Вкус твоей любви

Креп-сюзетт на завтрак для первого утра вместе

Я стою перед огромной усадьбой-дворцом, втиснутой между разнокалиберными московскими домами, собранных из разных бетонных плит, кирпичей и эпох. Так странно: улица кажется совершенно тёмной и пустой, и само здание кажется заброшенным и вымершим.

– Давно стоишь? – вдруг появляется неожиданно Мишка, и толкает меня по-дружески в бок, деловито осматривая меня. – Отлично выглядишь, детка. Обещаю, сегодня ты не уйдёшь отсюда одна, – и протягивает мне локоть. Я продеваю руку, и мы стучимся в глухую, обитую чёрным листовым железом дверь, и я совсем не уверена, что по ту сторону меня кто-то ждёт.

– Пароль, – глухо раздаётся чей-то голос из спрятанного в стене динамика, и Миша уверенно отвечает:

– Феникс! – и дверь со скрипом открывается.

Я с удивлением смотрю на довольного Мишку, раздумывая, кто же придумывает такие замысловатые слова, и по виду моего друга можно подумать, что это его изобретение. Вся сцена напоминает мне первый фильм «Фантастические твари и где они обитают», и я уже ожидаю, что сейчас окунусь в атмосферу подпольного бутлегерского кабаре тридцатых годов прошлого века. С троллями и гоблинами. Но нет, мы оказываемся всего лишь в небольшом тесном холле, обитом деревянными панелями в английском стиле. Скромно и пристойно. Аромат восковых свечей с лёгкими медовыми нотами. Закрытая вечеринка для джентльменов и леди. И словно читая мои мысли, ко мне обращается седовласый сухопарый дворецкий:

– Ваше пальто, мадам.

И я уже с чувством приятного предвкушения переглядываюсь со своим другом: похоже, он действительно знает толк в самых изысканных развлечениях столицы.

– И это ты называешь сексуальной одеждой? – скептически оглядывает Мишка моё скромное чёрное платье-пиджак до середины бедра и лодочки на шпильке.

– Да! Более чем! Что за нападки?! – возмущаюсь я. – На себя посмотри!

– А что, мне кажется, очень даже ничего, – бубнит в ответ Миша, поправляя у огромного зеркала в тяжёлой бронзовой раме свои щеголеватые закрученные колечком усики и расстёгнутую до середины волосатой груди рубашку.

– Обычный московский поц, – бормочу я себе под нос, рассматривая его узкие зауженные брючки, обтягивающие все его прелести.

– Поверь, женщины таких мужчин не пропускают, – самодовольно замечает мой красавец-друг, и протягивает мне руку. – Объявляю вечер чудес открытым. Ты не выйдешь отсюда прежней, – и с этими напутственными словами мы поднимаемся по застеленной тёмным ковром с восточными узорами лестнице.

Пройдя всего несколько метров, мы проваливаемся будто в другое измерение: яркое, пьяное и шумное. В огромном затемнённом зале танцуют, смеются и болтают разные люди.

– Прошу вас сдать ваши мобильные телефоны, – вдруг раздаётся над нами низкий бас, – это условия нашего вечера, – и мы с моим другом послушно отдаём наши гаджеты огромному охраннику, который выдаёт нам крошечные золотые номерки.

– Полностью закрытая вечеринка. Сrème de la crème! – со знанием дела кивает Миша, а я, открыв рот, наблюдаю за всей этой толпой. Действительно, все сливки общества в одном соуснике!

Я уверена, что узнаю многие лица: все они мелькают в каких-то передачах на телевидении, в блогах и интервью, и я могу поклясться, что точно видела вон того хлыща в синих брюках и красной футболке Ferrari и не один раз. Мимо меня проплавает роскошная дива, небрежно держа в тонких пальцах бокал с шампанским, и теперь я понимаю, почему Миша упрекнул меня в недостаточной сексуальности: в этом помещении с огромным куполом потолка, больше напоминающим какой-то древний языческий храм, всё просто сочится, сверкает и воняет сексом! Вот и девушка идёт, и я вижу её белое молочное тело, полностью переливающееся и просвечивающее через чёрный шифон, стыдливо прикрывающий лишь соски и лобок нежной бисерной вышивкой. Она гордо вышагивает, перекатываясь под слоем липким сладких взглядов своими идеальными накачанными ягодицами, и мне становится немного неловко за мой чересчур целомудренный наряд.

Приглядевшись, понимаю, что примерно так одеты абсолютно все присутствующие леди: их длинные платья, юбки, шортики или кофточки лишь только ещё больше выпячивают, чем скрывают их наготу. К моему великому облегчению хотя бы мужчины не носят кожаных трусиков или стрингов, отдав предпочтение джинсам, коротким хипстерским штанишкам и простым, но вызывающе дорогим футболкам от брендов.

– А это точно вечер знакомств? – на всякий случай уточняю я у своего друга, на что Миша, протягивая мне бокал игристого, чуть ли не с обидой в голосе отвечает:

– Яна, ну конечно! Я ты что думала, что на вечерах знакомств сидят исключительно вдоль стеночек старички по лавочкам, а в центре зала танцуют под Алёну Апину девушки не первой свежести? Московское долголетие?

– Примерно так, – виновато признаюсь я, с удивлением отмечая про себя тонкий аромат дрожжей, исходящий от моего бокала-флейты. Сколько же стоит эта вечеринка, если они могут себе позволить настоящее французское шампанское? – Просто мне не совсем понятно, зачем всем этим роскошным людям нужны такие вечеринки, – громко говорю я своему другу на ухо, перекрикивая музыку, которая становится только громче и громче.

– Ну это же очевидно, – смотрит на меня с укоризной Миша, как будто я сморозила только что какую-то несусветную чушь. – Всем хочется знакомиться и общаться без риска, с людьми своего круга, ведь так? Непонятно, на кого ты там нарвёшься на просторах интернета, а здесь все гости проходят двухступенчатую аутентификацию! – заключает он с довольным видом, подобрав правильное слово. – Расслабляйся, и ни о чём не думай! – напутствует он меня, провожая взглядом очередную красотку в низком декольте на спине, в котором при ходьбе перекатываются две аппетитные мягкие булочки. – Удачи! – устремляется мой начальник за её игривой попкой, а я так и продолжаю стоять среди густой, как кисель толпы, скромно отпивая по малюсенькому глоточку сухого выдержанного шампанского.

Аромат пряных приторных лилий окружает, душит меня, смешиваясь с пачули, амброй и бурбонской ванилью. Я крошечными глоточками отпиваю превосходное шампанское, которое, по правде говоря, не очень люблю, но его сухой колючий вкус хоть немного освежает меня среди всех этих чересчур крикливых откровенных тел.

– Я вижу, вам скучно? – слышу я самый сексуальный баритон в своей жизни где-то радом, за спиной, и, обернувшись, вижу элегантного загорелого моложавого мужчину. Алена Делона. Дориана Грея. Мистера Грея, мать его! И чувствую лёгкий аромат выдержанного два года в дубовых бочках коньяка, малины и дорогой выделанной кожи.

– Совсем нет, – с лёгкой улыбкой отвечаю я, понимая, что я бесповоротно и навсегда проваливаюсь в его бездонные васильковые глаза…

– Анатолий, – протягивает мне руку мужчина, и я со счастливым выдохом отвечаю:

– Яна Гофман.

– Какое сказочное имя, – замечает мой новый знакомый, и легонько проводит большим пальцем по тыльной стороне моей ладони, таким интимным, совсем не деловым жестом. Отчего я чувствую лёгкое покалывание пузырьков шампанского в носу и где-то в животе.

Я смотрю на его идеальное породистое лицо не отрываясь, и только через какое-то время соображаю, что это просто-напросто неприлично. Смутившись, выпиваю сразу же весь свой бокал, и понимаю, что всё равно испытываю безумную жажду. Мой кавалер, словно почувствовав это, ловким движением выхватывает с проносящегося мимо подноса ещё две тонкие флейты с шампанским, и протягивает мне одну.

– Вы здесь первый раз? – спрашивает у меня Анатолий, чокаясь со мной. – За знакомство!

– Да, в первый, – отвечаю я, и мне кажется, со стороны я выгляжу как какая-то деревенская простушка, оказавшаяся случайно на королевском балу. В своём практически глухом целомудренном наряде. Как картошка в мундире!

Но, похоже, Анатолий думает по-другому. Он даже не оглядывается на всех этих разодетых, точнее, совершенно раздетых женщин, и смотрит только в мои глаза, и я сама краснею, потею, и смущаюсь от его такого проникновенного и сексуального взгляда. Как школьница на первом свидании. Похоже, Миша был всё-таки прав, что я не уйду отсюда прежней. Чтобы скрасить паузы, которые постоянно возникают в нашем разговоре, если его можно так назвать, и больше из вежливости интересуюсь:

– А вы? Часто здесь бываете? – и понимаю, как бестактно и глупо звучит мой вопрос.

На что Анатолий лишь тихонько качает головой, и молча проводит ладонью по моей щеке, отчего я просто таю, как мягкая карамель в тёплых руках. Он так же молча отпивает глоток из своего фужера, берёт мою руку и нежно целует кончик моего пальца. Ничего себе, какое быстрое у нас знакомство, – проносится у меня в голове, в то время как страстный красавец уже заглатывает мой пальчик, обводя и обволакивая его со всех сторон языком, не отрывая от меня своего небесного взгляда, и я чувствую, как миллиарды маленьких золотых бомбочек начинают взрываться у меня внизу живота, сладкой патокой растекаясь между ног. Мне кажется, или свет в зале становится всё глуше и тише, в то время как ритм какой-то восточной тягучей музыки только нарастает, и вокруг нас извиваются, качаются и сплетаются вместе сотни тел.

Вот одна из смутно знакомых мне по соцсетям девушек вьётся своим роскошным загорелым телом, словно вбивая в пах своего партнёра в расстёгнутой рубашке свои упругие ягодицы, почти полностью открытые задранной вверх какой-то микроскопической туникой. И на долю секунды мне даже мерещится, что они не просто танцуют, а совокупляются прямо здесь, на танцполе, окружённые потными и дышащими похотью телами. Я просто уверена, что в тусклом свете, едва просачивающемся сюда сквозь стеклянный купол с одиноко улыбающейся сквозь него луной, могу разглядеть, как быстро мелькает в ритме танца жёсткий натянутый кол, раздвигающий и ныряющий в пухлые ягодицы. Я перевожу взгляд на соседнюю пару, и вижу, как парень просто тискает роскошную большую грудь, пропуская между пальцев огромные и налитые, как алые вишни, соски, пока его партнёрша трётся об него в платье, приспущенном до талии. А рядом девушка, встав на колени, уже разворачивает как шуршащий долгожданный подарок-сюрприз ширинку мужчины, который как ни в чём ни бывало продолжает беседу со своим приятелем, отпивая вино из бокала.

– Потанцуем? – предлагает мне Анатолий, и, мягко отставив наши пустые бокалы на столик рядом, нежно и осторожно берёт меня за талию, прижимая к себе, как драгоценный свёрток. И мне кажется, что всё мне это только снится. И я уже такая пьяная, что только могу смеяться, задрав голову навстречу полнолицей глупой луне, подсматривающей за нами со своей высоты.

Мне кажется, что мы совершенно одни в этом переполненном душном зале, и пусть все хоть переспят, отсосут и отлижут друг у друга, мне совершенно всё равно. Я чувствую, как ладонь роскошного мужчины прожигает насквозь мой пиджак и кожу, доходя до самых косточек. И я просто свернулась в мягкой колыбели его сильных уверенных рук, нежно сжимающих меня, как дорогой кувшин с розовой водой. Я положила голову ему на плечо, покачиваясь как в лодке на волнах в ритме этой песни шаманов, разбудившей во всех присутствующих гостях древние первобытные инстинкты. Мы словно маленький гордый айсберг среди этого изнывающего от желания и похоти океана, держимся друг за друга, чтобы не упасть на пол и не наброситься друг на друга прямо здесь, среди всех этих парочек, уже раздирающих друг друга на мелкие сырые кусочки.

– Я думаю, нам стоит уйти, – шепчет мне на ухо Анатолий, и его теплый голос мелкими мурашками щекочет всё моё пылающее тело.

Он крепко берёт меня за руку и ведёт за собой, пробиваясь через груды полуобнажённых тел, уводя в тихий волшебный уголок, где мы останемся только вдвоём. Я иду, стараясь не касаться других людей, но постоянно ощущаю на себе чьи-то обжигающе-горячие липкие ладони, хватающие меня за ноги, бёдра, руки, заползающие под край моего пиджака и шлёпающие по ягодицам. И лишь когда мы выбираемся из этого душного тёмного вертепа, я только просыпаюсь от этого невероятного сна. Вот они: простые строгие деревянные панели, пахнущие воском, мёдом и старыми книгами. И вот он – мужчина моей мечты, который спокойно и уверенно заберёт меня с собой в надёжное место, известное ему одному.

– Я приглашаю тебя на особенный ужин, – говорит он мне, проведя по миллионам запутанных пустых коридоров, и остановившись у высокой деревянной двери. Стучит металлическим молоточком по ней, и она отворяется, впуская нас в огромный обеденный зал с гигантским накрытым столом, за которым уже сидят люди и тихо переговариваются между собой. Слышен смех, звон вилок и ножей о фарфор, и я чувствую запах вымоченной в малиновом уксусе дичи, ещё больше разжигающий любопытство и желание. В тусклом свете оплывающих свечей лица сливаются в бледные неразборчивые очертания, где только кое-где яркими искрами полыхают бриллиантовые серьги у дам и кроваво-красные рты заглатывают очередной кусочек мяса, наколотый на золотую вилку.

– А вот и наш Анатолий, дорогой! – раздаются несколько приветственных возгласов из разных уголков зала, и мой кавалер галантно отодвигает один из стульев, усаживая меня за накрытый белоснежной скатертью в пол стол.

Словно сотканный из сумрака официант выныривает из темноты, чтобы поставить передо мной огромную тарелку и приборы.

– Позвольте представить господа, Яна, – представляет мой кавалер меня всем присутствующим. – Вина, дорогая? – предлагает мне мой спутник, и, не дожидаясь моего ответа, делает знак рукой, и кроваво-бордовый напиток почти до краёв наполняет мой бокал.

– Пьём до дна, господа! – слышу я чей-то возглас, и десятки фужеров словно по волшебству взлетают над белоснежным полем стола, и жадные рты припадают к яркому вину, словно изголодавшиеся вампиры.

Я делаю несколько глотков, и понимаю, что пью очень хорошее Бордо, с ярко выраженными оттенками ежевики, вишни и сладкой кожи. И, действительно, готово выпить почти весь бокал до дна, но не делаю этого. Между тем на моей тарелке появляется огромный кусок мяса, и элегантный сумрачный призрак поливает его соусом, от которого исходит тонкий аромат можжевеловых ягод и брусники.

– Дикая кабанятина для миледи, – безвкусным сухим голос произносит официант, и растворяется где-то в пространстве, словно впитавшись в высоченные стены зала.

Я аккуратно отрезаю крошечный кусочек и, как и на обычной своей дегустации, медленно разжёвываю его, пробуя и перекатывая на языке. Ароматы мокрой шерсти, хвойного леса и тёплой запекшейся крови смешиваются у меня во рту со слюной и тают на нёбе, оставляя неприятное и жёсткое послевкусие.

– Ну как тебе? – наклоняется к моему уху Анатолий, и тут я отчётливо понимаю, что он и есть охотник, загнавший и убивший добычу. Испуганную, окровавленную и истерзанную. А впрочем, всё это только навеяно тёплым неровным мерцанием огня, терпким вином и совершенно невероятной едой.

– Просто бесподобно, – отвечаю я, и чувствую, как его рука ложится на моё колено, поглаживая и массируя его, а потом спокойно и уверенно пробирается под подол моего пиджака, уже оттягивая большим пальцем край моих тонких трусиков.

– Скажите, Яна, а чем вы занимаетесь? – вдруг слышу я вопрос от жизнерадостного господина на противоположном конце стола, пытаясь вспомнить, откуда же я его знаю.

– Я главный кулинарный редактор Negusto, – представляюсь я, отпивая добрую порцию вина из бокала, в то время как уверенные пальцы моего спутника уже нашли вход в мои двери.

– Ах, да, конечно же! – восклицает мой собеседник, и тут я точно вспоминаю, откуда же его знаю: это один из самых известных рестораторов в стране – Фёдор Стариков, и его, пожалуй, видел практически любой житель нашей родины. Его картонные ростовые фигуры украшают чуть ли не каждый вход в многочисленные заведения корпорации Старикова – от простых дешёвых бургерных до изысканных рыбных ресторанов. – Я слежу за вашими колонками, весьма любопытно, – делает он мне комплимент, и я, в свою очередь отвечаю ему:

– Очень приятно. Спасибо. Не думала, что вас интересует моё скромное мнение.

– А как же! – с улыбкой отвечает Фёдор. – Мы же работаем с вами в одной команде!

– Не совсем, – не подумав, отвечаю я, отпивая своё вино. И добавляю тут же, через пару секунд, чтобы исправить свою бестактность: – Простите, я совсем не это хотела сказать.

– Отчего же, продолжайте, – хозяйским жестом предлагает мне Стариков.

– Я всего лишь имела в виду, что мы всегда непредвзяты и справедливы в своих очерках, – совсем тихо бормочу я, складывая свои приборы на тарелку и запивая вином возникшую неловкость.

– Весьма любопытно, – хмыкает Фёдор, и я слышу, как в комнате затихают все звуки, словно застыв в ожидании моей реплики. И только слышно, как с глухим шипением плавятся свечи.

– Я никогда не делала обзоров на ваши рестораны, потому что это были бы плохие обзоры, – произношу я, и мои слова раздаются и перекатываются в каждом уголке гулкого зала. И даже Анатолий, уже было страстно вонзившийся в мою мякоть своими пальцами, вдруг застывает на месте, боясь пошевелиться.

– Да что вы говорите! – с весёлым видом отвечает Стариков. – Так что же плохого в моих заведениях? Миллионы моих посетителей так не думают, верно?

– Да, так же, как и присутствующие здесь сегодня гости тоже не думают, что эта кабанятина безнадёжно испорчена, – выпаливаю я, уже жалея, что выпила столько действительно отличного вина, развязавшего мне язык. – Соус, специи и работа шефа, умело замаскировавшего душок, просто бесподобны, – всё равно продолжаю я, глядя прямо перед собой в застывшее, как кусок замороженного сала, лицо Фёдора, – но то, что он принял за обычный запах дичи, было, увы, уже просто испорченным мясом. И вы его отлично ели, и можете продолжать есть, господа, – с улыбкой обращаюсь я к остальным гостям, с нервным звяканьем отодвигающим от себя тарелки. – Не думаю, что теперь, зная об этом, вы сможете наслаждаться изысканным блюдом так же, как и прежде.

– Поразительно, – вдруг восклицает после некоторой паузы знаменитый ресторатор. – Браво! – начинает он мне аплодировать, пока десятки гостей не подхватывают его громкими овациями

И даже мой кавалер, освободив наконец-то свои ладони, громко хлопает мне, словно гордясь и восхищаясь тем фактом, что это именно он привёл такой самородок как я в это изысканное общество.

– Спасибо, но здесь нет ничего особенного, – немного смущаюсь я от такого бурного проявления восхищения в свой адрес. – Это всего лишь моя работа. Отличать зёрна от плевел. Качество от эрзаца. Сахар от сахарина, – скромно заключаю я.

– Но согласитесь, подавляющему большинству это совсем не нужно, – громко и во всеуслышание вещает Фёдор Стариков. – Люди всеядны. Они будут жрать всё, что мы преподнесём им на красочном блюде рекламы и маркетинга, разве нет? – самодовольно усмехается он. – Принесите им красиво упакованную легенду, и они съедят её, и даже не подавятся.

– Но в этом и состоит отчасти наша задача. Воспитывать вкус, – мой голос тонким надтреснутым колокольчиком звенит в этом большом, но ставшим вдруг таким душным, как наваристый мясной бульон, зале.

– Не слишком много ли вы на себя берёте, дорогуша? – со смешком, но уже совсем недобрым, отвечает мне знаменитый ресторатор. – Кто вы вообще такая, чтобы судить о правилах игры, а уж тем более, менять её? Может быть, вы открыли свой собственный ресторан, или заработали звезду Мишлен, чтобы сидеть здесь и во всеуслышание поучать нас, как правильно нужно кормить людей? Которые вкуснее беляша ничего в своей жизни не едали? – раздражённо заканчивает он свой монолог, нервно отпивая кровь из своего бокала.

Я чувствую, как вспыхивают огнём мои щёки, словно по ним полоснули ладонью, но Анатолий, сидящий рядом, легонько сжимает мою руку в своей, и со спокойным интересом наблюдает за происходящим, и это придаёт мне смелости и сил.

– Ну что же, – поднимаю я голову от тарелки, и смотрю прямо в глаза Старикову. – Не думаю, что надо обязательно открывать федеральную сеть забегаловок, или обучаться в Le Cordon Bleu, чтобы понять, что омлет подгорел, а жилы в самом дешёвом мясе для бургера застревают в зубах. Безусловно, люди будут есть это, если, как вы выразились, они ничего не едали вкуснее беляша. Но моя задача, и я уверена, и ваша тоже, рассказать им о других сторонах жизни. Мы приходим в этот мир, и вкус – это, пожалуй, второе, что мы получаем в подарок от жизни после первого глотка воздуха! Ну или после первого прикосновения ласковых материнских рук. – Я нервно отпиваю своё вино, и ещё раз убеждаюсь, что у чего-чего, а у него-то вкус как раз отменный. И я в запале продолжаю, и мой голос уже громче и ярче отскакивает от серых стен этого зала: – Это то, что дано нам по праву рождения. И мы познаём этот мир в том числе и через наш язык, нёбо, зубы и глотку, кто бы не утверждал обратное! Мы поедаем эту жизнь, этот мир, и только от нас зависит, какой она будет на вкус: прогорклой и вечно испорченной, как залежалый фундук? Свежей и великолепной, как первая июньская клубника? Или острой и пикантной, как лемонграсс? Чем вы накормите себя и свой вкус? – вещаю я на весь притихший зал, и мне кажется, что в догорающей свечами тишине слышу какое-то странное копошение под столом. – А вы знали, что есть даже вполне серьёзная научная теория, что приготовление пищи на огне – это именно то, что сделало нас людьми, и что больше не умеет делать ни одно живое существо на Земле? – победно делюсь я своими знаниями в области антропологии. – И да, мы можем носить дешёвую подделку с китайского рынка, а можем создавать и свою качественную одежду из хороших материалов.

– Прекрасная речь! – перебивает меня Фёдор, – но позвольте, вы сами себе противоречите: мы не можем одеть весь мир в Chanel, согласны? Но зато сможем дать этому миру отличный Shanel, и он его с радостным урчанием проглотит, даже не пережёвывая.

– Бесспорно, весь мир я не смогу накормить, – соглашаюсь я. – Но по крайней мере всегда смогу объяснить людям разницу между первым и вторым. А выбирать уже тем, кто будет это носить и есть, – в запале я нечаянно задеваю локтем вилку, и она летит куда-то мне под ноги.

Совершенно машинально я нагибаюсь под стол, чтобы поднять её, и шарю руками по полу за белоснежном покрывалом скатерти. Наклоняю голову, чтобы разглядеть вилку, и мне кажется, или под столом копошатся голые тела? Я не верю своим глазам: прямо напротив моего стула, именно там, где сейчас сидит знаменитый Фёдор Стариков, вместо его нижней половины тела на стуле я вижу извивающуюся белеющую в темноте чью-то задницу. Я не сразу соображаю, что это вообще такое может быть, пока не различаю почти вдоль всех стульев наполовину раздетых людей, которые стоя на коленях под столом отсасывают и отлизывают у сидящих гостей. Уже напрочь забыв про навсегда утраченную вилку, я выползаю из-под скатерти, и осматриваю присутствующих, как ни в чём ни бывало мило беседующих друг с другом за ужином. Мне даже кажется, что я просто перебрала этого дьявольского зелья из бокала, как тут из темноты снова бесшумно выныривает официант, чтобы долить мне вина, как я замечаю, что он наполовину голый! Я медленно перевожу взгляд с его чёрного отутюженного сюртука на голые волосатые ноги, над которыми нависают вялые гениталии, и удивляюсь, как я не заметила этого раньше!

– Анатолий! – очень громко шепчу я своему спутнику, который кажется совершенно расслабленным, мило переговариваясь с какой-то дамой рядом.

– А, что? – рассеянно и с улыбкой переспрашивает он, нежно поглаживая мою ладонь.

– Анатолий, нам надо срочно уйти! – делаю я ему знаки глазами, выразительно показывая на полуголого дворецкого.

– Как пожелаешь, дорогая, – с улыбкой бормочет он, поднимаясь из-за стола.

– Как, вы не дождётесь перемены блюд, господа? – чуть ли не с обидой восклицает кто-то из присутствующих.

– Нет-нет, нам надо срочно идти, – торопливо отвечаю я за нас обоих, буквально утягивая за собой Анатолия, который послушно плетётся за мной.

– Понимаю, Яна, видимо, спешит спасать человечество, – с лёгким смешком замечает Фёдор Стариков, поднимаясь из-за стола и громко провозглашая: – Объявляю перемену блюд, господа! – И я вижу его алый торчащий из-под футболки член. Все гости, как один, поднимаются со своих стульев, и я понимаю, что они все голые ниже пояса! Элегантно промокнув свои губы салфетками, они ныряют под стол, а их места занимают выползающие из-под стола люди. Я быстро просачиваюсь в открывшуюся дверь, опасаясь, что десятки рук засосут меня обратно.

– Ты это видел?! – уже кричу я своему кавалеру, оказавшись в безопасности прохладных пустых коридоров. – Они все были голые! Что это, за на хрен, такое?!

– А, это? – рассеянно улыбается мне Анатолий. – Это стандартный ужин с переменой блюд. Для избранных. Тебе не понравилось? Зато как ты уделала этого напыщенного удода! – улыбается он и проводит своей ладонью по моей щеке, и я начинаю понемногу успокаиваться рядом с ним, забывая всё случившееся как дурной сон после несвежего тяжёлого ужина с жирной бараниной. – Я думал ты знаешь про эту вечеринку, – оправдывается он, уверенно ведя меня за собой куда-то по тёмным коридорам, которые освещаются слабыми светодиодами вдоль стен, и я понимаю, что это, скорее всего, похоже на какой-то психоделический трип, в котором я никогда не была.

Я совершенно потерялась во времени и пространстве, и мне сейчас хочется всего лишь одного: поскорее добраться до выхода и покинуть этот странный жуткий особняк. Такое ощущение, что мы здесь совершенно одни, хотя я понимаю, что где-то в больших бальных залах продолжается бешеная дискотека, но плотные старые стены поглощают все звуки, впитывая их, как губка. Мне кажется, мы идём бесконечно долго, пока Анатолий вдруг не останавливается у утопленной в стене за нишей двери и прикладывает к ней магнитный ключ. Замок щёлкает, и мой спутник затягивает меня за собой в одинокую комнату, в которой посредине стоит огромная кровать с балдахином, глубокое кресло в бархатной обивке, и пахнет пачули, санталом, коричным деревом и цитронеллой. Где-то под потолком тихо играет индийская раги, сквозняк, кочующий по комнате, развевает прозрачные расшитые бисером занавески, и я словно погружаюсь в транс, мгновенно обессилев от всех событий этой безумной ночи.

– Я сразу понял, что ты не такая, как все, – тихо шепчет мне Анатолий, и бережно усаживает меня в кресло, в которое я проваливаюсь, как в мягкое небесное облако.

У меня странное ощущение, что из меня выпустили весь воздух, как из шарика, и теперь я такая слабая и беспомощная, что лежу здесь пустой колбасной оболочкой, не в силах пошевелиться. Между тем мой кавалер, опустившись передо мной на колени, бережно, как с Золушки, снимает мои чёрные туфельки на каблуках. Он нежно берёт мою стопу в свои ладони, и начинает массировать её, аккуратно проминая каждый пальчик, и я просто закрываю глаза, отдаваясь полностью его надёжным тёплым рукам. Мне кажется, я проваливаюсь в какое-то пропитанное благовониями и жжёными специями забытье, и мне снится, что я бреду сквозь густую еловую чащу, босиком наступая на мягкий мох под ногами. Похоже, я и вправду задремала после всего выпитого и пережитого, и, открыв глаза, вдруг понимаю, что Анатолий, полностью обнажённый, ползает у меня в ногах, облизывая мои голые ступни. Он заглатывает мои пальчики, его язык щекочет мои пятки, а свободной рукой он держится за свой восставший из паха член.

Я в немом изумлении наблюдаю за этой картиной, не сразу соображая, что же мне делать, но тут во мне неожиданно просыпаются силы для рывка, и я буквально выдёргиваю себя из заколдованного кресла.

– Что ты делаешь? – кричу я, в то время как Анатолий, наподобие гигантского распластанного червяка подо мной, пытается ухватить меня за лодыжки, тихо подвывая от любовной истомы.

– Засунь мне свою ногу в рот, – умоляет он меня, а я прыгаю по полу, пытаясь увернуться от его цепких пальцев.

– Отпусти меня! Я не хочу засовывать тебе ничего в рот! – кричу я, отступая к двери, пока не упираюсь в неё спиной. Нащупываю рукой замок и поворачиваю его. Слава Богу, дверь поддаётся, и я проваливаюсь в иное измерение, понимая, что безвозвратно оставила свои туфельки с голым скрюченным на полу мужчиной – любителем дамских ножек.

Я бегу что есть сил по бесконечному тёмному коридору, и ворс ковролина на полу съедает звук моих шагов. Он заворачивает за угол, и моя гонка продолжается, и я боюсь обернуться, словно опасаюсь увидеть за собой погоню из десятка трясущихся свиным холодцом обнажённых тел. Где-то высоко над собой я слышу звук басов, а возможно, это всего лишь бешено колотится моё сердце. Вот я выбегаю на боковую тёмную лестницу, чтобы нащупать пульс этого дома и наконец-то найти выход на улицу.

– Смотрите, какая зайка! – вдруг слышу я мужской голос где-то рядом, и не могу ничего разглядеть, пока вдруг из чёрной мглы не выныривает лисья морда. И только когда вслед за ней материализуется и само тело в джинсах и алой футболке, я понимаю, что это всего лишь искусно изготовленная маска, надетая на лицо.

– Куда ты так спешишь? – шепчет мне в ухо другой голос, и, резко обернувшись, я вижу второго лиса, уже вплотную подошедшего ко мне, и пытающегося меня приобнять.

– Кто тебя так напугал, кисонька? – гнусавит третья маска, подходя ко мне ближе, и я понимаю, что пропала.

– Мне нужно найти выход, – почти бесшумно лепечу я, одновременно понимая, что эти трое уже поймали свою добычу на сегодня. И теперь настал их черёд полакомиться мной.

– Не бойся, зайчик, – вплотную приближается ко мне один из хищников, – мы просто немножко повеселимся, как все остальные гости здесь, правда? – обращается он к своим приятелям, и я даже через маску чувствую его смрадное гнилое дыхание.

Я стараюсь незаметно пятиться спиной, но тут натыкаюсь на чей-то живот и грудь, и крепкие тугие руки обхватывает меня, не давая пошевелиться, а липкая ладонь уже заползает под вырез моего пиджака и больно сжимает мою грудь…

– Тебе понравится, зайчишка, – хрипят мне чьи-то губы прямо в ухо, и не успеваю я опомниться, как меня разворачивают и прижимают животом и щекой к шершавой стене, пахнущей мокрой извёсткой, и один из мужчин, широко раздвинув мои ноги, уже задирает моё платье, грубо сдирая с меня трусики.

Я стою, слушая повизгивание хищных лисов, и понимаю, что меня уже ничто не спасёт. По моему лицу текут слёзы бессилия, оставляя мокрые дорожки на кирпичной щербатой стене, и я слышу, как позвякивает пряжка расстегиваемого ремня, и уже чувствую липкий след на внутренней стороне бедра, как вдруг руки, крепко держащие меня, вдруг отпускают свою хватку, я слышу глухой шлепок, хруст, ещё один хруст и чей-то выкрик:

– Шта еботе! – и чувствую, как неведомая сила словно выдёргивает меня из капкана и ставит на ноги. – Всё добре? – внимательно смотрит он мне в глаза, и, видимо, не разглядев в них признаков жизни, просто легко, как плащ, перекидывает меня через плечо, и уносит прочь, пнув по дороге и перешагнув через одного из корчащихся на полу от боли лисов.

Я болтаюсь на чьи-то крепких плечах, как мешок с луком, и только вижу, как подо мной проплывает река пыльного ковролина, пока кто-то большой сильный и надёжный уносит меня прочь из этого гиблого места. Как странно, но в этот момент я отчётливо понимаю, как его спина и футболка пахнут камышом, степью и сладким шоколадом. Вот он уверенно проносит меня мимо каких-то полуоткрытых дверей, откуда раздаются стоны, смех и крики, и я даже не хочу представлять, что может скрываться за ними. Так же уверенно мы проплываем с моим спасителем сквозь танцевальный зал, откуда началось моё безумное путешествие по этому проклятому особняку, и через минуту он меня ставит на ноги прямо у того самого швейцара, которому мы сдали свои мобильные телефоны.

Я наконец-то могу рассмотреть своего спасителя: он по-прежнему под два метра, и я упираюсь носом прямо в центр его чёрной футболки. Отхожу немного назад: с группой U2 и Боно на ней. Прекрасно. Задираю голову, чтобы рассмотреть его лицо: чёрные глаза, густые брови, крупный нос и щетина. Отлично. За несколько часов он нисколько не изменился. Только, пожалуй, теперь ещё и спас мою честь. Или жизнь. Или жизнь с честью. В общем, не знаю, что именно.

– Это вы? – задаю я вежливый в данных обстоятельствах вопрос.

– Да, это я! – отвечает Драган Павич. – А, это вы, господица инспектор! – узнаёт наконец-то он меня. – Пришли проверять вечеринку? – и тут же обрывает сам себя, поняв, что это совсем не уместно. – Извиняюсь.

– Спасибо, – устало отвечаю я, протягивая золотой номерок терпеливо дожидающемуся нас швейцару, который, наверное, и не такого здесь насмотрелся и наслушался. Забираю свой телефон, и устало бреду вниз по лестнице, только сейчас понимая, что я босиком.

– Я помогу, – просто отвечает мне Драган.

Мы забираем с ним свои пальто, и я вызываю такси.

– У меня уже подъехало, – звякает уведомление на моём мобильном, и мой спаситель, даже не дав мне опомниться, легко снова взваливает меня к себе на плечо и просто выносит меня из этого адского дворца.

Бал окончен. Часы пробили двенадцать, и принц относит Золушку в тыкву без туфелек. Просто изумительно. Открывает заднюю дверцу и чуть ли не закидывает меня внутрь, после чего обходит машину и плюхается рядом.

– Иди, – машет ладонью водителю, и тот трогается с места.

Я с изумлением смотрю на него, и мой спаситель просто отвечает, словно прочитав мои мысли:

– А как вы дойдёте до квартиры? По снегу?

– Ах, точно, – соглашаюсь я с ним, поморщившись. – А что вы вообще делали на этом мероприятии? – устало нападаю я на него, пытаясь представить Драгана Павича у Фёдора Старикова на ужине с переменой блюд или в тайной комнате, облизывающим голые ножки, или принимающим свою дозу порки от прекрасной доминатрикс.

– Меня пригласили сыграть на концерте, вы разве не видели моё выступление? – заявляет он, словно это только ради него всё затевалось.

– Нет, к сожалению, пришлось пропустить. Так вы ещё и музыкант? – хохочу я в ответ. – И как называется ваша группа, позвольте узнать?

– “Драган Павич Оркестра”, – скромно отвечает мне мой шеф. – Сербский рок-бенд. Мы имели сегодня большой успех.

– Мне искренне жаль, что я всё пропустила, – откидываюсь я на спинку сиденья, и только сейчас понимаю, что я безумно устала. И что мне действительно жаль, что я пропустила выступление этого чёртова серба. Вполне возможно, что играет он так же хорошо, как и готовит. Интересно, что ещё он умеет хорошо делать, – проносится у меня в голове.

– А вы что сами делали в том коридоре? И кто оне гадови? Лисицы? Что они собирались сделать с вами?

– Что-то очень нехорошее, – медленно отвечаю я, и смотрю прямо в глаза Драгану. – Спасибо вам большое. Я не знаю, что бы было со мной, если бы не вы.

– Но я же са вама, – улыбается он мне мягкой и какой-то мальчишеской улыбкой. – Приехали, – такси уже паркуется у моей пятиэтажки. – Готовы? – и он снова обходит такси, и, подхватив меня под мышки, снова взваливает к себе на плечо.

Блин! Я представляла себе спасение принцессы из пасти злобных волков как-то романтичнее. По крайней мере, мог бы меня торжественно нести перед собой на руках, как жених выносит невесту из дверей загса, или как в голливудских ромкомах герой спасает героиню из жерла вулкаана, а так меня весь вечер тягают как мешок артишоков!

– Какой спрат? Этаж? – интересуется мой спаситель, пока я снова считаю под собой ступеньки, вдыхая дымный степной запах его спины.

– Пятый, – скромно отвечаю я. Ужасно неудобно и высоко. – Простите, – на всякий случай извиняюсь я за свой вес.

– Добре, – отвечает он, даже не запыхавшись, бодро и весело продолжая нести меня вверх. – Мршава девойка! – отвечает он что-то на сербском, и я пытаюсь запомнить это слово, чтобы потом проверить, как он в очередной раз меня оскорбил.

– Ну вот, пришли, – командую я, когда меня наконец-то доносят до моего этажа, и мой перевозчик бережно ставит меня босыми ногами на кафельный пол.

Я открываю дверь ключом, и немного переминаюсь, не зная, как мне поступить: в моём доме никогда ещё не было мужчины. Моя квартира девственно чиста. И такой и останется навек. Аминь.

– Ну я пошёл, – направляется к ступенькам Драган. – Чао. Всего хорошего, – и тут я не выдерживаю.

– Драган, – зову я его. – Может быть, зайдёте на чашечку кофе?

– Уже поздно, – отмахивается он от моего приглашения, как от назойливой мухи. – Хвала. Спасибо. Завтра рано вставать. Точнее, данас. Сегодня.

И я уже внутренне выдыхаю: ну вот, формальности соблюдены, я его пригласила, он отказался. Всё по-честному. Но какая-то мелкая мысль-сожаление зудит мелким комариком у меня в голове.

– Добре, не надолго, – вдруг соглашается великан, и в два шага оказывается в моей квартире, как раз как я только начинаю закрывать за собой дверь.

– Но вы должны знать, – решаю я предупредить его здесь, в самом начале, – ещё ни один мужчина не переступал этот порог.

– Понимаю, вы – девица, – соглашается со мной Драган. – Ничего страшного, не переживайте, вы ещё встретите своего человека, – снимает он ботинки. – Вы не фрик. Не уродина, – уточняет он, и тут только я соображаю, что он вообще имеет в виду.

– Нет-нет, я не это хотела сказать! – машу я на него руками.

– Так вы не девица? – в замешательстве переспрашивает он.

– Нет, я не девица, точнее, не в том смысле, в котором вы подумали, – пытаюсь я переубедить своего гостя. – Я вообще-то была замужем. Проходите, пожалуйста, – приглашаю я его за собой.

– Слава Богу! – с облегчением выдыхает Драган, и я боюсь представить, что он вообще мог про меня подумать. – А я решил, что вы пошли на этот вечер знакомств, чтобы кто-то согласился, ну вы разумеете… – вдруг внезапно смущается он, и я вижу, как его щёки вспыхивают персиковым закатом.

– Драган, присаживайтесь, – предлагаю я ему стул. – Нет, вы всё не так поняли. Начнём сначала. Я не девица, точнее, не девственница, но это не имеет никакого значения! – уже сама я начинаю понимать, как по-идиотски глупо выглядит наш разговор со стороны. – Меня пригласили на этот вечер друзья, и я не знала, что там будет происходить, и мне кажется, они сами до конца этого не знали. Но я в любом случае вам безмерно благодарна за то, что вы спасли меня от тех обдолбанных отморозков.

– Обдолбанных? – вдруг вскидывает голову Драган, и я читаю лёгкий испуг в его больших и наивных глазах. – Я только слегка их ударял. Покидал.

– Нет-нет, вы всё правильно сделали, – успокаиваю я его. – Вы даже могли бы и сильнее ещё их покидать. Я имею в виду, что они были совершенно невменяемые, видимо, под наркотиками. Ладно, давайте с вами забудем об этом. Не хочу вспоминать эту ужасную ночь. Давайте я вам сварю кофе. Вы любите кофе?

– Все сербы любят кофе! – чуть ли не с обидой в голосе отвечает Драган.

– Отлично! В Сербии вкусный кофе? – интересуюсь я из вежливости. Ничего не знаю про Сербию. Кроме, пожалуй, Эмира Кустурицы. И ещё Белграда. И Николы Теслы.

– Одвратна кафа. Отвратительный, – отвечает Драган. – Но мы, сербы, очень его любим. Кофе не выбирают, – совершенно серьёзно отвечает он мне.

– Хорошо, я сварю вам отвратительный кофе, – смотрю я на него. И улыбаюсь в ответ, пока и его губы не растягиваются, и мы не начинаем хохотать на всю сонную кухню.

– На самом деле я хотел извиниться перед вами за сегодняшний случай. Простите меня, – совершенно искренне наклоняет он свою кудрявую голову. – У меня был очень плохой опыт с кулинарными инспекторами в прошлом, и все знают, что в мои заведения вход им не разрешён.

– Ну что же, кроме меня, – отвечаю я. – Я больше не пойду в ваш «Рогач», обещаю.

– Приходите! – вдруг вскакивает он с места. – Как простой посетитель. Добродошли! Покушаете наконец! А то вы совсем худая! Мне рассказали потом, что вы очень хороший журналист. Пишете только правду. И разбираетесь в настоящей кухне.

– Спасибо, очень лестно такое слышать, – устало улыбаюсь я, – думаю, на этом мы с вами квиты.

– Добре, – соглашается Драган. – А вы сами хорошо готовите? – и этот вопрос меня ставит в тупик. Потому что я давно уже ничего не готовлю.

– Нет, – качаю я головой, разливая нам кофе по тоненьким фарфоровым чашечкам.

– Чудно, – окидывает мой гость кухню, поблёскивающую моими драгоценными латунными сотейниками и сковородками. – Пять минут, – встаёт и выходит в коридор, и я только слышу стук захлопнувшейся двери.

Я сижу перед своим остывающим кофе, вообще ничего не понимая: что это вообще такое происходит со мной в последний день? Я что, уже отпугиваю всех нормальных мужчин? У меня что-то на лбу? Со мной что-то не так? Отпиваю кофе – вполне сносный, а не одвратна, как слышу стук в дверь. Иду открывать, и в квартиру снова вваливается Драган с шуршащими пакетами.

– Уже завтрак, – улыбается он, снимая ботинки и уверенно направляясь на кухню. – А на завтрак надо кушать, – поворачивается он ко мне, доставая муку, яйца, молоко и апельсины. – Небольшой поклон от меня. За вчерашнюю грубость. Подарок, – уточняет он, уже сам доставая мои миски вилки и сковородку.

Солнце только начинает пробиваться сквозь серые московские крыши, а по всему дому уже разносится аромат соуса для крепп-сюзетт, а я просто сижу и смотрю, как ловко и быстро Драган печёт маленькие блинчики и затем поливает их апельсиново-лимонным сиропом.

– Почти любое знаменитое блюдо начиналось со случайности, – вдруг произносит он, ставя передо мной тарелку с десертом: золотые, с подпалинами, блинчики, утопающие в ароматном сливочно-цитрусовом соусе. – Кушайте, – не терпящим возражений голосом говорит Драган, и я отрезаю большой кусочек. В первый раз за два года. Отправляю его в рот, и понимаю: весна уже пришла.

Для теста смешать 250 миллиграмм молока с 2 яйцами, 125 граммами муки, чайной ложкой ванильного сахара и щепоткой соли. Влить столовую ложку растопленного сливочного масла и дать тесту отдохнуть хотя бы полчаса. Но у Драгана не было времени, поэтому он сразу стал выпекать небольшие тонкие блинчики, размером примерно в половину сковороды.

Для соуса Сюзетт растопить 50 грамм сливочного масла, добавить в него 30-50 грамм сахара, сок и цедру одного апельсина и половины лимона. Хорошенько перемешать и растворить, пока его душа не начнёт пузыриться и лопаться от жара.

Каждый блинчик окунуть в соус, полить сверху, сложить конвертиком и хорошенько прожарить со всех сторон. До подпалин. Перед подачей идеально полить ликёром и поджечь. Но они были и без этого восхитительны.

И пока я доедала свой первый блинчик, Драган так же внезапно встал и вышел. И я только услышала звук закрывшейся двери. Но я знала, что он вернётся. Потому что он оставил у меня в доме свой запах пыльных степей, камыша, и сухой лаванды.