Викки

2

На следующий день во время ленча, когда Викки и Дарси уминали под одним из громадных дубов, обрамлявших школьный двор, прихваченные из дома бутерброды, Викки показала подруге две фотографии.

— Это мои родители, — сообщила она.

Дарси носила свои светлые с медовым отливом волосы кокетливо уложенными на затылке, открывая обозрению живое личико и вздернутый носик; ростом намного уступая Викки, она отличалась округлостью форм, которым было уже явно тесно под школьным платьем. Широко распахнув янтарные глаза, Дарси внимательно изучила фотографию, а затем открытку.

— Так вот как они выглядели! — сказала она наконец. — Прямо мурашки по коже бегут. Такие красивые и так трагически умерли.

Викки ошеломленно посмотрела на подругу.

— Откуда ты знаешь, как они умерли? Я сама только вчера узнала о них.

Дарси обеими руками зажала рот.

— Вот влипла! Ты смотри, даже не заикайся своему деду о нашем разговоре. Если узнает мой отец — он на мне живого места не оставит.

— А ты расскажи, что знаешь, — тогда и я буду молчать, — опустилась до мелкого шантажа Викки.

— Ну-у… не так уж много я и знаю, по правде сказать. Не больше всех… Знаю, что была такая знаменитая воздушная гимнастка Принцесса Мара, цыганская принцесса, влюбившаяся в твоего отца. Его после женитьбы на ней вскоре лишили наследства, а затем один из бывших любовников Мары заколол его. Сама она тоже вскоре погибла, упала в прыжке с трапеции. Я знаю, что ты их дочь, но все это держится в страшном секрете!

В ушах Викки эхом отозвалась фраза: «Один из бывших любовников Мары заколол его». Неужели это правда? Уж не по этой ли причине дед хранит молчание о Принцессе Маре, хотя Викки скоро уже восемнадцать лет? И если мать — цыганка, то и сама Викки наполовину цыганка!..

Почувствовав приступ тошноты, Викки набрала в легкие побольше воздуха и чуть слышно спросила:

— Почему ты раньше ничего мне не говорила, Дарси?

— Не могла — я дала обещание отцу. И потом, вряд ли кто-то еще знает это… ну, что твоя мать цыганка. По крайней мере, в школе я не слышала таких разговоров.

Викки задумалась. Не очень-то она верит Дарси. Если никто ничего не знает, почему тогда за глаза все зовут ее Принцессой?

— Тогда как понять твои слова, что ты знаешь не больше всех? — спросила она, пытливо глядя на Дарси. — Я, например, до вчерашнего дня даже имени Мары не слышала, а ты говоришь, что все о ней знают.

Дарси досадливо тряхнула головой.

— Твой дед держит тебя взаперти в башне из слоновой кости — иначе бы ты читала не только классические романы из школьной программы. В прошлом году все как ненормальные зачитывались романом «Тени прошлого», содранным с жизни твоей матери. Конечно, в целом там все придумано, но в предисловии отмечается, что он основан на реальных фактах, или что-то в этом роде. По крайней мере, героиня там тоже цыганка благородных кровей, изгнанная из своего семейства за связь с чужаком. По поводу этого романа в журнале «Сплетница» была здоровенная статья, таким популярным он оказался. Но ты ведь не читаешь всю эту желтую прессу?

— Нет. Я надеюсь, ты никому не расскажешь о нашем разговоре? Мне бы не хотелось, чтобы моя личная жизнь стала предметом всеобщего обсуждения.

Глаза Дарси округлились от удивления.

— Тебе что, стыдно?! Боже, да если бы моя мать была Принцессой Марой, я бы похвалялась этим направо и налево! Сказать по правде, я иногда думаю, уж не чокнутая ли ты?

Викки лукаво улыбнулась.

— Чокнутая? А может быть, чокнутые те, кто убегает ночью из дома, чтобы разъезжать на автомобилях с парнями, рискуя тем, что однажды их поймают и будет скандал?

Дарси хихикнула и отмахнулась от Викки.

— Ты просто не понимаешь, как много теряешь — молодость ведь одна! Попробуй сама разок — и увидишь, как это здорово.

— Да? Может быть, ты еще посоветуешь, как мне выбраться из усадьбы? Перелезть через ограду — кстати, она сверху усыпана битым стеклом — или приставить лестницу к главным воротам — подумаешь, двенадцать футов высоты?

— Знаю-знаю, что ты хочешь сказать. Ты просто и в самом деле живешь как принцесса из какой-то там сказки. «Рапунцель, Рапунцель, спусти вниз свои золотые волосы!..»

— А что тут плохого? — попробовала защищаться Викки.

— А то плохо, что тебе скоро восемнадцать, а ты жизни и одним глазком не видела. Но не может же твой дед до скончания века держать тебя под замком? Кстати, я вообще не понимаю, как это он разрешает тебе ходить в школу?

— Все дело в традиции. Бабушка училась в Кейботе, и ее мать и тетушки тоже. Меня записали сюда, едва я появилась на свет. По крайней мере, так говорит бабушка.

— Боже! Мне, если честно, кажется, что репутация этого дряхлого заведения раздута до неприличия. А что в нем хорошего? «Наши ученицы все как одна — леди», — прогнусавила Дарси, подражая деканше. — Представляешь, какой это ужас — быть истинной леди? Впрочем, могло быть и хуже. К тебе, например, могли бы приставить гувернантку — и прости-прощай школа!

— И тогда мы бы никогда не познакомились, — продолжила Викки.

— «Абсолютно верно, мисс Сен-Клер, но все же попрошу вас держаться прямо и не кривить губы»! — Дарси довольно хихикнула, когда Викки засмеялась. — Признаться, и я не избалована подружками. При одном упоминании обо мне все эти пай-девочки шарахаются и крестятся. А что, разве мы не славная пара? Дуэт неприкасаемых, если выражаться красиво. У меня — своя репутация, у тебя… Ну, ты — Сен-Клер! С тебя не спускают глаз, копируют твою манеру речи и все такое прочее. Но если бы тебе хоть разочек вырваться на волю — ты бы поняла, как это здорово!

К счастью для Викки, прозвенел звонок на урок и она получила повод замять этот неприятный для нее разговор. Выбросив в мусорный контейнер бумажный стаканчик и остатки бутерброда, Викки направилась в сторону школы, тревожно размышляя о том, не зря ли она показала Дарси эти фотографии. А впрочем, если ты не можешь доверять лучшей подруге — кому тогда вообще доверять на этом свете?

Неделей позже Викки подслушала разговор, перевернувший ее жизнь.

Еще раньше, в канун семнадцатилетия, она почувствовала, что отношение к ней деда меняется.

Нет, он оставался таким же строгим, но с недавних пор вменил ей в обязанность присутствовать на званых обедах, в то время как раньше по приезде гостей ей не разрешалось выходить из своей комнаты, куда слуга на подносе приносил еду. Правда, теперь после ухода гостей следовал придирчивый разбор вечера, каждая оплошность ставилась Викки в вину, а в заключение следовала одна и та же сентенция о высоких обязанностях, которые налагает на нее фамилия Сен-Клер. Викки же старалась как могла, хотя и понимала, что в любом случае дед останется ею недоволен.

Спустя еще какое-то время в его разговорах с внучкой все чаще стало всплывать имя одного из начинающих адвокатов. Поскольку Эрл Сен-Клер ничего не делал просто так, Викки насторожилась.

Конечно, ей не надо было объяснять, кто такой Гэри Уисдом, — этот человек был частым гостем в их доме. Откровенно говоря, он ей не нравился. Сам получивший отсрочку от призыва в армию по причине некоей «травмы вследствие игры в регби», он тем не менее обожал клеймить «симулянтов», и «трусов», уклоняющихся от своего патриотического долга перед страной, ведущей великую войну. По мнению Викки, такая запальчивость со стороны человека, прекрасно сознающего, что ему не грозит отправка на Тихоокеанский фронт, была по меньшей мере неприличной.

Хлипкого сложения, с длинным узким носом и подслеповатыми глазками-букашками, он напоминал ей борзую из дедушкиной псарни: такой же противоестественно длинный и вечно что-то вынюхивающий. Еще она находила его занудным и скучным, но внешне держалась по отношению к Гэри любезно — ведь дед благоволил своему молодому коллеге, именуя его «восходящей звездой корпоративного права».

В этот день Викки беспокойно бродила по своей комнате, останавливаясь у шкафа, чтобы рассеянно взглянуть на обширную коллекцию кубков, полученных ею на различных конноспортивных состязаниях. Рядом, за стеклом, красовалось собрание старинных кукол; когда-то они принадлежали ее прабабушке, и маленькой Викки запрещалось даже прикасаться к ним до тех пор, пока она не повзрослеет и не станет достаточно «ответственной». Но когда такой момент настал, Викки уже успела утратить всякий интерес к куклам.

«Гэри Уисдом, Гэри Уисдом! — думала она. — Дело вовсе не в этом зануде — дело в деде и в моей полной зависимости от этого властного предка». Всякий раз к приезду Гэри ей надлежало привести себя в порядок: одеться должным образом — в длинную юбку и белую шелковую блузку, ее неизменный наряд для званых ужинов. Еще надо было как можно проще и аккуратнее причесать волосы, а при выходе из школы успеть стереть губную помаду, которой она подводила губы, как только шофер Джонсон ссаживал ее у старинных дверей Кейбота.

А затем она весь длинный вечер молча слушала напыщенные разговоры деда и Гэри, вертевшиеся вокруг двух тем — права и войны на Тихом океане, пока ей не разрешалось покинуть гостя и удалиться в свою комнату.

Почему же она не может отделаться от мыслей о Гэри Уисдоме, когда ей не дает покоя совсем другое — предложение Дарси организовать для нее свидание с одним из своих знакомых?

«Я тут какое-то время встречаюсь с одним классным парнем, и у него есть друг, который хотел бы встречаться с тобой. Они приглашают нас вечером в пятницу где-нибудь поужинать, а потом сходить в кино. Как тебе такая идея, Викки?»

«Ты же понимаешь, что ничего не выйдет. А кто все-таки этот твой парень? Мальчишка из сэнсановской школы?»

«Упаси Господь! Он уже лет сто как не ходит в школу. А познакомилась я с ним… в общем, через одну приятельницу. Ты пойми, если ты не пойдешь, то испортишь все дело. Отец до сих пор на меня злится после того, как я растратила деньги, которые мать дала мне на покупки. Я отныне, считай, под арестом. Никаких свиданий, никаких кино — на целый месяц, можешь себе представить? А если ты остановишься у нас на ночь и скажешь, что жить не можешь без какого-нибудь там кино, он меня не то что выпустит из дома — он сам предложит свою машину. Всем известно, какая ты пуританка и недотрога, а кроме того, отец не упустит случая подлизаться к твоему деду. Ну что, согласна?»

Викки, конечно, сказала, что ничего не получится, но ей пришлось преодолеть сильнейшее искушение. В конце концов, она была достаточно взрослой, чтобы поужинать в ресторане с мужчиной или сходить с ним в кино. В принципе, было бы здорово иметь хорошего друга на стороне — на всякий случай…

Спохватившись, Викки строго отчитала себя. Нет, не стоит и мечтать о чем-либо подобном. Если дед прознает, то его ярости не будет предела. За разбитый бокал или опоздание на одну минуту он мог сразу же уволить слугу, а если ему станет известно, что она солгала, он вообще замурует Викки в ее комнате до совершеннолетия.

Была еще одна причина, по которой Викки отвергла предложение Дарси. Свидание с неизвестным парнем… было в этом, как бы это сказать… косвенное признание неспособности самой найти себе друга…

Порыв сквозняка надул пузырем тонкие гардины, и Викки спохватилась, что уже поздно. Переодевшись для ужина, она решила, что еще успеет навестить щенков, которых принесла позавчера призовая борзая.

Проходя мимо спальни бабушки, она услышала, как голос деда произнес ее, Викки, имя. Тут уж Викки не могла не остановиться.

— Вы лучше кого бы то ни было должны понимать, почему я не могу позволить, чтобы Виктория уехала учиться в университет, — резко говорил дед. — Дурная кровь есть дурная кровь, даже если она приправлена облагораживающим влиянием Сен-Клеров. Она слишком похожа на мать, чтобы при первой же возможности не наделать глупостей.

Миссис Ада попыталась что-то возразить, но он тут же перебил ее.

— Самое мудрое в нашем положении — выдать ее замуж не откладывая, и притом за человека, который не только позаботится о ней, но и сумеет держать ее в ежовых рукавицах. Я остановил свой выбор на Гэри Уисдоме.

— Но Викки его не выносит. Она мне говорила, что он ей напоминает лошадь… или собаку?.. Ну, не помню точно… В любом случае такой брак будет для нее трагедией.

— Чушь! Она еще сама не знает, чего хочет. Придет время — и она поймет, что я поступил правильно. Я уже все обговорил с Гэри: он согласен сменить фамилию и стать Сен-Клером.

— Вы способны хоть немного учиться на своих ошибках? — с неожиданной иронией и горечью произнес голос миссис Ады. — Вы однажды уже попытались самолично определять жизнь своего сына. Помните, Джейм тоже не слышал от вас ни единого слова одобрения — сплошные разносы и…

— Моя ошибка, как вы изволите ее называть, заключалась в том, что я слишком рано дал ему возможность жить самостоятельно. Что ж, с Викторией я этой ошибки уже не повторю. Либо она сделает то, что я ей прикажу, либо лишится наследства.

— А что, на Джейма это подействовало? Наоборот, после ваших угроз он тут же и женился, и вы из-за своей злопамятности и непомерной гордости лишились единственного сына…

Наступило зловещее молчание. Когда Сен-Клер снова заговорил, голос его был холоден как лед:

— Он сам себя довел до гроба, и я тут ни при чем. Что касается Виктории, то в ней слишком много от них обоих. Ей нужна твердая рука, иначе она станет такой же искательницей приключений, как ее мать, или такой же малодушной тряпкой, как Джейм… или такой же пьяницей, как вы. Так что лучше вам не лезть в это дело. Вы меня хорошо поняли?

Не в силах слушать дальше, Викки зажала уши и стремглав побежала прочь. Сейчас ей хотелось умереть. Влетев к себе в спальню, она упала ничком на кровать и зарылась лицом в подушки. Боже, как у деда язык повернулся говорить такие ужасные вещи о самых близких своих людях?! Раньше она пыталась убедить себя, что придирчивость и холодность деда происходят от того, что он боится показаться слабым, но на самом деле он ее нежно любит и старается все делать ей во благо. Но теперь все эти надежды разлетелись в прах. Эрл Сен-Клер не способен любить, единственное, к чему он стремится, — это во всем настоять на своем. Но одно Викки твердо знала: никогда и ни при каких обстоятельствах она не позволит выдать себя замуж за человека, который вызывает у нее отвращение. На дворе сороковые годы, и нужно было уж совсем спятить, чтобы надеяться, будто с ней можно делать все, что заблагорассудится! От одной мысли о том, что этот плюгавый мизантроп с липкими руками и маслянистыми глазами рассчитывает стать ее мужем, у Викки подступала тошнота к горлу. Конечно, спорить с дедом на равных — задача не из легких, но иного выбора у нее нет. Викки стало очень стыдно, что она не попыталась утвердить свое «я» еще раньше. Он назвал ее тряпкой — но это неправда! И если ему нужны подтверждения этого, он их получит…

Интересно, что чувствовал отец, вступив в борьбу с дедом, — тоже испуг и лихорадочное возбуждение, как она сейчас? Странно, но отец, которого она никогда в жизни не видела, казался ей сейчас гораздо более близким, чем дед, — быть может, потому, что поступок отца был ей по-человечески понятен, а упрямое жестокосердие деда — нет…

Едва переведя дух, Викки схватилась за медную трубку телефона, стоявшего около ее кровати, и, едва телефонистка заговорила, быстро назвала номер домашнего телефона Дарси.

Через минуту в трубке прошелестел знакомый голос:

— Алло! Дарси слушает!

— Это Викки. Я передумала. Это отличная идея — насчет кино и твоих дружков.