Верный клинок

ГЛАВА 8

История и раньше представлялась Малевин чем-то вроде комка глины в руках историков, политиков и прочих сопричастных и заинтересованных. Теперь же, глядя, как Тень лепит свой горшок из комка вранья, противоречий, недомолвок, она окончательно уверилась в правильности своего видения. Что ж, не Госпожа Света горшки обжигает, как говорится. А ее Тень, как теперь выяснилось…

Вот уже почти полтора года жила она в этом времени, и в этом теле. Привыкала, свыкалась, но все будто во сне. Маска лекарки, ученицы покойной королевы все плотнее прилегала к лицу, и иногда Малевин забывала, кто она есть. Лекарскими обязанностями ей не докучали, если быть честной. Считалось, что ей и неясной хвори короля хватает.

Откровенно говоря, так оно и было. Раэл не мог ни спать, ни есть, голод и усталость делали его совершенно невыносимым, иногда почти безумным. Кровь животных не могла успокоить его, только раззадоривала аппетит и прибавляла сил.

Иногда ночами он сидел у камина и просто сгибал и разгибал кочергу, чтобы просто хоть куда-то эти нечеловеческие силы приложить. И Малевин бодрствовала вместе с ним ним, из солидарности и потому, что так ему было чуть легче. Вампиру нужны были души, чужие, чтобы заткнуть дыру в груди. Он уподобляться Паучихе не хотел, терпел, но с большим трудом. Теперь Малевин хорошо понимала, что имел ввиду Тень, говоря, что у нее и так будет чем заняться.

В столицу за эти полтора года они так и не попали ни разу. На границе, один за другим вспыхивали конфликты. Раэл их решал. Когда одно место становилось безопасным, что-нибудь случалось в другом. И Раэл спешил разрешить новый конфликт. Понемногу он притерпелся с внутренней пустоте и голоду, и перестал бросаться на людей, даже если Малевин рядом не было. Раэл не понимал причин, почему присутствие Малевин столь плодотворно на него влияет, и искал истоки этого в закрытом для него будущем. Малевин знала о причине, но даже намекнуть на нее не могла стараниями Госпожи Света. До нее наконец дошло, что душа Раэла тоже с ней. И что при желании она может поставить границу между этими двумя звездами своей маленькой вселенной. Ненадолго и с трудом, но… что если она сумеет вернуть ему утерянное здесь и сейчас? Или… придется пронести эту тайну через всю жизнь, и вернуться в будущее вместе с нечаянным подарком? Вероятно второе, как это ни печально.

Раэл чувствовал близкое присутствие своего духа, хоть и не понимал, что именно его влечет к Малевин. И именно это позволяло ему держаться на плаву, не скатываться в почти животное состояние, когда вампиру хочется одного: крови.

Вампиры! Вот что еще стоило бы изучить Малевин. Но даже в пору увлечения книгами о вымышленных мирах и существах, она избегала историй о вампирах. Сама идея читать о них, казалась ей ужасной Это было почти то же самое, как если бы курица или овечка читала бы книгу о вкусной и здоровой пище… Любительниц историй о вампирах она не осуждала, но сама была к такому не готова.

Быть может Раэл прав, думала она, и мог ли опыт прошлой жизни скажем так, повлиять на становление ее характера? И ведь не спросишь ни у кого…

Даже Тень, и Госпожа Света не знают. А если знают, то не скажут.

Конфликты наконец сошли на нет, и король поспешил в свою столицу. Там дел тоже много скопилось. И Малевин, получившая за это время личное дворянство, отправилась, разумеется вместе с ним.

Когда копыта коней их маленького отряда вступили на мостовые столицы, все вокруг были уверены, что молодой король вернулся с победоносной войны. Так оно, конечно и было в конечном счете, но война была другая. Укрытая вуалью красиво поданной и сверхъестественными силами подправленной лжи реальность с каждым днем все больше напоминала Малевин все, что она читала об этом периоде истории.

Поняв, что ничего изменить ей не дано она не то чтобы смирилась, но… стала относиться спокойнее ко всему. В конце концов что такого страшного произойдет? Королева-предательница? Собственный брак? Пфф! Стоит относится ко всему, как к виртуальной реальности с полным, так его, погружением… основные вехи биографии и Раэла, и Атристира и своего нового тела она знает. Знает, что ничего страшного не произойдет ни с ней, ни с теми, к кому она уже успела привязаться.

Малевин двигалась в хвосте процессии, на смирной маленькой лошадке, ни Раэла, ни его брата Атристира ей было почти не видать. Впрочем, она хорошо знала, как опишут этот въезд историки. Да, люди на улицах были, кто-то даже падал ниц, кричали: Слава Королю! И шли дальше по своим делам.

Двигались они довольно неспешно, темновековый город не производил впечатления, и если бы не было у Малевин более важных дел, чем любоваться красотами, она уже успела бы возненавидеть все происходящее.

По узким улочкам они наконец добрались до дворцовой площади. Припекало солнце. Как там Раэл? Не сварился ли в своих доспехах?

Вот все остановились, король спешился, снял шлем. Преклонил колено перед благословлявшей его Светлейшей матерью Кларой.

— Госпожа Света благословила твое оружие, сын мой! — произнесла она громким, слышным и на дальнем краю площади голосом. — Поблагодарим же ее прямо здесь!

Светлейшая мать стояла так, что заслоняла Раэла от прямых солнечных лучей, и ему не пришлось входить в храм, что причинило бы ему сильную боль… Малевин спешилась, и тоже преклонила колени.

Но молилась она вовсе не Госпоже Света, оказавшееся мало чем лучше Паучихи…

Молилась человеческой доброте, молилась дружбе, взаимоподдержке, мудрости людской, которую олицетворяла для нее сейчас эта старая жрица, закрывающая своей тенью вапира от губительного света, и нашедшую способ не тащить его в храм, где ему будет тяжело находится.

Замок «Верный клинок» выстроили быстро, очень быстро, но никто будто и глазом не моргнул. И очень быстро он стал королевским владением, хотя поначалу строился на проданной удачливому торговцу земле. И вдруг этот торговец заболел, и не имея наследников завещал свой замок королю…

Очень очень вовремя.

Малевин уже успела устать от столичного замка. У нее здесь были свои покои, анфилада комнат неподалеку от королевских, чтобы иметь возможность в любое время дня и ночи прийти к королю без всякого доклада. Такой привилегией обладали двое — она и Атристир. И Тень, разумеется, но с ним разговор особый. В детстве этот дворец не производил на нее такого угнетающего впечатления… Малевин не сразу поняла в чем дело: несмотря на то, что общий силуэт замка не менялся веками, дворец не раз перестраивали, делая его изящней и легче, и светлее. А к этому высокомерному мрачному строению, темному и тесному лабиринту коридоров и лестниц, она все никак не могла привыкнуть. Как и к лицу, глядящему на нее из зеркала.

Пожалуй, эта Малевин, крестьянка, была красивее. У нее были темные вьющиеся волосы, длинные, густые, смуглая кожа, яркие глаза и губы, белые жемчужные зубы стараниями Госпожи. От природы изящной формы руки, тонкая талия и высокая грудь. А еще поразительная чувственность, Малевин в своем истинном теле была гораздо хладнокровнее… Приходилось изо всех сил заглушать эту телесную красоту черными скромными платьями, мантильями и смурным видом, но на нее все равно обращали внимание.

Раэл пожаловал ей право ношения оружия, и подарил кинжал. Это отпугнуло тех немногочисленных господ, которые подходили к ней в этих запутанных коридорах с разнообразными предложениями.

Те господа, кто был поумнее, просили ее руки у короля. Разумеется, Раэл им отказывал. И при каждом отказе напоминал:

— Вам предстоит прожить здесь целую жизнь, леди Малевин. Вам не стоит проживать эту жизнь в забвении и отречении от своей сути.

— О какой сути вы говорите? — спросила как-то раз Малевин.

— Дети, — сказал он. — Семья, свой очаг, крепкое плечо.

Раэл стоял к ней спиной, в своем плохо освещенном кабинете, который покидал довольно редко. Он редко с кем говорил долго, и редко кому смотрел долго в лицо — обаяние лишенного тени работало без его на то желания. Он повернул к ней голову, не меняя позы. Иногда Малевин приходило в голову, что он стоит так всегда, когда никто его не видит. От того нескладного юноши, который пришел воевать с Паучихой, не осталось и следа. Но и того усталого, незаметно для самого себя иронизирующего мужчины, которого полюбила Малевин шесть сотен лет тому вперед, еще не было.

Как не было возможности не любоваться широкими плечами, без всякого следа сколиоза, и тонкой талией, особенным наклоном головы… Только не стоило Раэлу знать об этом любовании — он ненавидел данное ему новой природой преимущество над тем нескладным, не особенно красивым, совсем не идеальным человеком…

— Предпочту не рисковать. Не каждый мужчина, и уж тем более в этом времени, вынесет мои частые отлучки, а вы вряд ли вынесете к примеру мои декретные отпуска, или плач младенца.

— Какие отпуска?

— Декретные. Я не рискну сидеть подле вас с лезущим на нос пузом, когда на вас находит особенный голод…

— Думаю, — сказал он, — когда я перееду в загородный замок, где людей будет поменьше, мне станет легче. Я не буду нуждаться в ежедневном, даже ежечасном пригляде.

Малевин скрестила руки на груди, вспомнив последний совет сословий и общин, и то, как Раэл исцарапал подлокотники своего кресла. А если бы ее не было рядом?

— Ну-ну. Вот и поживем, увидим.

— Поживем, — согласился король, — увидим.

Иногда Малевин вспоминала о своем книжном прототипе, вполне бодро вышедшей замуж, и заранее содрогалась. Что ж, чему быть, того не миновать. И еще ей иногда думалось о том, что раз уж она живет чужую жизнь, быть может ей стоит попытаться прожить ее так, как была бы счастлива прожить ее хозяйка тела?

Она получила вскоре ответ на свой вопрос.

За крепостной стеной Верного клинка они оказались ранним, прохладным, еще летним, но уже намекающим на осень утром. Малевин вдруг почувствовала, что она дома. Что она проснулась наконец, она дышит полной грудью.

Она пришпорила свою смирную кобылку, галопом пронеслась по аллее к главному входу. Спрыгнув с лошади, сорвала с головы мантилью, вытащила давивший на затылок гребень и рассмеялась:

— Наконец-то я дома!

Раэл быстрым шагом преодолел открытое пространство, и уже из холла поинтересовался.

— Получилось похоже?

— Более чем! — Уверила его Малевин. — Будто не прошло шестьсот лет.

Король бледно улыбнулся.

— Так ведь и не прошло еще.

Она прошла под парадную лестницу, и с удивлением поняла, что не видит входа в подвал. Потом поняла — Она просто уже… еще не леди этого мира. И с этим тоже стоит смириться.

Видимо, в момент осознания этой истины у нее было совершенно обескураженное лицо, даже Раэл посмотрел на нее с сочувствием.

Малевин взяла себя в руки.

— Мне просто нужно вырваться из этой временной петли и поскорее! И все станет как надо.

— Я рад вашему оптимизму, — сказал появившийся словно ниоткуда Тень.

Малевин резко расхотелось смеяться и радоваться. Она взглянула на Раэла. Подумала вдруг, что им просто не повезло попасться на глаза тем, кому не стоит попадаться…

— Раэл… — сказал Тень несколько смущенно. — Мне вскоре будет нужна ваша помощь, вы чувствуете себя в силах убить пару десятков вампиров в одном из миров? Помните, мы говорили об этом?

Король сказал, не отрывая взгляда от сапог.

— Мне казалось, я еще нужен этому миру. И своей стране. Мой брат еще очень юн…

— Безусловно, — ответил Тень. — Но в других местах вы нужны не меньше. Неужто вы думаете, будто Паучиха была единственной амбициозной и сильной лишенной тени?

— Не думаю.

— Ее кровь бродит в ваших жилах, давая вам некоторую власть над более молодыми и слабыми особями. И бросить вызов старым вы тоже сумеете.

— Я крысиный волк.

— Если так угодно.

Малевин хотела сказать, что не стоит стоять и препираться в холле, но мужчины застыли, к чему то прислушиваясь.

Раэл сказал:

— Похоже у нас гость.

Он схватил Малевин за запястье, потащил ее к тому месту где, как она помнила находился вход в подвалы. Входа она не увидела, двигаться в ту сторону ужасно не хотелось, ноги подгибались, глаза зажмуривались сами собой. Потому она не заметила, как миновала выложенную камнем глухую стену.

— Пока не прибыла выбранная вами леди, Господин теней, я думаю Малевин вполне сможет ее заменить.

Тень хмыкнул.

— Это логично.

Столов и длинных скамей здесь еще не было. Как и половины дверей. Зато имелся пюпитр, большой, основательный, дубовый. На котором расположилась старая знакомая Малевин, книга миров.

Книга прошелестела:

— Пришелец из доселе несвязанного с этим мира, агрессивен, не способен на контакт.

За спиной свернувшегося в клубок человека поднималась несоразмерно большая драконья тень. Он поднял голову, хрипло заклекотал что-то похожее на «вейл, вейл…» Потом закрыл глаза, и отвернулся к стене.

— Замучаемся адаптировать, — вздохнул Тень. — Вернем обратно.

— Это того стоит… — уверила его Малевин.

Она много еще хотела чего добавить, но всяким там путешественницам во времени слова не давали, язык намертво прилип к небу. Что ж, не словами так делами будет помогать Малевин наступлению светлого будущего. Вейл ходил за Малевин по пятам. После того, разумеется, как Малевин сумела его уговорить носить одежду. Он научился говорить: «Что это», и послушно повторял услышанные ответы.

Они с Раэлом были словно две стороны одной медали: чем дольше король жил будучи вампиром на вечном голодном пайке — а отсутствие человеческой крови и человеческих же душ было для него голодным пайком, тем меньше эмоций у него оставалась. Даже злость исчезла. Та самая злость, которая заставляла его сгибать и разгибать железную кочергу по сотне раз за ночь. Та самая, которая не давала ему проводить советы без того, чтобы не исцарапать ногтями подлокотники кресла…

Теперь ему действительно не требовалось присутствие Малевин в качестве щита между ним и миром. Они подолгу беседовали, иногда к ним присоединялся Атристир, раз или два в неделю приезжавший к брату в обществе пары-тройки дворян, которым Раэл доверял. Через них он управлял государством почти не появляясь в столице.

Иногда он исчезал из замка, уходил куда-то вместе с Тенью, возвращался страшным, бледным, возбужденным кровью убитых им вампиров. Запирался в башне, сидел там по несколько суток безвылазно. Даже с Малевин разговаривал через дверь.

Она выходила к советникам, или к гонцам, прибывшим из разводила руками

— Его величество не может вас принять.

Атристир делал первые робкие шаги на ниве правления. Хотя его, конечно, мало кто принимал всерьез. По настоянию раэла его Атристира короновали, почти тайно. теперь в Хоккате было два короля.

Так вот… Вот что было общим для Вейла и Раэла. Оба они были чего-то лишены. Или думали что лишены. Один как заведенный твердил чуть что: Я машина для убийств, я лишен чувств, убейте меня… Другой, едва научившись строить предложения, тут же спросил, глуп ли он. Причем глупым он счел себя только потому, что не знал, отчего светит солнце, и как летают птицы…

Малевин предложила Вейлу разобраться самостоятельно, извлекла из памяти остатки знаний по школьной программе физики, химии и биологии, и совершенно очаровала этими знаниями Вейла.

Ученик вскоре перерос учителя, но успел полюбить ее. Сложно сказать, во что он бы влюблен больше: в знания, которые она ему дала, или в нее саму…

И однажды Малевин сдалась. Должно быть на нее повлияла атмосфера договорных браков и долгое воздержание. Или тот факт, что даже Раэл женился, чтобы избежать лишних пересудов, впрочем, более странного брака Малевин не видела. Все больше и больше ее тяготило одиночество. Вейл стал если не спасением, то возможностью отгородиться от него, спрятаться за его широкими плечами. К алтарю ее вел Раэл.

Она обменялась кольцами с подающим надежды студентом королевской Академии под раскидистым дубом в королевском парке. Брачные клятвы у них приняла Светлейшая мать Клара…

История двигалась, никуда не сворачивая.

Две души Малевин то сплетались воедино, то, она чувствовала это, разделялись. Чем счастливее она была, тем сильнее они разделялись, а потому Малевин изо всех сил, всеми способами пыталась быть счастлива. Получалось с большим трудом. И чем больше она пыталась быть счастлива, тем тоскливее ей становилось.

Каждый вечер она думала: вот бы проснуться там, в своем времени, в своем мире, в своей крошечной квартирке.

Она старела, и приветствовала свое старение. Ее дети росли, и она радовалась этому… И Вейл уже не нуждался в ней больше, по-крайней мере не как в наставнике. Он с ужасом понял, что не стареет, когда у Малевин появились морщины и седые волосы, а фигура потеряла прежние соблазнительные формы. Особо она не расстраивалась — она все еще не чувствовала себя в этом теле хозяйкой. До этого Вейл перемен в жене не замечал, занятый всякими важными делами, двигая научный мир вперед семимильными шагами. Они и виделись то довольно редко, когда у обоих было свободное время.

— Ты проживешь долгую жизнь дорогой, — уверила его Малевин. — Очень очень долгую.

Он поцеловал ее ладонь.

— Если бы не ты, я бы предпочел вернуться в свой мир.

Малевин покачала головой.

— Это было бы слишком печально. Я думаю, для этого ты слишком на своем месте… было бы печально, если бы такой мощный ум был бы растрачен на охоту за оленями…

— А ты? — спросил он серьезно, по старой привычке кладя ей голову на колени. — Ты на своем месте?

— Может да, — ответила Малевин. — Может нет. Пока я на этом месте, мне не видно картины в целом. Но когда я перемещусь на другое место, я смогу оценить свою прежнюю позицию с иного ракурса.

— Там, на новом месте мы встретимся?

Язык как всегда прилип к небу, о будущем она все еще не могла говорить.

Раэл тоже предсказуемо не старел. И все чаще пропадал в иных мирах, и все меньше нуждался в ней, в Малевин. Как и Вейл. Какие ее выросшие дети. У Атристира в волосах появилась первая седина, а Малевин все чаще и чаще проводила дни в дремоте и ее путешествие во времени подходило к концу. Самое нелепое путешествие во времени из всех возможных, не иначе… Может быть потому, что она верила в возвращение домой, в свой мир, свое тело, которое ее более чем устраивало.

Она ждала смерти, с тихим спокойствием человека, сделавшего все, что должно на этом свете. Старухой, несмотря на плохо слушавшее ее тело и морщины, она себя не чувствовала. Будто ее разум и душа окуклились в том состоянии, в котором она попала в этот мир.

Дни, долгие, сероватые сливались один, окрашиваясь в цвета только когда приходили Раэл или Вейл — он уже лет десять как не был ей мужем, сменил имя, и внешность. Драконья сущность давала ему преимущества перед людьми этого мира.

— Почему ты согласилась стать моей женой? — спрашивал он. — Ты ведь меня не любила…

— Любила, несоглашалась она. — Просто… недостаточно?

— Если бы не ты, я бы вернулся в свой мир.

— Значит, моя любовь пригодилась, — отвечала Малевин.

Задремывала. А просыпаясь, видела перед собой Раэла.

— Мы ведь встретимся? — спрашивал он.

— Конечно… — отвечала Малевин. — У меня для тебя сюрприз.

Чем ближе она была к смерти, а значит к освобождению, тем счастливее она становилась. Ничто не могло дать ей этого ощущения счастья прежде. Быть может, когда придет момент последнего вздоха, она сможет отдать Раэлу то, что ему принадлежит?

В ней все еще теплилась надежда на то, что Раэлу не придется эти шестьсот лет страдать, не понимая даже, толком, что он чувствует. Да да, прошлое якобы менять нельзя и все такое… же какое это прошлое? Для всех оно будущее, даже для Малевин, ведь прежде она этого не переживала.

Она взяла с Раэла слово, что он будет с ней, когда она начнет всерьез умирать. Он не пришел. В час, когда стало понятно, что все, Малевин почувствовала, как ее душа выходит из тела, она будто увидела парящие над собственной грудью огни. Они действительно расцепились.

Где был в тот день Раэл? Почему он не пришел? Какой из миров он спасал в то мгновение? Когда спасение его самого было так близко, только руку протяни…

Малевин протянула руку, сухую, старческую руку. Прошептала:

— Раэл…

Сиделка положила ей на губы кусочек льда, думала, должно быть, что старая леди бредит.

Все шло своим чередом, можно считать.

— Кинжал, — проскрипел ее старческий голос. Подарок короля Раэла, лежавший под подушкой ей тут же вложили в руку. «Вы мой верный клинок, леди Малевин» — пронеслось у нее в голове. Второй рукой она сняла со своей груди его душу, поднесла к лезвию, опустила ставшую неуклюжей руку. — Мой кинжал, подарок короля Раэла. Передать Атристиру, сказать… Сказать чтоб передал…

Договорить она не успела. Умерла.

Это не страшно. Совсем не страшно, когда знаешь, что ждет впереди…

Вновь мгновение, или вечность пустоты. Вновь тишина. Снова свет вдалеке,

Ее ступни касаются… Малевин почти не удивилась, когда увидела себя на столичной мостовой времен молодости тетушка Имоджин.

Малевин оглянулась. Одних знакомых ей зданий уже не было, других еще не было… Она застыла в безвременье, вне прошлого и будущего, как тот несчастный кот из опытов знаменитого физика.

В конце улицы она увидела женскую фигуру, смутно знакомую, почти родную, от этого непонятного чувства сводит грудь, оно почти невыносимо, это чувство узнавания. Она удаляется, и Малевин бежит за ней, по серому, словно покрытому пеплом пустому городу. Ее узкие ступни оставляют в этом пепле след. Следов Имоджин не видно.

Они минуют старый город, выходят к порту, почти уже не действующему, разве что туристические кораблики, качаются на волнах, точно верные соратники. Идет дождь, но земли он не достигает. Белое платье на тетушке Имоджин приобретшее под дождем неопределенный цвет, так же, кстати, как и ее собственное черное. Малевин вдруг понимает, что ее тело снова молодо, и что по спине струятся, и падают в глаза ее привычные, не слишком густые, светлые волосы. Тетушка стоит, погруженная в себя, и в руках у нее — белый треугольник. Это письмо, так складывали во время войны похоронные извещения.

Тетушка Имоджин выпускает этот треугольник из рук, он взлетает над водой, превращаясь в самолетик.

— Все будут счастливы, — говорит знакомый голос за спиной. — Рано или поздно все будут счастливы, Малевин. Снова став моей частью.

— Зачем такие сложности? — спросила Малевин. — Зачем было вообще со всеми нами возиться, создавать миры, наделять нас душами? Мы могли бы всегда пребывать в вас, всегда быть вашей частью.

Госпожу Света вдруг будто перекосило.

— Ты думаешь я бы этого не хотела? Миллиарды живых существ рождаются, копошатся, чего-то от меня хотят, умирают… Бесконечное, бессмысленное мельтешение, я не этого хотела… Мир, в котором я родилась и прожила жизнь, не был идеальным, я хотела исправить эту ошибку! Хотела, и не смогла… хотела, и не сумела. Вы все такие же, никчемные, бессмысленные существа, тратящие свои коротенькие жизни на что попало…

Малевин покачала головой

— Я только что закончила путь длиной в шестьдесят лет. Может быть не особенно длинный, но точно не бессмысленный. Я была свидетелем подвига человека, ежедневно побеждавшего собственную природу, я была женой человека, которому предстоит изменить мир, расширить его рамки. Я сейчас чувствую себя умудренной старой женщиной, и могу сказать тебе одно, Госпожа: в нашей жизни не меньше смысла чем в твоей. Может быть больше.

Леди Имоджин, стоявшая поодаль, вскрикнула. По реке плыл паром, а там, среди солдат в запыленных гимнастерках стоял тот, кого она ждала и не дождалась.

— Ты говорила о хюбрисе, госпожа, — продолжала Малевин. — Вот твой хюбрис — твои создание ничем не хуже тебя. Ты лишь огонь, а уравнения…

— Хватит, — сказала Госпожа. — Хватит…

— Что случилось с тем миром, где научились путешествовать во времени, с тем народом, что превзошел тебя, Госпожа?

— Их больше нет… — прошептала она, прижав руку к груди. — Это было слишком опасно, я не могла позволить им быть.

— Вот твой хюбрис, — повторила Малевин. — Мы твои дети, мы часть тебя, мы превзойдем тебя.

— Ты мертва, — сказала Госпожа Света. — Теперь ты в моей власти. Ты меня точно не превзойдешь…

Малевин фыркнула.

— Ой, и ладно! Больше знание прошлого не висит надо мной, а значит я свободна… Можно и умирать. Раэла только жалко. Вернулся к нему кинжал?

Леди Имоджин обнимала своего жениха. Он смеялся, гладил ее по лицу.

— Если бы те не засунула его душу в кинжал, он бы был здесь, — почти огрызнулась создательница всех миров.

— О, — сказала Малевин. — Вот на что был расчет.

Ее вдруг осенило.

— Он ведь носит мой кинжал с собой? Да? Только сменил рукоять. Моя, женская, украшенная драгоценными камнями ему не подходила.

Кто-то вдруг обнял ее, горячо зашептал на ухо:

— Скажите ему, пусть будет счастлив! Пусть обязательно будет счастлив, прошу!

— Женевьев, это вы? — сообразила Малевин.

— Вас считали моей подругой и учиницей, и я буду счастлива назвать себя вашей подругой…

Этот серый мир вдруг стал удаляться! Уменьшаться, превращаться в далекую белую точку, потом она вспыхнула ослепительным светом. И чей-то голос, громкий и странно звучащий сказал:

— Ах посмотрите, леди, какая у вашей новорожденной малышки тень — будто у взрослого человека. Ее ждет великое будущее.

Да уж, мрачно подумала Малевин. Куда величественнее…

К ее счастью все детство заново переживать не пришлось. Не считая пары моментов, о которых она прежде не помнила. В возрасте четырех лет мама взяла ее в Верный Клинок, навестить захворавшую леди Имоджин.

Она встретила там Вейла в образе старика-астрофизика, собиравшегося в очередной раз начать новую жизнь. Это мелкое вертлявое тело плохо ей подчинялась, да к тому же жизнь, к счастью, пролетела перед ней в быстрой перемотке без всякого ее влияния. Она забралась на колени к Вейлу и сообщила:

— Привет. Меня зовут Малевин.

И Вейл улыбнулся, ответил:

— Привет.

Малевин, кое-как обрела власть над телом обняла своего бывшего супруга, и сказала:

— Я рада тебя видеть…

Это было глупо. И может быть даже опасно. Так раскрывать карты…

— И я рад, — серьезно сказал Вейл. — Я знаю о том, кто ты, Малевин.

И снова ускоренная перемотка…

О, а вот этот ей вспоминать точно не хотелось. Ей шестнадцать, и она совершенно точно пьяна, безобразно просто пьяна… В каком-то клубе, в который Малевин попала по поддельному удостоверению личности, играет кислотный цвет. Кружится голова, шумит в ушах…

Чьи-то руки, липкие, наглые, прикасаются к голому телу под майкой. Кто-то целует ее в шею. Ноги подкашиваются, Малевин закрывает глаза… Прислоняется к плечу этого обнимателя, просто чтобы не упасть.

Вдруг грохот, шум, чьи-то крики, стрельба. И плечо, к которому она прислонила голову уже не такое широкое… Она открывает глаза, видит мутно, нечетко. Видит знакомый профиль, видит седые волосы, выбившиеся из хвоста. Слышит холодный голос:

— Пропустите нас, и никто не пострадает.

— Раэл… — шепчет Малевин.

Они на улице, близится рассвет. Раэл поворачивает к ней голову.

— Ты этого не запомнишь.

Прислоняет ее к стене. Она по ней сползает, сидит на асфальте, грязная встрепанная, на короткой юбке пятно от пролитого коктейля. У левой туфли сломался каблук. Раэл стоит один против десяти. Не нападает. Десять слишком много о себе возомнивших мажоров против матерого шестисотлетнего убийцы, смешно. Малевин хихикает. А потом начинает икать.

Раэл вооружен одним своим засапожным ножом, который Малевин теперь узнает.

— Раэл…

— Не отвлекай, — говорит он. — А то я могу кого-нибудь случайно покалечить.

— Это важно!

— Нет. Пусть все идет своим чередом.

— Ну и пожалуйста! — всерьез обижается Малевин.

Потом схватка, короткая и яростная. Один идиот практически самостоятельно разбил голову об угол железного мусорного бака. Раэл бледнеет, ноздри хищно раздуваются. И Малевин вдруг понимает, почему она боялась сказок о лишенных теней… Поверженные враги стонут, никто не пытает больше нападать, и даже шевелиться не пытаются.

Раэл отступает в тень, зажимая рот обеими руками. На бледном лице горят синие глаза. Он оглядывается вокруг, видит голубя, бросается к нему, скрывается с добычей в руках за мусорным баком. Минут через пять выходит уже спокойным. В углу рта — белое перышко.

Молча наклоняется, поднимает Малевин. Она протягивает руку, убирает это перышко.

По лицу Раэла пробегает судорога.

— Светает, — говорит он едва слышно. Поспешим.

Малевин снова хихикает, икает, ноги подгибаются на неустойчивых каблуках. Раэл наклоняется, разувает ее, почти взваливает ее на себя, удачно закрываясь ее телом от солнца. Малевин вспоминает старый дурацкий анекдот:

— А вы голого голубя ели?

— Ел, — отзывается Раэл, не слишком видимо понимая, о чем идет речь.

— А голову голого голубя ели?

Он кладет ей ладонь на лоб.

— Жара нет…

Потом они едут куда-то на такси, долго-долго.

Малевин приходит в себя в одной из гостевых спален Верного Клинка. Слышит холодный голос Раэла:

— Это непозволительное поведение для молодой леди.

Мамин голос:

— Я все понимаю, господин рыцарь, однако, вам ли не знать, что времена изменились…

— Я предпочел бы не находить будущую леди, защитницу мира, в таких местах. Это можно устроить? Подумайте и о замужестве своей младшей дочери.

— Она на это не согласится, — говорит мама.

— Тогда пусть занимается карьерой. Найдите достойных молодых людей подходящих на роль рыцаря, познакомьте их. Пусть она участвует в выборе.

Малевин засыпает.