Вершина мира. Книга вторая

Глава 2

Едва слышно прошуршала открываемая дверь и на пороге воздвигся хмурый Зак. Я бросила на взъерошенного мальчишку короткий взгляд и снова вернулась к изучению документа, пряча за бумагами улыбку. Три дня на гауптвахте не добавили парню жизнерадостности. Зак прикрыл дверь и гордо зашагал к своей комнате. Если мальчишка ожидал, что я начну его жалеть и извиняться, задавленная чувством вины, что кинула на произвол адмирала, то просчитался. Уже взявшись за ручку своей двери, парень окинул меня долгим взглядом и надменно изрек:

– Бить ребенка, а тем более в общественном месте – незаконно и…

– Предосудительно. А ты в суд на меня подай, – лениво посоветовала я, откидываясь на спинку дивана, насмешливо разглядывая возмущенного подростка.

– Ты… ты… – негодование сдавило горло, и он не смог закончить мысль, только независимо передернул плечами и скрылся в комнате.

Я ухмыльнулась, возвращаясь к чтению. Предсказать, что будет дальше, я могла с точностью до минуты. И р-р-раз!…

– Ты не имела права бросать меня там! – заявил мальчишка, вновь появляясь в комнате.

– Твоей жизни что-то угрожало? – удивилась я.

– Н-нет, – мальчишеские ресницы озадаченно хлопнули.

– Так почему я должна была тебе помогать?

– Потому что я оказался в трудной ситуации, – Зак скрестил руки на груди. Обиделся.

– Если бы ты оказался действительно в трудной ситуации, я стала бы первой, кто бросился на подмогу, – безразлично пожала я плечами, – но так как ты сам все спровоцировал, и твоей жизни ничего не угрожало, на мой взгляд, ты не нуждался в помощи. Тем более в моей. Я и так сделала много, удержав взрослого мужчину от естественного желания разъяснить кое-какому подростку, как именно следует пользоваться своими пальцами. Ужинать будешь?

– Ты самая бесчувственная женщина, которую я только встречал в своей жизни! – заявил он, становясь в позу обиженной невинности. – Меня три дня продержали взаперти, я должен был спать на нарах без постельного белья и даже без подушки, должен был по несколько часов отвечать на глупые вопросы, есть бурду, которую они почему-то выдают за еду, а все, что тебя интересует, буду ли я ужинать?! Да – буду!

– Проорался? Молодец. Теперь пойди, прими душ, переоденься и будем ужинать.

Зак фыркнул и, раздраженно топая, отправился мыться. Хмыкая вслед вселенскому негодованию, поднялась с дивана и занялась ужином. Несмотря на общее недовольство жизнью, мальчишка истребил почти все, что было приготовлено на ужин с расчетом завтрака. Даже угроза, что придется встать на час раньше, чтоб приготовить завтрак, ничуть его не тронула.

…Замигал огонек селектора, заставляя отвлечься от монитора, герцог бросил хмурый взгляд на лампочку, он же просил ни с кем не соединять. Раздраженно мотнул головой, мрачно глядя на конвульсивно дрожащий огонек, надеясь, что тот погаснет. Где там! Рыкнув под нос ругательство, соизволил ткнуть на нужную кнопку.

– Что такое?

– Ваша Светлость, – из динамика полился густой, как патока голос секретарши, – к вам начальник безопасности. Звать?

– Да, – коротко бросил Влад, выключая селектор.

Ром вошел в кабинет и, остановившись на пороге, внимательно огляделся, убеждаясь, что никого лишнего в помещении не наблюдается. Предосторожность лишняя – не было у Влада привычки прятать посетителей под столом, но Рома уже не переделаешь.

– Ваша Светлость, – начальник службы безопасности склонил голову, приветствуя начальство.

– Здравствуй, Ром, – Влад с наслаждением потянулся и, оттолкнувшись ногами, отъехал на кресле от стола, – проходи. Только не говори, что в лагерях опять бунт.

– Нет, в лагерях все спокойно. Южный готов к приему новых людей. В «Долине» подготавливают выпуск, там какая-то незначительная путаница в документах, но думаю, к сроку все решим. Остальные три работают в обычном режиме.

– Это радует, – хмыкнул Влад, вопросительно глядя на безопасника.

– Ничего особенного не произошло, милорд, но я думаю, вам необходимо знать, что кое-кто из журналистов опять пытался размотать клубок.

– Успешно? – Влад поднял одну бровь.

– А как же! – Ром довольно ухмыльнулся. – Человек получил столько фактов из первых рук, что ему хватит писать статьи на целый сезон. Он даже со свидетелями поговорил.

– Дорого обошлось?

– Не дороже обычного. Милорд, я все же считаю, что надо эту пару актеров, исполняющих роль ваших приемных родителей, взять на постоянную работу.

– Да, наверное, ты прав, – Влад задумчиво теребил мочку уха, – а то попытки раскопать мое прошлое в последнее время участились. Следи, чтоб не раскопали правду.

– Слежу, ваша светлость. Наш программист обновляет ловушки раз в сутки. Так что можете не беспокоиться – ни одна навозная муха не проскочит.

Влад рассеянно кивнул, думая, что попыток раскопать его прошлое действительно становится слишком много, может это из-за предстоящей конференции? Бабка обещала особу императорской крови. Скандал в герцогском семействе, если для такового будет хоть малейший повод, лакомый кусок и пресса вцепится в него мертвой хваткой… От пришедшей в голову мысли словно током ударило.

– Ром, надо проверить списки гостей…

– Вы имеете в виду гостей конференции? – Ром вытащил из кармана электронный планшет и принялся докладывать, изредка сверяясь с записями, – Из интересующих вас людей зарегистрировались только два человека – Романова Наталья и Шальнов Максим. Что касаемо женщины, судя по информации собранной службой контроля, не думаю, что она может представлять для вас опасность, а вот мужчина вполне способен предпринять необдуманные поступки, поскольку несколько лет службы в МК оставили свой отпечаток. Но, с вашего позволения, я все же прослежу за ними обоими.

– Спасибо, – кивнул слегка растерявшийся герцог, не ожидавший от безопасника подобной прыти.

– Не за что, – одними уголками губ улыбнулся мужчина, но было видно, ему приятна похвала, – в моем возрасте уже поздновато менять начальство. Если уж речь зашла о медиках, я взял на себя смелость проверить еще кое-что, что могло бы навредить Вашей светлости, а именно исследование, что проводила ваша… знакомая. Все фотографии, фигурирующие в материалах, сделаны только фрагментарно – ни лица, ни особых примет по ним определить невозможно, так же подменены генетические материалы и отпечатки пальцев. Связать то давнишнее исследование с вами нет никакой возможности. Так что я думаю, даже если сама госпожа Романова прилетит на эту конференцию, это вам ничем не грозит.

– Откуда такая уверенность? – с неподдельным интересом переспросил Влад, памятуя о своем желании отомстить. У бывшей хозяйки поводов для мести ничуть не меньше, чем у бывшего раба.

– Твоя Светлость, включи мозги, – вздохнул Ром, пряча планшет во внутренний карман пиджака, – если человек потратил столько усилий на укрывательство и запутывание, да так, что не знай я стопроцентно, где искать не нашел бы концов, то человек изначально не желает, чтоб выплыл истинный… фигурант.

– А если она сейчас, к примеру, захочет обнародовать имя предмета исследования?

– Работа уже публиковалась и данные прошли по всем источникам, так что подменить их истинными образцами будет крайне затруднительно. Для этого нужна очень веская причина.

– Боюсь, причина у нее есть, – мрачно заметил Влад.

– Значит, будем следить и за этим, – безопасник чуть пожал плечами, не став напоминать герцогу насколько был против мальчишеской затеи с местью и сколько раз пытался отговорить, предполагая неприятности. Молодой герцог порой вел себя, как упрямый осел. Да что уж теперь… – Если больше никаких распоряжений не будет, я откланиваюсь. Надо отдать соответствующие распоряжения.

– Да, Ром, конечно. Спасибо.

Мужчина коротко кивнул и бесшумно покинул кабинет. Влад еще не менее пяти минут покусывая губу, пялился в закрывшуюся дверь, припоминая жесточайшие пикировки с начальником службы безопасности, едва ли не впервые осознав, что его месть предприятие весьма рискованное и может обернуться существенными неприятностями, для него самого, вздумай Анька все открутить назад. Конечно, Ром по возможности осложнит ей задачу, но кто может гарантировать, что у бывшей хозяйки не найдется своего Рома? И то, что Влад о нем не знает, совсем не значит, что его нет. Похоже, прав был безопасник как-то бросивший в сердцах, что сударя в детстве, видать, мало пороли, раз тот совершает поступки недостойные взрослого человека. Да нет, черта с два! Влад прав! Он имел полное право на то, что сделал и он, основываясь на своем жизненном опыте, ни за что не поверит, что все произошедшее было всего лишь стечением обстоятельств. Не бывает таких стечений и случайностей таких не бывает. Только если они не кропотливо подстроены. Так что к черту никчемные сомнения. Он прав. И точка!

Трель мобильного телефона, раздавшаяся в тишине кабинета, заставила вздрогнуть, отвлекая от раздумий. Влад с силой потер лицо, ухмыляясь тем глупостям, что забрели в голову. Спустя секунду на звонок отвечал человек, привыкший нагонять на окружающих ужас и молниеносно просчитывать ситуацию, и тени сомнений в панике бежали прочь, скрываясь в потаенных уголках души…

В рабочем коридоре, куда стаскивали все, что могло помешать в отделении, было на удивление пустынно. Обычно здесь, среди каталок, штативов и кресел, находили убежище редкие курящие декаденты, которые вопреки строжайшему запрету начальницы госпиталя предавались любимому пороку – курили, прихлебывая обжигающий кофе, порой приправленный несколькими каплями спирта, и травили скабрезные анекдоты, а иногда, со скуки, устраивали гонки на инвалидных креслах.

Дежурные лампы едва светились, погружая пространство в приятный глазу полумрак. Дойдя почти до конца коридора, я взобралась на каталку и, закурив, откинулась на стену, жмурясь от удовольствия. Умные книжки утверждали, что лучшее лекарство от хандры находить в окружающем маленькие радости, культивировать в себе благожелательное отношение к жизни и еще какую-то позитивную хрень, вот я и старалась – находила и культивировала. Жизнь от этого не становилась лучше, но, по крайней мере, с ней можно было мириться. Вот если бы не Зак…

Терпеть не могу, когда что-то непонятно, а в последние дни ощущение сгущающейся непонятности ощущалось почти физически. Основной возмутитель моего спокойствия после возвращения с гауптвахты вел себя тихо. Слишком тихо! Настроившись на затяжную войну с мстительным подростком, чувствовала себя… обманутой, что ли. Я все ждала подвоха, отчаянно надеясь, что ничего страшного, что мальчишка перешел на новую ступень противостояния, таким оригинальным способом показывая всю глубину моей неправоты. Обычно на подобные «гастроли» терпения у него хватало дня на три, потом надоедало, а тут уж вторая неделя пошла! Признаться, я начинала всерьез волноваться, не перестаралась ли с воспитательными мерами. Нужно было, наплевав на здравый смысл, все же вытащить ребенка после первой ночи, проведенной в камере. На все мои попытки поговорить по душам, он лишь сдержанно улыбался, заверяя, что ничего особенного не происходит, все в порядке. В порядке, как же, если он сам, без напоминаний, забрал белье из прачечной, заменил давно перегоревший блок освещения в прихожей и переделал кучу домашних дел, вечно откладываемых на потом.

Правда, была и положительная сторона – непримиримая борьба за поездку на конференцию как-то одномоментно сошла на нет. Окружающие словно забыли, и больше чем за неделю о поездке не было сказано ни слова. Низа и та куда-то запропала, с головой уйдя в новый проект. А через четырнадцать часов истекает срок подтверждения участия и одна из жизненных проблем отвалится сама собой. Конечно, немного жаль упущенных возможностей, но на Таурин я полечу только в одном случае – если меня парализуют, спеленают в смирительную рубашку, не забыв приковать к чему-нибудь основательному… На поясе пискнул пейджер, я повернула его экраном к себе, у одного из пациентов случился приступ. Наскоро затушив сигарету и отправив ее в утилизатор, сорвалась с места.

Изнурительное своей монотонностью дежурство закончилось, я с удовольствием скинула хирургическую робу и поплелась домой, чувствуя себя выжатым лимоном. Тишина и спокойствие отнимали больше сил, чем тяжелая работа.

На крохотном пятачке прихожей копошился Зак, собираясь на занятия. Мальчишка удостоил меня сдержанного взгляда и пожелания доброго утра. Он учтиво придержал передо мной дверь, а после так же вежливо попрощался. Глядя в закрытую дверь, я едва сдержалась, чтоб догнать поганца и хорошенько встряхнуть. Вежливость выводит из себя похлестче хамства. Глянув на часы, злорадно ухмыльнулась – осталось продержаться пять часов, а потом в его «концертах» не будет никакого толку. Чтоб оградить себя от возможных провокаций отключила внешнюю и внутреннюю связь, оставив только пейджер, и завалилась спать, не забыв запереть входные двери на замок.

Оглушительный рев сирены, вклинился в мозг, проламывая тонкую грань меж сном и явью. С секунду я слушала завывания, ожидая, что вот-вот звук смолкнет. Но тут ожил пейджер, лежащий на полу. Свесившись с края, выловила елозящий прибор. Вот голову отвернуть тому, кто придумал эту тревогу, ворчливо подумала я, скатываясь с кровати. Не прошло и минуты, а я уже стояла у входной двери. Поворот ручки и на меня навалился оглушающий, пронзительный вой, до того приглушенный дверями и переборками. Звук вламывался в сознание, круша волю и пробуждая желание забиться в какой-нибудь угол. Всегда яркое освещение потускнело, что означало перевод генераторов на экономичный режим, из потолка выдвинулись проблесковые маячки, озаряя коридор тревожными красными всполохами. Красный. Высшая степень опасности. На лицах людей высыпавших в коридор, читалось недоумение и растерянность. Что-то было не так. Очень не так! Нет, учения бывали и раньше, и тревоги случались, но никогда до этого не ощущалось в окружающем легкого налета нервозности. Я выругалась сквозь зубы и двинулась в сторону резервного блока лифтов, построенных на случай непредвиденных обстоятельств, чтоб обеспечить людям возможность беспрепятственно передвигаться. На моей памяти те лифты ни разу не включали.

Пломбы с решетки, перекрывающей проход к лифтам, были сорваны, болтаясь нелепыми пауками на покалеченной проволоке. На площадке уже собралась достаточно внушительная толпа. Люди с молчаливым напряжением разглядывали панели движения, впрочем, когда динамики разрываются ревом, особо и не наговоришься – себя бы услышать, не то, что соседа.

Портал шахты засветился пронзительно белым светом, показывая, что лифт подошел, высокие двери бесшумно разъехались, открывая почти заполненную грузовую кабину. Я кое-как протиснулась в угол и замерла, со всех сторон стиснутая пассажирами, почти уткнувшись носом в чью-то серую куртку. Двери закрылись, и перегруженная кабина пришла в движение. Сирены, оглушавшие в коридорах, приутихли, давая отдых измученным ушам и позволяя расслышать обрывки разговоров.

– Что за черт? – вопрошал кто-то слева.

– Тревога, – философски ответил сосед справа.

– Какая к той матери тревога?! – воскликнул из толпы совсем молодой голос, в котором сквозили истерические нотки. – Это нападение!

– Да замолкни ты, балабол, – добродушный бас перекрыл все остальные разговоры, – кому на нас нападать?

– Это приграничье… – бросил еще один невидимый собеседник.

В лифте воцарилась настороженная тишина. Приграничье. Да уж от этих малоизученных пространств можно ожидать чего угодно, и те, кто считает, что люди-человеки покорили все и вся и неизвестных науке форм жизни быть не может, мягко говоря, ошибаются, внушая себе ничем не подкрепленную уверенность. Но с иными формами разумной жизни вполне можно договориться, взять, к примеру, хоть Третичную конфедерацию, граничащую с галактионом на востоке или Северный союз, где живут негуманоидные формы, и вполне себе сотрудничают с гомосапиенс, бойко приторговывая ресурсами, удерживая, однако, последних на значительном удалении, словно чумных за преградой карантина. Впрочем, может, они и правы. Хуже дело обстоит с самими сапиенсами, все-таки насквозь криминальная форма жизни, порочная уже до рождения, а в приграничье и того более. Сюда издревле стекалась всякая человеческая шваль, сбиваясь в новые государства и захватывая, как они уверены, ничейные планеты, куда так и не удосужилась дотянуться твердая длань императора. На деле все эти новопровозглашенные царьки – банальные пираты, насильники и прочие головорезы. Оплот работорговцев и контрабандистов. Но ни один из главарей этих планет все же не обладал достаточной наглостью, чтоб мало того напасть на инспекторскую станцию, так еще и предварить нападение угрозой, об этом как раз шепчет перепуганный женский голос справа, наклонившись почти в самое ухо соседа. Честные разбойники, мать их!, словно сошедшие со страниц древних романов – перед нападением громко орать «иду на вы». Или очень тупые, или совсем смелые. Лифт едва полз, останавливаясь на каждом уровне, и стоило только открыться створкам, как на уши наваливался заполошный ор сирены, а по глазам неприятно хлестали сполохи маячков, так, что приходилось прикрывать веки. Вот никогда не понимала, зачем вся эта светомузыка – повыли первые десять минут, посверкали и будет – не на дискотеке чай. Но куда ж нам, простым смертным, понять великие инструкции, ничуть не принимающие во внимание, что подобное давление на мозги отнюдь не мобилизует, а сеет панику. Лифт остановился, и я кое-как выбралась из кабины.

В госпитале в отличие от других уровней светошумовые эффекты были не так назойливы, и это радовало, работать в условиях дискотеки было бы крайне неприятно. Перед стойкой регистрации собрался, судя по цветам формы, весь персонал. Я пробилась в регистратуру и засвидетельствовала компьютеру свое почтение, отметившись в листке прибытия. По толпе прошло шевеление, разговоры стихли, народ расступался, давая начальнице госпиталя выйти на свободный пятачок у стойки.

– Господа, – коротко прокашлявшись, начала она, голос ее подрагивал от волнения, – на нас совершено нападение, до первого столкновения остается около пятнадцати минут. Мы с вами не раз проходили это на учениях, теперь пришло время проявить себя в реальных боевых действиях…

Речь начальницы носила насквозь патриотический характер, призывая подчиненных, то бишь нас, встретить опасность с честью и не оплошать перед ликом врага и еще что-то в этом роде, призванное поднять боевой дух и задавить панику. Поняв, что из ее речи я вряд ли вынесу что-то новое, позволила себе отвлечься, решая, на мой взгляд, более важную проблему. За всей этой суетой я совсем забыла о Заке и теперь нужно выдумать способ предупредить мальчишку, чтоб тот не высовывался. Не хватало еще в этой сутолоке ловить непоседу, решившего блеснуть героизмом. А он решит. Или я Зака не знаю.

– Я настоятельно прошу не забывать о сортировке, – вещала меж тем начальница, – и отнестись к этому делу с предельной ответственностью.

Несколько человек, стоящих рядом со мной, возмущенно выдохнули и их можно понять – странно слышать подобные речи. Обращайся она к людям с улицы, еще куда не шло, а тут…

– И еще, работать придется в сложных условиях, так как все отводящие коммуникации отключены.

– Что значит – отключены? – не утерпев удивилась я вслух.

– То и значит, доктор Романова, – по мне полоснули холодным взглядом, – что все коммуникации в связи с нападением пришлось заблокировать.

– Сортиры не работают, если проще, – хихикнул сзади один из докторов.

– Что за бред? – хмыкнула я, слабо представляя, чем во время нападения помешает канализация. Чтоб захватчики, завладев станцией, оправиться не смогли, если припрет?! Нет, я понимаю перекрыть подачу кислорода по трубопроводу, я понимаю отключить газ, электричество, но канализацию?! Что-то моих куриных мозгов на это не достает. Кажется, я громко фыркнула, потому как реакция начальницы не заставила себя ждать.

– Если доктору Романовой так смешно, то она может, спустится в ангарный отсек? Тем более у нее, по ее заверению, есть опыт участия в боевых действиях?

– С удовольствием, – вежливо улыбнулась я, ничуть не переживая, что меня возможно посылают на передовую.

Месть со стороны начальницы была, прямо скажем, смешная. В памяти всплыла полустершаяся строчка из забытой детской сказки «только не бросай меня в терновый куст» так, кажется, вопил один из ее главных героев. Уж лучше я буду ползать под взрывами, чем слушать те вдохновенные глупости, которыми нас пичкали последние пять минут. Драгоценных минут! Подхватив два объемных чемодана, я снова двинулась к лифтам, тихо радуясь, что уж в ангарах, среди авангарда из суровых мужиков, точно получу хоть какую-то информацию о том, что тут творится. На выходе из госпиталя меня нагнала Наташка. Подруга была бледна и нервно покусывала губы.

– Ань, там Дима внизу… Ань, присмотри за ним, пожалуйста… Если с ним что-то случится, я… я не знаю…

– Наташ, не говори глупостей, ничего с твоим генералом не случится, – твердо проговорила я, – ты Сашку куда дела?

– Сашка с другими детьми в центральном зале.

– Это хорошо, – одобрила я.

Центральный зал, находящийся у самого ядра станции, при нужде герметично изолировался, и из него вели шахты экстренного спуска непосредственно на закрытую площадку со спасательными шлюпами. Вот бы еще знать, что и мой мальчишка там. А если он сбежит и проберется в каюту? Ну, почему я, за всеми мелкими делами, забыла показать ему нишу в коридоре, где хранится пара универсальных скафандров?!

На нижние уровни кабины шли полупустыми, так что я с относительным комфортом нашла себе местечко у стеночки, пристроив под ногами чемоданы. Страха не было, но, что неприятнее всего, не было и куража, того самого благословенного куража, что предваряет всё неизвестное, новое и помогает очертя голову кидаться в самый эпицентр заварухи, напрочь положив на последствия.

Миновав не менее десятка кордонов, где у меня со всем вниманием проверили документы, придирчиво сверяя личность, достигла главного зала, бурлящего деятельностью. Вся огромная площадь была разделена на две части, в той, что ближе к шлюзам, выстроились рядами легкие боевые перехватчики, у которых суетились оранжевые фигурки механиков, заканчивающие последние тесты. Пилоты, одетые в легкие скафандры, стояли каждый у своей машины, ожидая команды.

Во второй половине зала, той, что ближе к лифтам господствовали военные. Не теряя времени на никчемные разговоры, они закончили разворачивать боевые порядки. Вот чем мне нравятся эти ребята – никаких тебе лишних философствований, дело и только дело! На подкрепление военным в ангары спустился весь полицейский отдел, а вон и генерал, неосмотрительно напяливший китель со всеми регалиями, возвышается над своим флангом и даже до меня доносится его рык, успешно соперничающий с командными голосами капитанов и майоров цвета хаки. Поприставав к окружающим, выяснила, где располагается штаб, поспешила отметиться. Выполнив причитающиеся формальности я на время оказалась не у дел и, оставив чемоданы на попечение адъютанта, с важным видом застывшего у штабной двери, отправилась оглядеться, стараясь держаться краешка и не лезть в самую гущу. Не думаю, что кто-то обрадуется, начни я толочься под ногами.

Я пробиралась мимо резервного оружия, составленного в аккуратные пирамиды, когда меня окликнули. Я оглянулась, отыскивая звавшего. Витя Грабов махал мне руками, высунувшись из-за какой-то двери. Я обрадовалась старому другу так, будто он был последним представитеnем человечества во вселенной. Вот он, мой кладезь, занимающий относительно невысокий пост, чтоб его призвали в командный штаб, но достаточно большой, чтоб иметь полную информацию. Я кивнула и быстрым шагом вернулась за своими чемоданами. Лучше дожидаться атаки в компании, чем слоняться по залу.

– Ого, хорошо окопались, – хмыкнула я, рассматривая небольшую комнатушку, где помимо Грабова находились еще два его зама.

На столах вдоль стен, где парни развернули лабораторию, подмигивали готовые к работе датчики и ровно светились мониторы. Хмурый, с вечно недовольной миной на худом лице Айк, отвлекся от своего занятия и мимолетно кивнул, приветствуя. Полная его противоположность грузный и улыбчивый Боря, с вечно расстегнутой на необъятном животе пуговицей, выбрался из своего кресла и, смешно просеменив коротенькими ножками, выдернул из моих рук чемоданы, определил их под один из столов, подскочил, схватил мою ладонь и затряс, расточая комплименты. Вот и кто скажет, что этот смешной толстяк, профессор вирусологии и один из лучших практиков, когда его и всерьез-то воспринимать невозможно!

– Тебя тоже на передовую кинули? – закончив с похвалами моим глазам, поинтересовался Боря.

– Меня сюда сослали, – скорчив скорбную мину, поделилась я.

– О, опять своей начхальнице на фост наступила? – пуще прежнего обрадовался профессор, в своей неподражаемой манере, – Что ты ей сказала на этот раз?

– Ничего, – мотнула я головой, следя за сводкой, поступающей на монитор.

Если верить системе дальнего обнаружения армада вражеских кораблей уже вошла на предельную дальность, еще чуть-чуть и здесь будет жарко. Интересно, кто это у нас такой богатый, что сумел собрать флотилию из… ни фига ж себе! Из шестидесяти тяжелых эсминцев! И это не считая мелочь вроде штурмовых ботов. Ой, что-то, Анна Дмитриевна, неуютно как-то становится. Я сглотнула, отгоняя трусливые мыслишки о самоубийстве. Нет, надо досмотреть эту комедию до конца. Я выдохнула и нашла в себе силы продолжать разговор в шутливом тоне.

– Я просто порадовалась, что сортиры у нас не работают. Не видать вражеским экскрементам нашей канализации! Что. За. Хрень?! – воззвала я, расходясь злостью, – Мы что, вступаем в неравную схватку под девизом: «Да лопнут их мочевые пузыри! Да разорвет кишечник их! Да захлебнуться вороги в собственном дерьме»?! И где, черт его дери, адмирал?! Я не видела его ни в штабе, ни в зале!

– Анька, ты чего?

Я только мотнула головой. Самой бы знать, чего так разошлась. И дело тут совсем не в том, что мы болтаемся посреди космоса, запертые в консервную банку, которую вот-вот вскроют. Да, черти всех дери – вскроют! Ни одна станция не устоит против двенадцати звеньев боевых кораблей, надо смотреть правде в глаза. Пора бы уже подумать об эвакуации самых незащищенных, которых мы, как в древние времена, спрятали в центр круга, ощетинившись копьями в надежде, что враг уж если не побежит в ужасе, так хоть будет возможность его остановить. Почему до сих пор не отдана команда?! И вообще, в происходящем что-то неправильно, что-то не так! Что? Не знаю!

– Около получаса назад система слежения обнаружила на самой границе видимости скопление кораблей, – тихим, загробным голосом заговорил Айк, но как-то так у него получалось, что этот полузадушенный шепот был слышен во всех углах, несмотря на сирену, продолжавшую вопить. – После анализа данных компьютер пришел к выводу, что на нас готовится нападение. Станция была поднята по тревоге, одновременно с этим компьютер распознал нападающих, выяснил, что в случае прямого контакта враги распространятся практически моментально, проводя атакующий бросок непосредственно через канализацию, поэтому вся система отвода была заблокирована, как заблокированы и двери во все туалеты и ванные комнаты. За одной такой дверью оказался наглухо замурован адмирал. Наши компьютерщики вот уже двадцать минут пытаются его вызволить, но компьютер не реагирует ни на команды разблокировать эту дверь, ни на аварийное открытие. Теперь дверь пытаются обесточить и открыть ее механически, а проще взломать.

– Ты хочешь сказать, что главный защитник будет отражать атаку сидя на толчке? – я с силой потерла глаза, пытаясь уложить в мозгах полученную информацию. Происходящее все больше и больше походило на извращенную комедию.

– Ну, примерно так, – ухмыльнулся Грабов. – Нестандартная, прямо скажем, ситуация.

– Да какая, к черту, нестандартная!…

– Тихо! – приказал Витя, читая быстро бегущие строки. – Все, они подходят к зоне атаки. Наши выпускают беспилотных разведчиков.

Мы затаили дыхание, ожидая новой информации. Я раскрыла ближайший чемодан и принялась натягивать перчатки, попутно проверяя закладку. Секунды ползли медленно, в какой-то момент даже показалось, что до слуха отчетливо доносится, как шурша, трутся песчинки в огромных песочных часах, отсчитывающих последние минуты инспекторской станции.

– Есть! – воскликнул Айк, просматривая строки, начавшие бойко выскакивать на мониторе. – К нам подходит враждебно настроенный флот боевых чумичек, им навстречу вышли наши перехватчики…

– Боевых кого?! – опешив, переспросил Боря.

– Чумичек, – пожал плечами Грабовский зам.

– Мужики, – я растерянно разглядывала лица присутствующих, – мне одной кажется, что это бред?

– А кто такие чумички? – нахмурился Витя.

– Половники, – пролепетала я, медленно опускаясь на стоящий у ног чемодан. – На нас движется сводная армада боевых половников.

– Какие такие половники? Ты чего несешь?

– Деревянные, блин, Витя! Деревянные!

– Перехватчики сообщают, что мы одни, – задумчиво проговорил Айк, продолжавший следить за мониторами.

– Конечно одни, – я схватилась за голову, сдерживая истерический хохот, – у половников не может быть флота!

– Что за… – мужчина отпрянул от вспыхнувшего ярким белым светом монитора, потирая ослепленные глаза.

– Не три! – прикрикнула я, копаясь в раскрытом чемодане. – Сейчас закапаю.

Вооружившись нужным тюбиком, я поднялась и… оказалась в кромешной темноте.

– У меня глаза лопнули? – с завидным спокойствием поинтересовался Айк.

– Глаза лопнули у всех, – парировал Витя, – какая-то сука выключила питание, вот сейчас включится резерв!

И действительно, лампочки замигали, неохотно включаясь вполсилы. Тренькнули заработавшие компьютеры, но вместо положенных цифр, строк или на худой конец заставки на всех мониторах медленно вращался хорошо прорисованный трехмерный кукиш! Судя по лицам окружавших меня мужчин многие мысли крутились в их головах в такт этому кукишу. Хотя, положа руку на сердце, в моей голове крутились не менее колоритные идеи на тему, что можно сделать с товарищем, или группой товарищей – расследование покажет – поставивших на уши целую станцию! Томно задышал динамик громкой связи и порыкивающий от помех голос скомандовал отбой.

А потом было полуторачасовое оперативное совещание, куда были приглашены все жители станции, за исключением малолетних детей и вахтенных. Вызволенный из сортира адмирал, долго и нудно восхищался окружающими. В очень вольном переводе речь шла о том, какие все же нехорошие, недальновидные и непрофессиональные люди, работают под его, адмиральским, началом, если какой-то мудрый и находчивый хакер, своими ловкими пальцами, сумел поставить раком всех и вся и вставить тем всем и вся большой и красочный!… Нет, все-таки верно, что не пустили детей на это собрание, а то их словарный запас мог бы значительно пополниться. Женщины краснели, мужчины сурово сжимали губы, и на всех лицах читалось боевое рвение. Я сидела в последнем ряду и, вполуха слушая адмиральский спич, думала. Сопоставляла. Рассчитывала. И всякий раз приходила к одному и тому же выводу, прям, как по математическому правилу о суммах и слагаемых. Но! Доказательств-то никаких. Но правдоподобно. Боги, как же правдоподобно! Не дай бестиарий, догадки верны… Вот честное слово – убью!

На трибуну взобрался главный компьютерщик и принялся докладывать, что сбои и ошибки системы, возникшие вследствие атаки взломщиков не так критичны, как показалось на первый взгляд, но в любом случае требуют тщательнейшей проверки и наказания виновных. Далее слово взял генерал Романов, заявивший, что по горячим следам злоумышленника взять не удалось, но сейчас уже совершенно точно известно, что атака проводилась дистанционно, а не с одного из компьютеров станции, как думают коллеги из отдела высоких технологий. Правда, пока они не отследили с какого, но отследят обязательно и примерно накажут виновного каторжными работами, сроком до десяти лет, поскольку это не баловство, а самая натуральная диверсия, которая может быть приравнена к теракту. Но, в любом случае, на станции есть пособник, кто передал злодеям коды доступа к внутренней сети. Дмитрий Петрович обвел ряды своим фирменным взглядом – долгим и проницательным до печенок. Вот восхищают меня эти методы работы. На что надеется? Что вот прямо сейчас виновный выпадет в проход и, посыпая голову пеплом, поползет меж кресел, вымаливая по дороге прощение? Не выпадет и не поползет. И даже не оттого, что вконец бессовестный паршивец, а потому, что если мои догадки верны, виновного в зале просто нет.

– Я не был бы столь категоричен, – заспорил с ним начальник отдела высоких технологий, – вы не рассматриваете версию, где главный виновник вовсе не передавал никому секретных сведений, а проводил атаку сам, причем непосредственно со станционного компьютера!

– Отчего же, я рассматриваю все версии, – парировал генерал, – и ожидаю от ваших людей содействия в проведении следствия.

– Любое содействие будет всенепременно оказано, – с легким налетом ехидства ответил генеральский соперник.

Я вся издергалась, ожидая окончания дискуссии. Надо срочно бежать, а эти глухари никак не могут остановиться в обоюдных подначках, уйти же, не обратив на себя внимания, никак. А внимание это мне сейчас ну совсем ни к чему. Если все так, как я думаю, мне прямо-таки жизненно необходимо приклеить на рожу милую улыбку и быстро сворачивать дела, благо, сворачивать особо нечего. Генерал глаза на происшествие не закроет, а адмирал тем паче! Не сильно приятно побывать в роли «толчкового» полководца… Да что ж они никак не угомонятся! У меня каждая секунда на счету, а эти олухи…

– На этом предлагаю окончить собрание и всем вернуться к своим непосредственным делам, – подытожил адмирал, не совсем этично прерывая своих подчиненных, – о результатах расследования будет объявлено позже.

Я, терпеливо осаживая колотящееся сердце, дождалась, когда люди потянутся к выходу и, встав, смешалась с толпой. Но, несмотря на все мои ухищрения, уйти незамеченной не удалось, отец догнал меня на лифтовой площадке. Выругавшись под нос, я вышла из готовой тронуться кабинки.

– Привет, – отец обнял меня за плечи и зачем-то поцеловал в висок.

– Привет, – откликнулась я, стараясь не выказывать удивления этой нежданной нежностью.

– Ты как?

– Нормально, – пожала я плечами, удивляясь все больше. Нет, он не может знать, не может даже догадываться, если я сама толком ничего не знаю. Тем более, отец никогда не воспринимал мальчишку всерьез. Или догадывается? Если так, то дела хреновей, чем я полагала.

– Ну, что ты об этом думаешь?

– Это твоя работа думать, – напомнила я, – моя работа резать и шить. А если честно, то ничего я не думаю, я сейчас слишком устала для этого. Я ж с дежурства, поспать дали от силы полчаса, так что я чуть ноги волоку, а мне еще в госпиталь и объяснительную писать.

– Какую объяснительную? – нахмурился генерал, забывая, или по крайней мере делая вид, что забыл о своем вопросе.

– Почему, если не было нападения, реанимационный чемодан оказался разукомплектован, я ж оттуда перчатки достала и физраствор.

– Что за новшества? – нахмурился генерал.

– Ну, ты ж за патроны отчитываешься? А я за перчатки. Хотя, если серьезно, кое-кто хочет себе баллы и премию заработать, экономя на расходке.

– А где твой малец?

Оппа! Неужели все-таки подозревает? Где мальчишка мог засветиться? Фу! Стыдно, Анна Дмитриевна! Стыдно подозревать ребенка, который может и не виноват ни в чем! И на чем основываются твои подозрения? На том, что парень стал вежливым, обходительным и, наконец, взялся за ум?! Так радоваться надо, а ты, знай себе, шпионские страсти развела!

– Пап, ну откуда ж я знаю?! Я здесь, он там, и «жучка» я на него не цепляла, чтоб передвижения отслеживать! Я его видела сегодня ровно полторы минуты, когда пришла с дежурства, а он уходил на занятия. И вообще, к чему такой интерес к моему подкидышу?

– Да… вот это… – генерал вроде как замялся, – мне Наташа сказала, что мы с тобой не особо ладим, вот и…

– Ищешь точки соприкосновения? – понимающе кивнула я. – Тоже надо. А о мальчишке могу сказать только то, что раз он с утра ушел на занятия, то должен был в центральном зале со всеми эвакуированными просидеть всю тревогу, а сейчас, скорее всего, дома, если их, конечно, не оставили после занятий наверстывать. А сейчас, ты меня извини, но мне идти надо бумажки заполнять, а я отдохнуть хочу.

– А, ну да. Иди, конечно.

Я нажала кнопку вызова лифта. Генерал постоял со мной, ожидая кабины. На его роже аршинными буквами был написан вопрос, который он все не решался задать. Двери разъехались, открывая нутро кабины.

– Ну, я пошла, – вместо прощания сообщила я, шагая через порог.

– Ань, – отец придержал двери, – ты на конференцию эту поедешь?

– Нет, – мотнула я головой. – Мне там нечего делать. Да ты не волнуйся, не уведет никто твою женушку, недельки через две вернется отдохнувшая, загоревшая и напичканная знаниями.

– Шутки у тебя! – возмущенно фыркнул генерал в закрывающиеся двери.

Криво улыбнувшись своему исковерканному металлом отражению, подумала, что старый лис все же нашел свою вторую половину, впрочем, мужик имел на это полное право, если уж первая половина жизни не удалась. Пробравшись вглубь, оперлась о стенку и прикрыла глаза, размышляя об упущенных возможностях. До окончательной их утраты оставалось, я приоткрыла один глаз, сверяясь с часами, не более двадцати минут. Хотя, как доказывает жизнь, упущенных возможностей не существует, обязательно на опустевшее место приходит что-то другое, зачастую гораздо интереснее, чем то, что было ранее. Таково извечное, нерушимое равновесие. По крайней мере, очень хочется в это верить.

В который раз за это длинное утро выбравшись из лифта поплелась по оживленному коридору к своей каюте. Люди, возвращавшиеся с общего собрания, двигались, на ходу обсуждая несостоявшееся нападение, строили догадки, спорили, кто горячо, кто по инерции. Я кивала знакомым, не вступая, однако, в полемику.

В зале копошился Зак, что-то мурлыкая под едва слышную мелодию. Я приостановилась на секунду, не решаясь переступить порог и чувствуя, как одолевающие меня подозрения рассеиваются сигаретным дымом, а губы растягиваются в глупой улыбке – за последние недели впервые услышала от шалопая что-то, кроме сдержанного и немного безразличного разговора. Оттаивает парень. Скинув обувь, вошла в комнату, улыбка медленно сползла с моего лица. Крайне довольный собой подросток прилаживал на место стенную панель за видеофоном, у его ног разноцветными змеями свернулись провода с хищными головками зажимов-«крокодилов». Я проследила за проводами, уходящими под ковер и дальше в его комнату. Даже заглядывать туда без надобности, и без того ясно, что провода тянутся к ноутбуку. Ну вот, а вы, доктор, переживали – нормальный ребенок! Да твою же мать! Мелкий паршивец, закончив с панелью, нагнулся подобрать провода, да так и застыл полусогнутым, уткнувшись носом в пару незапланированных ног. Хотелось устроить отвратительную истерику – визжать, топать ногами и бить посуду. Но ничего из вышеперечисленного я себе позволить не могла.

– Ой, – Зак смотрел снизу вверх честнейшими глазами, а поднятые бровки жалостливо сходились над переносицей.

– Аня, это не то, что ты думаешь… – пролепетал мальчишка, самую универсальную, но от этого не становящуюся менее идиотской, отговорку.

Увесистая оплеуха заставила его заткнуться и со всего маху присесть на задницу. Перестраховка, конечно, но на случай возможной прослушки сойдет. Еще не хватало, чтоб кое-кто слушал чистосердечные признания. К делу не пришьешь, а вот если знаешь в какую сторону крутить, то дело состряпать запросто.

Счет пошел на минуты. Подцепив валявшиеся провода и с силой рванув, выдрала их из-под ковра, попутно обрушив в соседней комнате что-то, очень похожее по звуку на ноутбук. Судя по тому, как страдальчески скривился мальчишка, так оно и было. Провода, скрученные в тугую бухту, отправились в мой нагрудный карман, благо тонкие и из-под ткани особо не выделяются.

Теперь в коридор и, дернув рубильник, обесточить каюту, подсветив себе зажатым меж зубами фонариком вскрыть неприметную панельку и аккуратно отсоединить несколько проводков. Видеонаблюдение в каюте заблокировано еще несколько лет назад, но теперь даже если кто-то и обойдет блокировку не увидит ничего, кроме черных экранов. С отключенными-то камерами!

Включив питание, вернулась в зал. Зак так и сидел на полу, прижимая к роже ладонь, придерживая ею стремительно краснеющее ухо и щеку и растерянно следил за моими действиями.

– Паяльник где?

– Что?! – от удивления Зак аж ладонь от лица отнял.

– Паяльник где? – процедила я.

– В… в комнате, в столе. Ань, а зачем?

– Замолкни! – огрызнулась я.

Влетев в комнату, подхватила с пола ноутбук, с силой захлопнув крышку, сунула его под мышку. Так. Паяльник, припой, кислота, пара-тройка отверток, из ящика с игрушками вытащить чего-то непонятное, которое никогда не дождется завершения. Внимательно оглядеть комнату, все ли панели закрыты, не торчат ли из стены несанкционированные провода. Надо отдать поганцу должное – работал парень всегда аккуратно, и не его вина, что не успел прибраться до моего прихода, в школе небось задержали.

В зале я раскидала по столу все, что было в руках, не забыв плеснуть кислотой на столешницу. Антикварную, мать вашу, столешницу! Полюбовавшись, как белесыми пятнами вздувается столетний лак, кинула рядом с ними включенный и успевший разогреться до пары сотен градусов паяльник. Вокруг пышущего жаром жала тут же образовалось стремительно чернеющая отметина, а по комнате поползла вонь тлеющего лакированного дерева. Дождавшись, когда пятно значительно расползется, выключила паяльник. Удовлетворившись разрушениями, перешла в кабинет. Мальчишка провожал свой ноутбук скорбящими глазами. Вскрыв ножом машинку, извлекла блок жесткого диска и, уложив его на стеклянный столик, несколько раз проделала реанимационные мероприятия. Дефибриллятором. Думаю, трех разрядов ему вполне хватило бы, но для пущей уверенности ударила еще пару раз, следя за тем, чтоб внешних признаков воздействия видно не было. Пусть ребятки из полицейского управления, если до них все же дойдет, хоть на стену влезут, пытаясь снять с дисков информацию.

Упаковав ноутбуковские мозги обратно, отнесла убитую машинку в гостиную, где водрузила на испорченный столик и кое-как подсоединила недоработанную игрушку к компьютеру. Ну, что – все? Да, кажется… Глянув на Зака, так и не вставшего с пола, мотнула головой и вышла в кухню. Дернув кран, понаблюдала, как тугой напор воды, падая в раковину, разбивается на капли, веером разлетающиеся по столу, попадают на холодильник, стекая по серебристому боку. Подставив под струю ладони, сложенные лодочкой, набрала пригоршню воды и плеснула в лицо, не заботясь о намокших рукавах. Сейчас это наименьшая из возможных неприятностей. Коротко выдохнув, обошла холодильник. Письмо так и висело на дверце, нагло отсвечивая персиковым боком. Сняв его с холодильника, решительно разорвала конверт, почти физически ощущая, как уходит в пространство сигнал подтверждения. На пол выпала именная карточка утверждающая, что Романова Анна Дмитриевна является почетным гостем медицинской конференции, что будет проходить на славной планете Таурин. Спустя пять минут по краю электронной карты засветилась зеленая полоса. Вот теперь точно – все!

Вернувшись в гостиную, еще раз осмотрела разгром, потирая чуть подрагивающие руки, осознавая, что минуту назад совершила тяжкий проступок, начисто уничтожив улики, тем самым покрывая преступление и преступника. Мои действия потянут на три-четыре года тюрьмы. И это как минимум. Но ни секунды не жалела о содеянном.

– Аня…

– Не смей со мной разговаривать! Иди, собирай вещи. Живо.

– Какие вещи?

– Свои! И пошевеливайся!

Четыре набитые сумки стояли посреди гостиной, готовые к выходу. Ожидая, Зака, застрявшего в туалете, я подсела к видеофону отстучать сообщение начальнице госпиталя. Надо ж человека в известность поставить. Я хмыкнула, заканчивая набирать текст, представляя, как она расстроится, расставшись со своей главной головной болью.

– Зак, поторапливайся! – крикнула я, нажимая на клавишу подтверждения отправки.

– Собрались куда-то? – вкрадчивый голос, раздавшийся за спиной, заставил прикрыть глаза и помянуть генерала Романова по матушке.

– Да, собрались, – подтвердила я, разворачиваясь к незваному, но ожидаемому посетителю.

– Куда, позволь поинтересоваться? – излишне мягкие нотки в генеральском голосе вопили о том, что со мной разговаривает не отец, а полицейский.

– На конференцию, – ответила я чистую правду, – Зак, я не буду тебя ждать!

– Хм… не далее, как полчаса назад на вопрос о конференции я получил отрицательный ответ, что же изменилось?

– Макс, – пожала я плечами.

– Макс?

– Шальнов. Мне позвонил Макс и уговорил ехать.

– На твой номер не поступало никаких внешних звонков, – заметил отец нестыковку.

– На мой стационарный номер, – парировала я, извлекая из кармана наладонник и демонстрируя его генералу.

– Вот как!

– Можешь не трудиться, тыкая кнопки вслепую, – фыркнула я, видя, как отцовская рука нырнула в карман, – этот номер не отслеживается и входящие на него у вас не фиксируются, так что придется поверить на слово.

– Да? А я все же попробую, – ничуть не устыдившись своего недоверия, ответил отец уже в открытую доставая телефон и отдавая экспертам соответствующие указания.

– Знаете, Дмитрий Петрович, это уже шизофрения. Что за проверки? Ты меня в чем-то подозреваешь?

– Не тебя, – на губах генерала заиграла хищная ухмылка, – а твоего…

– Его зовут Зак, – подпустив металла в голос, напомнила я. – Потрудись запомнить, а если не в состоянии – запиши. Так в чем ты подозреваешь мальчишку?

– В диверсии, – внимательный взгляд полицейского тщетно пытался просверлить меня, стараясь найти хотя бы тень неуверенности, на которой можно будет опереться, выстраивая версию.

– А во всемирном заговоре? А то, давай – чего мелочиться.

– Надо будет и в том…

– Генерал, вы утомляете, – цыкнув зубом, поставила я родителя в известность, – ваши претензии к подростку, подкрепленные личной неприязнью и необоснованными подозрениями, уже выглядят не смешными, а жалкими.

– А тут что произошло? – поинтересовался отец, кивая на разгромленный столик.

– Тот, кого вы подозреваете в диверсии, пытался доработать очередную игрушку, все, что из этого вышло вы можете наблюдать на столе.

Я сделала приглашающий жест, смерив строгим взглядом появившегося на пороге Зака, заставляя последнего виновато опустить глаза. Промолчал и то хлеб!

– Я включу ноутбук? – испросил разрешения папаша и, не дожидаясь ответа, открыл крышку.

– Наслаждайся.

– Он не работает, – через некоторое время сообщил отец, после нескольких попыток включения.

– Да, увы. Некий подросток, которого вы, Дмитрий Петрович, с какого-то перепугу считаете гением, попросту спалил дорогую машинку, написав ошибочную программу проверки и дав, как я понимаю, больше напряжения, чем требовалось при проверке ходовых узлов игрушки. И я даже теперь не знаю, подлежит ли ноутбук восстановлению, а там было несколько очень важных документов, которые я собиралась просмотреть.

– Ань, я думал…

– А есть чем? – рассерженной кошкой фыркнула я.

Отец переводил внимательный взгляд с меня на мальчишку, но судя по выражению лица, был разочарован. Короткая перепалка ничуть не выбивалась из обычной бытовой ссоры, когда суровая мамаша выговаривает не в меру прыткому ребенку. Ох, Закари, вот останемся мы с тобой наедине, да в безопасности… Очевидно, взгляд, брошенный на мальчишку, был настолько красноречив, что даже отца проняло, и тот сочувственно покачал головой.

– Я надеюсь, ты все выяснил? – поинтересовалась я, демонстративно посмотрев на часы, – А то нам вылетать, а времени в обрез.

– Да, извини, – генерал кивнул и торопливо поднялся, – я заберу твой ноутбук? Может, наши сумеют его починить.

– Можешь попробовать, конечно, – горестно вздохнула я, – но маловероятно. Если уж этот молодой человек за что-то взялся, то в сотне случаях из ста оно оказывается не восстановляемым. А лучше сразу выброси, все равно придется новый покупать.

Папенька еще раз изучающе глянул на топтавшегося у порога парня, и водрузил обратно серебристую коробку, в которую моими стараниями превратился вполне новый ноутбук.

Дождавшись, когда несколько пристыженный генерал распрощается с нами и вывалится из каюты, позволив мне, наконец, свободно вздохнуть, прикрикнула на малолетнего преступника:

– Чего встал?

– Как ты догадалась, что это я? – мальчишка смотрел на меня исподлобья, и было ясно, что хоть режь, а с места не двинется, пока не узнает.

– Это значения не имеет, – отрезала я.

– Ты знала, что он придет?

– Предполагала, – неохотно ответила я. – Я все-таки его дочь и кое-чего о нем знаю.

– Ань, спасибо.

– Не за что, – буркнула я. – Так, все! Хватит сопли на кулак наматывать, у тебя еще будет для этого повод. Бери сумки и вперед! И не смей рта раскрывать, пока до «Беркута» не доберемся. А вот там уж мы с тобой поговорим.

Зак втащил сумки на борт «Беркута» всем своим видом демонстрируя покаяние и готовность к любым превратностям судьбы. Знает, чертенок, на что надо надавить, чтоб наказание было не слишком уж суровым.

Разрешение на вылет пришлось ждать около двадцати минут, в свете последних событий диспетчеры и охрана проявляли удвоенное рвение. Вот правы наши соседи по вселенной, люди – крайне странные существа, из тысячелетия в тысячелетие по каким-то неизвестным миру причинам предпочитающие кулаками махать «после», а уж никак не «до».

– Есть кто? – поинтересовалась мужская голова, просовываясь в открытый входной люк.

– Есть, – откликнулась я, выходя навстречу издерганному военному, – Романова Анна и Закари Фарт. Вылетаем по личным делам.

Парень посмотрел на меня, на Зака, на документы, с особым тщанием разглядывая электронную карту-приглашение, и не найдя в нас ничего крамольного дал разрешение на взлет. Я с несказанным облегчением задраила люк и заняла место командира экипажа.

– Борт полсотни семь «Беркут», стартовая готовность, – забормотал динамик голосом диспетчера.

– Пристегнись, – бросила я Заку, нахохлившемуся в соседнем кресле, – мы взлетаем.

Спустя пять минут «Беркут», тяжело осев, на малом ходу выпал в черное пространство, усыпанное сахарным конфетти звезд. С мягким толчком включились основные двигатели, увлекая кораблик с беглецами в чернильную пустоту. История повторялась.