Но на следующий день, когда я обнаружила на своей шее синяки, мое настроение испортилось. Я долго внимательно разглядывала себя в зеркало, а затем направилась к телефону.
Я сказала Полу, что принимаю его предложение и услышала на том конце провода радостные вопли. Потом я доложила о своем решении Льюису и добавила, что на свой медовый месяц я, скорее всего, отправлюсь в Европу, и весь дом на период моего отсутствия будет в его распоряжении.
Свадебная церемония, на которой в качестве свидетелей присутствовали Кэнди и Льюис, заняла десять минут. Затем я забрала свой багаж, водворив Льюиса в дом собственными руками и пообещала ему, что скоро вернусь. Он, в свою очередь, пообещал мне не шалить, работать в поте лица и каждое воскресенье выпалывать вокруг «Ролса» сорняки. Несколько часов спустя я уже летела в Париж и следила в иллюминатор за серебристым крылом, режущим серо-голубые глыбы облаков. Мне казалось, что я наконец-то вырвалась из кошмара. Мою руку сжимала надежная, теплая ладонь Пола.
Мы рассчитывали пробыть в Париже не больше месяца. Но Джей прислал мне телеграмму с просьбой отправиться в Италию, дабы помочь там бедняге вроде меня самой справиться со сценарием. У Пола же нашлись дела в Лондоне, где «РКБ» открывала свой филиал. В итоге мы мотались между Парижем, Лондоном и Римом целых шесть месяцев. Я была довольна: много новых знакомых и частые встречи с дочерью. В Италии я купалась, в Париже веселилась, в Лондоне полностью обновила свой гардероб. Пол оказался потрясающим спутником, и я полюбила Европу еще больше, чем раньше. Время от времени я получала письма от Льюиса, в которых он совершенно по-детски описывал сад, дом, «Ролс» и жалобно сетовал на наше отсутствие. Реклама, созданная смертью Маклея, привлекла к его первому фильму внимание. Студия наняла Чарлза Вогта, весьма сносного режиссера, переснять его, и он стал менять все сцены одну за другой, так что Льюис снова облачился в свой ковбойский наряд. Да и сама его роль претерпела некоторые коррективы. Впрочем, он писал об этом вскользь, и я была поражена, когда, за три недели до возвращения назад, узнала, что фильм просто чудо, а его юный герой, Льюис Майлз, имеет все шансы получить «Оскара» за главную роль.
Но на этом сюрпризы не закончились. Когда мы приземлились в Лос-Анжелесе, Льюис встретил нас в аэропорту. Он, как ребенок, повис сначала на моей шее, затем на шее Пола, а потом принялся горько жаловаться: «они» просто преследуют его, «они» предлагают ему контракты, в которых он ничего не смыслит, «они» день и ночь обрывают ему телефон, наконец, «они» сняли для него огромный дом с бассейном. Он казался растерянным и раздраженным. Не прилети я в тот день, он бы бросил все и сбежал. Пол просто задыхался от смеха, но, на мой взгляд, Льюис сильно сдал и похудел.
На следующий день вручали «Оскаров». Там был весь Голливуд, вырядившийся во все лучшее, накрашенный, сияющий, и Льюис получил своего «Оскара». Он шел по сцене с самым независимым видом, а я с чисто философским любопытством наблюдала, как три тысячи человек восторженно рукоплещут убийце. Ко всему привыкаешь. После вручения «Оскаров» в новом доме Льюиса состоялась большая вечеринка, организованная Джейем Грантом. Джей, демонстративно гордясь своей новой звездой, провел меня по дому: вот гардеробы, забитые новыми костюмами Льюиса; вот гаражи, полные новых машин Льюиса; вот комнаты, в которых Льюис будет спать; вот залы, в которых он будет принимать гостей… Сам Льюис ходил за нами по пятам и бормотал себе под нос что-то бессвязное.
— А ты уже перевез сюда свои старые джинсы? — спросила я его.
Он в ужасе отрицательно затряс головой. Для героя вечера он выглядел слишком растерянно. Он по-прежнему ходил за мной хвостом, отказываясь, несмотря на мои недвусмысленные намеки, заниматься гостями, и я начала замечать на себе пристальные взгляды, слышать полупрозрачные намеки, что, все вместе, и ускорило наш отъезд. Воспользовавшись моментом, когда кто-то полностью завладел вниманием Льюиса, я взяла Пола под руку и шепнула ему, что страшно устала.
Мы решили пожить некоторое время у меня, так как квартира Пола была в центре, а я предпочитала загород. Около трех утра мы тихо ускользнули ото всех и направились к машине. Я оглянулась на огромный дом, залитый светом, на журчащую воду бассейна, на силуэты гостей в окнах и подумала, что год назад, всего лишь год назад, мы как раз возвращались по этой дороге, когда некий юноша бросился нам под колеса. Ну и год же это был! Но заканчивался он вроде хорошо, если не считать, конечно, Фрэнка, Лолу, Болтона и Маклея.
Пол с ювелирной точностью вырулил задом между двумя «ролсами» (новыми, разумеется) и медленно поехал вперед. И точно так же, как и год назад, перед капотом возник из темноты молодой человек с раскинутыми в стороны руками. Я вскрикнула от изумления, а Льюис (это был конечно же он) подбежал к моей дверце, распахнул ее и схватил меня за руки. Он дрожал, как осиновый лист.
— Отвези меня домой, — проговорил он срывающимся голосом. — Возьми меня с собой, Дороти, я не хочу здесь оставаться.
Он прижался щекой к моему плечу, потом снова поднял голову, глубоко дыша, словно получив удар в живот.
— Но Льюис, — попыталась урезонить его я, — теперь твой дом здесь. И все эти люди ждут тебя…
— Я хочу назад, домой, — сказал он.
Я озадаченно посмотрела на Пола. Тот беззвучно смеялся. Я сделала последнюю попытку:
— Подумай о бедняге Джейе, который столько возился с тобой. Если ты так вот просто возьмешь и уйдешь, он рассвирепеет.
— Я убью его, — сказал Льюис, и я сдалась.
Я подвинулась, и Льюис рухнул на сидение рядом со мной. Пол тронул машину с места, мы снова ехали втроем, и это снова сводило меня с ума. Тем не менее, я прочитала Льюису короткую нотацию о том, что на эту ночь, так и быть, мы возьмем его с собой, поскольку он так распсиховался и мог невесть что выкинуть, но через два, максимум три дня он обязан вернуться к себе, иначе люди начнут недоумевать, почему он не живет в своем замечательном доме… и так далее, и тому подобное.
— Я могу жить у вас, а туда мы можем ездить купаться, — немного подумав, резюмировал он.
И почти мгновенно заснул на моем плече. Когда мы приехали, нам даже пришлось выносить его из машины; мы оттащили его наверх, в столь любимую им маленькую спальню, и положили на кровать. Он приоткрыл глаза, взглянул на меня, улыбнулся и опять уснул, на его лице застыло выражение блаженства.
Мы с Полом прошли в свою спальню, и я начала раздеваться. Потом спросила Пола:
— Как ты думаешь, он к нам надолго?
— На всю жизнь, — небрежно ответил Пол. — Ты сама отлично это знаешь.
Он улыбнулся. Я слабо запротестовала, но он прервал меня:
— А разве ты не счастлива, что все происходит именно так, как происходит?
— Счастлива, — сказала я. — Очень.
Это была чистая правда. Видимо, время от времени мне придется лезть из кожи вон, не давая Льюису кого-нибудь убить, однако, с известной предусмотрительностью и удачей… Ладно, как говорится, «поживем — увидим». Эта дьявольская формулировка, как всегда, утешила меня, и, мурлыча про себя жизнерадостный мотивчик, я отправилась в ванную.