Глава 22

Вопреки общепринятому мнению автор вполне отчетливо сознает, что ее считают циничной.

Но это, дорогой читатель, крайне далеко от правды. Автор просто обожает хеппи-энд. И если кто-то посчитает ее романтической дурочкой, что поделать: пусть так и будет.

«Светская хроника леди Уистлдаун». 15 июня 1814 года

К тому времени как Энтони добрался до перевернутого экипажа, Эдвина умудрилась выползти из-под обломков и пыталась открыть перекосившуюся дверцу. Рукав платья был разорван, грязный подол висел лохмотьями, но она, ничего не замечая, продолжала лихорадочно дергать за ручку двери. У ее ног подпрыгивал Ньютон, заливаясь тревожным лаем.

– Что случилось? – резко спросил Энтони, спрыгнув на землю.

– Не знаю, – выдохнула Эдвина, вытирая непрерывно текущие слезы и размазывая грязь по лицу. – Наверное, мистер Бэгуэлл не очень хорошо умеет управлять лошадьми, а потом Ньютон вырвался, и… и не знаю, что было дальше. Минуту назад мы спокойно ехали по дорожке. А потом…

– Где Бэгуэлл?!

Эдвина показала куда-то в сторону.

– Его выбросило из коляски. Ударился головой. Но с ним все обойдется. А вот Кейт?

– Что с Кейт?!

Энтони упал на колени и всмотрелся в хаос обломков. Правая сторона экипажа была напрочь смята.

– Где она?

Эдвина съежилась и едва слышно прошептала:

– Она… ее придавило коляской.

В этот момент Энтони ощутил вкус смерти, горький, металлический, отвратительный. Он клещами сжат горло, выдавливая остатки воздуха из легких.

Энтони принялся расшвыривать обломки. Нужно выломать дверцу и расширить дыру. Все выглядело не так плохо, как ему показалось в момент катастрофы, но сердце никак не хотело успокаиваться.

– Кейт! – закричал он, пытаясь выглядеть спокойным и безмятежным. – Кейт, ты меня слышишь?!

Но в ответ слышалось только ржание обезумевших лошадей. Дьявол! Нужно их распрячь, прежде чем они потащат дальше перевернутый экипаж, а уж потом попытаться разбросать обломки.

– Эдвина! – окликнул Энтони. Эдвина немедленно подбежала к нему:

– Что мне делать?

– Вы умеете распрягать лошадей?

Она кивнула:

– Я почти никогда этого не делала, но справлюсь. Энтони кивком показал в сторону зевак, уже собравшихся на дорожке:

– Попросите кого-нибудь помочь вам.

Эдвина снова кивнула и поспешно принялась на работу.

– Кейт! – снова закричал Энтони. Он ничего не видел: все загораживало сорванное сиденье. – Ты меня слышишь?

Молчание.

– Попробуйте открыть дверь! – задыхаясь, выкрикнула Эдвина.

Энтони вскочил и что было сил дернул за дверь. Она слетела с петель. Отверстие оказалось достаточно большим, чтобы влезть в него до пояса.

– Кейт! – позвал он, стараясь не замечать панических ноток в своем голосе. Даже звук дыхания казался слишком громким и словно отдавался эхом в тесном пространстве, напоминая Энтони, что он не слышит тех же звуков от Кейт.

И только осторожно отодвинув сиденье, он увидел ее. Она была ужасающе неподвижна, но крови, кажется, не было, да и голова не лежала под неестественным углом.

Это хороший признак. Он не слишком разбирался в медицине, но отчаянно надеялся, что Кейт жива.

– Ты не можешь умереть, Кейт, – шептал он, дрожащими руками разгребая обломки и стараясь расширить отверстие настолько, чтобы вытащить ее. – Слышишь? Ты не можешь умереть.

Острая щепка вонзилась в тыльную сторону его руки. Но Энтони, не обращая внимания на поползшую по руке струйку крови, стал дергать сломанную перекладину.

– Попробуй только не дышать! – предупредил он дрожащим, больше похожим на всхлипы голосом. – Умереть должна вовсе не ты! Только не ты! Твой час еще не настал! Ты меня понимаешь?

Он оторвал еще какой-то обломок и потянулся вперед, чтобы легонько сжать ее запястье. Пальцы нашли пульс, бившийся довольно ровно. Но он так и не мог понять, истекает ли она кровью, а может, сломала спину, или ударилась головой, или…

Энтони задохнулся. На свете есть столько способов умереть! Если пчела способна убить человека в полном расцвете сил, перевернувшийся экипаж может похитить жизнь хрупкой женщины.

Энтони схватил последний обломок, преграждавший путь к любимой, и потянул. Но ничего не вышло.

– Не делай этого со мной, – бормотал он. – Не сейчас. Она должна жить. Слышишь меня? Она должна жить!

Он смутно ощутил влагу на щеках и сообразил, что это, должно быть, слезы.

– Всегда предполагалась, что на ее месте должен быть я!

И когда он приготовился в очередной раз дернуть за проклятый обломок, Кейт вцепилась ему в руку и открыла глаза, ясные и немигающие.

– О чем это ты толкуешь, черт возьми? – спокойно и вразумительно осведомилась она.

Облегчение, нахлынувшее на него, было почти болезненным.

– К-как ты? – запинаясь, пробормотал он.

– Все будет хорошо, – заверила Кейт, поморщившись. Энтони чуть помедлил с ответом, обдумывая ее слова.

– Но сейчас с тобой все в порядке?

Кейт тихо кашлянула, и ему показалось, что она прикусила губу от боли.

– Что-то неладное с ногой, – призналась она, – но крови, по-моему, нет.

– Что ты чувствуешь? Слабость? Голова кружится?

– Нет. Только боль. Что ты здесь делаешь?

Энтони улыбнулся сквозь слезы:

– Я хотел найти тебя.

– Правда? – прошептала она.

Энтони кивнул:

– Я приехал… то есть я понял…

Энтони поежился. Он никогда не думал, что наступит день, когда он скажет женщине эти слова, слова, так заполнившие его сердце, что теперь почти невозможно выдавить их наружу.

– Я люблю тебя, Кейт, – выдавил он. – И хотя не сразу понял, как отношусь к тебе, но это так и есть, и я должен был сказать все. Сегодня.

Ее губы дрогнули в нерешительной улыбке. Показав подбородком на свое неподвижное тело, она резонно заметила:

– И выбрал для этого самый подходящий момент!

Поразительно, но он осознал, что тоже улыбается.

– Кажется, ты почти рада, что я так долго ждал? Признайся я во всем сразу, не приехал бы сегодня в парк.

Кейт показала ему язык, что, учитывая обстоятельства, в сто раз усилило его любовь к ней.

– Только вытащи меня, – попросила она.

– А ты скажешь, что любишь меня? – поддразнил он. Кейт ослепительно улыбнулась и кивнула.

Конечно, это было ничем не хуже признания, и пусть он никак не мог пробраться внутрь экипажа, пусть Кейт застряла в перевернувшемся экипаже и нога ее была, возможно, сломана, Энтони вдруг охватило поразительное ощущение довольства и покоя.

Он вдруг понял, что не чувствовал ничего подобного почти двенадцать лет с того дня, как вошел в спальню родителей и увидел, что отец лежит на постели холодный и неподвижный.

– Сейчас я тебя вытащу, – пообещал он, подсовывая руки ей под спину. – Боюсь, тебе будет больно, но ничего не поделаешь.

– Нога и без того ужасно ноет, – храбро улыбнулась Кейт. – Я хочу поскорее выбраться.

Энтони серьезно кивнул и попытался вытянуть Кейт из-под обломков.

– Ну как? – спросил он. Сердце переставало биться каждый раз, когда она морщилась от боли.

– Все хорошо, – охнула Кейт, но было видно, что она попросту храбрится.

– Нужно перевернуть тебя, – объявил он, разглядывая острый кусок дерева, свисавший сверху. Только бы он не упал. Да и трудно вытащить ее так, чтобы чертов обломок ее не задел. Даже если она порвет одежду… пропади все пропадом. Он купит ей сотню новых платьев, если она пообещает никогда не садиться в экипаж, которым будет управлять кто-то, кроме него! Ему невыносима мысль о ссадинах на ее нежной коже! Она и без того вынесла достаточно. С нее хватит!

– Придется вытаскивать тебя головой вперед, – сообщил он. – Как по-твоему, сумеешь протиснуться под этим обломком? Приподнимись немного, так, чтобы я смог подхватить тебя подмышки.

Кейт что-то согласно пробормотала и, стиснув зубы, стала невыносимо медленно поворачиваться. Приподнялась на руках и шевельнула бедрами.

– Ну вот, достаточно, – решил Энтони. – Теперь я собираюсь…

– Быстрее! – выдавила Кейт. – Только побыстрее. Без всяких объяснений.

– Договорились, – откликнулся он, поспешно отодвигаясь, пока его колени не коснулись травы. Мысленно посчитал до трех и потянул жену к отверстию. Но тут же замер, услышав душераздирающий вопль Кейт. Не будь Энтони так убежден, что умрет в течение следующих девяти лет, мог бы поклясться, что постарел на целых десять.

– Тебе плохо? – ахнул он.

– Все в порядке, – настаивала Кейт, хотя дышала тяжело, проталкивая воздух сквозь сомкнутые губы, а лицо словно осунулось от боли.

– Что случилось? – донесся до него женский голос. Оказалось, что Эдвина уже успела распрячь лошадей и прибежала на помощь. – Я слышала голос Кейт.

– Эдвина? – спросила Кейт, изгибая шею, чтобы лучше видеть. – С тобой ничего не случилось? – Она нетерпеливо дернула мужа за рукав. – Эдвина здорова? Ей больно? Нужен доктор?

– Эдвина совершенно здорова! – отрезал Энтони. – Это тебе нужен доктор.

– А мистер Бэгуэлл?

– Что с Бэгуэллом? – обретался Энтони к Эдвине, даже не глядя на нее. Ему еще предстояло благополучно вытащить Кейт из-под рухнувшего экипажа.

– Шишка на затылке. Но он твердо стоит на ногах.

– Ничего страшного. Чем я могу помочь? – встревоженно спросил подошедший молодой человек.

Энтони почему-то чувствовал, что вина лежит не только на Ньютоне, но и на поклоннике Эдвины, тем более что именно последний управлял лошадьми. Поэтому лорд Бриджертон отнюдь не испытывал ни жалости, ни милосердия по отношению к мистеру Бэгуэллу.

– Я дам вам знать, – резко бросил он, прежде чем обернуться к Кейт.

– Бэгуэлл совершенно здоров.

– Как это я забыла справиться о них?

– Уверен, что, учитывая обстоятельства, тебе простят этот промах, – заверил Энтони, снова отодвигаясь назад так, что в отверстии остались голова и руки. Теперь Кейт лежала почти у самого выхода. Еще одна, несомненно болезненная попытка, и она окажется на свободе.

– Эдвина! Эдвина! – окликнула Кейт. – Ты уверена, что не покалечилась?

Эдвина просунула голову в отверстие.

– Со мной все хорошо, – заверила она. – Мистера Бэгуэлла выбросило из коляски, а я сумела…

Но Энтони бесцеремонно оттолкнул свояченицу.

– Кейт, постарайся стиснуть зубы как можно крепче, – приказал он.

– Что… Ааааааааааа!!!

Одним отчаянным рывком он вытащил Кейт, и оба, тяжело дыша, приземлились на траву. Но если вся операция потребовала от Энтони слишком много усилий, Кейт, очевидно, задыхалась от боли.

– Господи Боже! – вскричала Эдвина. – Ее нога!

Энтони поднял голову, и сердце куда-то покатилось. Нога Кейт была неестественно согнута. Явный перелом!

Он сжал кулаки, стараясь не показать тревоги. Перелом вполне может срастись, но он также слышал о людях, потерявших конечности из-за начавшегося заражения и неумелого лечения.

– Что там с моей ногой? – спросила Кейт. – Мне очень больно, но… О Господи!

– Тебе лучше не смотреть, – посоветовал Энтони, стараясь повернуть ее лицо в противоположную сторону.

Ее и без того частое дыхание стало беспорядочным. В глазах металась паника.

– Господи, – выдавила она, – как больно. Я и не сознавала, что может так болеть, пока не увидела…

– Не смотри! – снова приказал Энтони.

– О Господи, Господи!

– Кейт? – взволнованно позвала Эдвина, наклонившись над сестрой. – Как ты?

– Взгляни на мою ногу! – почти взвизгнула Кейт. – Неужели сама не понимаешь?

– Я вообще-то говорила о твоем лице, – пояснила Эдвина. – Ты прямо-таки позеленела.

Но Кейт уже было не до сестры: ей не хватало воздуха. И на глазах у Энтони, Эдвины, мистера Бэгуэлла и Ньютона она бессильно обмякла, лишившись сознания.

Три часа спустя она уже лежала в собственной постели, устроившись если не удобно, то по крайней мере без особых страданий благодаря настойке опия, которую Энтони силком влил ей в рот, едва они приехали домой. Кость вправляли три хирурга, за которыми послал Энтони. Приехавший семейный врач оставил несколько рецептов на лекарства.

Энтони хлопотал над Кейт, как наседка над цыплятами, предлагая советы и читая наставления, пока один из докторов, окончательно потерявший терпение, не набрался храбрости осведомиться, когда хозяин дома получил диплом от Королевского медицинского колледжа.

Энтони даже не улыбнулся.

После всей суеты и перебранок на ногу Кейт наложили шину и велели лежать в постели не меньше месяца.

– Не меньше месяца! – простонала она, когда последний хирург удалился. – Что я буду делать целый месяц?

– Перечитаешь все книги, на которые до сих пор не хватало времени, – предложил Энтони.

Кейт нетерпеливо потянула носом: трудно дышать ртом, когда зубы стиснуты.

– А я и не подозревала, что так отстала по части литературы! – процедила она.

Энтони поспешно отвернулся, чтобы скрыть смех.

– Хочешь заняться вышиванием?

Она ответила яростным взглядом. Можно подумать, перспективы заняться вышиванием облегчат ее состояние!

Энтони осторожно сел на край кровати и погладил жену по руке.

– Я составлю тебе компанию, – пообещал он с ободряющей улыбкой. – Я уже решил поменьше времени проводить в клубе.

Кейт вздохнула. Она устала, изнемогала от боли и раздражения и срывала злость на муже, а это уж совсем несправедливо. Повернув руку, она переплела пальцы с пальцами Энтони.

– Я люблю тебя, знаешь? – прошептала она.

Он сжал ее ладони и кивнул. Нежность в его глазах говорила лучше всяких слов.

– Ты говорил, что между нами не может быть любви, – напомнила Кейт.

– Я был ослом.

Кейт не стала возражать. Губы Энтони слегка дернулись: очевидно, он это заметил. Немного помолчав, она сказала:

– В парке ты говорил какие-то странные вещи.

Энтони не отнял руку, но немного отстранился:

– Не понимаю, о чем ты.

– А я думаю, что понимаешь, – мягко возразила Кейт.

Энтони на секунду закрыл глаза и встал, осторожно высвободив руку. Столько лет он старался никому не выдать предчувствия собственной близкой смерти. Так даже лучше. Либо люди поверят ему и встревожатся, либо не поверят и посчитают безумцем. Так или иначе выхода нет.

Но сегодня Энтони, охваченный горячечным ужасом и не помня себя, что-то выболтал жене. Он даже не помнил точно, что именно сказал. Очевидно, этого было достаточно, чтобы пробудить в Кейт любопытство. А она не из тех, кто будет молчать и терпеливо ждать, пока это любопытство соизволят удовлетворить. Конечно, Энтони мог бы прибегнуть к всяческим уверткам, но она все равно вытянет из него правду. Более упрямой женщины еще на свет не рождалось.

Энтони подошел к окну и оперся о подоконник, рассеянно глядя перед собой, словно видел уличный ландшафт через тяжелые, плотно задернутые шторы темно-красного бархата.

– Есть то, чего ты не знаешь обо мне, – прошептал он.

Кейт ничего не ответила, но он знал, что она настороженно прислушивается. Может, дело в том, что Кейт слегка пошевелилась, а может, причиной всему было ощутимое напряжение, копившееся в воздухе, как перед грозой, но он точно знал: она прислушивается.

Энтони обернулся. Конечно, было бы лучше обращаться к шторам, но Кейт этого не заслужила. Она сидела в постели, положив ногу на подушки и глядя на него с трогательной смесью сочувствия и любопытства.

– Не знаю, как рассказать тебе, не показавшись при этом полным идиотом, – признался он.

– Иногда легче всего просто объяснить все, как есть, – пробормотала она, похлопав по краю кровати. – Не хочешь сесть рядом?

Энтони покачал головой. Близость к Кейт только все затруднит.

– Когда умер отец, со мной что-то произошло, – выдохнул он.

– Вы очень любили друг друга?

– Да. Я любил его, как никого другого, пока не встретил тебя.

Глаза Кейт сверкнули:

– Что случилось?

– Все произошло неожиданно, – продолжал Энтони глухим, бесстрастным голосом, словно воскрешал в памяти какой-то незначительный случай, а не событие, перевернувшее его жизнь. – Его укусила пчела. Я тебе говорил, кажется…

Кейт кивнула.

– Кто бы подумал, что пчела может убить человека, – горько рассмеялся Энтони. – Все это было бы смешно, когда бы не было так трагично.

Кейт ничего не ответила, только смотрела с участием, разрывавшим ему сердце.

– Я оставался с ним всю ночь, – продолжал он, повернув голову так, чтобы случайно не взглянуть ей в глаза. – Он был мертв, но я не мог его покинуть. Сидел рядом и смотрел в его лицо. – Короткий рассерженный смешок сорвался с его губ. – Боже, каким дураком я был! Представляешь, почти ожидал, что он в любую секунду откроет глаза и сядет.

– Не думаю, что это так уж глупо, – мягко возразила Кейт. – Я тоже видела смерть. Трудно поверить, что человек ушел навсегда, хотя он выглядит таким спокойным и безмятежным.

– Не знаю, когда это случилось, – вздохнул Энтони, – но к утру я совершенно уверился.

– Что он мертв? – уточнила она.

– Нет! – резко бросил он. – Что я тоже умру.

Он ожидал протестов, может быть, рыданий, всего, что угодно, но она молчала. Лишь выражение лица чуть заметно изменилось. Наконец он был вынужден пояснить:

– Я не такой великий человек, каким был отец.

– Думаю, он не согласился бы с тобой, – спокойно заметила она.

– Да, но его здесь нет, поэтому мы никогда не узнаем наверняка, не находишь? – отрезал Энтони.

Кейт снова промолчала. И снова он почувствовал себя негодяем.

Тихо выругавшись, он прижал пальцы к ноющим вискам. Голова вдруг закружилась, и Энтони сообразил, что не помнит, когда ел в последний раз.

– Об этом могу судить только я, – сухо процедил он. – Ты его не знала. – Тяжело вздохнув, Энтони прислонился к стене. – Позволь мне досказать до конца. Ничего не говори, не перебивай, не суди. Мне и без того тяжело дается каждое слово. Можешь сделать это ради меня?

– Разумеется, – кивнула Кейт.

– Видишь ли, мой отец был величайшим из людей. Не проходит и дня, чтобы я не осознал, как мне далеко до него. Он был и остается недосягаем для меня. Я был бы счастлив хоть немного походить на него. Это все, чего я хочу. Хотя бы немного походить на него. – Энтони посмотрел на Кейт, сам не зная, чего ищет. Может, одобрения, может, сочувствия. А может, просто хочет увидеть ее лицо. – Но я точно знаю, – прошептал он, каким-то образом обретя мужество посмотреть ей в глаза, – что никогда не сумею превзойти его. Пройди хоть сто лет.

– Что ты пытаешься мне сказать? – прошептала Кейт. Энтони беспомощно пожал плечами:

– Понимаю, все это кажется бессмысленным. Я не могу дать разумных объяснений. Но с той ночи, когда я сидел у тела отца, мне стало ясно, что вряд ли проживу дольше, чем он.

– Понятно, – выдохнула она.

– Ты действительно понимаешь?

И тут словно прорвало плотину. Слова вырвались бурным потоком. Он открыл, почему был исполнен решимости никогда не жениться по любви. Признался, как завидовал, когда она сумела побороть своих демонов.

И тут Энтони заметил, как Кейт поднесла руку ко рту и прикусила подушечку большого пальца. Она и раньше это делала, когда расстраивалась или глубоко задумывалась.

– Сколько лет было твоему отцу, когда он умер? – спросила она.

– Тридцать восемь.

– А сколько тебе сейчас?

Он удивленно поднял брови: Кейт знала, сколько ему лет. Но он все же ответил:

– Двадцать девять.

– Значит, по твоим предположениям, тебе осталось девять лет.

– Да, самое большее девять.

– И ты искренне в это веришь.

Энтони кивнул.

Кейт поджала губы и громко выдохнула.

Молчание длилось целую вечность.

Наконец она устремила на него ясный, искренний взор:

– Так вот, ты ошибаешься.

Как ни странно, ему сразу стало легче. Он даже почувствовал, как уголок его губ приподнимается в подобии улыбки.

– Думаешь, я не понимаю, как абсурдно это звучит?

– Мне все это вовсе не кажется абсурдным. Наоборот, нормальная реакция человека, горячо любившего отца. И все же ты не прав.

Энтони не ответил.

– Смерть твоего отца была трагической случайностью. Жуткой, кошмарной превратностью судьбы, которую никто не мог бы предсказать.

Энтони философски пожал плечами:

– Возможно, меня ждет тот же самый конец.

– О, ради всего святого! Энтони, я тоже могу завтра умереть. И могла бы погибнуть сегодня, когда перевернулся экипаж.

– Даже не напоминай мне об этом! – воскликнул Энтони, бледнея на глазах.

– Моя мать скончалась, когда ей было столько же лет, сколько мне сейчас, – резко напомнила Кейт – ты об этом не думал? По твоим раскладкам, к следующему дню рождения мне суждено последовать за ней.

– Не будь…

– Глупой? – докончила Кейт за него. В комнате снова стало тихо.

– Не знаю, смогу ли я справиться с этим, – едва слышно прошептал Энтони.

– Тебе и не нужно с этим справляться, – заверила Кейт и поскорее прикусила задрожавшую губку. – Не мог бы ты подойти и взять меня за руку?

Энтони отреагировал мгновенно: тепло ее прикосновения наполнило его, проникая все глубже, пока не охватило самую душу. И тут на него снизошло озарение. Речь идет о чем-то гораздо большем, чем любовь. С этой женщиной он способен стать лучше, чем есть на самом деле. Он и раньше был силен, добр и благороден, но рядом с ней он был еще добрее, сильнее и благороднее.

Вместе они сумеют достичь всего.

И он почти поверил, что сорокалетие – вовсе не такая недостижимая мечта.

– Тебе не нужно с этим справляться, – повторила она. – Откровенно говоря, я не представляю, как ты сможешь справиться с этим, пока не доживешь до тридцати девяти лет. Но зато ты вполне можешь…

Она сжала его руку, и Энтони ощутил в себе силы, о которых не ведал всего секунду назад.

– …не дать тревогам и страхам править своей жизнью.

– Я понял это сегодня утром, – прошептал он, – когда осознал, что должен сказать тебе о любви. Но теперь… теперь я твердо в этом уверен.

Глаза Кейт внезапно наполнились слезами.

– Ты должен жить так, словно каждый час – твой последний. Провожать каждый день так, словно ты бессмертен. Когда мой отец слег, он сожалел о том, что многое из задуманного им так и не было осуществлено. Ему всегда казалось, что время еще есть. Его слова запали мне в душу. Как по-твоему, почему я так поздно решила брать уроки игры на флейте? Все твердили, что я слишком стара, что, если хочу добиться успеха, следовало начать упражняться в детстве. Но какое это имеет значение? Я вовсе не хочу стать виртуозом. Просто играю для себя. Я всегда могу сказать, что пыталась научиться.

Энтони улыбнулся. Флейтистка из нее просто кошмарная! Даже Ньютон не выносит ее игры.

– Но верно и обратное, – мягко добавила Кейт. – Нельзя закрывать глаза на новые проблемы или прятаться от любви только потому, что считаешь, будто не сумеешь осуществить свои мечты. Поверь, перед смертью у тебя накопится столько же сожалений, сколько у моего отца.

– Я не хотел любить тебя, – прошептал Энтони. – Потому что боялся любви больше всего на свете. Я уже привык к своим странным воззрениям на жизнь. Почти смирился. Но любовь…

Он задохнулся. Странный сдавленный звук, вырвавшийся из горла, вовсе не подобало мужчине. Делал его уязвимым. Но сейчас ему было все равно. Потому что Кейт с ним.

И не важно, увидит ли она его глубочайшие страхи. Она будет любить его, несмотря ни на что. И твердая убежденность в этом освобождала Энтони от гнета дурных предчувствий.

– Я видел истинную любовь, – продолжал он. – И был совсем не таким, каким хотело видеть меня пресыщенное общество. Я знал, что любовь существует. Моя мать… мой отец…

Он прерывисто вздохнул. Никогда в жизни ему еще не приходилось так тяжело. И все же он сознавал, что слова должны быть произнесены. Как бы ни трудно было сказать их, потом, когда все будет кончено, сердце его воспарит от вновь обретенного счастья.

– Я был так уверен: только любовь, что может, может… не знаю, как точнее сказать, – может заставить меня осознать собственную смертность.

Он нервно взъерошил волосы, пытаясь выразить все, что бурлило в душе.

– Любовь – единственное, что сделало бы мой уход невыносимым. Как я мог любить кого-то искренне и глубоко, зная, что эта любовь обречена?

– Но она не обречена, – возразила Кейт, сжимая его руку.

– Знаю. Я влюбился в тебя и все понял. Даже если я прав, даже если мне суждено прожить столько же, сколько отцу, я не обречен.

Он подался вперед и коснулся губами ее губ.

– У меня есть ты. И я не собираюсь тратить зря ни единого момента, который у нас есть с тобой.

Кейт счастливо улыбнулась:

– И что это означает?

– Это означает, что любить – не значит бояться, что любовь отнимут. Любить – это найти единственную, которая живет в твоем сердце. Ту, которая делает тебя лучше, чем ты есть на самом деле. Любить – это смотреть в глаза своей жены и точно знать, что она лучшая из всех женщин на свете.

– О, Энтони, – прошептала Кейт, не вытирая струившихся по щекам слез. – Сейчас ты высказал все, что у меня на сердце.

– Когда я думал, что ты умерла…

– Не говори этого, – выдохнула она. – Не стоит даже думать об этом.

– Нет. Я должен сказать тебе. Впервые, даже после стольких лет ожидания собственной смерти, я отчетливо понял, что это такое. Понимаешь, если бы ты ушла… для чего мне тогда жить? Не знаю, как моя мать вынесла столько боли. Как она жила после смерти отца?..

– У нее были дети. Она не могла тебя оставить.

– Верно, но муки, которые ей пришлось терпеть…

– Думаю, человеческое сердце гораздо сильнее, чем мы это себе представляем.

Энтони долго смотрел в глаза жены, пока не почувствовал, что они стали единым целым. Потом дрожащей рукой он положил ладонь ей на затылок и завладел губами. В этот момент он боготворил ее, отдавая всю любовь, преданность и благоговение, скопившиеся в душе.

– Я люблю тебя, Кейт, – пробормотал он, слегка отстранившись. – Я так тебя люблю.

Кейт кивнула: говорить она не могла.

– И сейчас я хочу… хочу…

Но тут случилось нечто странное. В груди вдруг забурлил смех. В этот момент его обуяла чистейшая радость. Как жаль, что он не может подхватить ее и закружить!

– Энтони? – смущенно пробормотала она.

– Знаешь, что еще означает любовь? – спросил он, наклоняясь над ней, так что их носы почти соприкасались.

Кейт покачала головой:

– Мне даже предположить трудно.

– Это означает, – проворчал он, – что я нахожу твою сломанную ногу чертовски досадной помехой.

– О, и вполовину не так, как я, милорд, – с сожалением вздохнула Кейт.

Энтони нахмурился.

– Никакой физической нагрузки в течение двух месяцев, верно?

– Да. Не менее двух месяцев.

Энтони усмехнулся. В этот момент он как нельзя больше напоминал того повесу и распутника, каким его рисовала светская хроника.

– Очевидно, мне придется быть очень, очень осторожным, – объявил он.

Кейт хихикнула. Не смогла сдержаться. Она любила этого мужчину, а он любил ее и, наверное, понятия не имел, что они проживут вместе до глубокой старости. Этого довольно, чтобы свести с ума любую женщину. Даже со сломанной ногой.

– Потешаешься надо мной? – осведомился он, надменно поднимая бровь.

Кейт, смеясь, покачала головой, и Энтони проворно скользнул в постель рядом с ней.

– Мне такое в голову бы не пришло.

– Прекрасно! – воскликнул он. – Потому что мне нужно сказать тебе что-то очень важное.

– Правда?

– Абсолютная. Пусть в этот вечер мне нельзя показать, как сильно я тебя люблю, но высказать все я могу.

– А я никогда не устану слушать, – заверила Кейт.

– Но запомни, потом я обязательно расскажу, как бы хотел показать тебе.

– Энтони! – взвизгнула она.

– И думаю начать с твоего ушка. Да, определенно с ушка. Я поцелую его, прикушу, а потом…

Кейт охнула. Неловко заерзала. И влюбилась в него с новой силой.

И пока он шептал ей на ухо милые пустячки, у нее возникло странное ощущение, словно она вдруг обрела способность провидеть будущее. Каждый день был полнее и богаче предыдущего, и каждый день она влюблялась, влюблялась, влюблялась…

Возможно ли влюбляться в одного и того же мужчину снова и снова, день за днем?

Кейт вздохнула, поудобнее устраиваясь на подушках. Позволяя себе наслаждаться его бесстыдными словами…

Ей-богу, она обязательно попытается.

Загрузка...