15 месяцев назад. Западное шоссе
Солнце заливало пустыню расплавленной лавой в тот час, когда Коннор Фотрелл пересекал ее красные просторы на своем голубом «понтиаке».
Дорога была пуста, поэтому Коннор гнал вовсю, не опасаясь встречных машин. Указатель просвистел мимо, словно светлый сполох на ярко-красном фоне пустыни, но Коннор и без него знал – до Сиднея осталось 175 миль. Добро пожаловать в отель «Песнь Пустыни». Делайте ваши ставки в нашем казино.
Сто семьдесят пять миль до Сиднея? Значит, при его скорости он будет в отеле через полчаса.
Конечно, при условии, что не заснет за рулем. Коннор Фотрелл провел в дороге двое суток без малого, практически не останавливался по пути и не собирался делать этого и впредь, потому что в противном случае он опоздает на свадьбу мамы, а если он опоздает на свадьбу мамы…
Коннор ухмыльнулся, вспомнив маму. Она нипочем не пойдет к алтарю и не скажет Сэму Гренвиллу «да», пока не соберутся все ее шестеро детей.
Собственно, она по-любому не скажет ему «да» именно сегодня, это случится завтра, и можно бы так не гнать, но быстрая езда помогает расслабиться. Если он сейчас остановится, то просто заснет. К тому же в мотеле наверняка найдутся девушки, если их можно так назвать, а вот этого ему сейчас совсем не хотелось.
Почему сейчас? Коннору Фотреллу не хотелось этого уже тридцать три дня, с тех самых пор, как они расстались с Черри Вейл в залитом лунным светом саду…
Господи, что за пошлость! Лунный сад. Цветочки. Соловьи… или кто там свистел так надсадно в кустах? Всего месяц назад Коннор Фотрелл совершил самое большое безрассудство в своей жизни.
Вообще-то это было в принципе первое его безрассудство! Коннора в семье открыто называли гением планирования собственной жизни, а в минуты раздражения – занудой. Когда он получил лицензию на вождение двухмоторных самолетов, а мама предложила ему соблюдать осторожность, Кит, его младший и самый нахальный братец, разразился лишенным всякого почтения хохотом и предложил маме забыть о волнении, ибо если Коннор когда-нибудь и попадет в катастрофу, то только в ту, которую тщательно спланирует заранее. Ах, Кит, если бы!
Коннор еще сильнее надавил на газ, одновременно пытаясь устроиться поудобнее. Вообще-то «понтиак» – хорошая машина, довольно вместительная и все такое, но только не для человека двух метров роста.
Почему ты так нервничаешь, дорогой друг? Не надо сваливать все на бессонную ночь и свадьбу мамы. Здесь никого нет, можно воздержаться от вранья, тем более что оно тебе никогда особенно не давалось.
Ты просто нервничаешь из-за того, что через несколько часов вполне можешь снова увидеть Черри.
И что в этом такого? Ни один человек не застрахован в жизни от глупых или недостойных поступков. Ты не исключение, Коннор Фотрелл. И все же то, что случилось той ночью…
Он чувствовал, что должен, обязан извиниться перед Черри. Наверное, сейчас она уже успокоилась и даст ему такую возможность. Он скажет, что был не прав, что напрасно не сдержался, что просто ночь была тогда такая… такая странная и чарующая… Очарование момента, вот что это было. Слишком много шампанского, слишком много медленных танцев, слишком много тесных объятий, откровенных взглядов и всего такого.
В любом случае он был не прав. Ведь Черри была его подчиненной, черт побери, и уж кому, как не Коннору Фотреллу, знать о недопустимости сексуальных домогательств со стороны босса к своей сотруднице. Кроме того, существует простой здравый смысл, мораль, этика поведения, наконец! Логика поступков, то, чем он всегда руководствовался в жизни.
И о чем забыл начисто в ту ночь. Ночь с Черри.
– Ты самодовольный, эгоистичный и тупой сукин сын, вот ты кто!
Она выпалила эти слова, едва отдышавшись и вырвавшись из его рук. Сам Коннор как раз собирался извиниться, честное слово, просто не успел. Эта фурия не дала ему ни малейшего шанса.
И все потому, что проклятая лунная ночь что-то такое сотворила с его кровью, и Коннор Фотрелл банально зажал Черри Вейл в укромном уголке сада, практически сорвал с нее легкое платье и впился в губы яростным и бесстыдным поцелуем…
Коннор застонал при воспоминании о том, что случилось месяц назад. Надо успокоиться. Все дело в том, что он голоден. Да, именно так. Им с «понтиаком» требуется заправка. Литр черного кофе и пара галлонов высокооктанового топлива.
А еще ему требуется оказаться в другом месте. За тысячи миль и целый океан отсюда. Он планировал провести свой отпуск в Канаде, он мечтал об одиночестве и высоких соснах, о хрустальных водопадах и непуганых оленях…
Вместо этого мама решила выйти замуж за Сэма.
Коннор хмыкнул, вспомнив, как она вплыла в его комнату. Она опиралась на руку Сэма, но создавалось четкое ощущение, что Сэма ведут на коротком поводке. Такая уж была у мамы натура.
– Коннор, деточка моя, я знаю, это немного неожиданно и вообще… но мы с Сэмом решили пожениться.
Чего тут было неожиданного? Сэм Гренвилл, суровый и дочерна загорелый мужчина, телосложением напоминавший медведя гризли, а нравом – необъезженного мустанга, в присутствии Кэти Фотрелл мог только нечленораздельно мычать и пожирать ее взглядом, а она хихикала и краснела, словно школьница, не забывая, впрочем, вовсю помыкать своим поклонником. Это продолжалось больше трёх лет, поэтому в то утро Коннор только поцеловал мать в смуглую щеку, хлопнул Сэма по спине и поздравил обоих. И тут же был поставлен перед фактом своего непременного присутствия на свадьбе, которая состоится через пару недель, так что ему обязательно нужно взять отпуск…
Слабые возражения Коннора счастливые жених и невеста попросту отмели, сообщив, что на эти пару недель он может отправляться куда угодно, но только не в Канаду – короче, прощайте, сосны, олени и хрустальные водопады. Единственное, что смог урвать от жизни Коннор Фотрелл в результате, так это отдых на побережье, а вот теперь его ждал общий семейный сбор и масса нерешенных проблем.
Первая из которых – «Песнь Пустыни». Громадный отель, управляющим которого до сего момента являлся Коннор.
В свое время он с удовольствием принял на себя эти обязанности, но теперь отель ему надоел. Коннору хотелось новой жизни, новой карьеры и новой судьбы. Об этом он попытался тактично намекнуть маме в тот день, но Сэм отчаянно замахал руками и сказал, что Коннору нет никакой нужды уезжать, потому что лично он, Сэм, все равно ничего не смыслит в бизнесе. Его дело – инспектировать буш, ловить браконьеров, да останавливать наиболее рьяных производителей местного самогона. Сэм Вейл был шерифом и отвечал за территорию, равную Европе за вычетом Швейцарии.
Мама все поняла. Она всегда все понимала, Кэти Фотрелл, королева буша.
– Нет, Сэм, нет, это не из-за тебя, поверь мне. Просто Коннору надоел отель. Так, сын? Тебя потянуло в иные края, Коннор? Я всегда знала, что это случится. Рано или поздно.
Они проговорили в то утро долго, очень долго, и решили, что Коннор останется на своем месте, пока Сэм не войдет в курс дела и не освоится хотя бы чуть-чуть. Бухгалтерией и рекламой Сэму заниматься необязательно, он вполне может взять на себя то, что ему близко – вопросы безопасности и охраны, а также организацию туров для тех, кто впервые попал на Зеленый континент и жаждет кенгуру, утконосов, аборигенов и приключений в буше.
Коннор согласился. Ему нравился Сэм. Немногословный, громадный, надежный, он, по мнению детей Кэти Фотрелл, был единственным мужчиной, способным контролировать неуемный нрав их матери. Королевы Кэт.
Тот день стал днем официальной помолвки, и был званый обед, переходящий в ужин, и были гости и танцы до упаду, тосты, шампанское, смех и шутки, и в воздухе витало столько любви и нежности, столько добра и света, что Коннор Фотрелл совершенно забыл о том, что Черри Вейл является метрдотелем ресторана «Песни Пустыни», а не просто золотистой блондинкой с серыми изумленными глазами, на которой в тот вечер было прямо-таки умопомрачительное платье…
… которое он с нее и сорвал в саду под неумолчный свист, назовем его так, соловья. Далее смотри выше. История о том, как Коннор Фотрелл собственными руками создал себе роскошную, огромную и абсолютно нерешаемую проблему, отравившую ему весь отпуск на побережье, а, возможно, и всю жизнь.
И никакой это был не отпуск. Это было бегство, паническое и трусливое, на рассвете следующего дня, вот по этому самому шоссе. И отдыха на побережье не вышло – вместо этого по берегу океана метался высокий златокудрый гигант с перекошенным, как от зубной боли, лицом. Временами он принимался бормотать себе под нос нечто нечленораздельное, временами с силой дергал себя за светлый вихор на лбу. Сумасшедший – что возьмешь.
Итак, теперь все шло к финалу. Совсем скоро он сложит с себя обязанности, которые исполнял в течение шести лет, и будет свободен. Вот только – от чего? От собственной жизни? Кое-какие планы у него имелись. Австралийский отель семьи Фотреллов был известен всему миру, и мнение Коннора в гостиничном бизнесе уважали. За время своего странного отпуска он получил несколько писем с предложением сотрудничества, в ближайших планах была поездка в Штаты, где вскоре, на Манхэттене, должен был вырасти громадный пятизвездочный отель, и Коннор, собирая вещи, чтобы ехать домой, решил, что если ему придется перебраться в Америку – что ж, это только к лучшему.
К лучшему, да? Господи, да куда же девался тот светловолосый мальчик, который мечтал стать астронавтом? Тот малыш, который верил в существование фей и драконов? Почему теперь в его лексиконе остались только бухгалтерские термины, почему с некоторых пор любой сказочный замок для него – лишь прекрасная недвижимость с хорошими перспективами на создание нового отеля?
Потом была эта сумасшедшая гонка по пустыне, почему была, она и сейчас еще не завершена, и дорожные указатели все так же стремительно пролетают мимо него…
И вот, всего сутки назад Коннор Фотрелл нашел настоящее дело своей жизни.
Это заведение называлось «Оленья Тропа» и было расположено в довольно живописном, хотя и безлюдном месте. Коннор свернул туда, потому что хотел есть и пить, а верный «понтиак» слегка перегрелся за время безумной гонки. Дорога, отходившая от основного шоссе, была разбитой до полного безобразия, выбоины превратились практически в полноценные овраги, но Коннор не пожалел о том, что свернул сюда. Поворот – и перед ним предстал сказочный дом, окруженный настоящим плетнем, на котором сушились ведра и глиняные кувшины. Белые стены, красная черепичная крыша, само здание, хоть и двухэтажное, но низенькое и очень длинное. Так в этих краях строили с незапамятных времен. Благодаря мастерству строителей, в доме всегда было прохладно в жару и тепло в холод.
Стены почти скрылись под зарослями дикого винограда, на перилах деревянной веранды грелись бесчисленные кошки. Двор посыпан песком. На веранде виднелись столики, покрытые одинаковыми скатертями в красно-белую клетку. Чисто, тихо и спокойно. Откуда-то из-за дома доносилось негромкое ржание.
Единственным напоминанием о том, что «Оленья Тропа» является мотелем и рестораном, был большой, изрядно выгоревший и покосившийся щит, прибитый на воротах и извещавший, что столик можно заказать только за двое суток, никак не раньше. Коннор усмехнулся и вышел из машины.
Хозяин обрадовался ему, как родному, про обязательное резервирование столика и не вспомнил, и уже четверть часа спустя умывшийся и повеселевший Коннор Фотрелл пил на веранде терпкое красное вино и беседовал с хозяином, хлопотавшим над его столиком.
Получасовой беседы хватило, чтобы понять: Коннору Фотреллу очень хочется купить этот маленький мотель с уютным рестораном и допотопным плетнем с ведрами и кувшинами. Дальше началась полоса везения. Оказывается, жене хозяина врачи порекомендовали смену климата, так что они собираются продавать дом как можно скорее, а место здесь безлюдное, поэтому покупателя найти трудно.
Еще полчаса спустя Коннор Фотрелл стал владельцем мотеля «Оленья Тропа».
Глупо? Пожалуй, несколько импульсивно.
До Сиднея осталось всего ничего, и движение стало гораздо оживленнее. Коннор сбросил скорость и вскоре почти совсем остановился в здоровенной пробке. Делать было нечего, спать хотелось все сильнее, и он включил радио в надежде отвлечься.
Его как током ударило. Именно под эту музыку они с Черри танцевали в тот вечер медленный танец, после которого все и случилось! Вообще-то он знал, почему это случилось. Люди иногда совершают поступки, о которых никогда и не мечтали. Более того, можно всю жизнь быть уверенным, что подобное ты не совершишь ни при каких обстоятельствах, но вот наступает вечер, и розы источают аромат, с которым невозможно справиться, и выпитое вино играет в крови, а девушка в твоих объятиях кажется той самой, из сказки, которую слушал в детстве и млел от невозможной красоты. И неважно, знал ты эту девушку много лет или увидел впервые. Приходит время – и все меняется…
Сколько тостов он произнес в тот вечер? Сколько шампанского выпил? Сколько танцев подряд протанцевал с Черри, глядя, как развеваются ее золотые волосы, как блестят серые глаза, как легкий ветерок играет ее платьем? Как долго он вдыхал ее аромат, смесь каких-то нежных духов и ее собственной кожи, смесь свежую, пьянящую, возбуждающую?
Он прошептал ее имя и приник к ее губам. Он просто поцеловал ее, всего лишь поцеловал… И потерял рассудок. Дал волю рукам, вот как это называется.
А она выгнулась в его руках, трепеща, сопротивляясь, упираясь ему в грудь руками и тем самым еще больше распаляя его. Господи, ведь он был ее боссом. Она наверняка боялась сказать ему что-то резкое, такое, что наверняка бы охладило его пыл, будь он просто парнем, распустившим руки. Но он был Боссом, распустившим руки.
Бедная Черри.
А потом он услышал ее дрожащий голос.
– Коннор… нет! Нет!!!
Конечно, это отрезвило его. Конечно, он ее выпустил. И конечно, от этого не перестал ее хотеть.
К черту! Надо расслабиться и забыть. Извиниться и покончить с этим. В конце концов, это не первая его глупость в отношениях с женщинами. Помнится, во время учебы в колледже он влюбился в жену своего тренера по плаванию и звонил ей несколько раз, молчал, дышал в трубку. Она тоже молчала, потом трубку вешала. Так продолжалось до тех пор, пока он не осмелился назначить ей свидание, на которое вместо нее пришел тренер. Вот так. Но ведь жив же? Не умер. Не сгорел от стыда, что, впрочем, очень странно.
Это было давно, Коннор был тогда подростком, мальчишкой, а теперь он взрослый мужчина. Да, вышла неловкость, но он извинится и все будет в порядке.
Что касается его безумной покупки… Что ж, это потом. Завтра у мамы свадьба, завтра все эти сумасшедшие шотландские родственники съедутся на безумный и веселый праздник, завтра всем все равно будет не до него, а потом посмотрим.
Коннор выругался, объехав по крутой дуге величаво ползущего через дорогу крокодила. Вот чем хороша Австралия! Только здесь пробку на подъезде к городу может вызвать стадо овец, а крокодилы принципиально не соблюдают правил дорожного движения.
Четверть часа спустя Коннор припарковал машину возле сказочного дворца, известного всему континенту под именем «Песнь Пустыни». Дюжий охранник приветствовал его белозубой ухмылкой на пол-лица.
– Привет, мистер Фотрелл. Вот вы и вернулись.
– Салют, Джерри. Как твои дела? Уже можно поздравить с прибавлением в семействе?
– Пока нет, мистер Фотрелл, но все равно спасибо. Ждем через недельку.
– Отлично. Не забудь сказать.
– Не забуду. Как прошел отпуск?
– Отвратительно. Чувствую себя совершенно измотанным. Ладно, пока.
Коннор быстрым шагом пересек крытую колоннаду отеля, куда выходили двери офисов.
Странно, ему было даже дышать здесь трудно! Словно стены давили на него.
Всего месяц назад он о таком и не помышлял, но теперь отчетливо понимал, как ему хочется поскорее расстаться с этим местом.
Мама сказала, что понимает его… Понимает ли?
Когда отец умер, Коннор, старший сын, приехал сюда из Мельбурна, чтобы взять в свои руки бразды правления. Это было восемь лет назад. Коннор только что окончил университет, имел на руках кучу дипломов и сертификатов и понятия не имел, что с ними делать. Зато он очень хорошо умел планировать и управлять. То, что никогда не давалось Киту, от чего бежал, как от чумы, Карлайл, ну а о девчонках. – Кэтлин, Конни и Браэнн – говорить не приходилось. Они еще учились в школе.
Мама, неутомимая Кэти Фотрелл, утверждала – и это было правдой, – что и сама отлично справляется с отелем, но ей нужен кто-то на подхвате, а брать человека со стороны не хочется. Коннор просто останется на первое время, а затем сможет заняться своими делами и уехать в Европу или в Штаты.
«Первое время» затянулось. Впрочем, лет шесть назад у него был шанс вырваться отсюда, но именно в ту весну у Кэти случился сердечный приступ. Бросить ее в таком состоянии было невозможно, и Коннор остался, чувствуя, как отель, словно живое существо, охватывает его своими щупальцами, мягко, но настойчиво требует полного самопожертвования.
Он и был живым существом, отель «Песнь Пустыни». Когда-то давным-давно, когда Кэти только-только родила маленького Кита, а Коннору было всего пять лет, Патрик Фотрелл задался целью построить в красной пустыне райский сад. Он был чертовски упрям, папа, и всегда знал, что надо делать. Они с матерью работали на износ, управляясь вдвоем с тем, с чем сейчас едва справляется целая армия служащих, но Коннор ни разу не видел отчаяния на их лицах, не слышал их ссор или жалоб на жизнь.
По вечерам Патрик брал в руки гитару, и они с Кэти садились на пороге своего отеля, тогда еще просто придорожного мотеля, и пели веселые ирландские песни, и протяжные шотландские колыбельные, и старинные английские баллады… А потом маленький мотель превратился в ослепительно белый дворец среди красных песков, и первые магнолии распустились у самого крыльца, а на кухне появились новые работники.
Шло время, отель рос. Теперь это было довольно большое здание, где размещались три десятка комфортабельных номеров. В старом белом флигеле, претерпевшем некоторую реконструкцию, разместился знаменитый ресторан Кэти Фотрелл, а работало здесь теперь больше сотни человек. Горничные, коридорные, метрдотели, официантки, охранники, шоферы, медперсонал…
Зеленый континент расположен слишком далеко от остального мира. Недаром его история началась с того, что сюда ссылали заключенных английской короны. Райские сады здесь граничат с безжизненными пустынями, на обочине современных автострад можно запросто увидеть абсолютно голых туземцев, задумчиво опирающихся на длинные копья и поджавших под себя одну ногу.
Чтобы выжить здесь, нужно работать. Много работать, отчаянно много. Кэти и Патрик Фотреллы знали это, работали, как ломовые лошади, и научили этому же своих детей.
Коннор вздохнул, приходя в себя, и яростно надавил – уже в третий раз – на кнопку вызова лифта. Надо сказать электрикам, пусть проверят контакты. Немудрено, что лифт все время ломается – ветер из пустыни приносит с собой мельчайшую красноватую пыль, которая потихоньку забивает любые механизмы.
И все-таки, благодаря кипучей энергии Кэти Фотрелл и неустанному труду ее серьезного старшего сына Коннора, отель процветал. Бизнесмены из Сиднея и Мельбурна приезжали сюда на отдых, привозили своих деловых партнеров, и те никогда не бывали разочарованы. Впечатления были гарантированы, ну а вслед за впечатлениями были гарантированы отдых и комфорт.
Коннор вошел в кабину приехавшего наконец-то лифта и нажал нужную кнопку. В любом случае, в его судьбе наступил перелом. Он больше не принадлежит отелю. Теперь у него есть свое дело. Он свободен. Свободен?
Черт его знает. Свобода – штука странная и не поддающаяся четкому определению. Во всяком случае, теперь Коннор получил возможность отдохнуть. Не то чтобы ему было неприятно работать на свою мать, но в последнее время он чувствовал себя по-настоящему уставшим.
Он ведь никогда толком не отдыхал! С пяти лет он помогал своим родителям. Потом учился в школе (пятнадцать километров туда, пятнадцать обратно, до самого предместья Сиднея, именно там находилась ближайшая школа). Потом колледж и университет. Потом «Песнь Пустыни». Итог – в тридцать лет Коннор Фотрелл прекрасно разбирался в недвижимости, гостиничном бизнесе и поставках продуктов в ресторан, но начал забывать историю и философию, все реже и реже перезванивался с однокурсниками и с некоторым недоумением понял, что начисто забыл все до единого стихотворения любимого Киплинга.
Кэти Фотрелл как-то сказала:
– Мой бедный замотанный мальчик! Ты такой же, как отец. Патрик тоже понятия не имел, как люди отдыхают.
Коннор посмотрел тогда на нее с удивлением. Отец… Патрик Фотрелл был вечным непоседой, бродягой и пиратом по натуре. Он таскал за собой молодую жену и двух малолетних сыновей по всей Австралии, не гнушался никакой работой и не умел копить деньги. Работать умел, а копить – нет. На редкость он был непрактичен, отец. Это Кэти, королева пустыни, взяла в свои маленькие ручки всю финансовую сторону дел. Это Кэти занималась кредитами, ссудами, борьбой с налоговыми инспекторами и ежемесячными выплатами. Патрик копал твердую, словно камень, красную землю, прокладывал оросительные каналы, сажал цветы и деревья в саду, строил дома, крыл крыши, красил, строгал, сверлил, конопатил, шпаклевал, до хрипоты ругался с рабочими, а потом с ними же пил по вечерам кукурузное пойло, именуемое здесь виски.
Он был тружеником, его отец Патрик. Коннор помнил его руки. Очень красивые, с длинными пальцами музыканта, они были жесткими, словно высеченными из шероховатого песчаника. Этими руками Патрик легко гнул подковы и забивал голой ладонью гвозди в стены.
Коннор не мог бы сказать, что похож на отца. Он всегда тяготел к умственному труду, предпочитал аналитические построения физической работе. Иное дело – Кит. Недаром он стал натуралистом-путешественником. Теория была совершенно чужда смешливому двухметровому красавцу Киту, зато он бесстрашно пропадал в одиночку в буше, умел арканить лошадей и клеймить коров, говорил на языках всех туземных племен, голыми руками ловил ядовитых змей, плавал по мутным желтым рекам, кишащим крокодилами, в хрупкой лодчонке из коры (аборигены научили, сам сделал), знал абсолютно все о бабочках, птицах и зверях, обитающих в Австралии, и был в свои двадцать пять абсолютно счастливым человеком.
Кэтлин. Высокая, синеглазая, порывистая в движениях и суждениях, она была любимицей отца и его гордостью. Спортсменка, отличница, красавица. Ей было пятнадцать, когда папа умер, Конни – тринадцать, Браэнн – десять. Все девчонки Фотрелл были красавицами, все отличались острым язычком и неженским складом ума, все предпочли – пока еще – личную свободу мирному существованию за спиной мужа. Кэтлин работала в модельном агентстве и потихоньку пыталась пробиться в кино, Конни училась на врача, а Браэнн, по крайней мере, в настоящее время, страстно увлекалась ландшафтным дизайном. Все девчонки жили в Мельбурне, а Кит… Кит толком нигде не жил, он бродил по всей Австралии.
Коннор всего однажды навестил брата в его сиднейской квартире и был потрясен. Из мебели в просторной мансарде с огромными окнами во всю стену были только книги по естествознанию. Передвигая их стопки в разных вариациях, Кит спал, сидел, обедал и принимал гостей. Единственными, не участвовавшими в формировании временной мебели книгами, были труды Джеральда Даррелла (с дарственными надписями), потому что Киту посчастливилось участвовать в одной из австралийских экспедиций великого зоолога. Эта стопка стояла на почетном месте в углу, была покрыта белоснежной в прошлом салфеткой, а сверху красовалась громадная нижняя челюсть какого-то вымершего животного.
Был еще Карлайл. Пожалуй, именно он вобрал в себя всю кельтскую меланхоличность, которой были совершенно лишены остальные Фотреллы. Он родился вслед за Китом, но в детстве очень много болел, так что Кэти была вынуждена оставить его в Сиднее под присмотром строгой и величественной няни Пат. Немудрено, что Карлайл не слишком тесно был связан со своей семьей. Его матерью, по существу, стала Пат, именно она благословила его на отъезд в Штаты, отчего Кэти пришла в ярость и отчаяние. Впрочем, сама Кэти прекрасно понимала, что ее сын прав. В конце концов, у нее ведь оставались еще пятеро…
Лифт, слава тебе, Господи, уже почти доехал до нужного этажа, и Коннор с явным облегчением ждал того момента, когда он сможет пройти к себе. Теперь ему нужен душ, легкий обед и крепкий сон. После этого, возможно, он сможет ясно соображать и перестанет наконец думать о…
О Черри Вейл.
Смешно, а ведь до того вечера он ее почти не замечал. Нет, замечал, разумеется, потому что она была служащей отеля, но исключительно на уровне «Привет, Черри, пока, Черри, зайдите ко мне, мисс Вейл». Все. Он даже не знал, сколько лет она работает в отеле. Черри была метрдотелем, но не в основном ресторане, а в маленьком баре-ресторане при казино. Коннор привык видеть ее исключительно в униформе – синяя короткая юбка, голубая блузка. Что еще? Длинные ноги. Всегда ОЧЕНЬ высокие каблуки. Русые волосы стянуты в пышный хвост, серые глаза слегка подкрашены. Светлая помада, кажется. Хорошие духи. Очень нежные и легкие.
И только в тот проклятый вечер Коннор разглядел, что она немыслимо, невероятно красива. Красива настолько, что дух захватывает и в груди становится жарко и тоскливо, но одновременно и радостно, а еще тревожно…
Она пошла с ним в залитый луной сад, она позволила целовать себя, трогать себя, позволила практически раздеть себя, а потом сказала «нет». Почему? Ведь и она испытывала то же, что и он.
Коннор судорожно сглотнул. Может быть, Черри старалась сохранить видимость своей порядочности? Надеялась, что он не расслышит ее слов, проигнорирует их? Что ж, этого знать Коннору не дано, в любом случае хорошо, что все так получилось. Иначе один Бог знает, чем это все могло кончиться.
Как это однажды сказал Кит? Когда речь заходит о сексе, мужчины перестают думать головой. Мозги спускаются гораздо, гораздо ниже.
Коннор потряс головой. Он слишком долго был в дороге. Он слишком давно не спал по-настоящему. Он слишком…
Двери звякнули, раскрылись, и Коннор Фотрелл превратился в соляной столп. На площадке перед лифтом стояла Черри Вейл. В синей короткой юбке, в голубой блузке, с пышным хвостом на голове. На одной ноге, потому что другую, босую, держала на весу, вытряхивая что-то из туфли на высоком каблуке.
Коннор почувствовал, что предатель-голос куда-то делся, поспешно откашлялся, изобразил на лице самую светскую улыбку в мире и произнес треснувшим, исполненным паники голосом:
– Привет, Черри.
Она подскочила, что было непросто, учитывая то, как она стояла, шарахнулась назад, а потом на ее красивом личике отразилось самое настоящее отвращение.
– Ты?!
Как будто перед ней не Коннор Фотрелл, а скользкая жаба.
– Д-да… это… вот… я. Какие-то проблемы с обувью?
– Нет проблем. В это время суток я всегда стою на одной ноге и держу туфлю в руках.
Коннор шагнул из лифта, Черри торопливо двинулась в лифт, и тут двери решили закрыться. Коннор машинально схватил девушку за плечо.
– Осторожно…
– Не смей меня трогать, ты!
Внезапно он рассвирепел. Хватит! Он был вежлив, пока на это хватало сил.
– О, нет проблем. Хочешь свернуть шею? Прошу!
– Что хочу, то и делаю.
Двери лифта окончательно закрылись, сжав стальными челюстями злосчастную туфлю. Черри мрачно и решительно рванула ее на себя, но лифт был сильнее. Коннор предпринял еще одну попытку.
– Не дури. Дай помогу, а то тебе придется прыгать босиком до первого этажа.
– Иди ты, знаешь куда? Сама справлюсь!
– Не сомневаюсь. Но это МОЙ лифт, и я не хочу, чтобы его сломали!
– Лифт пожалел! Да он работает два часа в сутки. Я в нем уже три раза застревала. Отойди!
– Ты что, чокнутая? Неужели мы будем стоять здесь и препираться по такому дурацкому поводу?
– Кто я такая, чтобы спорить с Хозяином Лифта?! Даже и не собираюсь этого делать.
Коннор дернул туфлю посильнее и элегантно вручил ее раскрасневшейся и рассерженной фурии по фамилии Вейл.
– Прошу. Когда в следующий раз решишь…
Черри слишком порывисто схватила спасенную обувь. Хранить равновесие, стоя на десятисантиметровом каблуке, достаточно непросто, и она покачнулась, а затем Коннор обнаружил, что сжимает Черри Вейл в объятиях.
Нет, только не это! Он ведь собирался только извиниться…
Ехидный смешок. За ним эхом второй. Слишком знакомые, чтобы их можно было не узнать. Коннор медленно повернулся, машинально продолжая сжимать Черри в объятиях.
Кит и Карлайл Фотреллы пялились на них, нахально улыбаясь одинаковыми улыбками. Просто поразительно, до чего нагло выглядит улыбка настоящего ирландца!
Коннор обреченно вздохнул. День не задался!