Виконт, который любил меня

Глава 12

В эту ночь Кейт не могла уснуть.

Очевидно, ее ждала одна из тех ночей, когда приходится часами разглядывать трещины на потолке, да вот беда: трещин на потолках Обри-Холла как раз и не было. И луна не вышла на небо: сквозь занавеси не пробивалось ни лучика света, так что, будь даже на потолке трещины, она ничего не увидела бы, и…

Кейт с тяжелым вздохом откинула одеяло и встала. Нет, ей просто необходимо уметь отрешаться от тревожных мыслей. Она уже почти час пролежала в постели, глядя в ночную тьму, закрывая глаза и уговаривая себя заснуть.

Ничего не помогало.

Перед мысленным взором всплывало лицо Пенелопы Федерингтон в тот момент, когда виконт пришел ей на выручку, Кейт была уверена, что у нее самой было точно такое же выражение: смятения, восторга, обожания… да-да, она страшно боялась, что может растаять и растечься ручейком у его ног.

Настолько великолепен был Бриджертон.

Целый день она провела в обществе Бриджертонов, и одно было несомненным: все, что говорят об Энтони и его преданности семье, – чистая правда.

И хотя Кейт еще не была готова отказаться от своего мнения о виконте, как о повесе и распутнике, все же начинала понимать, что в нем, кроме этого, есть и еще что-то.

Что-то хорошее.

Что-то такое, что, если уж быть до конца объективной, делало его вполне приемлемым мужем для Эдвины.

Ну почему, почему ему вдруг понадобилось стать славным и милым? Почему он не мог оставаться лощеным развратником, каким его считали в обществе? Теперь он вдруг стал совершенно другим, человеком, который мог стать ей небезразличным.

Даже в темноте Кейт почувствовала, что краснеет. Пора бы перестать думать об Энтони Бриджертоне, иначе ей обеспечена бессонница на ближайшую неделю.

Может, стоит что-нибудь почитать? Сегодня вечером она успела побывать в большой библиотеке Бриджертонов, где на полках стояли десятки томов. Наверняка там имеется какой-нибудь скучный роман, который живо навеет ей сон.

Кейт накинула халат и бесшумно прокралась к двери, стараясь не разбудить Эдвину.

Сунув ноги в шлепанцы, она вышла в коридор и осмотрелась по сторонам, перед тем как закрыть за собой дверь. Это ее первый визит в загородный дом аристократов, но она кое-что слышала о подобного рода собраниях. Не хватало еще наткнуться на кого-то, прокладывающего путь в чужую спальню!

Если кто-то решил завести роман с чужой половиной, ей до этого нет дела.

В коридоре горел единственный фонарь, тускло мигавший в полумраке. Кейт не забыла захватить свечу, поэтому подошла ближе и открыла фонарь, чтобы зажечь фитиль. Удостоверившись, что пламя не колышется, она направилась к лестнице, хотя не забывала останавливаться на каждом углу и проверять, нет ли кого поблизости.

Через несколько минут она оказалась в библиотеке, где стены были целиком закрыты книжными шкафами. Кейт неплотно прикрыла дверь на случай, если тут кто-то находится, подошла к ближайшему книжному шкафу и стала рассматривать корешки.

– Хмм, – пробормотала она, вытаскивая книгу и глядя на обложку. – Ботаника.

Она любила садоводство, но учебник по этому предмету не казался очень уж интересным. Что лучше выбрать: роман, который подстегнет ее воображение, или скучный текст, который послужит лучшим снотворным?

Кейт поставила учебник на место и перешла к другому книжному шкафу, поставив перед этим свечу на столик. Похоже, здесь одни труды по философии.

– Определенно нет, – пробормотала она, направляясь к шкафу, стоявшему справа. Может, ботаника и усыпит ее, но философия уж точно повергнет в длительный ступор.

Кейт слегка передвинула свечу и, нагнувшись, всмотрелась в следующий ряд книг, когда яркая и совершенно внезапная вспышка молнии за окном осветила комнату.

У Кейт вырвался короткий резкий вопль. Она проворно отскочила, ударившись о столик. Только не сейчас! Только не здесь!

Однако как раз в этот момент за окном раскатился еще один громовой разряд.

Небо снова потемнело. Кейт затряслась, как в лихорадке, и вцепилась в столик с такой силой, что суставы заломило. Она ненавидела грозу. О, как же она ненавидела грозу! Ненавидела грохот и стрелы молний, и зловещее потрескивание в воздухе, но больше всего ненавидела собственную реакцию, когда от ужаса совершенно теряла разум.

И так было всю ее жизнь, по крайней мере сколько она себя помнила. В детстве Кейт обычно успокаивали отец или Мэри. Кейт отлично помнила, как они сидели на краю кровати, держали ее руку и шептали слова утешения и ободрения, пока вокруг бушевали громы и молнии. Но, став постарше, Кейт убедила родных, что переросла свои страхи. О, все знали, что она терпеть не может бурь, но никто не подозревал о том, что с ней творится на самом деле.

Ей самой это казалось чем-то вроде порока, отвратительной слабостью, причин которой она не знала. И лекарства у нее тоже не было.

Она не слышала стука дождя по стеклу: возможно, гроза не такая уж сильная и скоро пройдет. Может, она уже уходит. Может…

Очередная молния осветила комнату, и Кейт истерически вскрикнула. Гром прогремел, казалось, над самой головой: очевидно, гроза приближалась.

Кейт бессильно опустилась на пол.

Слишком громко. Слишком ярко и слишком…

Бууум!!!

Кейт проворно забралась под стол, подтянула колени к подбородку, обхватила их руками и в ужасе ожидала дальнейшего.

И тут начался дождь.

Было уже начало первого, и гости, жившие по деревенским законам и ложившиеся спать рано, разошлись по комнатам. Только Энтони все еще сидел в кабинете, рассеянно барабаня пальцами по краю стола в такт стучащим по стеклу каплям дождя. И каждый раз, когда изломанное копье молнии пронизывало воздух и каждый удар грома прокатывался по округе, он от неожиданности подскакивал в кресле.

Господи, как он любил грозы!

Трудно сказать почему. Может, считал это доказательством власти природы над человеком. Может, восхищала поразительная энергия света и звука, бушевавшая вокруг него. Как бы то ни было, а он чувствовал себя живым и бодрым.

Когда мать намекнула, что уже поздно, он понял, что не особенно хочет спать. Вот он и решил воспользоваться редкими моментами одиночества, чтобы просмотреть счетные книги, оставленные для него управляющим.

Через час кропотливых занятий сложением, вычитанием умножением, а иногда и делением веки Энтони потяжелели.

Конечно, день был длинным…

Он оторвался от очередной книги, оставив в ней закладку. С самого утра он навещал арендаторов и осматривал здания. В одном доме было необходимо починить дверь, какая-то семья не смогла собрать урожай и заплатить аренду из-за того, что глава семьи сломал ногу. Энтони выслушивал и разбирал споры, восхищался новорожденными и даже помог починить протекающую крышу. Конечно, все это входило в обязанности землевладельца, и эта роль ему нравилась, хотя была очень утомительной.

Игра в пэлл-мэлл показалась приятным отдыхом. Однако, вернувшись домой, Энтони снова превратился в хозяина, что изматывало не меньше визитов к арендаторам. Элоизе едва исполнилось семнадцать, так что приходилось постоянно наблюдать за ней, да еще и эта стервозная девица Купер принялась изводить бедняжку Пенелопу Федерингтон, и следовало что-то предпринять, и…

И рядом находилась Кейт Шеффилд.

Кошмар его существования.

Предмет его желаний.

Все сразу.

Ну и попал он в переплет! Господи, да ведь он решил ухаживать за Эдвиной! Королевой сезона. Несравненной. Милой, благородной, с хорошим характером.

Но вместо этого он не мог выбросить из головы Кейт Шеффилд. Кейт, которая хоть и бесила Энтони, не могла не заслуживать его уважения. Да и как не уважать ту, которая так стойко придерживается своих убеждений? Нужно признать, что основа ее убеждения – преданность семье – была тем принципом, который он считал главным в своей жизни.

Энтони, зевнув, поднялся из-за стола и потянулся. Ему определенно пора спать. Если повезет, он заснет, едва голова коснется подушки. Не хватало еще, чтобы он часами глазел в по-толок, думая о Кейт.

И о всех тех вещах, которые он хотел с ней сделать.

Энтони взял свечу и вышел в пустой холл. В спящем доме было нечто мирное и загадочное. Даже сквозь шум дождя был слышен каждый его шаг: носок, пятка, носок, пятка. И если не считать редких вспышек молний, холл освещался только его свечой. Энтони, как ребенок, стал водить подсвечником в воздухе, наблюдая игру теней на стенах и мебели. Какое странное ощущение власти… однако…

Он вопросительно поднял бровь. Дверь библиотеки была чуть приоткрыта, и в щель пробивался бледный луч света.

Энтони был почти уверен, что все уже спят, тем более что из библиотеки не доносилось ни звука. Должно быть, кто-то заходил за книгой и оставил свечу на столе.

Энтони нахмурился. Чертовски легкомысленный поступок! Огонь может пожрать дом за полчаса даже в грозу, а библиотека, заставленная книгами… любая искра может привести к пожару.

Он толкнул дверь и вошел в комнату. Одна стена библиотеки была занята высокими окнами, так что стук дождя здесь раздавался куда громче, чем в холле.

Громовой удар сотряс пол, и почти одновременно небо расколола молния.

Энтони улыбнулся почти счастливо и подошел к столику, на котором стояла свеча. Нагнулся, задул ее, и… И что-то услышал.

Звук дыхания. Затрудненного, тяжелого, с легким присвистом.

Энтони огляделся.

– Кто здесь? – окликнул он, хотя никого не видел.

И тут снова услышал странные звуки, доносившиеся снизу.

Держа свечу в руке, он наклонился, заглянул под стол и оцепенел.

– Боже! – охнул он. – Кейт!

Она свернулась клубочком и так крепко обхватила ноги, словно боялась рассыпаться. Лоб прижат к коленям, все тело сотрясает крупная дрожь.

Кровь Энтони заледенела. Он никогда не видел человека в подобном состоянии.

– Кейт? – снова позвал он, ставя свечу на пол и подходя ближе.

Он никак не мог определить, слышит ли она его. Да бедняжка почти без сознания! Так глубоко ушла в себя… будто пытается сбежать от чего-то. Неужели все дело в грозе? Она говорила, что ненавидит дождь, но тут речь идет не о простой ненависти. Энтони знал, что в отличие от него многие терпеть не могут грозу. Но все же понятия не имел, что можно дойти до такого состояния.

Кейт выглядела так, словно разлетится на миллион хрупких осколков, если он посмеет дотронуться до нее.

Гром сотряс комнату, и Кейт вздрогнула, как от удара. Удара, который остро ощутил Энтони.

– О, Кейт, – прошептал он с сочувствием.

Немного подумав, он очень осторожно потянулся к ней, не уверенный, что она знает о его присутствии. Испугать ее все равно, что разбудить лунатика.

Он нежно положил руку ей на плечо и слегка сжал:

– Я здесь, Кейт. Все будет хорошо.

Молния снова разорвала ночь, осветив комнату резкой белой вспышкой. Кейт снова сжалась в еще более тугой комочек. До него вдруг дошло, что она не поднимает головы, потому что пытается спрятать глаза.

Он взял ее холодную как лед ладонь. Сведенные пальцы не гнулись. Труднее всего было оторвать ее руки, обнимавшие колени, но наконец Энтони сумел поднести их к губам и попытался согреть поцелуями.

– Я здесь, Кейт, – повторил он, не зная, что еще сказать. – Я здесь. Все будет хорошо.

В конце концов он умудрился тоже забраться под стол и теперь сидел на полу подле Кейт, обнимая ее вздрагивающие плечи. Она, похоже, немного расслабилась от его прикосновения, что пробудило в нем страннейшее ощущение: почти чувство гордости тем, что именно он сумел ей помочь. И еще глубочайшее облегчение, потому что он не мог вынести ее мук.

Он шептал ей на ухо утешения и нежно гладил по спине, пытаясь ободрить самим своим присутствием.

Медленно, очень медленно – он не знал, сколько времени просидел с ней под столом, – мышцы Кейт стали расслабляться. Руки немного потеплели, а дыхание, хоть и учащенное, уже не было таким хриплым.

Поняв, что ей легче, он чуть приподнял ее подбородок.

– Взгляни на меня, Кейт, – нежно, но властно приказал он. – Взгляни, и поймешь, что ты в безопасности.

Кейт попыталась открыть глаза, но ничего не получалось.

Энтони в жизни не сталкивался с подобным ужасом. Но ему казалось вполне естественным, что глаза не хотят открываться. Не хотят видеть то, что так ее пугало.

Однако через несколько секунд ей удалось открыть глаза и встретить его взгляд.

Энтони невольно отшатнулся.

Если глаза действительно зеркало души, что-то в Кейт Шеффилд разбилось в эту ночь. Она казалась измученной, потерянной и совершенно сбитой с толку.

– Не помню, – прошептала она едва слышно.

Он сжал ее руку, которую так и не выпустил, снова поднес к губам и бережно, почти по-отечески поцеловал ладонь.

– Не знаю, – покачала она головой.

– Помните, как пришли в библиотеку?

Кейт кивнула.

– Помните грозу?

Она на мгновение прикрыла глаза, словно старания держать их открытыми требовали больше энергии, чем у нее осталось.

– Гроза все еще не кончилась.

– Верно, – согласился Энтони.

Дождь по-прежнему бил по стеклу с такой же яростью, как и раньше, но прошло несколько минут с последнего громового раската.

Кейт посмотрела на него полным отчаяния взглядом:

– Я не могу… я не…

Энтони снова сжал ее руку:

– Ничего не говорите. Говорить буду я.

Он увидел, как Кейт содрогнулась и тут же расслабилась:

– Спасибо.

Он улыбнулся, хотя знал, что в темноте она ничего не увидит. Но может, почувствует? Может, расслышит улыбку в его голосе?

– Посмотрим, – вслух размышлял он, – о чем бы мне вам рассказать…

– Расскажите о доме.

– Об этом доме? – уточнил он.

– Да.

– Хорошо, – согласился Энтони, довольный тем, что она интересуется грудой камней и извести, так много для него значившей. – Как вам известно, я здесь вырос.

– Да, ваша матушка говорила.

При этих словах что-то теплое и мощное загорелось в его груди. Он сказал, что ей совсем не обязательно говорить, и она, очевидно, была благодарна за это, но теперь, как могла, участвовала в беседе!

Это, несомненно, означает, что ей уже лучше. Открой она глаза… не сиди они под столом, все казалось бы почти нормальным.

Его поражало собственное стремление сделать все, чтобы она пришла в себя.

– Рассказать вам о том случае, когда мой брат утопил любимую куклу сестры? – спросил он.

Кейт покачала головой и снова съежилась, когда поднявшийся ветер с новой яростью стал бросать пригоршни воды на стекла. Но тут же вскинула подбородок и попросила:

– Лучше расскажите о себе.

– Хорошо, – медленно протянул Энтони, пытаясь проигнорировать смутное неловкое чувство, разливавшееся в душе. Насколько легче повествовать о братьях и сестрах, чем о себе!

– Расскажите о своем отце.

– Об отце? – едва выговорил Энтони.

Кейт улыбнулась, но он был слишком шокирован ее просьбой, чтобы заметить это.

– У вас же был отец, верно?

Горло Энтони перехватило судорогой. Он не часто говорил об отце даже со своими родными. И твердил себе, что это потому, что все в прошлом: Эдмунд мертв уже больше десяти лет. Но, по правде сказать, некоторые вещи слишком сильно бередили старые раны.

А есть раны, которые не заживают даже через столько лет!

– Он… он был великим человеком, – тихо начал Энтони. – И прекрасным отцом. Я очень его любил.

Кейт повернулась, чтобы взглянуть на него.

– Ваша мать с такой любовью говорит о нем. Поэтому я и спросила.

– Мы все любили его, – просто ответил он, глядя в пустоту. Сейчас он не видел ничего, кроме отцовского лица, каким оно было в последние минуты жизни. – Он был лучшим отцом, которого может пожелать себе любой мальчишка.

– Когда он умер?

– Одиннадцать лет назад. Летом. Мне только исполнилось восемнадцать. Как раз перед моим отъездом в Оксфорд.

– Молодому человеку трудно потерять отца, особенно в такое время.

Энтони резко обернулся к ней.

– Отца потерять тяжело в любое время.

– Разумеется, – поспешно согласилась Кейт, – но, думаю, бывают особенно тяжкие времена. И для мальчиков и девочек все бывает по-разному. Мой отец скончался пять лет назад, и мне ужасно его недостает, но, думаю, это не одно и то же.

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Мой отец был чудесным человеком, – объяснила Кейт. Глаза ее сразу потеплели. – Добрый и мягкий, однако при необходимости бывал и суровым. Но для мальчика отец значит очень много: именно он должен научить его быть мужчиной. А потерять отца в восемнадцать лет, когда только начинаешь понимать, какая ужасная это потеря… – Она громко вздохнула. – Возможно, я не имею права это обсуждать, тем более что не могу представить себя на месте мужчины, но считаю… – Она помедлила, поджав губы, словно пыталась подобрать слова. – Считаю, что это очень тяжело.

– Моим братьям было шестнадцать, двенадцать и два года, – тихо сказал Энтони.

– Полагаю, им тоже пришлось нелегко, хотя самый младший мальчик, должно быть, совсем его не помнит.

– Верно, – кивнул Энтони. Кейт грустно улыбнулась:

– Я тоже не помню свою мать. И от этого так странно на душе!

– Сколько вам было, когда она умерла?

– Это произошло в мой третий день рождения. Всего несколько месяцев спустя отец женился на Мэри, даже не удосужившись соблюсти общепринятого периода траура. Это весьма шокировало ближайших соседей, хотя, думаю, что нуждалась в матери больше, чем он в соблюдении этикета.

Энтони впервые задался вопросом, что случилось бы, умри его мать молодой, оставив на отца восьмерых детей, среди которых были совсем малыши, а один еще в пеленках. Эдмунду наверняка пришлось бы нелегко. Да им всем пришлось бы нелегко. Что же тогда испытала Вайолет?

Но по крайней мере у нее остался Энтони, который всеми силами старался заменить детям отца. А если бы скончалась Вайолет, в семье не осталось бы женщины, способной заменить детям мать. Когда Эдмунд погиб от укуса пчелы, Дафне, старшей из сестер, было всего десять лет. И Энтони был уверен, что его отец не женился бы во второй раз. Как бы он ни хотел, чтобы у детей была мать, все же не смог бы видеть в доме другую женщину.

– Как умерла ваша мать? – неожиданно для себя спросил Энтони, втайне поражаясь собственному любопытству.

– Инфлюэнца. Во всяком случае, так считали врачи. Впрочем, это могла быть какая-то другая легочная инфекция. Все произошло очень быстро. Отец говорил, что я тоже заболела, но быстро поправилась.

Энтони вдруг подумал о сыне, которого надеялся иметь. Он и жениться решил по этой причине.

– И вы тоскуете по матери, которую даже не знали? – прошептал он.

Кейт долго молчала. Хриплые нотки в его голосе подсказывали, что от ее ответа зависит очень многое. Она не могла понять почему, но что-то в ее детстве, несомненно, находило отклик в его сердце.

– Да, – ответила наконец Кейт, – но это не то, что вы подумали. Нельзя тосковать о том, кого не помнишь, однако в жизни остается пустота, огромная пустота, и ты отчетливо сознаешь, кто должен ее заполнить, но совсем забыла, какая она, твоя мать, и каким образом она могла бы заполнить эту пустоту. – Ее губы сложились в печальную усмешку. – Это имеет какой-то смысл?

– И очень большой, – кивнул Энтони.

– Наверное, гораздо мучительнее терять родителей, которых знаешь и любишь, – добавила Кейт. – И мне довелось это пережить, потому что потеряла обоих.

– Мне очень жаль, – тихо ответил Энтони.

– Нет, все в порядке, – заверила она. – Старое изречение о том, что время исцеляет все раны, на редкость правдиво.

Энтони пристально уставился на нее. Судя по его лицу, он с ней не согласен.

– И чем ты старше, тем тебе труднее приходится. Счастье, что у тебя была возможность узнать их, но боль потери становится сильнее.

– У меня словно руку отняли, – прошептал Энтони.

Кейт серьезно кивнула, почему-то ощущая, что он крайне редко и далеко не со всеми говорит о своей скорби. И нервно облизнула пересохшие губы. Забавно, как все бывает в жизни. За окном бушуют гроза и ливень, а у нее губы потрескались!

– Может, для меня лучше, – тихо заметила Кейт, – что я лишилась матери так рано. И Мэри прекрасно со мной обращалась. Любила, как дочь. Честно говоря… – Она неожиданно осеклась, ощутив, как повлажнели глаза. А когда вновь обрела дар речи, горячо прошептала: – Честно говоря, она никогда не относилась ко мне иначе, чем к Эдвине. Не думаю, что свою родную мать я любила бы больше.

Взгляд Энтони положительно обжигал.

– Я очень рад, – улыбнулся он.

И от этой улыбки у Кейт перехватило дыхание.

– Иногда Мэри бывает такой смешной, – продолжала она, обретя дар речи. – Приходит на могилу к моей матери и рассказывает обо всех событиях в моей жизни. Так мило с ее стороны. В детстве она брала меня с собой, и я рассказывала о Мэри все, что знала.

– И вы всегда ее хвалили?

– Всегда.

Несколько минут они провели в дружелюбном молчании, глядя на пламя свечи. Наблюдая, как воск медленно стекает на подсвечник. Когда по свече покатилась четвертая капля воска, Кейт повернулась к Энтони:

– Конечно, я покажусь вам неисправимой оптимисткой, однако думаю, ничего в мире не происходит случайно.

Он вздернул бровь.

– Рано или поздно, но все хорошо кончается, – пояснила Кейт. – Я потеряла мать, но обрела Мэри и сестру, которую горячо люблю. – Кейт немного помолчала. – Думаю, мне пора подняться наверх, – пролепетала Кейт.

Губы Энтони дернулись в мальчишеской улыбке.

– Хотите сказать, что наконец набрались мужества вылезти из-под стола?

– О Господи! – охнула она, смущенно прижимая руку к заалевшей щеке. – Простите меня. Боюсь, я совсем забыла, где мы сидим. Какой трусихой вы, должно быть, меня считаете!

Энтони, все еще улыбаясь, покачал головой:

– Только не трусихой, Кейт! Даже когда я думал о вас, как о самой невыносимой женщине в мире, не сомневался в вашем уме и храбрости!

Кейт, находившаяся в процессе высвобождения из-под стола, остановилась.

– Не знаю, считать ли это комплиментом или оскорблением.

– Скорее всего и тем, и другим, – признался он, – но во имя дружбы решим, что это комплимент.

Она повернула голову в его сторону, прекрасно представляя, какой нелепой кажется сейчас, стоя на четвереньках. Однако теперь было не до приличий: слишком значительным казался этот момент.

– Значит, мы друзья? – прошептала она. Энтони поднялся и кивнул:

– В это трудно поверить, но, думаю, это так.

Кейт с улыбкой оперлась на протянутую руку и встала.

– Я очень рада. Вы… на самом деле, вы не тот дьявол, каким я вас всегда считала.

Выражение его лица внезапно показалось Кейт очень коварным.

– Впрочем, может быть, я ошибалась, – немедленно поправилась она.

Энтони улыбнулся. Искренне и открыто. Не просто скривил губы, как делал на балах, стараясь изобразить улыбку. Горло Кейт вдруг перехватила невидимая тугая петля.

– Боюсь, что не смогу проводить вас в вашу комнату, – извинился он. – Если кто-то наткнется на нас посреди ночи…

Кейт кивнула.

Между ними завязалась странная дружба, но ей вовсе не хотелось попасть в ловушку брака с этим человеком. И без лишних слов ясно, что он не хотел жениться на ней.

– …особенно когда вы так одеты, – продолжал. Энтони.

Кейт опустила глаза и, ахнув, потуже завязала халат. Она совершенно забыла о своем наряде!

– Вы больше не боитесь? – спросил Энтони. – Дождь все еще идет.

Кейт замерла, прислушиваясь к дождю, превратившемуся к этому времени, в легкую морось.

– Думаю, гроза закончилась.

Энтони кивнул и выглянул в холл:

– Никого нет.

– Мне нужно идти.

Он отступил и дал ей пройти.

Кейт шагнула к двери, но на пороге остановилась и обернулась:

– Лорд Бриджертон!

– Энтони. Зовите меня Энтони. По-моему, я уже звал вас по имени.

– Разве?

– Когда нашел вас. Впрочем, вряд ли вы меня слышали.

– Вы, конечно, правы, – нерешительно улыбнулась она. – …Энтони. – Как непривычно прозвучало его имя в ее устах! – Я только хотела поблагодарить вас, – добавила Кейт. – За то, что помогли мне сегодня вечером. – Она неловко откашлялась. – Без вас мне пришлось бы туго.

– Я ничего не сделал, – проворчал он.

– Вы сделали для меня все, что могли, – возразила она и, преодолевая искушение остаться еще ненадолго, поспешила к лестнице.