Вершина мира. Книга вторая

Часть II
Глава 1

Что мне нравится в мужчинах? Настойчивость и целеустремленность. Очень правильные и нужные качества для свершения великих дел. Что меня раздражает в мужчинах? Настойчивость и целеустремленность! Даже не верится, что кардинал Ришелье и правящая семейка Борджиа, по крайней мере те, кто в основном диктовал историю, были мужчинами. Какие они интриги плели, как издалека подводили к нужным им целям! Зак явно не из них, тех дипломатичных мужчин, этот поганец предпочитает переть напролом, считая, что прямая есть самое верное направление движения. Хуже всего, что он, не гнушаясь ничем, привлек Низу, растрепав ей о приглашении на конференцию. Совместными усилиями меня ломали, пытаясь заставить ехать. Заку хотелось на планету, на любую, а Низа подсчитывала возможную упущенную прибыль. Страшнее алчной женщины только доставучий подросток. Э-эх, Анна Дмитриевна, попали вы, как кур в ощип! Я упиралась, как могла и не могла, уже давно изучив так и не вскрытый конверт и по почтовым отметками определив, откуда пришло послание. Таурин. Черта с два, три и четыре я полечу на эту планету! Даже если я больше не заключу в своей жизни ни единого прибыльного контракта, а «Крылья» вместе со мной пойдут с молотка! Даже если Заку не видать больше ни одной планеты! Да, именно вот так! Надо быть стойкой и не поддаваться на провокации.

Я поднялась с жесткой скамейки, и до хруста потянулась, приподнявшись на цыпочки. Дверцу шкафчика заело, но я за столько времени успела изучить ее прескверный характер, так что не стала дергать за ручку, а пнула по гулкой железке, метя в правый угол на пару ладоней ниже завеса. Дверца протестующе громыхнула и открылась. Поздравляю, доктор, вы победитель! И можете получить, как заслуженный приз, свою одежду. Я уже заканчивала переодеваться, сидя на лавочке шнуровала ботинок, когда дверь в раздевалку нервно распахнулась и на пороге возникла бледная медсестра.

– Анна Дмитриевна, там ваш…

– Что там мой? – поторопила ее я, неприкрыто поглядывая на часы, опаздывать в зал на тренировку очень не хотелось. Тренажеры расписаны по минутам, и ждать зазевавшегося посетителя никто не станет.

– Зак ваш… он…

– Что мой Зак? – я медленно опустила на пол рюкзак, прикидывая, где лежат хирургические халаты, сколько крови нужной мне группы есть в наличии и сколько успеют разморозить, если понадобится сверх того.

Девица таращилась на меня круглыми от страха глазами, очень хотелось двинуть промеж этих огромных застывших глаз.

– Что с моим Заком? – процедила я сквозь зубы. Еще секунда и я впечатаю ее в стену, чтобы заполучить возможность выйти из раздевалки.

– Он… он улетел!

– Что?

– Он улетел, – девица неопределенно взмахнула рукой.

– Куда улетел? Кто вам это сказал? – я нахмурилась не зная, радоваться ли мне или впадать в панику.

– Из диспетчерской звонили, – пояснила медсестра, – попросили отыскать вас и сказать, что ваш Зак захватил учебный бот и улетел!

– Твою в бога душу… – рыкнула я, выскакивая из раздевалки, девица едва успела посторониться, не дав размазать себя по двери.

У лифтов собралась толпа народу, я пристроилась в хвост, но сообразив, что из четырех работает только один, развернулась и побежала к лестнице. Быстрее преодолеть с десяток пролетов ножками, чем дожидаться кабины, куда сумею втиснуться. На лестнице было многолюдно, толпа таких же нетерпеливых дисциплинированно разделилась на два потока и двигалась в строго необходимом направлении. Вверх или вниз. Я вклинилась в этот поток, заняла свободное место и с раздражающей медлительностью поползла вниз, настрого запрещая себе думать о причинах, побудивших подростка на столь бессмысленный поступок. На учебном боте далеко не улетишь, там горючки чуть и воздуха заправлено на два часа полета. А станция сейчас дрейфует в самом пограничье, до ближайшего человеческого поселения три часа с гаком на суденышке того типа!

Змея ходоков, наконец, доползла до нужного мне уровня и я, резво отделившись из общего потока, тыкнула в прорезь двери карточкой ключа. Недовольно зашипела пневматика, открывая передо мной тяжелую, многослойную дверь ангарного отсека.

Вахтенный шагнул навстречу, сурово поинтересовавшись, что я тут забыла. Пришлось открыть чистую правду – произошло ЧП, а я доктор, которого вызвали на тот случай, если кому-то понадобится помощь. Меня окинули критическим взглядом, явно намекая на излишне цивильный вид, пришлось помахать перед носом стража своим удостоверением. Парень внимательно изучил карточку, искоса поглядывая на меня. Все верно, бдительность превыше всего, но… если потянет еще минуту, я его оглушу его же дубинкой! Наконец, офицер решил, что я это все-таки я и посторонился, позволяя попасть в длинный коридор, ведущий к посадочным площадкам, крикнув вслед, чтоб была поосторожнее, в ангарах сегодня самый натуральный бардак. Я махнула рукой, показывая, что поняла и понеслась вперед.

Выскочив в зал, тормознула проезжающий мимо электрокар, попросив довести до диспетчерской зоны. Паренек, лет тридцати, одетый в техническую робу, сперва попытался возразить, что едет в другую сторону, но глянув на меня повнимательнее, только махнул рукой на подножку, мол, устраивайся. Интересно мне, чего он там такое увидел, что наплевал на маршрут следования? Техник ворчал всю дорогу, поминая всеми недобрыми словами мальчишку, глупой выходкой парализовавшего всю работу. Если техник так злится, то в каком же бешенстве пилоты?! Я передернула плечами, просчитывая как половчее вывести мальчишку после посадки и не встретить по дороге толпу разъяренных мужиков. Каждая минута простоя это выход из графика, а значит, лишний напряг для пилотов вынужденных нагонять отставание.

Прогрохотав ботинками по металлическим ступеням, остановилась на платформе, усилием воли душа накатившую панику. Из-за закрытой двери долетали звуки явного скандала. Да они что – офонарели там все, что ли?! У меня мальчишка болтается непонятно где, а они скандалить изволят! Коротко выдохнув, толкнула металлическую дверь, стремительно врываясь в диспетчерскую. Мужчина, в летной форме с нашивками инструктора, до этого оравший, заткнулся на полуслове и развернулся ко мне.

– Кто пустил сюда посторонних?

– Вахтенный, – буркнула я, протискиваясь к Алисе. Присев на подлокотник ее кресла, уставилась на экран, пытаясь определить, какая из россыпи точек на радаре бот Зака.

– Связь есть?

– Пока нет. Я вызываю его в автоматическом режиме, вызов идет каждые тридцать секунд, он не отвечает.

– Как это вообще случилось?

– Точно не могу сказать, – быстро заговорила Лиса, очерчивая маркером нужную мне точку, – я заступила минут двадцать назад. Все, что я знаю, это, проводились запланированные полеты. Твой парень должен был лететь с инструктором, но почему-то улетел один. Я предполагаю, что произошел сбой…

– Какой сбой?! Это диверсия! Захват! – вновь прорезался мужской голос.

– Что собираетесь предпринимать? У мальчишки воздуха на полтора часа.

– Думаю выстрелить щупом и попытаться зацепить. Видишь, он недалеко ушел, дрейфует спокойно. Но сперва решила вызвать тебя, время еще есть. Да что ж ты! – воскликнула Лиса, глядя, как выделенная из общего хаоса точка заметалась, по экрану радара, удаляясь от станции. – Ань, он маршевые врубил!

– Прикажите ему возвращаться! – вклинился в наш разговор недовольный мужчина.

– Он бы вернулся, – любезно пояснила я, неотрывно глядя на экран, – если бы умел! Алис, кто это и чего орет?

– Это тот самый инструктор, который должен был сопровождать ученика. Теперь он дико боится неприятностей.

– Да уж, – хмыкнула я, – ЧП чистой воды. Адмиралу уже сообщили?

– Нет еще. Но придется. Как-никак человек за бортом. Есть какие-нибудь мысли?

– Есть. Лиса, пусти меня, я сяду. Я знаю, что не положено, но…

Алиса не тратя время на возражения, раскидала свой сектор между тремя оставшимися диспетчерами и уступила мне место.

– Ребята, расчистите коридор для этого бешеного, а то он нам устроит техногенную катастрофу.

Защелкали тумблеры и в эфир полетели корректировки курсов подлета. У кого топлива было побольше отводили в зону ожидания, те, кому требовалась срочная посадка, заходили по широким орбитам, стараясь не пересекать тщательно вычищенную зону, в которой хаотичными зигзагами скакал учебный бот с неумехой-пилотом на борту.

– Зак. Зак, ты меня слышишь? Отзовись, – нарушая все регламенты ведения полетных переговоров, монотонно заговорила я, наклоняясь поближе к микрофону и строго контролируя тембр. Нельзя, чтоб голос дрожал, даже если внутри все холодеет и сжимается от страха. Никакой паники, никакого недовольства, вообще никаких эмоций. Тот, кто находится на другой стороне эфирной волны, должен слышать, лишь безграничное спокойствие и уверенность. Паниковать, орать и закатывать истерики с избиением младенцев можно будет потом. После посадки. Какое восхитительное слово – потом! Пять простых букв вобравших в себя все. И ворчание по утрам, и потерянный носок, и пролитый на белый костюм кофе, и тихую радость, что это есть.

– Зак, отзовись…

Ничего. Медленно выдохнув, начала командовать, даже не зная, слышат меня или нет.

– Зак, пересядь в кресло командира экипажа. Пристегнись. Справа от твоей коленки рычаг управления двигателями. Сдвинь рычаг в нижнее положение. Сейчас бот немного «просядет», это нормально, тяга двигателей минимальна. Зак, положи обе руки на штурвал и медленно переведи его в строго вертикальное положение. Он должен находиться на уровне твоих коленей.

Маркированная точка на радаре перестала скакать по сектору и установилась на одном месте, слегка смещаясь, но уже не так критично, как раньше.

– Молодец! Умница. Теперь протяни руку влево и сдвинь тумблер микрофона на приборной панели в режим ответа.

– Анька! – тишину диспетчерской взорвал перепуганный голос мальчишки, – Ань, я ничего не делал!

– Успокойся. Не кричи.

– Я ничего не делал, – повторил он тише, но никак не спокойнее, – меня спросили «готов»? Я сказал «готов»! Я даже кнопки не трогал!

– Зак. Успокойся. Ничего страшного не произошло.

– Что значит, не произошло?! – вклинился в наши переговоры инструктор, – Ты понимаешь, мелкий негодяй, что ты сотворил предпосылку к летному происшествию?! Тебя отдадут под трибунал!

– Аня, я… – начавший было успокаиваться подросток, получил новую пищу для паники.

Я дернула плечом и, положив ладонь на микрофон, тихо попросила в пространство, продолжая неотрывно следить за радаром.

– Уберите его отсюда, как людей вас прошу. Уберите, я за себя не отвечаю.

– А чего это ты за себя не отвечаешь, а, Анна Дмитриевна? – в разговор вклинился суровый голос, которому еще, по идее никто ничего не сообщил. – Госпожа Кручина, почему посторонние в кресле? И что за бардак здесь происходит?

Тьфу, черт, принесла нелегкая, с молчаливой досадой вознегодовала я, но переиграть что-то уже нет возможности. Адмирал уже притащился сюда. И откуда ты, родной, взялся?! В сверхчувствительность адмирала верилось с трудом, а значит, кто-то сдал!

– Адмирал, с одним из учебных ботов произошел ошибочный выброс на орбиту без инструктора на борту… исправляем положение… расчистили коридор… ведем коррекцию… – голос Алисы со спокойной деловитостью вводил начальство в курс дела. Меня это уже мало трогало, Дэмон не посмеет согнать меня с кресла, впрочем, может попробовать…

– Зак, что там у тебя?

– Удерживаю в дрейфе, – голос мальчишки дрожал от страха и напряжения.

– Хорошо. Все хорошо. Ты молодец. Закрой глаза, откинься на спинку, расслабь плечи. Слушай меня. Только меня. Остальные по боку. Только мой голос. Минута тишины и начинаем посадку.

– Я не смогу!

– Сможешь. Я тебя веду. А пока, минута тишины.

Я выключила микрофон и развернулась к залу.

– Мне нужна площадка недалеко от внешнего шлюза под аварийную посадку.

– Романова, я вас оштрафую, – заявил адмирал, гневно сверкая пламенным взором, – а вашего подопечного определю на гауптвахту до окончательного выяснения обстоятельств.

– Да пожалуйста, – дернула я плечом, – чек прям щас выписать или попозжее?

– Романова!

– Адмирал!

– Аня?

– Я здесь, Зак. Ты готов?

– Да… кажется…

– Хорошо. Начнем с корректировки курса. Тебе не надо заниматься расчетами, потому что станция находится в прямой видимости. Посмотри в иллюминатор и скажи мне, что ты видишь?

– Половину экрана занимает бок станции, а дальше космос.

– Тебе нужно развернуться, так, чтоб ты видел станцию и отметку шлюза. Она выкрашена черной краской и по краям мигают маяки, так что не пропустишь. Положи правую руку на рычаг тяги двигателя. Другой рукой переведи тумблер управления двигателем, он слева на пульте, так, чтоб зажегся только крайний левый индикатор.

– Сделал!

– У тебя будет работать только левый двигатель. Теперь начинай медленно увеличивать тягу.

– Ой!

– Что – ой? – переспросила я, чувствуя, как люди, стоящие за спинкой кресла, дружно затаили дыхание.

– Я перевернулся! Анька, я вишу!

– Конечно, висишь, – подтвердила я. – Плавно потяни штурвал вправо и выровняй бот.

В динамиках послышалось сосредоточенное сопение, а затем тихая ругань. Кое-кто, сделав полный оборот вокруг своей оси, вновь оказался вверх тормашками.

– Зак, плаааавно потяни штурвал, плаааавно!

Несколько секунд тишины, а затем победоносное:

– Ага!

Находящиеся в диспетчерской, не исключая меня, облегченно выдохнули.

– Выровняй штурвал и больше его не трогай! Он тебе пока не понадобится. Поворачивай бот к станции.

То, на что обычному пилоту с маломальским стажем требуется около минуты, у нас с Заком заняло никак не меньше получаса. Конечно, всех больше бы устроило выпустить щуп, как предлагала Лиса и, зацепив непослушный бот, затащить его на станцию насильно. Меня лично, больше бы устроило наличие инструктора в кабине рядом с Заком, а раз нет, то будем садиться так, как получается. Должен же мальчишка научиться! Слава богам, адмирал ворчал не очень активно, скорее, для проформы. Естественно, мне потом придется отвечать за устроенное безобразие, и штраф я оплачу, как миленькая, и неустойку, если торговые были на подлете, а по вине Зака им пришлось повисеть зоне ожидания. Хотя, какая тут вина, обычная нестыковка, боты-то выстреливают автоматически, после подтверждения готовности. Парня спросили – «готов» и тот с дуру и ляпнул – «готов», легкое нажатие клавиши и перепуганный ученик уже в состоянии самостоятельного полета. Такое случается. Редко, но бывает. Где в тот момент находился инструктор – в сортир выбегал или языком с барышней зацепился – меня волнует мало, пусть об этом у адмирала голова болит, хотя и подмывает хорошенько съездить дяденьке по лицу, однако ж не дадут… Хорош мечтать, доктор, сейчас главное, мальчишку мягонько посадить.

Я прикрыла глаза, стараясь до мельчайших подробностей представить кабину учебного бота, командовала малолетним пилотом, изредка ловя себя на том, что руки сами собой тянутся к несуществующим рычагам. Мальчишка справлялся пристойно, под моим руководством вполне уверенно маневрируя всеми тремя двигателями.

– Время сближения минута, – я бросила короткий взгляд на приборы контроля, – Зак, у тебя слишком большая скорость. Штурвал немного от себя, и плавно сбрасывай тягу. Вот так, хорошо.

– Я напротив шлюза. Ань, я провисаю.

– Штурвал ровно и немного увеличь.

– Есть!

– Открыть шлюз!

Привычно взвыли сирены, послышался отдаленный гул работающей пневматики, сдвигающей в сторону шлюзовой люк.

– Дождись полного открытия и на малой скорости заводи бот в шлюз, ориентируясь на белую полосу. Она должна быть строго по центру бота. Как только войдешь, гаси скорость до минимума, поставь штурвал так, чтоб двигатели встали вертикально и так зависни, пока не откроется внутренний.

– Ань, здесь темно.

– Это нормально. Когда откроется внутренний, заводи так же, как на посадку – плавно и нежно. Твоя посадочная площадка номер восемь, справа от шлюза. Я жду тебя. Конец связи.

Я откинулась на спинку кресла и потерла лицо дрожащими пальцами. Какой бы ни выглядела спокойной со стороны и как бы ни храбрилась внутри, а последний час дался нелегко.

– А уж как я жду его, – едва слышно проворчал адмирал, – Все – развлечение закончилось, за работу! Романова, освободите место Кручиной…

Организаторскую работу адмирала прервал звонок. Дэмон выудил из нагрудного кармана наладонник и отошел к двери, не желая посвящать окружающих в личные разговоры.

– Да, ангел мой, да, все в порядке, вас сейчас примут… – из-за закрывающейся двери долетел обрывок фразы, заставив диспетчеров переглянуться и резво взяться за работу, а мне захотелось втянуть голову в плечи.

Вот теперь все встало на свои места, впору было устыдиться крамольных мыслей, никто никого не сдавал, адмирал спустился встретить жену, а тут такая неприятность, мало того, что в зоне прилета самый натуральный кавардак, так еще и личный адмиральский ангел завис в зоне ожидания дольше, чем следовало. Одного пункта хватит, чтоб виновникам переполоха заполучить долгоиграющие неприятности, а тут пунктов целых два и каких! Гауптвахта, обещанная Заку, казавшаяся не более чем пустой угрозой, мгновенно приобрела вес. И немалый. Я подобралась к двери и осторожно выглянула на лестницу. Пусто. Это хорошо! Нужно поспешить и перехватить мальчишку до того, как до него доберется адмирал, и вкрутить мозги, убедив не лезть в бутылку. Надеюсь, первый после бога сначала кинется встречать Лайру, а уж потом возьмется за карательные мероприятия. Неплохо еще и с адмиралом парой слов перекинуться и упросить не зверствовать и не запирать непоседу, заверив, что парня ожидает профилактический массаж самой большой мышцы в его глупом организме. Естественно, заниматься подобными глупостями я не собиралась, но Жану об этом знать совсем не обязательно.

Возле злополучного бота наблюдалось нездоровое оживление. Всем хотелось взглянуть на недотепу, подарившего персоналу ангаров и пилотам столько незабываемых минут. Во главе толпы бесновался инструктор, требовавший немедленно открыть люк. Зак прочно окопался в своей консервной банке, не желая и носа оттуда высовывать, справедливо опасаясь попасть под дружную раздачу подарков в народе именуемых «люлями». Вполне заслуженных, между нами говоря. Но как бы парень ни заслуживал выговора, я не собиралась стоять и смотреть, как митингующие, выкурив его, устроят суд Линча. Активно заработав локтями, пробилась к боту, отодвинула инструктора и, заслонив люк своей мужественной спиной, широко расставила ноги, уперла в бока сжатые кулаки и обвела присутствующих долгим холодным взглядом, всем видом своим демонстрируя, что встала в охранение всерьез и надолго.

– Ну, и чего встали? – после недолгого молчания поинтересовалась я у ворчащих мужиков. – Расходились бы вы по местам.

– У нас пара вопросов есть, – выкрикнул кто-то.

– Задавайте, – милостиво разрешила я.

– Да не к вам, девушка, – проинформировали откуда-то слева, – а к тому, кто в боте.

– Так я за него.

– Прикажите ему, чтоб вылезал оттуда немедленно! – горячился проштрафившийся инструктор.

– Не буду, – покачала я головой.

– Как это – не буду?! Да я… я…

– Головка от мужского полового органа, – подняв голову, ласково подсказала дремавшая до поры Радагаст. Утихший было адреналин потек по венам, будоража и нагоняя злое веселье. Я почесала плечо, как раз там, где сидел ленивый дракон.

По толпе пилотов и техников пронеслись сдавленные смешки. Инструктор вытаращил на меня глазенки, беззвучно хватая ртом воздух.

– Я бы на вашем месте успокоилась, – посоветовала я, – у вас еще будет куча поводов для волнения. Когда ребятки из собственной безопасности начнут носом палубу рыть. Почему бардак приключился, почему необученный салажонок один в полет ушел, почему инструктажа предполетного не случилось…

– Что значит, не случилось?! – пришел в себя мужчина. – Был инструктаж и свидетельства тому имеются, а если ваш этот инструктаж не слушал, то ничем помочь не могу!

– Нам никто не поможет, – с философской грустью изрекла я, – через минуту здесь будет взбешенный адмирал, так что самое время молиться. Всем. Кого адмирал застанет…

Я обвела толпу долгим взглядом. Парням понадобилось около секунды, чтоб уложить в мозгу полученную информацию и толпа, как по команде стала распадаться, истаивая по всем направлениям. Не прошло и тридцати секунд, а возле бота остались только я и инструктор. Нет более изобретательного человеческого вида, чем подчиненный, не желающий попадаться на глаза начальству. Я, пожалуй, и не смогла бы определить, куда исчезли люди, они словно хамелеоны растворились в воздухе.

– Так-то лучше, – проворчала я себе под нос, громко постучала по люку бота и ласково позвала, – Вылазь, зараза мелкая.

– Не могу – люк заело, – прокаркал коммутатор голосом Зака, послышался глухой стук, призванный убедить меня окончательно, что мелочная пакость действительно не может вылезти.

– Зак, радость моя, вылезай по-хорошему, – задушевно попросила я, – я ж тебе не мужики, вскрою люк на раз, и тогда тебе точно основательно прилетит.

– А сейчас не прилетит? – хмыкнул он.

– Прилетит, – не стала я спорить, – но не от меня.

– Черт! Чего – тревогу подняли?

– А ты, как думал?

– И чего теперь будет? – дверца люка чуть отъехала и в щель просунулся любопытный нос.

– Арестовывать тебя придут, только, пожалуйста, не позорь меня и не закатывай концертов, договорились?

– Как арестовывать?! Что значит – арестовывать?! – Зак мигнул по совиному.

– То и значит, – собирая остатки выдержки, пояснила я, – тебя задержат, пока будет идти расследование…

– Но, Аня…

Я шагнула к подростку, зацепила его за шею и, наклонив к себе, зашипела в ухо:

– Слушай сюда и включай мозги, если не хочешь неприятностей – ты должен вести себя тихо, не кричать, не перечить и не возмущаться. В случившемся есть часть и твоей вины, уясни себе это, пожалуйста. Ты меня понял?

– Да понял я, но…

– Без но! – отрезала я.

– Я чего – преступник? Я чего – этот бот угонял? – не желал успокаиваться Зак. Если он еще чего-нибудь вякнет, точно нащелкаю.

– Своими безответственными действиями вы, молодой человек, вызвали предпосылку к катастрофе и почти перекрыли движение транспортов, – суровый голос адмирала прервал нашу перепалку.

Я оглянулась, Дэмон грозовой тучей навис над простыми смертными, сверля холодным взглядом. За плечом адмирала маячили два вахтенных, имевших до одури лихой вид. Я тихонько вздохнула, разговора с адмиралом не получится, приди он один, тогда можно было бы дернуться, а так…

– Вы со своими работниками разберитесь, а уж после меня трогайте, – выпустил иголки Зак, зверем глядя на окружающих, – и вообще… да пошли вы!

Продемонстрировав средний палец, развернулся на выход. Коротко размахнувшись, я влепила ему крепкий подзатыльник. Не ожидавший подобного, мальчишка пошатнулся и, не удержав равновесия, оказался на коленях.

– Я тебе говорила, язык за зубами держать? – прорычала я, подкрепляя каждое слово все новым воспитательным аргументом. Зак шипел, прикрывая голову руками.

– Да, блин, Анька, больно же! – взвыл он.

– Зато бесплатно!

– А вы чего стоите, рты разинувши?! – накинулся мальчишка на вахтенных, старательно уворачиваясь от карающей длани, – Арестовывайте меня уже!

После этого вопля мужики вроде как очнулись, зашевелились, оттерли меня от подростка и, подхватив его под локти, повели прочь. Следом потянулся инструктор, после выразительного взгляда адмирала.

– Сурова ты, матушка, – покачал головой адмирал.

– Да потому что достал! – отмахнулась я, дуя на горящую ладонь. Воспитание дело тяжелое и без потерь не обходится. – Сколько?

– Тебе позже насчитают, когда ущерб будет оценен. А вот за палец я с ним отдельно поговорю, – внушительно оскалился адмирал.

– Ударишь – убью, – медленно поднимая глаза на мужчину, тихо пообещала я.

– А сама-то…

– А мне можно.

– Тьфу, на тебя, Романова! – адмирал, не стесняясь, передернул плечами. – Да, Ань. Тебя Лайра хотела видеть, подойдешь?

– Конечно, что случилось?

– Консультация нужна. Ань, у нее, кажется, опухоль нашли, – с Жана слетела вся суровость, оставляя за собой страх и растерянность.

– Успокойся, адмирал, – одернула я, – опухоль или есть, или нет, казаться она не может! Кто нашел, когда, где?

Я развернулась на пятках и пошла к лифтам. Дэмон едва поспевал за мной.

– Она на Вире была, у нее живот заболел, она к врачу пошла, ее посмотрели и сказали, что опухоль…

Жан обогнал меня, чтоб успеть нажать кнопку вызова лифта. Сейчас он нисколько не напоминал опору и надежу, управляющую твердой рукой десятитысячной оравой. Сейчас он был насмерть перепуганным мужем, трясущимся над единственной в жизни женщиной. Нет, родной, так нельзя! Шагнув в лифт, оглянулась, вытащила из кармана моток пластыря, оторвав зубами небольшой кусок, заклеила маленький глазок камеры и нажала на остановку.

– Эй, ты чего это делаешь? – нахмурился Жан.

– Лечить тебя буду, – оскалилась я, схватила за лацканы мундира и встряхнула, – адмирал, подбери сопли! Ты меня слышал? Что бы ни случилось, она не должна видеть тебя таким, понял?!

– Романова! Что ты себе позволяешь?! – возмутился адмирал, отдирая от одежды мои пальцы, к нему быстро возвращалась былая уверенность и суровость.

– Вот так-то лучше, – удовлетворенно ухмыльнулась я, – а то мне уж показалось, что придется тебе по морде съездить, а бить адмиралов это последнее дело. Преступление похлеще подлетной пробки!

– Тебе никто не говорил, что ты ненормальная?

– Много раз. Я заскочу к себе и через пять минут буду у вас.

Вопреки моим ожиданиям адмирал вышел следом, и сиротливо мялся у порога, пока я заталкивала в «аварийный» рюкзак ноутбук.

В адмиральской каюте было темно и тихо, если бы не тонкая полоска света, пробивающаяся из-под двери, можно было бы решить, что в помещении пусто. Жан провел ладонью по стене, включая свет, и беспомощно оглянулся на меня, молча умоляя хоть что-то сделать. Это «что-то» я и не замедлила сделать – показала адмиралу кулак, напоминая о разговоре в лифте.

– Свари кофе, – приказала я, направляясь к закрытой комнате.

– Но я…

– Тебе там нечего делать, – отрезала я. – Когда будет можно – позову.

Двадцать минут спустя я направлялась к лифту, раздраженно поправляя сползающую с плеча лямку сдерживаясь изо всех сил, чтоб не начать плевать под ноги и ругаться вслух. Две минуты ушло на то, чтобы успокоить впавшую в панику женщину, занимающуюся самым идиотским делом – составлением завещания. Полторы минуты потребовалось на ознакомление с карточкой, заполненной корявым подчерком дохтера, секунд двадцать на борьбу с желанием удушить последнего. Записи ограничивались набросками осмотра, примитивным анализом крови и диагнозом. Новообразование в теле матки. Вот так – безапелляционно и неотвратимо. И никаких тебе биопсий, УЗИ и прочих излишеств, даже назначений на более углубленную диагностику!

Осмотр и анализы заняли не более семи минут, а все остальное время я, не особо блуждая в выражениях, популярно объясняла супружеской чете, что здоровье не купишь и обследоваться надо у «своих» врачей, а не у чужих шарлатанов. Что у здоровой женщины климакс не наступает в тридцать девять лет, а если и наступает, то для полной уверенности должно пройти никак не меньше года, а не пару месяцев. Что да, действительно опухоль имеет место быть, уже около девяти недель и развивается она вполне по сроку и будет развиваться еще тридцать одну неделю, а после выйдет сама, практически без посторонней помощи! И вместо того, чтоб страдать всякой чушью типа завещания, нужно начинать продумывать, куда именно поселят эту отделившуюся «опухоль».

Дэмон, что твой баран, уперся рогом в зловещее слово, требовал определить злокачественная она или нет. Лайра смотрела на мужа широко распахнутыми, наливающими слезой глазами и только тискала широкую ладонь не в силах и слова вымолвить. А может, боялась спугнуть удачу, возраст все-таки и неспокойная жизнь уже давно, казалось, поставили жирную точку в этом разделе женской биографии. Пришлось пожать плечами, выводя на печать обнаруженное аппаратом УЗИ, и объяснить непонятливому мужчине, что о качестве «опухоли» можно будет судить только лет через пятнадцать, никак не раньше. Вот по моим наблюдениям на гауптвахте, к примеру, сейчас сидит явно злокачественная, но я буду крайне благодарна, если с ней поскорее разберутся и отпустят. Мои просьбы просочились мимо начальственных ушей. Ну, конечно, куда им до меня, когда на еще теплой распечатке отчетливо видна начавшая распрямляться розовая саламандра с синюшным, прозрачным брюшком. Саламандра висела на ниточке пуповины, таращила огромные черные, чуть раскосые глазищи, еще не прикрытые пленочками век и посасывала едва наметившиеся пальчики верхней лапки. Обозвать рукой этот тонюсенький отросток язык не поворачивался. Красота неописуемая, что тут скажешь! Пока будущие обладатели «опухоли» умиленно разглядывали червячка, яростно споря, на кого же он похож и, боги, мои боги!, находя свои черты, выскочила прочь, сравнительно дешево отделавшись от жертв современной медицины.

Дома было уныло и безнадежно пусто, я прошлась по каюте, включая везде свет, щелкнула пультом, заставляя ожить проигрыватель. Хрипловатый мужской голос, под мелодичные гитарные переборы размышляющий о богах, что иногда сидят в пивной, едва справлялся с «эффектом присутствия».

Пристроив рюкзак на кухонном стуле, полезла в морозильник, добыть чего-нибудь к ужину, но вспомнив, что Зак сегодня не придет, чертыхнулась и захлопнула дверцу. Певец закончил с богами и переключился на утверждение, что мы живы, находя тому с десяток подтверждений, начиная от запаха травы и заканчивая узкой полоской рассвета. Я прислушалась и, действительно – живы! Вот только бы еще придумать, чем себя занять при этом! Надо бы почту проверить, ящик уже, небось, трескается от упавших на него посланий, но работать не тянуло. Ну и к черту – не развалится, он же электронный. Будь дома мальчишка, он бы нашел, чем меня занять… Черт, и спать еще рано. Как-то не очень тянет проснуться посреди ночи в пустой каюте один на один с собой и тыкаться по углам до самого утра, не зная, куда себя приткнуть. Только бы адмирал поскорее очухался от своего счастья и обратил взор на простых смертных, но ожидать великого прихода, я думаю, не раньше завтрашнего утра. Вряд ли Жан сейчас сможет оторваться от жены ради чужого хамоватого любителя показывать средние пальцы, так что сидим и ждем. Молча.

Щелкнул, отключаясь, чайник, я потянулась за чашкой, неаккуратно опершись на полку. Послышался тихий щелчок, заставивший застыть, несмотря на то, что получше любого провидца знаешь, что произойдет в следующую секунду. Полка качнулась и, словно в замедленной съемке, наклонилась, лениво переворачиваясь на трех оставшихся крепежах… Секунда, грохот, звон и стоит Анна Дмитриевна, глупо хихикая посреди горки осколков, в которые превратились разномастные чашки. И, точно контрольный в голову, в довершение разгрому откуда-то сверху спланировал персиковый конверт изукрашенный вензелями, не так давно небрежно засунутый на одну из полок. Ну что, доктор – вы хотели занятий? Их есть у вас! Осторожно переступая, выбралась из эпицентра катастрофы. Нужны щетка, совок, пылесос и никак не меньше получаса свободного времени, чтоб дочиста собрать тонкие и острые, словно скальпель чешуйки керамики, в которые превратилась упавшая посуда.

Вытянув из кладовки пылесос, мимолетно окинула взглядом опустевшую нишу, запоздало удивляясь, как мне удалось несколько лет назад впихнуть сюда целого мужчину. Пусть он тогда и был тощим, как жердина, но все-таки. Призраки-воспоминания, терпеливо поджидавшие, когда же я останусь одна, полезли изо всех щелей. Тот, кто именовался сейчас герцог Куприн, оставил после себя кучу отметин, за которые и цеплялись изворотливые призраки. Под диваном посветлевшее пятно, на том самом месте, где мужчине взбрело в голову прикорнуть, поплавав перед этим в канализации. Пятно так и не удалось вывести до конца, несмотря на все старания. Сетка царапин на двери в комнату, оставленная отверткой, когда он пытался выбраться на волю. Белый кружок на полировке стола, куда, несмотря на мое ворчание, пристраивал горячую чашку. Стихийное бедствие, а не человек!

Отмахиваясь от оживших мороков, сгребала на совок большие осколки, попутно воюя с чертовым письмом, так и норовившим соскользнуть со стола и приложить по макушке острым краем плотного конверта. Единственное, что удерживало от желания разорвать его на мелкие клочки, так это то, что едва конверт будет поврежден, автоматически уйдет сигнал-подтверждение об участии. Чур меня, чур! В очередной раз получив неаккуратно положенным на край стола письмом я, разозлившись, поднялась с корточек и надежно прилепила конверт двумя магнитами к холодильнику. Постояла с секунду, глядя, как оно висит на серебристой дверце – не съедет ли непослушная бумажка – письмо спокойно висело. Вот и чудненько! Я опустилась на корточки, возвращаясь к прерванному занятию. Сгрузив осколки в лоток для утилизатора, залила в пылесос моющего раствора. Мерно гудел мощный мотор, раструб медленно полз по металлической поверхности, оставляя влажные полосы, слизывал с пола мелкие осколки, подобрать которые щеткой не представлялось возможным. Немытая площадь кухни уменьшалась с катастрофической скоростью, и я уже подумывала, что не будет ничего плохого, если пройтись еще разок, а потом, заодно уж, можно и всю каюту почистить. Это еще около часа занятого времени. Минут двадцать попить чаю, читая какую-нибудь художественную ересь, душ, примерно столько же и можно ложиться спать, не рискуя подхватиться посреди ночи.

– Ань, случилось чего? – пробился через пылесосный рев, встревоженный Наташкин голос.

– А на что это похоже? – поморщившись, задала я провокационный вопрос, отключая пылесос.

– Ну… не знаю… – Наташка замялась, глядя на меня несчастными глазами. Давно ли такой обходительной и осторожной стала.

– А хочешь, я тебе расскажу? – хмыкнула я.

– Ну, попробуй! – с некоторым даже вызовом откликнулась она.

– Ты решила, что я окончательно утратила возможность сдерживать эмоции. Короче, взбесилась я и расколотила все чашки.

По потупленному Наташкиному взгляду я поняла, что попала в точку. Покачав головой, достала из шкафчика две железные кружки, всыпала в них по хорошей щепотке сморщенных листков заварки.

– А еще, ты судорожно пыталась просчитать, насколько далеко все зашло и стоит ли вызвать соответствующую бригаду, – я вновь включила чайник и пинком отправила пылесос в угол, чтоб под ногами не путался.

– Не… Ань… как бы это… не совсем!

– Да, – не согласилась я.

– Ну, да! Да! А ты бы на моем месте что подумала?!

– Я бы подумала, что лет семь назад на этой кухне некий молодой человек зависимой наружности проводил ремонт в шкафчике, как то – восстанавливал крепеж под полкой, который сам же и своротил, и что полка держалась на соплях уже тогда, что на полку облокотились и она рухнула, убив всю посуду. Вот что подумала бы я.

Подхватив вскипевший чайник, залила заварку, глядя, как вмиг размокшие листочки расправляются, окрашивая воду в темно коричневый цвет. В кухне запахло сонным вечером и уютом. Выставив на стол баночку меда, опустилась на стул, выуживая из нагрудного кармана пачку сигарет, сделала Наташке приглашающий жест, указав на стул напротив. Подруга вздохнула, передернула плечами, все еще переживая за сделанные выводы.

– Да ладно тебе, – махнула я зажженной сигаретой, оставляя в воздухе белесый дымный след, – не стопорись.

– Я слышала про то, что устроил Зак в ангарах, вот и подумала…

– Романова, отвали, – лениво попросила я.

– Сама отвали, Романова, – хмыкнув, парировала подруга, прошлась по кухне, останавливаясь возле холодильника, – о, тебе тоже приглашение прислали?

– Да.

– Поедешь? – Наташка с интересом оглянулась.

– Нет, – мотнула я головой, выпуская дым в потолок.

– А чего? Ань, надо съездить, развеяться, ты посмотри, на кого ты похожа – чисто бледная поганка! На тебя ж без слез не взглянешь.

– Наташ, твои настойчивые уговоры выглядят подозрительно, – подняв левую бровь, сообщила я. – У тебя тоже договор с Заком?

– Вот еще! – возмутилась подруга, – Буду я с этим мелким хамом договариваться! А о чем?

– О том, что мне непременно надо ехать, – пожала я плечами, – и можно использовать все возможные и невозможные способы, чтоб меня заставить…

– Глупости! – фыркнула Наташка. – Хотела бы я посмотреть, как тебя можно заставить!

«Очень просто, – грустно подумала я, – даже проще, чем тебе, дорогая подруга, кажется. Надо поставить в безвыходное положение, и я сделаю все, что прикажут, а еще можно посмотреть на меня отчаянными голубыми глазами… Но этого знать никому не положено. Никому кроме меня».

– В любом случае я не поеду, – вздохнув, я затушила сигарету, – и на то есть несколько причин.

– Каких? – заинтересовалась подруга, раздраженно откидывая назад слишком длинную челку, норовящую оказаться в глазах.

– Во-первых, конференция проходит на Таурине…

– Знаю, и что?

– А то, что на этой планете проживает тот, с кем я не желаю встречаться! – отрезала я, впервые высказав вслух истинную причину нежелания посещать конференцию.

– Ань, не майся дурью! – подняла меня на смех подруга. – Таурин большой, а твой Влад слишком маленький, чтоб занять собой всю территорию! Сколько там еще проживает? Миллиарда четыре-пять?

– Четыре с половиной, – буркнула я.

– Вооот! Четыре с половиной миллиарда народу, как думаешь, каков процент вероятности среди этой толпы встретить одного знакомого? Ноль пять, ноль семь из сотни?

– Не знаю, – я поежилась, отчаянно желая, чтоб этот разговор прекратился.

– И потом, тебе совсем необязательно с ним встречаться, а если и столкнетесь в толпе, что тебе мешает перейти на другую сторону улицы, тем самым дав понять, что не хочешь его видеть?

Да, действительно, ничего не мешает! Ничего, кроме того, что я стараюсь свести любую, даже мизерную возможность встречи до окончательного минимума, предпочитая, чтоб возможный процент был за гранью тысячных, а не сотых!

– А что говорит твоя Низа?

– Моя Низа считает, что надо лететь, потому что на конференции можно заключить несколько выгодных контрактов и показать новую линию оборудования, – неохотно отозвалась я. – Что мы взрослые люди, и даже если встретимся с герцогом, то никакой беды не будет, кивнем друг другу и разойдемся. Только Низа не знает, откуда растут ноги! Во-вторых, мне жалко своего времени, и в-третьих, меня бесит, когда на меня давят.

– А хочешь, я тебе приведу неплохой довод для поездки? – с вкрадчивостью древнего змея поинтересовалась Наташка. – Ты не вскрывала пакет и не интересовалась, кто там будет. А будет там Ивона Шанталь. Знаешь такую? А еще не меньше десятка инспекторов…

– У меня такое ощущение, что ты настойчиво желаешь от меня избавиться, – хохотнула я.

– Да иди ты, Романова! Я устала смотреть на твою постную рожу, и хотя я все же считаю поступок Димки правильным… мне не нравится, как он сделал! Ты ж все равно что зомби! Ты ходишь, делаешь свою работу, классно делаешь, не отнять, но все равно, как неживая. Робот самый натуральный! Я ж вижу, что тебя туда тянет. А тут такая возможность расставить все точки. Или вернуться на работу, которую обожаешь, или переболеть окончательно и жить дальше!

– Не знаю, – я прикусила губу. Желание увидеться с ребятами и поговорить с Ивоной с глазу на глаз, было большим, но не настолько огромным, чтоб перевесить нежелание видеть одного человека.

– Ну, ты хоть подумай! Время еще есть. Недели две примерно.

– Хорошо, я подумаю, – пообещала я, хотя о чем тут думать – не еду я никуда и все тут!

Трель звонка заставила Наташку подскочить, ругаясь в полголоса, она вытянула из кармана пейджер, прочитала сообщение, чертыхнулась и посмотрела на меня несчастными глазами.

– Ань, тут такое дело… Мы с Димкой хотели на вечерок свалить, нам бы того… Сашку куда пристроить, а то вот Ника не может…

– Приводи, – вздохнула я, – куда ж вас девать.

– Точно?

– Точно!

– Хорошо, я сейчас! – просияла Наташка и сорвалась с места.

Спустя пятнадцать минут мне вручили пятилетнего ребенка, сумку игрушек и список инструкций по эксплуатации. Чего делать, если закапризничает, заболит животик, поднимется температура, прищемит пальцы, захочет играть, купаться, кушать, спать… и еще пунктов пятьдесят никак не меньше. Я слушала наставления, разглядывая невысокого, плотно сбитого мальчишку и поражалась, как же он похож на отца! Те же нос, губы, разрез глаз, только в уменьшенном варианте. Мальчишка был недоволен, хмурил бровки и разглядывал меня с суровой настороженностью, всем своим видом показывая, что не согласен с кандидатурой няньки.

Квохтание наседки прервало появление генерала, выряженного в вечерний костюм, выгодно подчеркивающий все еще подтянутую фигуру.

– Папка! – мальчишка встрепенулся, выдирая ладошку из материнских рук, и с разгону прыгнул на отца.

– Привет, сын! Как ты вырос за день! – в голосе генерала прозвучали горделивые нотки. Тихие семейные радости. Чувствуя, как нервно дернулось веко, я поспешила посмотреть в другую сторону. Что, доктор, жаба давит? Тебя-то так никогда не тискали. Зато его никогда не забудут почти на сутки в запертом кабинете, так что мне тоже есть чем гордиться!

– Ди-ма, – зашипела Наташка и, судя по звуку, пихнула мужа локтем.

– Чего? – так же тихо воскликнул он.

– Ничего! – огрызнулась подруга.

– Привет, Ань, – поздоровался отец, поудобнее усаживая сына на руке.

– Здравствуй, – вежливо откликнулась я.

– Наташ, нам выезжать через двадцать минут, а ты еще не готова.

– Да, да, сейчас, – откликнулась она, копаясь в сумке. – Ань, вот здесь записаны все номера телефонов. Мой, отца, госпитального отсека… ой…

– Вот именно, что – ой! – закатила я глаза.

– Папа! Я не хочу с ей оставаться! – подал голос ребенок.

– Ну, это ж ненадолго, сын! Не дуйся, Сашка, – генерал шутливо ткнул мальчишку в живот, – в следующий раз, я тебе обещаю, ты поедешь с нами.

– Я не хочу с ей оставаться, – упрямо повторил мальчишка. – Я ее не знаю! Я хочу Нику!

– Знаешь, – погрозил пальцем папаша, – а Ника сегодня занята и перестань капризничать! А я тебе чего-нибудь привезу.

– Ну, радно, – нехотя пробурчал мальчишка, сползая с отцовских рук.

– Все, мы пошли. Саша, веди себя хорошо, – в последний раз приказала Наташка и, чмокнув отпрыска, наконец, удалилась.

Генерал прошамкал что-то вроде «до свидания» и поспешил за женой. Оставшись без поддержки родителей, недовольный человечек зыркнул на меня и, обойдя по широкой дуге, взобрался на кресло, важно сложив на груди руки.

– Я тебя не рубру! – после недолгого молчания важно заявили мне из кресла.

– О, как! – хмыкнула я и, демонстративно отвернувшись, принялась копаться в сумке с игрушками, выкладывая их на ковер.

– Мама говолит, на ковле иглушки нерзя! – поучительно донеслось сзади.

– Нерзя, так нерзя, – не стала я спорить, заталкивая в сумку все, что успела достать.

– Не длазнись! – надулся мальчишка.

– Не дразнюсь. Сашка, ты в кого такой зануда?

– Я дра тебя не Сашка, а Арександл Дмитлиевеч. Сашка я дра Ники и Орега!

– А, ну кто бы спорил! – усилием сглотнув подступивший хохот, подтвердила я.

Оставив на время дорогого родственника в одиночестве, быстро закончила уборку кухни и разогрела ужин, принесенный Наташкой. Моим кулинарным способностям подруга никогда не доверяла, а уж если дело касалось ее милого чада, и подавно.

– Александр Дмитриевич, не желаете ли отужинать? – поинтересовалась я, заглядывая в комнату.

Мальчишка все так же сидел в кресле и сычом взирал на окружающий мир.

– Нет!

– А придется, – с садистским наслаждением заявила я.

– Не плидется! – заупрямился он. – Кто ты такая, чтоб мне пликазы пликазывать?

– Я твоя сестра, – открыла я человеку страшную тайну.

– Кто?! Ты-ы-ы?! – подозрительно протянул он, ставя мои слова под сомнение.

– Да, я.

– Не-е-е!

– Да, и если ты и дальше будешь капризничать, я позвоню папе, и он тебе ничего не привезет, – ох, доктор, как же некрасиво шантажировать ребенка! Стыдитесь, Анна Дмитриевна. Стыжусь, вот честно, вон, аж глаза со стыда покраснели!

– Ну, радно, – мальчишка нехотя слез с кресла и заковылял в кухню.

Ужин проходил в дружественной атмосфере вооруженного нейтралитета. Маленький мужичок не желал со мной общаться, сосредоточено ковыряя в тарелке. Я не настаивала, перебирая, однако, в памяти, что в моей каюте есть такого, что могло бы заинтересовать малолетнего буку. Мои инструменты? Вряд ли. Телевизор? Нет, он и дома есть. Спасательское оборудование? Может быть, но далеко не факт, тем более нужно еще выдумать, под каким предлогом его разложить, да и жалко отдавать его на растерзание. А вот в комнате Зака очень даже можно найти что-нибудь завлекательное и пока хозяин томится на гауптвахте, есть возможность беспрепятственно покопаться в его жилище. Главное ничего не сломать, а то Зайчонок мне потом тоже чего-нибудь сломает.

Расправившись со своим какао и громко стукнув чашкой по столу, родственничек невнятно поблагодарил за ужин и гордо удалился в свое кресло. Покачав головой, убрала в кухне и потянулась следом. Мальчишка сидел и внимательно разглядывал свои носки, важно скрестив руки на груди, всем своим видом показывая, что не желает со мной общаться, при этом на его сосредоточенной рожице сквозило неприступное выражение «ну, уговаривайте меня, уговаривайте! А я вам отвечу – нет!». Я не стала никого уговаривать и контакты налаживать посчитала излишним, прямиком прошествовала в комнату Зака, не забыв оставить дверь приоткрытой.

Остановившись на пороге, оглядела помещение. Распоясавшиеся мороки полезли изо всех щелей, настойчиво напоминая о предыдущем жильце. Все было на своих местах – приоткрытый шкаф, кровать, застеленная зеленоватым покрывальцем, стол, полуразвернутый стул и даже старенький монитор с паутинкой трещинок на корпусе. Поморщилась, глядя на убежище, между кроватной спинкой и столом… поворот головы, вспыхнувшие скулы, смущенная улыбка, чуть тронувшая губы, искры желания в серебре глаз и черная прядка, переливающаяся в мужских пальцах… я вздрогнула и быстро отвернулась, прогоняя призрака, продолжая с болезненным интересом изучать обстановку, почти не нарушенную Заком. В близких трубах что-то зашумело, будто кто-то перекрыл воду, и показалось, что вот прямо сейчас распахнется дверь ванной и оттуда вывалится мокрый, голый мужчина. Стушуется, густо покраснев, неловко повернется боком, прикрываясь от стороннего взгляда и, буркнув недовольное «предупреждать надо!», скроется обратно, чтоб тут же появиться вновь, но уже благопристойно облаченным в халат или, на крайний случай, с коротким полотенчиком, обернутым вокруг бедер. Почему-то так получалось, что под рукой Влада всегда оказывались только узкие полотенца, длины которых едва хватало охватить бедра. Ну, доктор, кто там, что говорил о том, что все пережито и забыто? Кто клялся и божился, что можешь об этом мужчине думать спокойно? Кто рассказывал себе, что случайные знакомства в барах это не от безысходности, а в поисках нового и светлого? Я сильно прижала ладони к глазам, заставляя себя успокоиться, с ужасом отмечая, что давнишний шрам начинает, как решето, кровоточить из-под каждого шва. Да нет, черта с два! Глупости это все! Да-да, такие переживания они для истеричных барышень, а я не они! Это просто грустно без Зака, а тот, кто был раньше совсем ни причем. Конечно, ни причем, шути, родимая, шути! Ты ж сама все… Заткнись! Впрочем, так надо. Надо было войти в эту комнату, в которую старалась не соваться с момента прилета на станцию, надо было встретиться с призраками, пытаясь приручить их и постараться понять, что ничего страшного не случилось. Так ребенок, шалея от собственной храбрости, залезает в темный чулан, доказывая себе, что там, в чернильном провале, нет никаких огромных пауков и страшные карлы там не живут! А живут там инструменты, швабры с тряпками и старый папин китель, перекошено висящий на гвоздике, темнея пятнами снятых погон, а вон тот высокий рулон вовсе не хищная гусеница, а всего лишь старый, протертый ковер. Надо научиться жить, а не делать вид, что ты огромная, странная птица страус.

Я тряхнула головой и решительно распахнула шкаф. В самом низу, в большом пластиковом ящике хранились творения Зака в разной степени завершенности. Впрочем, хранились это громко сказано, электрические игрушки были свалены в полнейшем беспорядке и заполняли собой почти все пространство, неудобно выпирая телескопическими лапами, ребрами и колесами, сверху небрежно брошен запутанный клубок проводов и проволоки, больше напоминающий заградительную спираль «Бруно» – влипнешь, черта с два выпутаешься. Я аккуратно сдвинула моток, порылась в ящике, стараясь не оцарапаться об острые углы, в поисках металлического шара. К моей радости шар отыскался в середине кучи. И то хлеб – не пришлось копать до самого дна. Обхватив гладкие бока, вытянула шар на свет божий, подула, потерла о рубашку, стирая пыль и рассыпавшийся в ящике припой. Почти ткнувшись носом в гладкую поверхность, отыскала неприметную выемку ключа и прижала большой палец. Шар тихонько загудел, от нагретого пальцем места потянулись световые полосы, матово расплываясь по стальной поверхности. Я отодвинула просыпающуюся игрушку подальше от себя, удерживая на открытой ладони. Щелчок и посередине шара побежала ровная трещина, деля его на две сферы, верхняя повернулась, приподнялась и из образовавшейся щели начали выдвигаться три пары толстых прутьев.

– Я вверх ногами! – сообщил трескучий голос. – Док, мне неудобно! Я вверх ногами! Переверни меня! Переверни меня! Я упаду! Я вверх ногами! У меня кружится голова!

– У тебя не может кружиться голова, – улыбнувшись, сообщила я, торопливо перекатывая шар на ладони.

– Так лучше. Иго так любит. Иго так нравится, – забубнил робот, завершая развертывание ног.

Выехав сантиметров на тридцать, прутья переломились, превращаясь в суставчатые паучьи лапы, распавшиеся на концах на четыре гибких пальца с присосками. При необходимости присоски втягивались в пальчики, превращая их в цепкие хваты. Паукообразное создание задрыгало лапами, нащупывая твердую поверхность, и я опустила робота на пол. Шар неуверенно покачался на лапах, будто новорожденный телок учащийся стоять.

– Как там за бортом? – повел Иго светскую беседу, с забавным цокотом вышагивая по полу.

– За бортом темно и холодно, – охотно сообщила я, наблюдая, как паук, ткнувшись в стену, принялся взбираться по гладкой поверхности.

– За бортом космос, – важно сообщил Иго давно известную мне вещь. – Иго просканировал.

– Да, Иго умный, – подтвердила я. Творение Зака мигнуло цепочкой разноцветных огоньков, выражая удовольствие от комплемента.

Добравшись до потолка, робот завис на несколько минут вверх ногами, по бокам пробегали тревожные красные огоньки. Я не мешала – Иго сканировал станцию.

– Я обнаружил Создателя! – в отчете робота слышалась растерянность, – Его физические параметры говорят мне, что ему грустно. Его надо спасать!

– Ничего страшного, – поспешила я успокоить робота. – Создатель находится в изолированной комнате, откуда не может выйти.

– Создателя хотят отключить? – встревожился Иго.

– Нет, его заперли в шкафу, это неопасно, все в порядке. Поверь мне.

– Я верю, док, – смирился робот. Еще не хватало, чтоб он поперся вызволять мальчишку! Хотя, это было бы забавно и немного встряхнуло бы устоявшийся порядок вещей.

Иго мигнул диодами, побарабанил пальчиками по потолку и засеменил в мою сторону, остановился прямиком над головой, выщелкнул из брюшка вакуумную присоску и скользнул вниз, разматывая тонкий тросик. Шар завис на уровне моего лица и тихо сообщил, подмигивая лампочками.

– Док, за нами ведется визуальное наблюдение, – громкость Иго уменьшилась, обозначая шепот.

– Ты имеешь в виду того молодого человека, чей любопытный нос высовывается из-за двери? – доверительно поинтересовалась я, не поворачивая головы в означенную сторону.

– Да, его, – согласился робот. – Он шпион?

Между ножек открылись порта и оттуда высунулись пушечные стволы. Вооружение робота стреляло хрупкими шариками, накачанными краской и из-за слабой поражающей силы особого урона нанести не могло, но испортить одежду, а порой и оставить небольшие синяки, это запросто!

– Принять упреждающие меры?

– Иго! Что за кровожадность, нет, конечно.

– Как скажешь, док, – пушки втянулись внутрь.

Зак в свое время здорово потрудился над программами, вложенными в игрушку, позволив роботу воспроизводить эмоции и сейчас, могу поклясться – будь у Иго плечи, он непременно пожал бы ими!

Еле слышно загудел спрятанный под кожухом моторчик, и Иго медленно пополз к потолку, сматывая тросик.

– Александр Дмитриевич, может, войдете? – по-прежнему не оборачиваясь, позвала я ребенка, – А то как-то нехорошо у порога топтаться и подглядывать.

Скрипнули давно не смазанные завесы, мальчишка бочком просочился в комнату, с удивленным восторгом рассматривая безобразничающего под потолком Иго. Паукообразный доехал до верха и принялся довольно фальшиво напевая, притопывать и качаться, как пьяный вусмерть матрос у стойки бара.

Сашка задрал голову и, забыв о своей суровости, зачарованно следил за передвижениями игрушки. А потом из него, как горох из порванного пакета, посыпались вопросы – а что; а как; а почему; а не упадет; а можно я потрогаю?! Вот так вот, мужчина, стоит вам только показать новую игрушку и вас можно брать голыми руками, что я с успехом и сделала.

Иго спустился в мою подставленную ладонь и милостиво позволил потыкать себя пальцами, но когда мальчишка попытался в исследовательском рвении подковырнуть полусферу, ущипнул того за палец.

– Нельзя! – проскрипел робот, грозя маленькому мужчине сразу тремя пальцами.

– Он щипается! – пожаловался человечек, выбрав меня, как единственного защитника и, взобравшись на колени, продемонстрировал обиженную конечность.

– Конечно, щипается, – подтвердила я, – а ты хотел его поломать.

– Я не хотер его ромать! Я хотер посмотлеть чего там внутли!

– А если я захочу посмотреть чего там у тебя внутри? – грозно вопросила я и защекотала мальчишку.

– Нерзя! – рассмеялся он, ужом выкручиваясь из моих рук. – Ты посмотлишь, а я помлу!

– Вот и он помрет, если ты его посмотришь, так что давай договоримся, что никто никого смотреть не будет, хорошо?

– Радно! А папа мне свой пистарет давар смотлеть, я его даже лазбилар!

– Ух, ты! – восхитилась я, с трудом продравшись сквозь путаницу «л» и «р» и подумав про себя, что этому папе надо бы ухи открутить за такое, боевое оружие не предназначено для детских игр.

– Ага! – степенно кивнул малыш, раздуваясь от важности.

Возмущенный Иго, убежавший в другой конец комнаты, осторожно высунулся из-за дверцы шкафа, и тут же спрятался в укрытие, чем развеселил Сашку. Некоторое время они играли в глупую игру «ку-ку», а потом Иго выбрался из шкафа и, смешно засеменив лапками, выскочил вон из комнаты. Ребенок тут же оказался на ногах и помчался следом, мне пришлось догонять, и началась сущая свалка. Каюта наполнилась цокотом, топотом и смехом. Иго убегал от мальчишки, а я догоняла обоих, следя, чтоб малыш не расшибся на крутом повороте.

В самый разгар веселья раздался оглушительный звонок видеофона. Судя по звуку, звонили уже давно, но мы услышали аппарат, когда громкость сравнялась с легендарной трубой, по свидетельствам очевидцев разрушившей стены города.

– Аня, фто это? – запыхавшийся Сашка застыл на одной ноге, забыв опустить вторую.

– Ничего, звонят мне, – успокоила я ребенка и, погрозив Иго, потребовала, – а теперь тихо, мне поговорить надо, шагайте в комнату.

Дождавшись, когда за озорниками закроется дверь, уселась за видеофон и ткнула на кнопку приема.

– Аня, это невыносимо! – с ходу заявила появившаяся на экране Низа, – Ну поговори хоть ты с ним!

– Что случилось? – удивленно вздернула я брови.

– Срочно нужно пристроить брата к лекарю, а твой костоправ не берет! – она намерено выделила слово «твой» предлагая разделить ответственность.

– И чем мотивирует?

– Не сезон. Как может быть не сезон?! Я ему и так и эдак объясняла, а он нет и все! Уперся рогом черт бородатый и ни в какую! Ань, я знаю, ты с ним никогда не работаешь напрямую, но сейчас-то обстоятельства изменились, поговори с ним, может он хоть тебя послушает?

Вселенская тоска, сквозящая в шоколадных глазах, могла и мертвого разжалобить, чего уж говорить обо мне? Я вздохнула. Низа права, я никогда не связывалась сама с этим человеком, предпочитая поставки и прочие дела наблюдать со значительного удаления. Впрочем, компаньонка опять права, обстоятельства изменились существенно, но вот удастся ли мне уговорить упертого мужика – большой вопрос.

– Хорошо, – кивнула я удивленной скорым согласием, Низе. – Я сейчас с ним свяжусь и потом тебе перезвоню.

– А чего с ним связываться – он у меня на линии висит, я тебя переключу и все.

– И сама подслушивать будешь? – рассмеялась я, – Не стоит, разговор будет долгим. Я тебе отзвонюсь, как только что-то станет ясно.

– Жду, – вздохнула Низа и, не прощаясь, нажала на кнопку переключения.

По экрану поплыли радужные полосы заставки, полосы успели собраться в шары и выпасть разноцветным дождем куда-то за границу экрана, пока неповоротливая связь разогнала радужный дождь, открывая взгляду комнату с бревенчатыми стенами, на которых значительно добавилось полок по сравнению с тем, что я помнила. Темные баночки, лыковые туески и короба, пучки трав, подвешенные ровными рядами, а на тех полках, что не захватывает поле зрения экрана, в строгом порядке сложены инструменты. Грубо сколоченный деревянный стол, отполированный от времени и постоянных чисток, за которым в пол оборота к экрану сидел хозяин комнаты, что-то увлеченно стругая небольшим изогнутым, как коготь ножом.

– Я же вам сказал, девушка, и вашей компаньонке повторю, что никаких пациентов я сейчас не беру, – заявил бородатый черт, не отрываясь от своего занятия и не взглянув на экран, – кем бы вы ни были, хоть дочкой президента, хоть…

Я прикусила губу, сдерживая улыбку, и откинулась на спинку кресла, не мешая высказывать ультиматум.

– Сжальтесь, дяденька, над сиротинушками, – притворно захныкала я, прерывая разглагольствования, – возьмитесь за парня, а то ж сами мы не местные и руки у нас не в ту сторону заточены!

– Ах, ты ж, пигалица, – протянул мужчина, грозя кулаком, расплываясь при этом в улыбке и осторожно опуская поделку на стол, деревянная лодочка с хрупким прутиком мачты.

– Упертый хомяк, – вернула я комплемент.

– Где ж ты так долго болталась, зараза?

– Работала в МК.

– Хорошая работа, – одобрил собеседник, – нужная, хоть и тяжелая.

– А когда я искала легких путей?

– Никогда, – согласился мужчина и поскреб пятерней бороду, – так ты и есть та самая компаньонка.

– Да, я и есть, – повинилась я, скорчив просительную рожу.

– Даже не думай просить и смотреть на меня так не надо, – покачал он головой, – Отпуск у меня, понимаешь? Я отдохнуть хочу, и чтоб никого чужого в доме не болталось.

– Понимаю, очень хорошо понимаю, но там делов-то для тебя на пару недель. Парнишка страдает, а это нехорошо.

– Нехорошо, – согласился он, – но ничем помочь не могу.

– Ты не леший, ты упырь, – медовым голоском констатировала я.

– Анька, ты стерва! Ты знаешь об этом? – лешак грохнул кулаком по столу так, что недоделанный кораблик подпрыгнул.

– О, боже! Я убита, – я схватилась руками за сердце, всем своим видом выражая ужас и поражение, – кто тот бесчестный человек, что открыл тебе мою самую страшную тайну?!

– Чтоб завтра не позднее восьми вечера ваш парень был у меня. Если опоздаете хоть на минуту – не возьму! И счет выставлю твоей подруге по полной.

– Кто бы сомневался в твоей алчности, – ухмыльнулась я, вполне довольная исходом переговоров, быстро отправляя сообщение Низе.

– Ну, рассказывай, негодница, кто ты, что ты, где ты, только быстро, а то сейчас Васька придет, визжать начнет от радости и поговорить не даст, – потребовал мужчина, грозно сводя к переносице густые брови.

– Да нормально все, Саха, вот честно. Это ты мне лучше расскажи, как брату лицо в торжественный день подправил…

– И вовсе я не правил, – смутился лесник, – а ты давай стрелки-то не переводи!

Я вздохнула, смиряясь. Пришлось рассказывать, начиная с самого начала. Про то, как выпихнула нашего общего знакомого в большую счастливую жизнь, попутно полаявшись с ближним окружением, а после улетела в никуда и долго извиняться, что не давала о себе знать, впрочем, на это Саха дернул плечом, отметая извинения, заявив, что кое-что слышал о программе защиты свидетелей. Я коротко кивнула, пожалуй, никто, даже я сама, не смог бы дать лучший ответ на вопрос «почему». Где-то на середине разговора из комнаты показался зевающий Сашка и, бросив равнодушный взгляд на мужчину по ту сторону экрана, вежливо поздоровался, забравшись ко мне на колени, свернулся калачиком.

– Твой? – брови лесника поползли вверх от удивления, он аж приподнялся, разглядывая мальчишку.

– Нет, – хмыкнула я, покосившись на задремавшего ребенка, – поносить дали. Знакомься, племянник твой. Сашей зовут.

– Хорошее имя, – одобрил Саха, – правильное.

– Еще бы! – фыркнула я, – А моему оболтусу лет, поди, на десять больше будет.

– Аня, – строго посмотрел на меня мужчина, – у тебя проблемы с арифметикой. Твоему сыну не может быть пятнадцати лет!

– А вот и может, – я показала егерю язык, – я подобрала его пару лет назад.

– А!

– Заком зовут, несносный такой молодой человек.

– Они все такие в этом возрасте, – успокоил меня лешак, – ты давай, не отвлекайся…

Разговор закончился далеко за полночь. Я блаженно потянулась, глядя в потемневший экран. Наташка давно забрала спящего сына, призраки-воспоминания, беспокоившие меня весь вечер, и те убрались по своим углам. Широко зевнув, я поднялась и заковыляла в свою комнату. В такие моменты, я, пожалуй, склонна любить все человечество скопом, и даже некоторых его представителей в отдельности.

…Влад стоял посреди комнаты в замке, облаченный только в рубашку и носки, мучительно размышляя, какой костюм предпочесть. Светлый или темный? Герцогу не хотелось костюма. По такой жаре герцогу хотелось коротких шорт и такой же короткой майки, а можно и вовсе без нее. Но, увы, партнеры, на переговоры с которыми собирался, люди консервативные и придерживаются массы условностей, так что от такой нелепицы, как цвет штанов может зависеть судьба сделки. Условности требовали темного, потребности настаивали на нудизме, а компромисс предлагал светлый. Долг превозобладал. Влад морщась, принялся натягивать темный костюм, уговаривая себя, что это ненадолго, что сидеть будут не на раскаленном солнцем воздухе, а в прохладном помещении. Вроде помогло. Повязав галстук, как заправская девица крутанулся перед зеркалом, проверяя, все ли в порядке. Подхватив портфель, вышел из комнаты. До встречи оставалось чуть больше часа, как раз хватит времени приехать в город без опозданий. Бабка постоянно пилила, что не приглашает партнеров в замок, на что Влад отбрыкивался, как мог, не желая превращать жилище в комнату переговоров, считая, что для дел достаточно нейтральных территорий.

У лифта его перехватила горничная и передала просьбу герцогини зайти в большую гостиную, где бабка собрала свод старых сплетниц, обсудить какие-то свои дела. Влад раздраженно посмотрел на часы, досужие разговоры в его планы никак не вписывались. Поблагодарив девушку, герцог развернулся в сторону лестницы, надеясь проскользнуть незамеченным. Благополучно преодолев последний пролет, уже поздравлял себя со счастливым побегом, оставалось всего ничего – перебежать коридор и открытое пространство холла. Весь расчет был на то, что из зала, где собралось высокое общество, холл не просматривался. Из гардеробной на шум шагов высунулся старый дворецкий и уже набрал воздуху для приветствия, но Влад приложил палец к губам и, махнув рукой, проскочил мимо, на неподобающей для герцога скорости, теперь от вожделенной свободы отделяла только резная доска двери. Схватившись за массивную дверную ручку, потянул на себя…

– Владислав?! – грозный вопрос бабки, раздавшийся в тишине, заставил подскочить.

Мужчину передернуло. Он ненавидел, когда называли полным именем, особенно, произнесенным тоном, будившим отголоски неприятных воспоминаний о годах рабства. Беззвучно выругавшись, Влад повернулся к старушке, растягивая губы в сдержанной улыбке.

– Миледи, – герцог почтительно склонил голову, приветствуя родственницу.

– Вам что, не сообщили, что я хотела вас видеть? Куда это вы собрались?

– Сообщили, – признался мужчина, сдерживаясь, чтоб не глянуть на часы, – но я опаздываю…

– Все ваши дела могут подождать, – отрезала герцогиня, – будьте любезны проследовать в библиотеку. Мне нужно обсудить несколько вопросов, относительно предстоящей медицинской конференции. И прямо сейчас!

Бабка четко развернулась на левое плечо и зашагала вглубь коридора, постукивая тростью по полу, даже не рассматривая возможность ослушания. Герцог несколько секунд сверлил взбешенным взглядом ее удаляющуюся спину. Он ненавидел эти приказы и ее чопорную манеру разговора, нет, чтоб сказать – мне надо с тобой поговорить о конференции, так нет же, ей надо непременно «обсудить» и «относительно предстоящей»! Он хотел возмутиться, заявить, что ему действительно некогда, а потом плюнул и поплелся следом. Зачем лишний раз трепать себе нервы? Дешевле будет выслушать.

В комнате было прохладно, несмотря на распахнутое настежь окно, кондиционер не позволял проникать в помещение жаркому воздуху. Влад считал это неоправданным расточительством, и нестерпимо жалел улетающих «в никуда» денег, которые можно употребить на более важные нужды, чем бездарно растраченная энергия. Рассеянно оглядываясь, Влад в который раз подивился, почему эту комнату зовут библиотекой, книг здесь от силы одна полка. Кресла, расставленные полукругом, мягкий ковер на начищенном до блеска полу и небольшой круглый столик скорее располагали к неторопливой беседе и отдыху, чем получению знаний. Герцогиня изящно опустилась на мягкую подушку сиденья и сделала приглашающий жест, указав на одно из рядом стоящих кресел. Влад мотнул головой, предпочитая оставаться на ногах, тем самым показывая, что не расположен к долгой беседе и действительно спешит.

– О чем вы хотели поговорить, миледи? – поинтересовался невоспитанный внук, решивший опустить долгий ритуал выпытывания о делах и здоровье.

– Владислав, вы ведете себя неучтиво, – старушка не упустила возможности сделать замечание.

– Простите, миледи, но я спешу, – скрипнув зубами, вежливо отозвался Влад, – нельзя ли сразу к делу?

– Хорошо, к делу, так к делу, – голос герцогини враз похолодел, – вы должны лично встретить гостей, приглашенных на конференцию.

– Я, простите, должен – что? – опешил Влад, – А по букетику я им подарить не должен? Лично из герцогских рук?!

– Замечательная идея, Владислав, – кивнула бабка, не замечая ни его возмущения, ни сарказма и полагая вопрос решенным, – вот видите, даже у вас порой возникают интересные мысли! Стоит только включить мозги.

– Миледи, ответьте честно, я похож на метрдотеля, мажордома или дворецкого?

– Владислав, прекратите паясничать и задавать глупые вопросы! Конечно же, непохожи!

– Это радует, что вы, бабушка, считаете, что я задаю глупые вопросы, – кивнул Влад, – тогда объясните мне, с какой это стати я буду делать то, о чем вы меня просите?

– А с той, что на конференцию инкогнито прилетит представительница имперского дома и вы должны оказать ей должное внимание! А если вы станете оказывать внимание только ей, то в ее статусе не будет никакого толка. Значит, вы должны встречать всех гостей и участников конференции…

– Я никому не стану оказывать внимание, – прервал ее Влад, которому не хотелось слышать ни о конференции, ни о представительнице имперского дома, и уж меньше всего ему хотелось стоять у дверей, изображая радушного хозяина, – потому что я не буду никого встречать ни в порту, ни в отеле! Я никому не позволю выставить себя на посмешище, даже если ваша благотворительная идея из-за этого не соберет ни креда!

– Владислав, – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, процедила бабка, – вы не посмеете!

– Посмею, очень даже посмею, – спокойно возразил мужчина, – хватит уже того, что я выделяю немалые средства на проведение этой конференции, позволяю в моих банкетных залах устраивать показательные операционные и выставки оборудования, предоставляю полный пансион и отдаю целых три этажа моего отеля на растерзание медикам и фармацевтам! Так что с меня достаточно. А если высокочтимая герцогиня желает, чтобы ее гостей кто-то встречал, вполне может сделать это сама!

– Да как ты… – герцогиня возмущенно задохнулась и, порывисто вскочив, наградила строптивца пощечиной. – Мальчишка!

Влад окинул женщину тяжелым взглядом, даже не пытаясь потереть горящую щеку, чувствуя, как маленькие волоски на загривке встают дыбом. Мужчина был взбешен, хотя внешне это ничем не выражалось, спасала многолетняя привычка сдерживать эмоции.

– К вашим услугам, – Влад чуть подался вперед, изображая учтивый поклон, – а сейчас, извините, я должен идти.

– Мы не закончили, – бабка стукнула тростью по полу.

– Нет, закончили, – отрезал Влад, положив ладонь на дверную ручку. – И впредь попрошу с подобными просьбами ко мне не обращаться. До свидания, миледи.

Выскочив из комнаты, мужчина быстрыми шагами пересек холл и, напугав дворецкого, громко шарахнул дверью о косяк.

Возле машины отирался Седерик, поджидая хозяина и, стоило тому показаться на крыльце, вмиг оценил его настроение, поспешил открыть дверцу.

– В город, живо! – приказал Влад, падая на сиденье, предупредил, – Опоздаем на встречу – уволю!

Телохранитель неловко повалился на сидение рядом с водителем, и машина рванула с места, не дожидаясь, когда захлопнется дверца.