и наконец… пустота. А в руках у него возник крошечный, сияющий золотой шар. Он бережно опустил его на столик рядом с пешкой. Тень освещенной пешки упала на стол.

— Так и есть, леди Малевин. Вы созданы по по подобию вселенной. Как и все разумные существа. У вас есть она — душа, маленькое солнце, и физическое тело, есть тень — отражение вашей души, видимое и вам и всем…

Малевин чувствовала, что вот-вот задохнется. Паника захватила все ее существо, холодная, липкая, пустая, бессмысленная.

— Простите, — сказал Тень. — Сейчас минутку.

Золотое сияние, тепло, которого она лишилась, снова стало частью тела, и Малевин заревела, как плачут, наверное, новорожденные дети. Мама опустила ее голову себе на колени, принялась перебирать волосы.

— Тихо, тихо, милая, — шептала она. — Все хорошо. Это демонстрация, просто демонстрация того, о чем сейчас будет говорить господин Тень.

Тень подал ей воды в пластиковой бутылке, Малевин шарахнулась от его рук, ударилась затылком и коленями.

— Позвольте я вас успокою.

Малевин чувствовала, что ни слова не может произнести. Будто бы она лишилась вдруг разума и способности говорить.

— Да, — сказала мама, — сделайте милость!

Сразу стало спокойно. Малевин прижала руки к груди, там, где разливалось ровное тепло, которого раньше не замечала.

— Есть те, кто не ценят этот дар, леди Малевин. Сознательно расплачиваясь своим светом за весьма сомнительные знания и силы, они становятся неуязвимыми для меня и моей госпожи… Их, конечно, так не накрывает. Не сразу, по крайней мере. И они успевают смириться с пустотой внутри.

— Кто они? — Малевин наконец почувствовала в себе силы говорить. Она села, руками обхватила голову. Волосы превратились в воронье гнездо, не иначе.

— Враги всего сущего, разумные существа, лишенные тени, и лишенные внутреннего света. В некоторых мирах их называют вампирами, и выдумывают о них сказки и небылицы. Они бессмертны и сильны, они умеют быть очень обаятельными, свет даже обычного солнца причиняет им неудобство. Иногда они пытаются согреться, выпив крови разумных существ. Это приносит им временное облегчение. Кровь чаще всего выпивают досуха.

— В нашем мире такие есть?

Тень улыбнулся.

— Всего один. И на других лишенных тени он совершенно не похож.

Малевин прекратила мучительные попытки пригладить волосы. Хорошо, что она редко красится — сейчас бы любой макияж превратился в маску клоуна.

— Дайте я угадаю, — сипло сказала она. — Этот лишенный тени — король Раэл?

Тень и мама переглянулись.

— Да, — сказала мама. — После романов тетушки Имоджин это несложно понять.

Малевин взглянула в окно. Мир предстал перед ней не таким как обычно, люди идущие по мостовой, двигались медленно, будто воздух сгустился.

— Не обращайте внимания, — сказал Тень. — Я замедлил время, чтобы успеть договориться обо всем. Итак…

Он закинул ногу на ногу, сцепил пальцы в замок на колене.

— Все, что вас окружает это тени, подобия. И каждый мир создан по подобию первого мира. И каждый его обитатель — наша тень, моя и моей госпожи. И так же как мы храним все миры от внешних угроз, есть те кто хранит миры от внутренних. Каждому миру нужны свои рыцарь и леди, свои господин и госпожа. Рыцаря я выбрал давно, он стал мне другом. Его леди его предала.

— Раэл Серебряный — этот рыцарь?

Тень улыбнулся.

— Да, человек удивительной судьбы, впрочем об этом позже. Я, как вы заметили, дома не сижу, контролирую те миры, которым нужна помощь. Рыцари помогают мне в этом. Их леди следят за миром изнутри. У вас есть замок, место весьма и весьма не простое. В тех местах, где тени миров соприкасаются между собой, возникают наложения, и из одного мира можно проникнуть в другой. Вам предстоит кроме всего прочего быть радушной хозяйкой тем, кто приходит из иных миров, ибо не всегда для них есть возможность вернуться домой.

Малевин обернулась к маме.

— Ты все знала?

Она кивнула.

— Да, дорогая. Наша семья хранит эту тайну веками. А до этого были, конечно другие.

— А леди и рыцарь… — задумчиво спросила Малевин. — Они должны состоять ну… в браке?

Тень рассмеялся.

— Помилуйте, моя леди! Как можно кого-то заставить любить? Здесь полная свобода выбора.

Мама шепнула ей на ушко.

— К тому же, насколько я знаю Раэла, он не в том состоянии, чтобы ответить на любовь девицы.

Малевин вспомнила сосущую пустоту внутри, когда осталась без своего внутреннего света, и согласилась с ней. Даже если притерпеться, на приключения желания не останется.

— Все это так сказочно, — сказала Малевин. — Так наивно и прекрасно, как будто бы из баллады.

— Может быть потому, что детям больше, чем взрослым понятна простая суть бытия? — заметила мама, гладя ее плечо.

— Мы с Госпожой считаем, что чем проще, тем лучше. Стул, стоящий на четырех опорах не менее устойчив, чем стоящий на тысяче ног. Убрать бы еще из этого уравнения лишенных тени.

— А чего они вообще хотят?

Тень пожал плечами.

— Уничтожить первое солнце, мою Госпожу. Вероятно занять ее место. Короче говоря, той же чуши, какой обычно хотят все злодеи. Лишить вселенную теней, образно говоря. Возможно, в их представлении это весьма правильный и справедливый мир.

— Чем это грозит мирам?

— Миров не будет существовать, леди. Ведь все миры — это тени. Они не умеют ни любить не скорбеть. Из них и люди то не очень получаются, а уж существа иного порядка…

Малевин снова посмотрела в окно. Небо было темным-темным.

— Есть у вас вопросы, дорогая леди? — участливо спросил Господин Теней.

— О, — сказала Малевин. — Слишком много, чтобы быть в силах задать хоть один!

— Ничего страшного, — уверил ее Тень. — У нас еще будет время побеседовать. Мы прибыли.

Машина затормозила.

Сам по себе замок был небольшим. Несравнимо скромным, если поставить рядом основную резиденцию королей, ставшую сейчас Домом Правительства, и частично музеем. Говорят, его начал строить для себя некий торговец, купивший дворянство, а затем вдруг подарил его королю.

В Верном клинке — пять этажей. Стены гладкие, не украшенные ничем, кроме окон с простыми стеклами вполне современного вида. На первом этаже большая прихожая, за ней холл с лестницей, ведущей наверх, и еще одной ведущей вниз, в подвал. Двери из холла ведут в анфилады комнат. Слева гостиная освещенная несколькими окнами с одной стороны и свечами в нишах с другой. В центре — круглый стол как из легенд, тяжелые, массивные кресла.

За ней бильярдная, потом комнаты отдыха, курительная и после — уборные комнаты, мужская и женская. Эти помещения опоясывают крыло, и из уборной комнаты через вторую дверь можно снова попасть в холл.

Справа — обеденный зал, такой же скромный и одновременно уютный, как и все остальные помещения. Скромный, конечно, по меркам резиденции короля. За обеденным залом — кухня, за ней кладовые и помещения для прислуги. Сейчас половина спален пустует, когда-то в каждой теснилось по четыре-пять человек. Теперь факельщиков и зажигателей свечей заменили собой электрические лампы, включаемые одним движением, у горничных появились верные друзья — пылесосы и прочие средства для быстрой и чистой уборки, да и жизнь прачек облегчили стиральные машины. А поварят заменили собой кухонные комбайны.

Есть тут и оранжерея, вотчина живущего в отдельном домике садовника, и галерея для прогулок в дождливую погоду. Солнце в галерею почти никогда не попадает.

На втором этаже — комнаты для чаепитий, танцевальный зал, картинная галерея и библиотека. Эти два этажа часто видят гостей пришедших на балы-котильон, или благотворительные вечера. Третий этаж занимают десять спален. Раньше их было больше, но со временем пришлось выделять места для ванных комнат, проводить канализацию, и прочее, что сократило количество спален, но добавило комфорта. Четвертый и пятый этажи закрыты для посещения.

Есть у замка и башня, похожая на воткнутый в землю кинжал, которая и стала причиной названия, как думают исследователи. Попасть в нее можно со второго этажа замка, или с отдельного входа. И не для каждой экскурсии вход в нее открыт.

Именно там, в башне находятся покои короля Раэла Серебряного, законника и воителя, равных которому по мнению исследователей не было больше среди правителей Хоккаты. Один над другим расположены комнаты — малый зал, малая обеденная, кабинет, молельня, спальня. Лестница съедает довольно большую часть помещений, и сложно сказать отчего покои короля размещены в столь неудобном месте. Есть только свидетельства о том, что король любил здесь бывать. А последние годы жизни и вовсе провел здесь практически безвылазно.

На стенах — пейзажи разных уголков Хоккаты, говорят, что многие из них принадлежат кисти младшего брата короля, занявшего престол после его смерти — Атристира Разумного.

Не все из них хороши, многие самая настоящая мазня на скорую руку, но тот факт, что написаны они рукой короля, делает их драгоценными. Королевская кровать узкая и твердая, в молельной ничего кроме ковра и деревянной статуи Госпожи Света. Разбит у стен замка и сад, и даже огород, и зеленый лабиринт, есть и пруд с рыбами, и ров, и крепостная стена, и дорожки в изящно запущенном саду, и конюшня, и огромный подвал, с сотнями дверей, ведущих в разные миры… Туда, в подвалы, экскурсии конечно не водят.

Всем этим предстоит теперь владеть Малевин.

Сегодня она ступила на путь, с которого уже не сойти.

И она чувствует трепет, поднимаясь по лестнице-подкове, глядя на встречающих ее людей — дворецкого, экономку, горничных, садовника, водителя, конюшего, начальника охраны, секретаря. Знакомясь с ними, подавая им руку, она чувствует что теряет часть себя, и что-то приобретает взамен.

То ли это, чего она хотела?

Наверное нет, но дареному замку в окна не заглядывают.

На первых двух этажах, и даже на третьем, в комнатах бабушки Имоджин Малевин бывала и раньше, в том счастливом возрасте, когда лучшей одеждой кажется платье принцессы и мамины туфли. Мама никогда не запрещала Малевин носить то, что она хотела, и вот результат — дочь, носившая куда угодно костюмы сказочных персонажей, к старшей школе совершенно остепенилась, и не носила ничего кроме сдержанной классики. А теперь — дешевой пародии на кэжуал.

Ее проводили в кабинет, показали где что лежит и оставили на некоторое время одну.

Секретарь, впрочем, остался в приемной.

Малевин прошлась по небольшой, уютной комнате, посидела в кожаном кресле, включила и выключила настольную лампу. Кругом был сплошной винтаж, местами даже антиквариат. На зеленом сукне, которым была покрыта столешница, лежала весьма зловещего вида черная книга. Название ее подходило матовой черноте обложки: «Книга Теней»

В руках книга вдруг задрожала, загудела. От неожиданности у Малевин затряслись руки и она уронила ее на стол.

Книга упала, раскрылась на середине. Неизвестно откуда взявшийся ветер зашелестел страницами. И к собственному удивлению Малевин расслышала в этом шелесте слова:

— Приветствую леди. Не соблаговолите ли оставить свой экслибрис на моей титульной странице.

Если бы Малевин была кисейной барышней, она бы завизжала, вспрыгнула с ногами в кресло, а потом лишилась бы чувств.

Но теперь Малевин не была на такое способна, не после того, как ее на время лишили света души. Теперь она знала, что такое настоящий страх и ужас.

— Ты говоришь, — только и констатировала она очевидный факт.

— Говорю, — согласилась книга. — Так что насчет экслибриса, леди? Прошу! В первом ящике лежит перо…

— Никогда не писала пером…

— Все бывает первый раз, леди.

Малевин достала перо и перочинный ножик. Чернил не было.

— А чем…

Книга зашелестела так, что в шелесте послышался смех.

— Кровью, дорогая моя леди. Подписывать положено кровью.

Малевин уколола палец на левой руке, и старательно вывела:

«Леди Малевин Эор, госпожа замка Верный Клинок».

— Верно? — поинтересовалась она у книги.

Листы сложились в сердечко. Малевин не выдержала и рассмеялась.

— Расскажите мне о том, что здесь происходит, уважаемая книга, — попросила Малевин, чувствуя себя героиней сказки.

Книга застыла, потом задумчиво сказала:

— Я знаю только то, что в меня записывают. А это сведения о мирах, с которыми соприкасается этот.

— Сколько их вообще?

— Около двухсот.

Малевин по-плебейски присвистнула.

— И отовсюду к нам кто-то может попасть?

— Не беспокойтесь. Это случается довольно редко. К тому же, гости чаще всего безобидные и человекообразные. Главное, чтобы лишенные тени не пробрались.

— Они так ужасны?

— Они так несчастны, что полагают свое несчастье величайшей радостью. Им неведомы ни боль, ни горе, но и радость им неведома. И они полагают пустоту духа истинным величием, и хотят того же для всех. В их идеальном мире нет убийств и предательств, но и цены добрым поступкам нет. И смысла их делать тоже.

Малевин кивнула.

— Ты говорила о том, что почти все наши соседи человекообразные, а те, что нет?

Книга снова зашелестела страницами, смеясь.

— А остальные станут подобны людям, пройдя сквозь дверь. А вы, в свою очередь, отправляясь в мир разумных пауков начнете щелкать хелицерами.

Через некоторое время в дверь кабинета постучали, и Малевин пришлось прервать весьма увлекательную беседу с книгой.

— Вижу, вы сумели найти общий язык друг с другом — улыбнулся вошедший секретарь, господин Вейл.

— Великолепно, — сказала Малевин. — Ничем не хуже Энциклопедии Пути, а голосовые команды распознает гораздо лучше любой поисковой системы.

— Попрошу! — возмутилась книга. — Я, к вашему сведению, древний артефакт, и я гораздо умнее всех этих глупых механических изделий и абсолютно автономна!

Малевин рассмеялась, взглянула на секретаря:

— Есть еще что-то, что я должна сделать, господин Вейл?

Секретарь, высокий мужчина в сером костюме и с незапоминающимся лицом, слегка поклонился.

— Вам, моя леди, думаю полезно и интересно будет пройтись по подвалам замка.

Малевин оглянулась, неопределенно крутанула кистью в воздухе:

— А что насчет моих обязанностей? Вообще?

Секретарь склонил голову.

— Сейчас в замке траур по леди Имоджин. Срок истекает через неделю. К этому времени я надеюсь не торопясь ввести вас в курс дел, вы познакомитесь с рыцарями и леди других миров…

— Четырьмя сотнями… ммм… человек? — перебила его Малевин, вспомнив то, что ее родной мир связан с двумя сотнями других.

— Не беспокойтесь. Вы сумеете их запомнить, замок об этом позаботится.

— Я уже ничему не удивляюсь.

— Это место пронизано магией от подвалов до шпиля башни. Правильно делаете, что удивляетесь, леди.

Потом он встал так, чтобы Малевин был виден профиль.

— Я вам никого не напоминаю?

— Н-нет, — протянула Малевин.

— У вас есть с собой деньги?

— Пятнадцать гульденов.

— Трехгульденовая банкнота найдется?

Малевин достала из кармана кошелек. Банкнота нашлась.

Она посмотрела ее на свет, и с интересом взглянула на секретаря.

— Кто там изображен?

Бородатый мужчина, украшавший банкноту был ученым биологом, создателем теории эволюции.

— Это я. Ну же, мысленно сбрейте этому чучелу бороду, и присмотритесь, леди.

Малевин ахнула. Сходство было неоспоримым.

— Я не человек, — сказал секретарь. — Попал в этот мир случайно, влюбился, остался.

— И много вас таких, эмигрантов из иных миров?

— Около двадцати тысяч в данный момент, — он поклонился, прижав руку к сердцу. — И все мы — ваши верные подданные. Вам не стоит переживать ни о чем. Ни о финансах, потребных на поддержание замка в должном состоянии, ни о прочих мелочах. Суд и прочее — прерогатива рыцаря. А вы — хозяйка. Ваше дело уют.

— А как же… — Малевин провела пальцем по шее, вспоминая какие кары сулят недобросовестным владельцам Верного клинка.

— Чтобы отпугнуть желающих получить лакомый кусок, объяснил он. — Зачем нам лишние люди на таком посту?

Малевин кивнула, и вдруг поняла, что страшно устала. Все было слишком хорошо и гладко. И это было подозрительно.

— Я могу отдохнуть, — спросила она. — Или мне еще куда-то нужно сегодня покапать кровью?

Секретарь странно вздрогнул.

— Кровью? Нет. Вас проводить до покоев?

— Распорядитесь лучше об обеде через два часа. Это удобно?

— Более чем. Отдыхайте, леди. Я пришлю горничную, когда обед будет готов

Хозяйские покои были лишены всякой индивидуальности, так, словно это музей быта вековой давности. Должно быть отсюда убрали все воспоминания о бывшей хозяйке, чтобы не смущать новую. На стенах — зеленые обои с серебряными листиками, сплетающимися в замысловатый узор, мебель светлая, изящные диванчики в стиле ампир, обитые полосатой, бело-зелено-серебряной тканью, безделушки на каминной полке. Подлинники знаменитых картин в простых и строгих рамках. В ванной комнате, бывшей когда-то еще одной спальней — медные краны, ванна, унитаз и биде заключены в футляры из драгоценных пород дерева.

Малевин полежала минут двадцать на роскошной кровати, размером примерно с ее предыдущую спальню, посидела на софе, и во всех креслах поочередно, побродила по пустой гардеробной комнате, где сиротливой стопкой уже лежали три ее самых хороших футболки, зимние полуботинки и сменная пара джинсов и куртка. Стопка нижнего белья тоже не впечатляла.

За чаем мама попыталась было посетовать на скудность гардероба, и помочь заполнить полки, но Малевин была непреклонна.

— Капсульный гардероб мама, капсульный гардероб! Ничего другого я не признаю. Я за осознанное потребление. И цвета попроще. Серый, белый, черный, синий. Они мне идут.

К ее удивлению, Господин Теней ее поддержал:

— Вы большая умница, леди. Именно с помощью таких вот ограничений вам удается удерживать в узде себя, и свою тень.

Мама все же заставила ее заказать себе деловой брючный костюм, три блузки, три пары туфель, платья, коктейльное, простое до колена, и в пол. Последнее черное с искрой, остальные два серо-серебристые. Все — средней ценовой категории, хоккатийского производства, никакого эксклюзива. Своим принципам Малевин уступать не собиралась. От себя впрочем мама тоже кое-что добавила.

— Это не принципы, дорогая леди, — уверял ее Господин Теней. — Это гейсы. И ваше подсознание, знающее что вам на самом деле надо.

Малевин хлопнула себя рукой по лбу.

— Гейсы, точно! Как я могла об этом забыть.

То есть не забыла конечно, читала в легендах о правилах и ограничениях которые выдумывали себя герои и короли древности. Да и простые люди тоже. Иногда эти гейсы противоречили друг другу и становились причинами войн, смертей и прочих недопониманий.

Господин Теней вздохнул.

— Развитие цивилизации расслабляет и разжижает мозги. Странности древних не на пустом месте возникли. Это своего рода техника безопасности — вроде как не бросать включенный фен в ванну, или смотреть по сторонам, переходя дорогу.

Малевин обернулась к матери.

— А у тебя и отца есть гейсы?

— Нет, — ответила мама, и грустно улыбнулась. — Я — мужняя жена, тень моя ничего не значит, а он не верит во всю эту мистику, ты же знаешь.

— А мне-то можно было сказать, — слегка надулась Малевин.

— Каждый доходит до главных истин в жизни сам, — ответил ей Господин Теней, вставая. — Думаю, с Раэлом вы столкуетесь.

— Кстати, где же мой рыцарь? — спросила Малевин, глядя на Тень снизу вверх.

— Бродит по мирам, внедряется в местные общины лишенных тени и убивает их. Короче говоря, препятствует распространению заразы. Когда он появится, вы поймете. А теперь, — он слегка наклонился подавая руку Малевин. — Я советую вам отправиться в небольшое приключение в обществе своего секретаря. После вы будете сладко спать и видеть прекрасные сны, не думая ни о чем. И полюбите свое новое место в жизни, и примете его. Это я вам гарантирую.

Подвал был гораздо больше, чем, если думать логически, должен был быть. Отделанный серым камнем и деревянными панелями, лишенный видимых источников света и все же достаточно ярко освещенный, он был полон дверей. Вычурных и простых, отделенных друг от друга нишами, в которых стояли, чередуясь вазы и статуи, доспехи и зеркала. По центру тянулся длинный стол, простые деревянные скамьи.

— Здесь больше двух сотен… — сказала Малевин, обращаясь к своему секретарю.

— Не за всеми из них есть пригодные для жизни миры. Вот за этой например, — он постучал по одной из дверей, обугленной, забитой крест накрест двумя досками. — произошла ядерная война. Земля обезлюдела. Остались колонии на Рубиновой планете, которую они зовут Марсом, и на Луне, но нам туда хода нет. Только Господин Теней и Госпожа Света могут ходить по мирам, не используя места пересечения миров.

— Колония на Марсе… — завороженно повторила Малевин. — Подумать только!

Ее провожатый указал на еще одну дверь.

— А вот здесь вчера закололи Цезаря… — и поймав вопросительный взгляд спутницы пояснил. — Все миры — тени друг друга. Иногда некоторые события поразительно схожи между собой, иногда так кажется только на первый взгляд. Бывает рождаются одни и те же люди, проживают очень похожую жизнь, с ними происходят схожие или идентичные события. Бывают миры, в которых одни и те же страны, на пути развития разительно друг от друга отличаются. Вот за этой дверью мир, для которого смерть Римского императора — события двухтысячелетней давности. Мы с ним примерно на одной ступени развития, но вторых теней там никто не видит. И на территории Хоккаты там совсем другая страна, с иным кланом и историей. Единственное совпадение — около ста двадцати лет назад там тоже отгремела революция. Вот за этой дверью — тоже Хокката. Но семьи Эор там нет вообще.

— Это не укладывается в моей голове, — на всякий случай сообщила Малевин.

— В таком случае, вам стоит голову проветрить, — предложил ей господин Вейл.

Он распахнул одну из дверей, и Малевин чуть не снесло потоком ветра.

— Зря я не взяла куртку, — крикнула она, заслоняя лицо.

— Куртка вам не понадобится! — заверил ее секретарь, делая шаг вперед. — Подождите несколько минут и входите.

И растворился в черной пустоте. Делать шаг в неизвестность не хотелось, Малевин минуты две поломала в нерешительности пальцы, все-таки и шагнула вперед. Изменившийся центр тяжести заставил ее опуститься на четыре конечности, тут же запутавшиеся в друг друге. Малевин полетела кубарем вниз с горы, из-под спины брызнули в разные стороны камушки.

Наконец экстремальный спуск закончился, она упал на спину, придавив под собой левое крыло. Крыло?

Она вскочила, ударила себя по чешуйчатому боку хвостом, заметалась, как кошка, которой светят лазерной указкой. И услышала странные звуки позади себя. Гибкая длинная шея легко извернулась в нужную сторону.

Если драконы умеют смеяться, то кобальтово-черный дракон, вольготно устроившийся на выступе скалы, точно смеялся. Потом он поднялся, потянулся, выпустил огромные когти, и изящно спрыгнул с удобной лежанки. Подошел, излучая силу и мощь вплотную, потерся мордой о морду Малевин.

И она услышала голос своего секретаря в голове.

«Все в порядке, леди Малевин. Вы в моем мире. А это — мой истинный облик»

Малевин от удивления села на собственный хвост, похожая наверно в тот момент на большого, неуклюжего, глупого и растерянного щенка.

— «Я говорила, что ничему не хочу удивляться? Вздор! Это удивительно!»

Она встала, с восторгом принялась крутиться, пытаясь поймать шипастый хвост. Растопырила крылья. Ветер больше не мешал. Что вообще может быть лучше ветра?

«И вот это все вы променяли на двуногое человеческое бытие? Вы большой оригинал, господин Вейл!»

Он очень по-человечески и очень грустно покачал головой.

«Я променял это все на интеллект, моя леди. Мои сородичи неразумны» — он отвернулся, с тоской глядя вдаль. «Точнее, я думаю, что они нечто вроде предков разумной расы, которая будет жить здесь через миллионы лет. Жаль, что я этого не увижу. Мы, драконы — долгожители. За все время, что я провел в вашем мире, здесь сменилось одно поколение. И они необучаемы».

«А провести через дверь в наш мир? А потом обратно?»

Дракон посмотрел на Малевин в упор.

«Мне не разрешили это делать. Все должно происходить естественно. Если все нечаянные путешественники станут таскать из одного мира в мир своих сородичей и изобретения, начнется такой кавардак… И не каждое существо способно переместиться без вреда для психики. Я знал трех своих сородичей, которые, как и, я случайно переступили порог. Одного мне пришлось убить, двое вернулись назад. Живут кстати недалеко отсюда, и стараются не вспоминать о пережитом. Хотя они поумнее остальных, других сюда стараются не пускать».

Огромное красное солнце заходило за горизонт. Ветер крепчал. Вскоре Вейл нарушил тишину:

«Полетели, загоним оленя, леди Малевин. Охота и хороший ужин всегда избавляют от грустных мыслей».

В какой-то момент, не то в бреющем полете над озерной гладью, не то загнав оленя, Малевин почувствовала, что соскучилась по своему телу. По рукам и ногам, по волосам и несовершенному зрению.

Вейл понял ее без слов. Может быть и он тосковал по крыльям в двуногом обличьи?

До пещеры, внутри которой был спрятан проход между мирами, Малевин добралась почти не чувствуя крыльев, на одном упрямстве. В пещеру заползла с трудом, и снова не заметила, как вдруг стала прямоходящей, лишенной крыльев, и усталость как рукой сняло. Ведь у этого тела крыльев не было, нечему было уставать.

Она обернулась к шедшему позади Вейлу, от избытка чувств бросилась ему на шею, по-драконьи потерлась лбом о его лоб. Наконец смогла высказать свой восторг не фырканьем и мыслеформой, а нормальными человеческими словами:

— Это было чудесно! Я так благодарна!

— Осторожнее, — рассмеялся господин Вейл, — какой-нибудь молодой и ретивый дракон мог бы воспринять это как жест особого внимания…

— Но мы ведь уже терлись лбами…

— При первом знакомстве это нормально, мы устанавливали связь…

Малевин бросила взгляд на тень души своего секретаря и ахнула. Было от чего, драконья тень у человеческого тела — весьма необычное зрелище. А взглянув ему в лицо увидела кое-что еще — вытянутые, змеиные зрачки.

Он моргнул несколько раз, и глаза стали обычными, человеческими.

— С тенью сложнее, — сказал он. — Пару дней она будет выдавать мое иномирское происхождение, потом я снова уверю себя в том, что я человек, и все станет, как прежде.

Он предложил Малевин руку.

— Вы голодны, моя леди?

— Помилуйте! — рассмеялась она. — Я ведь недавно съела целого оленя!

— Не вы, — строго, словно учитель, поправил ее господин Вейл. — Не вы, а дракон, которым вы были. Это существенная разница.

— Я так мало знаю, — вздохнула Малевин.

— Понемногу разберетесь, леди. Спешить некуда.

Малевин действительно почувствовала, что голодна, и только хотела об этом сообщить, как дверь напротив них, отгороженная столом и лавкой, скрипнула, отворилась и из нее вытекла тень. Очень густая, очень темная, липкая, неприятная. Она шлепнула о плиты пола, поползла вперед, поднялась, принялась оформляться в нечто человекообразное…

Язык Малевин прилип к небу, а ноги к полу, к тому же господин Вейл довольно чувствительно сжимал ее руку чуть выше локтя. И эта боль не давала запаниковать. Тень оперлась липкими руками о край стола, довольно человечно вздохнула и превратилась в седого, изможденного человека, одетого в черный свитер с высоким горлом, простые джинсы наподобие тех, что носила Малевин.

Темные глаза слепо и бессмысленно смотрели на Малевин.

— Добро пожаловать в наш мир, — заикаясь сказала она, лихорадочно думая о том, что не выйдет из нее хозяйки замка, стоящего на пересечении миров. Для этого она слишком пуглива и пожалуй… брезглива. Драконы, конечно, прекрасны, но есть много миров, в которых обитают достаточно противные существа, как эта черная, липкая тень. Она не сможет подать руку человеку, помня чем он был десять минут назад.

Человек тяжело опустился на скамью.

— Вейл, — сказал, не глядя на них, и принялся стягивать насквозь мокрые кроссовки. — Это еще что такое с тобой?

— Это новая леди замка, государь, — с поклоном ответил Вейл. Малевин он так низко не кланялся.

— Где Имоджин?

— Она умерла…

Он даже не повернул головы.

— Есть те, кому я должен принести слова соболезнования?

— Леди Малевин, ее наследнице…

Человек наконец повернулся. Седые волосы неопрятными сосульками свисали вдоль худого лица.

— Приношу вам свои соболезнования, — наконец сказал он. — Имождин была полезна этому миру, надеюсь, вы будете справляться со своими обязанностями не хуже. Вейл!

— Да, государь…

— Мне требуется восстановить силы.

— Я все сделаю, государь.

— Вы, леди, можете идти. Оставим знакомство до лучших времен. На это смотреть не стоит.

— Я… — сказала Малевин, просто чтобы что-то сказать, и осеклась под взглядами мужчин, драконьим, ярким, ясным, и совершенно пустым и безучастным.

— Прошу вас, леди Малевин… — начал было секретарь.

Она независимо пожала плечами и направилась к выходу из подвала. Встреча рыцаря и леди не задалась.

Малевин почти бегом поднялась по ступенькам, ведущим в холл на первом этаже. Дубовая дверь тяжело закрылась за ней.

— Что с вами моя леди? — ахнула горничная, с которой Малевин чуть не столкнулись. — На вас лица нет!

Малевин внимательно осмотрела девушку. Померещились или нет ей перья в иссиня-черных волосах?

— А вы отсюда, Грета?

Девушка улыбнулась, по-птичьи склонила голову на бок.

— Я жила в мире оборотней, леди Малевин. Вы ведь об этом спрашивали? Полжизни спала в гнезде, устроенном на вершине дуба.

— А кем вы были?

Горничная взмахнула руками, широкими рукавами скромного черного платья, составлявшего часть униформы.

— Вороном?

Она кивнула.

— И страсть к черному цвету никуда не пропала. И все же, леди… что вас так напугало?

Малевин пожала плечами.

— Вы знакомы с ммм… Раэлом?

— Он вернулся? — девушка от радости даже подпрыгнула и хлопнула в ладоши. — Радость-то какая! — Она достала из своего темновекового платья вполне современный телефон. — Позвоню на ферму, пусть привезут козленка… Господину нашему рыцарю надо будет восстановить силы…

— Он что, съест один целого козленка?

Грета посмотрела на нее удивленно.

— Нет конечно… Ему нужно восстановить силы, а для лишенных теней единственная возможность это сделать — выпить крови. В ней, говорят хранятся отголоски того самого, первого солнца.

— Это объяснение звучит очень по темновековому, — сказала Малевин, опираясь боком о стену. Ноги дрожали.

Грета пожала плечами.

— Может быть. Мне сложно судить.

— Значит он пьет кровь?

— Только животных! — заверила ее Грета. — И то с большой неохотой.

— Какой молодец, — хмыкнула Малевин.

Горничная нахмурилась.

— Прошу простить меня леди, но я не вижу здесь поводов для шуток.

— Он так вам нравится? — скрестила руки на груди Малевин. Ее передернуло от воспоминания о том, как выползала из открытой двери черная, тягучая, маслянистая тень. — Жаль что вы не леди замка, были бы счастливы.

Девушка всплеснула руками.

— Помилуйте, госпожа моя! Разве я к этому веду? Мне и на своем месте хорошо.

— А мне на своем нет… Я не гожусь в хозяйки места, где пересекаются миры. Хорошо, если это драконы, или птицы-оборотни, а если разумные слизняки?

Малевин сама не заметила, как повысила голос. Перед персоналом. Мама упала бы в обморок от такого вопиющего нарушения всех норм. Грета успокаивающе погладила ее по плечу.

— Вам следует выпить горячего сладкого чаю, моя леди. И поесть. И, если позволите совет: послушать, почему обитатели замка готовы защищать господина Раэла от чего угодно, включая вас и его самого.

Малевин провела рукой по волосам.

— Это была глупая вспышка, истерика не к месту. Прошу извинить меня.

Горничная улыбнулась, спрятала руки под передник.

— Прошу в гостиную, моя леди. Сейчас все будет сделано наилучшим образом.

В малой гостиной, прилегающей к спальне, Малевин наткнулась на книгу Имоджин, ту самую, недописанную, «Король для странницы». Еще раз внимательно изучила обложку и пришла в выводу, что художник знаком лично, или по крайней мере видел Раэла Серебряного, таким, каким он стал сейчас.

И эти холодные пустые глаза, и угрюмо сомкнутый рот, и упрямый подбородок, и вертикальную морщинку меж бровей.

Красавцем король не был, ни при жизни, ни теперь, в том с странном состоянии в котором он нынче находился… Интернет в замке ловил отлично, несмотря на толщу стен, и Малевин, вознеся короткую молитву Госпоже Света, включила свой агонизирующий ноутбук для того, чтобы повнимательнее изучить все известные портреты короля.

Учитывая то, что как минимум один из них висел здесь, в замке, в квадратной башне, можно было сказать, что лень определенно затмевает любые порывы. Идти всего ничего, но открыть вкладку с фото этой картины гораздо проще.

Итак…

Первый портрет с родителями, о двухлетнем ребенке в чепчике и платье ничего особенного не скажешь. У короля-отца мощная бычья шея и самодовольный вид, мать по северному светлокосая, в простом платье, с большими синими глазами, которые она передала по наследству потомкам. Самой Малевин этой красоты не досталось. Вот волосы у нее схожего цвета, это да.

Второй портрет — коронационный. И Раэл выглядит на нем противным мальчишкой, с тощей цыплячьей шеей, с приподнятым левым плечом. Кажется с осанкой у него были проблемы… Вообще он кажется заморышем и чуть ли не дурачком — дядя-регент всеми правдами и неправдами старался удержаться у власти. Говорят он запретил учить короля чтению и письму, стараясь выставить его отсталым, неспособным править самостоятельно… Из этого ничего не вышло — к девятнадцати годам король вырвался из-под дядиной опеки, женился.

Вот и следующий портрет. С молодой женой. Хрупкой нежной герцогской дочкой. Она скромна и с утра до вечера истово молиться Госпоже Света, не вылезает из храмов и благоделен, но во взгляде короля если не любовь, то уж точно симпатия.

Через три года она умрет при родах, ребенок тоже погибнет. Король в это время погрязнет в междоусобной войне, его армию разобьют, он попадет в плен, сбежит оттуда, и приедет замок тестя для того, чтобы закрыть любимой женщине глаза. Раэл тяжело будет переживать ее смерть, именно тогда он начнет седеть.

Потом будет еще один брак, еще один портрет с новой королевой. Эффектной и яркой женщиной чуть старше него, тоже вдовой. Потом еще одна затяжная война, а затем то, что историки будут считать болезнью… и предательство жены. Впрочем, быть может она просто испугалась того, во что превратился ее муж? Если так, то Малевин ее понимала. Как с ним случилось то, что на самом деле называется лишением тени? Он изменился, перестал быть человеком, и может быть решил, что в таком случае не имеет права властвовать над людьми?

В это примерно время появляется последний прижизненный портрет, самый странный, совсем не похожий ни на что. Так в те времена не писали портретов. На нем Раэл стоит будто бы бы по ту сторону стекла, прозрачного и тонкого и все же заметного. Стоит, прислонив к стеклу ладонь, и в глазах его нечеловеческая тоска. Должно быть так Атристир, его младший брат, с которым они были неразлучны, смог изобразить отчаяние и внутреннюю пустоту, и абсолютное одиночество человека, лишенного тени. Это действительно страшно

Запер сам себя в этом замке, что же дальше? Что было с ним дальше?

Не Малевин его осуждать, не ей его бояться. Разве это отдаленно не похоже на то, как она сама бежала от своей тени и амбиций?

Ведь, если верить Господину Теней, он сражается со злом, которое страшно себе представить, и если на досуге он пьет кровь животных и превращается в черную жижу, что уж тут поделаешь?

К тому времени как горничная принесла чай, а к нему вкуснейшую сдобу, Малевин окончательно успокоилась, и даже почувствовала стыд за свое поведение, и позорное бегство.

Подумала, что ей стоит извиниться. За чаем мысли потекли лениво и расслабленно. Думалось о бессмысленных, но довольно интересных вещах: например, попади она, Малевин в те времена, чем бы она занималась? Какие улучшения попыталась внести? Помогли бы бы ей знания из будущего, или наоборот? Да и что она знает? Формулу серной кислоты? А заложить основы химии слабо? Если точно знать, что можно попасть в свое время, решила она, доедая булочку, то можно закапывать клады например. Буквально на будущее. А если вернуться невозможно?

— О чем вы думаете, леди? — прервала ее размышления Грета.

Мысли тут же разбежались по самым дальним закоулкам сознания, точно тараканы от включенного света.

— Я думала о том, что мне пожалуй не стоит осуждать или бояться своего рыцаря.

Горничная улыбнулась.

— Чтобы утвердить вас в этой мысли, позвольте рассказать вам о том, что я слышала от других и или видела сама?

— Буду благодарна, — ответила Малевин. — Налейте и себе чаю, Грета.