Воин

— Это написал ребенок?

— Будет лучше, если ты прочтешь это вслух. Хочешь, я тебе это прочту?

— Да.

Мила читала мне низким мелодичным голосом нараспев. Чистый голос девушки в сочетании с сильным посылом стихотворения заставили волосы у меня на руках встать дыбом.

Поколение зеркал.

Легко быть подавленным,

Со всей этой ненавистью и страхом,

Это менталитет «их» и «нас», и угрозы — это все, что мы слышим.

Страшные разговоры о ядерной войне и конце человечества.

Что случилось со взрослыми в этом мире — неужели они не видят этого безумия?

У меня не так уж много власти; в конце концов, я всего лишь ребенок.

По крайней мере, так я думала до того, как взяла в руки мяч.

Теперь я полна решимости изменить ситуацию к лучшему и вызвать улыбку на лице друга.

Напомните им, что они особенные и что внутри нас есть особая благодать.

Мы — чистые, еще не приученные мыслить в категориях цвета кожи или расы.

Нам не обязательно быть звездами или героями, просто поколением зеркал.

Пусть другие будут ослеплены тьмой, в то время как мы отражаем только солнце.

Это люди, которые вдохновляют нас, — молодые люди.

Люди, которые меняют ситуацию — даже если она совсем незначительная.

Я собираюсь направить свое зеркало в их сторону.

Чтобы отразить и усилить их свет — и я не могу дождаться, чтобы увидеть реакцию.

Что произойдет, когда мои друзья сделают то же самое?

Когда все наше поколение откажется быть ослепленным ненавистью и обвинениями.

Когда мы отталкиваем тьму и рассмеемся ей в лицо.

Никто не может сказать мне, что это не наше дело.

Я знаю, что более сильные и мудрые люди сражались и отдали свои жизни.

Я не хочу проявить неуважение, но пришло время действовать стратегически и не вестись на ложь.

С тьмой нельзя бороться насилием и ненавистью.

Это будет только усиливаться и поглотит нас в бесконечных спорах.

Только свет может победить тьму — даже такой ребенок, как я, может видеть, что многое ясно.

Но я не могу водить машину или заставлять взрослых слушать, если они не хотят слышать.

Тем не менее, мы — поколение зеркал, гоняющихся за солнцем, готовых внести свой вклад.

И используя простые вещи, находящиеся в пределах нашей досягаемости, это может оказаться не так уж сложно.

Мы возьмем наши телефоны и воспользуемся социальными сетями, чтобы люди почувствовали наше тепло.

Подумайте, как это будет отличаться от обычной бури в СМИ.

Сделайте комплимент незнакомцу и заставьте его улыбнуться.

Немного доброты поможет преодолеть долгую милю.

Мы будем отпускать шутки и ощущать смех как целительную силу.

Ту, которая заставит наши сердца петь и расцветать, как цветок.

Мы поговорим о людях, которыми мы восхищаемся и уважаем.

И поделитесь тем, за что мы благодарны, и надеемся, что эффект почувствуют все.

Итак, мой последний вопрос к вам таков: поможете ли вы нам, просто отражая яркий свет в своем зеркале?

— А ты как думаешь? — прошептала Мила. — Разве это не удивительно?

— Вау. — Мои брови приподнялись. — Ты уверена, что это написал ребенок?

— Да. Ей было всего тринадцать, и ее звали Перл, совсем как нашу Перл.

— Это прекрасное стихотворение.

— По словам, которые она использует, можно сказать, что это очень старый стих, но мне хочется плакать от того, что дети тогда боялись ядерной войны и конца человечества.

— Ну, на то есть веская причина, — заметила я.

Мила выглядела печальной.

— Я счастлива, что не живу тогда. По крайней мере, сейчас такого оружия нет.

— Верно, но нам все еще предстоит решить множество проблем.

Между ее бровями образовался треугольник.

— Например, какие?

— Например, найти способ избавиться от стены между Северными землями и Родиной.

— Но я думала, что Перл и Хан работают над этим.

— Так и есть.

— Тогда тебе не о чем беспокоиться. Перл — самый умный человек, которого я знаю, и у Хана тоже есть несколько хороших идей.

Я наклонила голову.

— Ты думаешь, Перл умнее Хана?

Мила слегка отпрянула назад.

— А ты нет?

— Я не знаю. Люди называют Хана гением.

— Правда?

— Да.

— Ха, я этого не знала. — Мила снова заглянула в стихотворение. — Я думаю, это потому, что люди здесь не встречали настоящего гения до появления Шелли.

— Шелли — гений? — Я посмотрела на подростка с кустистыми бровями, непослушными волосами и плохой кожей.

— Да. Она даже умнее Перл, но по-другому.

— Я понимаю. — На мгновение моя грудь наполнилась гордостью. Я была окружена умными женщинами и сидела рядом с девочкой, у которой были женские образцы для подражания, к которым у меня не было доступа, когда я была в ее возрасте.

— Хотя есть много вещей, в которых она отстой.

— Кто, Шелли?

— Да. — Мила широко раскрыла глаза и преувеличенно кивнула головой. — Она вообще не умеет драться. Она также плохо готовит и совершенно не умеет рисовать. Похоже, что ее интеллект не был равномерно распределен в ее мозгу. В некоторых областях она гений, в других — безнадежна. — Последнюю часть она произнесла шепотом.

— Мила, ты анализируешь стихотворение? — спросила Кайя с другого конца комнаты.

— Простите. Я немного отвлеклась, — призналась Мила и вернулась к стихотворению, указав пальцем на строчку. — Мне нравится эта часть, где говорится: — «Только свет может победить тьму — даже такой ребенок, как я, может видеть, что многое ясно».

— Мне это тоже нравится.

Она наклонила голову.

— Приятно, что она использует слово «ясный» применительно к свету.

— Да.

— И я думаю, что она права. Если кто-то груб с тобой, это не поможет, если ты будешь груб в ответ. Кто-то должен улыбнуться первым.

Я втянула воздух, в моей голове прокручивались слова Афины о том, чтобы я сказала Магни, что люблю его, вместо того чтобы ждать, пока он скажет это первым.

— Ты права, но улыбнуться первым может быть непросто, — заметила я.

— Ты так думаешь? — Мила выглядела задумчивой. — Для меня труднее быть злым. Внутри что-то не так, как будто я не могу нормально дышать. — Она прижала руку к груди. — Иногда у меня возникает такое же чувство, когда я вижу, как люди дерутся. Это меня печалит.

Мои руки гладили ее длинные светлые волосы.

— Ты прирожденный пацифист, не так ли?

— Может быть; я всегда любила детей.

— Это хорошо, но ты же знаешь, что пацифист любит всех, верно?

— Я не уверена, что такое пацифист. Это человек, который делает пустышки?

Я рассмеялась.

— Нет, это человек, который любит мир.

— Ой. — Она улыбнулась. — Тогда это то, кем я хочу стать, когда вырасту.

— Боюсь, пацифист — это не описание работы, Мила. Это менталитет.

— Жаль. Думаю, у меня бы это хорошо получилось.

— Я уверена, что так. — С приклеенной к лицу улыбкой я снова просмотрела стихотворение. — Я думаю, это моя любимая часть: «Мы поговорим о людях, которыми мы восхищаемся и уважаем. И поделитесь тем, за что мы благодарны, и надеемся, что эффект почувствуют все. Хотела бы я, чтобы у меня это получалось лучше. Но это трудно».

Мила взяла меня за руку под столом.

— Кайя говорит, что «трудно» — это не то же самое, что «невозможно». Может быть, тебе просто нужно попрактиковаться.

Я посмотрела вниз на наши руки и почувствовала себя польщенной тем, что девочка оказала мне доверие.

— Я думаю, Магни тоже нужно попрактиковаться в этом. Он не силен в комплиментах.

— Что ты имеешь в виду? Он все время говорит мне приятные вещи.

Моя голова резко поднялась.

— Он говорит?

— Ему нравятся мои ямочки на щеках, мои волосы, мой певучий голос, и он считает меня хорошенькой.

— Он сказал тебе это?

— Да, — кивнула Мила, как будто это не имело большого значения. — Я тоже говорю ему приятные вещи.

— Например, какие?

— Что мне нравятся его глаза и его улыбка.

— И мне.

— А еще мне нравится, когда он поднимает меня и подбрасывает в воздух. — Опершись локтем на стол, Мила подперла рукой подбородок и задумчиво вздохнула. — Я действительно хотела бы, чтобы Магни был моим отцом.

— Он тоже этого хотел бы, Мила.

Она искоса взглянула на меня.

— Он хочет иметь от тебя детей.

— Я знаю.

— Ты знала, что он хочет назвать вашего мальчика Мэйсоном в честь первого правителя Северных земель?

— Нет.

— Магни нравится это имя.

Это было то, о чем мы с сестрой говорили с тех пор, как были маленькими девочками, и я улыбнулась.

— Я всегда знала, что если у меня будет девочка, я назову ее Обри.

— Это мило. А если это будет мальчик?

Я сжала ее руку.

— Похоже, Магни уже выбрал имя Мейсон.

Мы с Милой сидели в маленьком пузыре, когда Кайя объявила перерыв.

— У вас есть полчаса, чтобы поиграть. Сегодня прекрасный день, так что надевайте свои куртки и выходите на улицу.

— Кто хочет поиграть в прятки? — крикнул один из мальчиков, и Мила повернула голову.

— Я.

— Развлекайся, — сказала я и помахала в ответ, когда она выбежала за дверь, чтобы поиграть с другими детьми.

— Она милая, не так ли? — Кайя подошла и села на парту рядом со мной.

— Очаровательная. Если у меня когда-нибудь будет дочь, я бы хотела, чтобы она была похожа на Милу.

Кайя положила руку себе на живот.

— Мила очень интересуется моей беременностью. Когда мы рассказали об этом детям, она была первой, кто спросил, сможет ли она посидеть с ребенком, когда он родится.

— Это мило.

Финн вошел вместе с Афиной. Он перебрасывал яблоко из руки в руку.

— Как все прошло? — Я спросила. — Что Рестлер сказал о Тристане?

— Все прошло хорошо, а почему бы и нет? Тристан — мой сын. Он может очаровать кого угодно.

Афина обняла Кайю и села рядом с ней на стол.

— Рестлер сказал, что подумает об этом. Он отнесся к этому немного скептически, когда узнал, что Тристан вырос на Родине.

— Рестлер сказал тебе это?

— Да, он поставил условие, что если он возьмет Тристана в ученики, то на Родине для него больше не будет школьного обучения. Рестлер хочет, чтобы отныне он учился в Северных землях.

— Это то, что Тристан хочет сделать? — я спросила.

— Конечно, это так, ему здесь нравится и… — громкий крик прервал Финна и заставил нас всех подпрыгнуть. Финн выбежал за дверь, Кайя следовала за ним по пятам, а мы с Афиной подбежали к окну. Мое сердце пустилось вскачь, и я громко ахнула, когда какой-то мальчик закричал.

— Она упала с крыши. — Он был рядом с домиками, и даже с такого расстояния я разглядела красивые длинные волосы девочки, лежащей словно безжизненная на земле. Это была Мила.

Глава 24

Встреча

Магни

Хан не поднял головы, когда я вошел в его кабинет. Он был сосредоточен на игре в шахматы, разложенной перед ним, двумя пальцами касаясь слона. Он задумчиво наморщил лоб.

— Тебе никогда не надоедает играть самим с собой?

Он не смотрел на меня, когда отвечал.

— Перл вчера обманула меня со своим рыцарем, и я позабочусь о том, чтобы это больше никогда не повторилось.

Я сел напротив него.

— Как думаешь, ты сможешь оставить свои игры, пока мы не закончим разговор?

Сделав глубокий вдох, Хан поднял глаза и посмотрел на меня с раздражением.

— Не испытывай меня, черт возьми, Магни. Мое терпение по отношению к тебе на исходе.

— Может быть, тебе нужно пойти и еще немного помедитировать со своей женой.

— У моей жены есть имя, и ты должен использовать его, когда пойдешь извиняться перед ней.

— Зачем? — спросил я.

— Я не просил тебя встречать ее на границе. — Ноздри Хана раздулись. — Я просил тебя держаться от нее подальше, черт возьми.

— Я думал, ты только что попросил меня пойти к ней и извиниться. Определись уже.

— Если ты будешь угрожать или запугивать ее еще раз, у нас с тобой будут серьезные проблемы.

Я наклонился вперед, стиснув зубы.

— Это моя работа — прикрывать твою спину, и я ни хрена не доверяю Перл.

Хан прищурил глаза.

— Может быть, она права насчет тебя. Ты стал параноиком и видишь опасность там, где ее нет.

Я отпрянул назад.

— Ты не думаешь, что тебе грозит опасность?

— Всегда найдутся недалекие люди, которые думают, что смогут управлять этой страной лучше, чем я. — Хан пренебрежительно махнул рукой. — Просто подожди, пока женщины не начнут пользоваться новой системой подбора партнеров. Тогда никто не будет говорить о революции.

— Если я извинюсь перед Перл, то это будет потому, что я хочу этого, а не потому, что ты мне так велишь. И на данный момент я этого не хочу.

Хан стукнул кулаком по столу.

— Я твой правитель, и ты будешь выполнять мои приказы.

Встав, я перегнулся через стол, твердо выставив ладони перед собой.

— Заткнись на хрен.

Хан вскочил со стула. Как два самца гориллы, мы стояли друг напротив друга с суровыми выражениями лиц.

— Я устал от того, что ты принимаешь меня как должное. — Слюна полетела у меня изо рта, когда я зашипел на него. — Всю свою жизнь я был в твоей тени, убирая за тобой дерьмо. Я убивал людей, чтобы обезопасить тебя и маму, и это благодарность, которую я получаю?

— Каждый из нас играет свою роль.

— И теперь эти роли изменились. Ты, бл*дь, продал меня. Ты думал, я не буду против, если Перл превзойдет меня по должности?

— Я уже говорил тебе. Это всего лишь проформа, и только в далеком будущем.

— Тебе лучше проявить ко мне уважение и оценить то, что я делаю для тебя.

— Есть ли угроза в этом заявлении? — спросил Хан сквозь стиснутые зубы.

— Да, я тут подумал. Может быть, небольшая хижина на Аляске была бы приятной переменой. Охота на медведя, рыбалка, тишина и покой — это чертовски хорошая сделка по сравнению с политикой и братом, который меня предает.

— Я не предавал тебя. — Хан отстранился, его голос стал спокойнее. — Я понимаю, почему ты злишься, но ты должен смириться с этим, и это не вина Перл.

Выпрямив спину, я скрестил руки на груди.

— Ты делаешь то, что должен делать. Я собираюсь на Аляску посмотреть на домики.

— А что насчет Лауры?

Я сморщил лицо, в моем сердце словно вонзился нож.

— Она выбрала Родные земли.

Хан потер лоб и вздохнул.

— Мне жаль это слышать.

— Что есть, то есть, — сказал я, отказываясь показывать ему, насколько я был сломлен внутри. — Тебе придется найти кого-нибудь другого для выполнения твоей грязной работы. С меня хватит.

Он наклонил голову и нахмурился.

— Магни, не надо.

Проигнорировав его попытку урезонить меня, я продолжил говорить.

— Я был у матери. Тебе нужно поговорить с ней.

— Почему, что случилось?

— Зобель и его друзья в заговоре против тебя, и я не хотел, чтобы она была в его доме, когда солдаты прибудут этим утром.

У Хана отвисла челюсть.

— Ты это несерьезно?

— Совершенно серьезно.

— Я в это не верю.

— Нет, с чего бы тебе верить? Вы с Перл уже согласились, что я параноидальный ублюдок, верно? Но, как бы то ни было, это придало мне целеустремленности, когда прошлой ночью я провел два часа, допрашивая всех восьмерых заговорщиков. Они сказали мне все в лицо.

— Ты пытал мистера Зобеля? — Руки Хана взметнулись к волосам.

— Единственным человеком, которого пытали, был я! Мне пришлось сидеть там и слушать их отвратительные разговоры о женщинах. Не волнуйся, ты поймешь, что я имею в виду, когда прослушаешь запись, которую я получил прошлой ночью. — Во время разговора я воспользовался своим браслетом, чтобы передать ему файл.

Он выглядел смущенным.

— С чего бы им тебе что-то рассказывать? В этом нет никакого смысла.

Я наклонил голову.

— Потому что они думали, что я с ними заодно.

— Что? — Хан выглядел так, словно проглотил муху. — Почему?

— Потому что они горели желанием вторгнуться на Родину и хотели воспользоваться падением пограничной стены. Жадные ублюдки искали случая поделить между собой Родные земли и приумножить свое богатство и власть.

— Да, но почему ты?

— Разве это не очевидно? Я тоже выступал за то, чтобы мы вторглись, и я не доверяю Перл. Пока мамаши восстанавливали стену, время было на исходе… — я пожал плечами. — Они рискнули завербовать меня, надеясь, что я тоже сыт по горло.

— Кто там был? — спросил он.

При каждом имени, которое я ему называл, его уши краснели еще больше, и когда я прокрутил для него фрагмент записи, Хан начал расхаживать по своему кабинету.

— Будет лучше, если смерть Хана будет выглядеть как несчастный случай. У тех немногих людей, которые ему верны, не должно быть никаких оснований подозревать, что его убила измена.

— Это был Шелдон Грант, который говорил? — Лицо Хана исказилось от холодной ярости. — Эти гребаные предатели. Просто подожди, пока я не доберусь до них своими руками.

Я пожал плечами.

— Обо всем этом уже позаботились. Сегодня утром, без четверти шесть, у меня было восемь команд, которые одновременно забрали их.

— Где они сейчас? — спросил он.

— Обычное место, никакого особого отношения.

— Почему ты не сказал мне раньше?

— Я говорю тебе сейчас.

Хан плюхнулся в свое кресло.

— Кем они хотели меня заменить? Тобой?

— Ага. Они думают, что Перл имеет над тобой слишком большую власть, и они знали, что я согласен.

— Но недостаточно, чтобы занять мое место?

Я фыркнул.

— Если бы я хотел быть правителем этой страны, я бы давным-давно убрал тебя. Эта работа не для меня.

— Ты никогда не задумывался об этом?

— Конечно. Но мне было четырнадцать, и я вырос из этого, когда понял, насколько скучна эта работа. Ты весь день сидишь за письменным столом. Я всегда предпочитал быть практичным. Быть среди своих охотников и чувствовать прилив адреналина от хорошей драки — это были лучшие дни для меня.

— Я должен поблагодарить тебя. — Хан выглядел немного напряженным, когда говорил это. Нас воспитывали не для того, чтобы извиняться или благодарить.

— Все в порядке. Только потому, что ты гигантская задница, это не значит, что я должен быть таким же.

Какое-то мгновение никто из нас не произносил ни слова, и комната наполнилась энергией, которая подстегнула мои эмоции. Когда Лаура впервые ушла от меня, я впал в запой, и я никогда не забуду Хана за то, что он был рядом со мной. Мы были двумя единственными людьми, которые когда-либо поймут, каково это — расти сыновьями Марка Аврелия. Временами этот человек был чудовищем, и Хану было тяжелее всего. Я помню, как отчаянно искал способ отвлечь отца, чтобы пощадить моего брата. Разработка и отработка боевых приемов были моей навязчивой идеей. Не потому, что мне это нравилось, а потому, что это было единственное, что, как я знал, мой отец всегда находил время понаблюдать за мной. И пока он наблюдал за мной, он не приставал к Хану.

Молчание нарушил Хан.

— Аляска, да?

— Я бы предпочел теплый пляж на юге, но я слышал, что там полно мамаш, и ты знаешь, как я к ним отношусь.

— Я не хочу, чтобы ты уходил. Ты нужен мне здесь.

Я пожал плечами.

— Тебе следовало подумать об этом до того, как ты согласился сделать Перл своей соправительницей.

Хан открыл рот, выглядя так, словно хотел возразить, но затем снова закрыл его со вздохом смирения.

— Хорошо, но я хочу, чтобы мы рассказали маме вместе.

— Почему? Я проделал тяжелую работу. Будет только справедливо, если ты сообщишь ей плохие новости. Я ненавижу, когда она плачет.

— Она наверняка захочет услышать это из первых уст.

В конце концов мы вместе отправились в дом нашей матери. Говорил Хан, а я был молчаливым задумчивым сыном на заднем плане.

— Ты что-нибудь знала? — спросил ее Хан.

Эрика теребила свои руки, ее лицо было бледным, а глаза полными слез.

— Нет.

— Ты никогда ничего не подозревала?

Она покачала головой и шмыгнула носом.

— Я понятия не имела.

— Ты знаешь, каково наказание за государственную измену в этой стране. Зобель будет казнен вместе с остальными, а их активы будут конфискованы.

— Пожалуйста, не убивайте его. Я уверена, что он не это имел в виду, — взмолилась Эрика.

— Мама. — Хан сел рядом с ней. — Он хотел моей смерти.

Ее голос был хриплым, когда она заговорила:

— Он был лучшим другом твоего отца. Я знаю его тридцать пять лет. Он бы никогда не сделал ничего подобного.

Я был потрясен тем, насколько она была наивна.

Хан воспроизвел для нее часть разговора, и несколько раз он поднимал на меня глаза, когда обсуждалась вопиющая измена.

— Доказательства налицо, мама. Зобель — гребаный предатель, и ты должна это принять. Он хотел, чтобы Магни убил меня.

Она была несчастна и сбита с толку, и меня осенило, что я вспомнил, как она противостояла моему отцу в моем детстве. Куда подевалась эта дерзость?

— С чего бы тебе его защищать? Ты так сильно его любишь? — спросил я ее.

— Я не люблю его. Но я также не хочу, чтобы он умирал.

— Где же твое возмущение тем, что он хотел убить твоего сына? — я спросил. — Как ты можешь не злиться на него?

Она закрыла лицо руками, всхлипывая.

— Я не понимаю, что происходит. Я доверяла ему. Зачем ему делать что-то подобное?

Я застонал.

— Этот человек всегда был жадным эгоистичным ублюдком, вот почему. — Увидев плачущую маму, я пожалел, что не задушил Зобеля собственными руками. Она заслуживала гораздо большего, чем он.

Хан наклонился и поцеловал Эрику в макушку.

— Мам, все будет хорошо. Я попрошу Перл подняться сюда и поговорить с тобой. Она гораздо лучше разбирается в подобных вещах.

Мы ждали в комнате прибытия Перл. Они с Ханом тихо разговаривали у двери, пока он вводил ее в курс дела.

— О нет. — Перл поднесла руку ко рту, а затем посмотрела на Эрику с глубоким сочувствием на лице.

Мы оставили женщин с Перл, которая обнимала Эрику за плечи и тихо с ней разговаривала.

Закрыв дверь, Хан посмотрел на меня и глубоко вздохнул.

— Еще рано, но я бы не отказался от холодного пива, прежде чем пойду разбираться с этими ублюдками.

Я приподнял бровь.

— Ты уверен, что тебе не нужно сначала спросить разрешения у Перл?

— Очень смешно. Ты хочешь пива или нет?

Улыбка тронула мои губы.

— Черт возьми, да, я хочу пива.

Глава 25

Сломленный

Магни

Мы с Ханом выпили только половину нашего пива, когда Арчер позвонил мне.

С таким же успехом он мог бы окунуть мою голову в ведро с ледяной водой, когда сообщил мне плохие новости.

— Какого черта она была на крыше? — воскликнул я и встал.

— Что случилось? — Хан тоже встал. — Кто был на крыше?

— Мила.

— Финн был здесь, и он позаботился о ней. С Милой все будет в порядке, — заверил меня Арчер.

— Ты уверен?

— Да. Она сломала ногу и запястье, но самое худшее — это сотрясение мозга. Ее тошнит, и у нее двоится в глазах.

Казалось, моя голова вот-вот взорвется.

— Ради всего святого, Арчер. Как ты мог допустить, чтобы это случилось?

— Они играли в прятки. Мальчики все время ходят туда. Я думаю, крыша просто оледенела.

— Но это Мила, она… — я удержался от того, чтобы сказать «драгоценная», поскольку это означало бы, что мне наплевать на мальчиков, что было неправдой.

— Лаура с ней, но Мила спрашивала о тебе.

— Я еду. — Я как раз собирался повесить трубку, когда понял, что он только что сказал. — Подожди, Арчер, ты только что сказал, что Лаура там?

— Да, она приехала с Финном прошлым вечером.

Я посмотрел на Хана.

— Ты знал, что Финн и Лаура вернулись?

— Нет. — Он нахмурился. — Может быть, мне стоит почаще покидать свой рабочий стол.

Вернув свое внимание к Арчеру, я сказал:

— Скажи Миле, что я уже в пути.

— Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой? — предложил Хан.

Я бросил свой ответ через плечо.

— Ты иди разберись с предателями, пока я позабочусь об этом.

— Хорошо, но позвони мне, чтобы сообщить последние новости. Мы с Перл зайдем позже.

В обычный день перелет из Серого особняка в школу занимал пятнадцать минут. Сегодня я был там за десять минут, включая время, затраченное на то, чтобы добежать от гибрида до здания школы.

Финн ждал в дверях. Подняв обе ладони, он жестом велел мне притормозить.

— Полегче, Магни, у тебя такой вид, будто ты готов кого-нибудь убить.

— Где она? — спросил я.

Он указал.

— Там, с Лаурой.

— Арчер сказал, что она сломала ногу и запястье.

Финн кивнул.

— Я уже применил костный ускоритель; меня беспокоит сотрясение мозга.

— Насколько все плохо?

— Достаточно плохо, чтобы я хотел, чтобы она находилась под наблюдением в течение следующих двадцати четырех часов. Лаура вызвалась ухаживать за Милой.

— Магни. — Звук голоса Милы с другой стороны двери притянул меня ближе. Открыв дверь в одну из учительских, я увидел бледную Милу, лежащую на кровати, а рядом с ней на стуле сидела Лаура.

Внезапно стало трудно дышать. Когда Мила протянула мне руку, мои ноги сами понесли меня вперед, и я опустился на колени рядом с ней, целуя тыльную сторону ее маленькой ручки.

— Ты ведь не злишься на меня, правда? — прошептала она.

— Нет. Мне просто не нравится видеть тебя такой. О чем ты думала, поднимаясь на крышу?

— Мне нужно было где-то спрятаться, а Платон сказал, что они никогда не найдут нас на крыше.

— Платон велел тебе залезть на крышу?

Мила выглядела печальной.

— Не злись на него. Он постоянно туда залезает.

— Мне все равно, если он будет делать это постоянно, это слишком опасно.

— Это то, что я сказала, но он сказал мне, что ничего не случится.

— Он дурак. Зачем тебе его слушать?

На глаза Милы навернулись слезы.

— Я не хотела этого делать, но потом вспомнила, что ты мне сказал.

— Что я тебе сказал?

— Ты сказал, что мальчики рождены для того, чтобы руководить и брать на себя ответственность. Вот почему я последовала за ним.

Я поднял руку и с глубоким вздохом уронил ее на бедро. Вселенная, без сомнения, пыталась доказать мне свою правоту. Наивность моей матери и отсутствие критического мышления шокировали меня. Но, возможно, мне не стоило удивляться. Если ей снова и снова говорили, что мужчины лучше принимают решения, чем женщины, то неудивительно, что у нее развилась зависимость от Зобеля.

— Я знаю, что сказал это, Мила, но ты умная девочка, и тебе всегда следует прислушиваться к своим инстинктам. Никогда не подвергай себя опасности из-за глупого мальчишки.

Ее глаза расширились.

— Ты не должен никого называть глупым.

— О, поверь мне, глупость — это самое приятное, что я могу придумать в данный момент. Есть и другие слова, которыми я хотел бы назвать Платона.

Мила поднесла руку ко рту, ее щеки надулись, а глаза выпучились от нетерпения.

Лаура быстро управилась с ведром, а я придержал волосы Милы, когда ее вырвало. Судя по всему, в ее желудке осталось не так уж много, кроме желчи. Я по опыту знал, как это больно.

— Ты можешь отдать мне ведро. — Финн заговорил позади нас. — Магни, было бы неплохо отвести Милу в твою комнату. Дети до сих пор вели себя тихо, но занятия в школе почти закончились, и я бы предпочел, чтобы Мила отдохнула.

— Конечно. — Я протянул ему ведерко, пока Лаура помогала Миле немного попить.

— В том ящике есть чистящие средства для зубов. — Финн указал на синий туалетный столик у стены. — Ей нравятся те, что со вкусом клубники.

Мы с Лаурой завернули Милу в толстое пуховое одеяло, прежде чем я отнес ее в свою комнату. Ее голова покоилась на моем плече, и я поцеловал ее в волосы, прежде чем осторожно уложить ее на кровать.

Мила одарила меня усталой улыбкой.

— Лаура хочет назвать вашу дочь Обри.

— Какая дочь? — Я перевел взгляд с Милы на Лауру и вниз, на ее живот.

— Нет, все не так. Я не беременна или что-то в этом роде, — сказала Лаура, покраснев. — Мила просто спросила меня, какие имена мне нравятся.

— Одри. — Я попробовал это имя на вкус.

— Нет, Обри с буквой «б», верно, Лаура?

Лаура кивнула.

— Да, правильно, с буквой «б».

— Красивое имя, — сказал я мягким голосом и пододвинул стул, чтобы сесть рядом с ней.

— Лаура не против того, чтобы назвать вашего мальчика Мейсоном. Она сказала мне, что ей нравится это имя.

Лаура сидела в изножье кровати, ее рука водила вверх-вниз по здоровой ноге Милы, лежащей поверх одеяла. В моей голове было так много вопросов, которые я не мог задать Лауре в присутствии Милы. Прежде всего, мне до смерти хотелось узнать, что здесь делала Лаура, когда она ясно дала понять, что предпочла Родину мне. Часть меня хотела верить, что она передумала, но если это было так, то почему она не сказала мне, что вернулась? Может быть, она вернулась, чтобы забрать свои вещи. От одной этой мысли мне захотелось блевать в собственное ведро.

— Закрой глаза и отдохни. Мы с Магни будем будить тебя каждый час, как велел Финн. Тебе не нужно ни о чем беспокоиться, — сказала Лаура с мягкой улыбкой Миле.

— Лаура, — прошептала Мила. — Не расскажешь ли ты мне о том времени, когда Магни сражался за тебя на турнире? Он рассказал мне эту историю, но я бы с удовольствием послушала твою версию.

Мы с Лаурой обменялись быстрыми взглядами.

— Хорошо, но я не очень хороший рассказчик.

Мила натянула одеяло до подбородка.

— Моя мама обычно накручивала мне волосы и рассказывала истории. Иногда она пела мне. У нее был прекрасный певческий голос. — Несколько слезинок скатилось из прелестных голубых глаз Милы.

— Мне жаль, что ты потеряла свою маму. — Лаура сочувственно сжала здоровую ногу Милы. — Магни говорил тебе, что я тоже потеряла свою маму, когда была маленькой?

Мила кивнула.

— Мне было так грустно это слышать.

— Все в порядке. Это было очень давно.

— Для меня хуже всего по ночам. Когда у Шелли и Кайи ночная смена, они иногда позволяют мне спать с ними, а когда Магни здесь, он обнимает меня и успокаивает. Однажды мы вышли на улицу посмотреть на звезды. — Мила повернула голову и посмотрела на меня. — Это было мило, ты помнишь?

Я поднял руку Милы и снова поцеловал тыльную сторону.

— Я никогда этого не забуду.

Лаура бросила на меня удивленный взгляд, который я не знал, как истолковать. Если она думала обо мне хуже из-за того, что я был мягок с Милой, я ничего не мог с этим поделать. Мила была слишком важна, чтобы позволить этому повлиять на меня. Когда моей маленькой девочке было больно, я бы оказал ей всю необходимую поддержку.

— Я что-то неважно себя чувствую, — сказала Мила слабым голосом.

— Тебе снова нужно ведро?

— Нет, но у меня болит нога.

Лаура взяла Милу за другую руку и заговорила голосом, полным сочувствия.

— Это работает костный ускоритель, милая. Постарайся думать о боли как о чем-то хорошем.

Я встал.

— Позволь мне позвать Финна. Он должен дать тебе какое-нибудь обезболивающее.

— Финн уже сделал это, — сообщила мне Лаура. — Он дал ей максимальную дозу. Следующую дозу ей придется ждать еще два часа.

Я хмыкнул.

— Я скажу ему, чтобы он дал ей еще сейчас!

— Магни, — голос Лауры был твердым, и, положив руку на дверную ручку, я повернулся к ней.

— Что?

— Я уже спрашивала его, и он сказал, что сделал бы это, если бы мог. Финн — врач, и ты должен уважать это. Ты только что сказал Миле не позволять людям давить на нее, заставляя делать что-то вопреки ее здравому смыслу, а теперь ты хочешь пойти и надавить на Финна.

Моей первой реакцией было сказать Лауре, чтобы она не указывала мне, что делать, но она была права, и последнее, что было нужно Миле, — это наша с Лаурой ссора.

Возвращаясь на свое место, я дал Миле обещание.

— Я поговорю с Финном через час.

Она кивнула в знак благодарности и повернула голову, чтобы посмотреть на Лауру.

— Ты ляжешь рядом со мной, когда будешь рассказывать эту историю?

— Если ты этого хочешь. — Лаура заползла за спину Милы и, прислонившись спиной к стене, приподнялась на локте и посмотрела на меня. — Я могу взять эту первую смену. Я просто расскажу Миле эту историю и помогу ей заснуть.

— Хорошо, но я остаюсь. — Я никогда не слышал от Лауры о том, что она пережила, когда я победил ее на турнире, и теперь, когда она собиралась рассказать Миле, я никуда не собирался уходить.

Левой рукой Лаура начала накручивать длинные светлые волосы Милы.

— Хорошо, — сказала она и глубоко вздохнула, прежде чем начать рассказывать.

Глава 26

Турнир

Лаура

— Мила, я не знаю, как много Магни рассказал тебе обо мне. Но я выросла на Восточном побережье со своим отцом, братьями и сестрой-близнецом. Моя мать умерла при родах, когда мне было одиннадцать. Она родила четверых детей и перенесла шесть выкидышей, когда это случилось.

— Я знаю, что там, где ты выросла, брак — это редкость. Однако в Северных землях это то, чего с нетерпением ждут все девушки. С тех пор, как мы были маленькими девочками, мы фантазируем о том дне, когда мужчины будут сражаться за нас, и мы выберем нашего чемпиона. — Я усмехнулась. — Я не могу тебе сказать, сколько часов мы с сестрой провели, обсуждая, какой наряд надеть в день нашей свадьбы. Это был наш любимый разговор.

— Раньше мы, девочки, выходили замуж в возрасте пятнадцати лет, но потом наш старый правитель заболел, и Хан изменил этот возраст на восемнадцать. Я не знаю почему, но я была очень расстроена из-за того, что он это сделал. Видишь ли, я уже выбрала себе наряд и все такое. — Я улыбнулась тому, как глупо это прозвучало.

— Ты все еще помнишь, что собиралась надеть? — спросила Мила.

— Конечно. Я собиралась заплести волосы в красивую косу, и мой отец подарил мне ожерелье из черного жемчуга, которое я надела с прекрасным белым бархатным платьем, которое он заказал специально для меня. — Я не смотрела на Магни, когда говорила; все мои разговоры об одежде должны были быть ему скучны.

— Я знаю, почему были изменены правила, — сказал Магни.

— Почему? — спросила Мила.

— Я расскажу тебе позже. Сначала пусть Лаура расскажет свою историю.

— Поскольку мы с сестрой были близнецами, это было грандиозное событие, которое привлекло тысячи мужчин к участию в турнире. Я полагаю, они думали, что шансы на победу будут в два раза выше, чем на обычном турнире, но из-за большого количества участников они были ниже. Принцип заключается в том, что каждый участник должен внести взнос. Эти деньги, а также входные билеты для зрителей, идут на призовой фонд.

Мила нахмурилась.

— Я думала, ты была призом.

— Пять сильнейших мужчин представляются невесте, и чемпион, которого она выберет, получает и ее, и один миллион долларов.

— Мы с Эйприл изучили списки участников и затаили дыхание, когда в список участников были добавлены мерзкие и отвратительные мужчины. Мы хлопали в ладоши и танцевали, когда красивые и симпатичные мужчины записывались сражаться за нас. И каждый день мы продолжали искать то имя, которое больше всего хотели увидеть.

— Чье это было имя? — спросил Магни с глубокими морщинами на лбу.

Я улыбнулась.

— Я не раздаю никаких спойлеров. Это моя история.

Я продолжила.

— Моя сестра положила глаз на молодого человека по имени Джон из наших краев. Она становилась такой взволнованной и нервничала, когда говорила о нем. Раньше мы придумывали все эти сценарии того, как она выйдет за него замуж и у них родится десять общих детей. — Я вздохнула. — Мы должны были знать, что он никогда не сможет победить такое количество сильных воинов. Он был больше похож на молодую версию Финна: забавный и обаятельный, но не предназначенный для драк.

— Финн неплохой боец. Он может постоять за себя, — заметил Магни, прежде чем я продолжила свой рассказ.

— В то утро, когда начался турнир, мы с Эйприл проспали всего несколько часов. Зная, что это была наша последняя ночь вместе, мы держались за руки и проговорили всю ночь. Мы были в восторге от того, что мужчины дрались из-за нас. В то же время мы были опустошены тем, что нас разлучат, и боялись, что нам не понравятся представленные нам мужчины. Я проплакала все утро, потому что единственного мужчины, которого я хотела видеть сражающимся за меня, не было в списке.

— Это был Магни? — глаза Милы были широко открыты.

Я кивнула и слегка улыбнулась ей.

— Да, так оно и было. Меня не было рядом, когда было объявлено о новом турнире. Я бы ежедневно проверяла, появится ли имя Магни в списке участников. В тот единственный раз, когда это случилось, я неделю плакала, пока не заснула.

— Это было для турнира Лейлы Мишель, — тихо сказал Магни.

— Да, так оно и было. — Я посмотрела ему в глаза, прежде чем снова переключить свое внимание на Милу. — Лейла Мишель — моя лучшая подруга, и ее турнир превратился в трагедию, когда парень, в которого она была влюблена, погиб в жестокой драке. Я была на год младше ее и держала ее в своих объятиях, когда она рыдала от горя. На следующий вечер Лайле Мишель представили пятерых чемпионов, и она должна была выбрать одного из них.

Магни застонал.

— Весь этот турнир был фарсом. Мы бы все сделали по-другому, если бы это было сегодня. Заставлять ее делать такой выбор было бесчеловечно.

— Верно.

— Но что случилось с Магни? Ты сказала, что он был участником турнира. — Мила повернулась, чтобы посмотреть на него. — Держу пари, ты был одним из пяти чемпионов.

Я ответила прежде, чем он успел это сделать.

— Магни выбыл перед своим первым боем. Все гадали, зачем он это сделал, но все, о чем я заботилась, — это шанс, что он будет драться за меня.

— Ты была в него влюблена? — спросила Мила.

— Я думала, что он был самым сильным и красивым из них всех.

Мила сморщила носик, глядя на Магни.

— Должно быть, это было до того, как ты сделал себе татуировку на шее.

Улыбка тронула его губы.

— Тебе не нравится моя татуировка?

— Только не эта.

— У него была татуировка, — сказала я. — Но мне показалось, что это придавало ему свирепый вид. В любом случае, ты можешь представить мой ужас, когда мой турнир был отложен на три года. Магни был на девять лет старше меня, и по новому правилу девочка по имени Эванджелина с Западного побережья последней участвовала в турнире в возрасте пятнадцати лет, и только потому, что это уже было запланировано.

— Я ни на минуту не думала, что Магни будет ждать еще три года, чтобы жениться, когда он сможет завоевать Эванджелину.

— Она была хорошенькой? — прошептала Мила.

— Очень хорошенькая.

— Красивее тебя?

Я кивнула.

— Да, по крайней мере, я так думала.

— Но он ведь не сражался за нее, не так ли?

— Нет. И я издала самый безумный вопль счастливого танца, когда узнала об этом. — Краем глаза я увидела, как Магни качает головой.

— Но я не понимаю, — Мила потерла глаза. — Ты сказала, что имени Магни не было в списке участников твоего турнира. Тогда как же он завоевал тебя?

— Это была ошибка. Во время одного из боев Лайла Мишель подбежала ко мне и сказала, что видела Магни на одной из других арен. С тысячами участников бои происходили одновременно в пяти разных местах. Эйприл, Лейла Мишель и я все были в эйфории, и я продолжала говорить своей сестре, что никогда не прощу ей, если она выберет Магни. Я почувствовала, что он принадлежит мне, потому что увидела его первой.

Мила перебила меня:

— Ты говоришь о том времени, когда ты была маленькой и застала его и Хана дерущимися? Магни рассказал мне об этом.

— Да. Я не была уверена, помнил ли он тот вечер, но я помнила.

— Но Магни действительно помнил. — Мила подняла глаза на крупного мужчину, сидевшего рядом с ней, который мягко улыбнулся ей.

Было поразительно, насколько красивее становился Магни, когда не хмурился. И, возможно, потому, что моя история заставила меня вновь пережить ту огромную влюбленность, которую я испытывала в нем на протяжении всех моих подростковых лет, бабочки теперь порхали у меня в животе.

— Когда все бои закончились, мы с сестрой стояли в наших белых платьях лицом к лицу с девятью избитыми воинами и Магни, у которого были синяки на костяшках пальцев, но в остальном он выглядел нормально. Мое сердце бешено колотилось, а руки дрожали, потому что, несмотря на то, что я любила свою сестру, я не верила на сто процентов, что она не выберет Магни. — Я глубоко вздохнула и скорчила гримасу, глядя на Милу. — И Эйприл выбрала его.

— Неееет. — Мила подняла голову. — Она не могла.

— Молодой человек, которого она хотела, проиграл свою битву, и девять из десяти чемпионов, стоявших перед нами, выглядели ужасно, с опухшими глазами и сломанными носами.

— Но твоя сестра знала, что ты хочешь выйти за Магни.

— Да, Эйприл знала. Я подозреваю, что она тоже всегда была немного влюблена в него, и именно поэтому выбрала его.

— И что же произошло потом?

— Я разозлилась на нее и заявила Хану и всем присутствующим, что я тоже хочу Магни.

Магни издал тихий стон.

— Это была кошачья драка.

Глаза Милы расширились.

— Вы поссорились из-за него?

— Было небольшое подталкивание взад и вперед, но Хан ничего этого не хотел, и он объявил, что Магни должен будет сам выбрать между нами.

— Он выбрал тебя. — Мила удовлетворенно вздохнула. — Мне нравится эта история. Он поцеловал тебя?

— Да, мы поженились сразу после этого, и он поцеловал меня на глазах у всех.

— Это был хороший поцелуй. — Магни одарил меня легкой, но искренней улыбкой.

— Это так романтично.

Комментарий Милы стер улыбку с лица Магни, как будто слово «романтичный» было оскорблением.

— А теперь хватит рассказывать истории. Закрывай глаза и засыпай. Твоему телу нужно восстановиться, — проинструктировала я, продолжая накручивать волосы Милы.

Пять минут спустя ее дыхание замедлилось, и она заснула.

Магни сидел в глубокой задумчивости на стуле, но посмотрел на меня, когда я задала ему вопрос:

— Ты сказал, что знаешь, почему возраст вступления в брак был изменен с пятнадцати до восемнадцати.

Он почесал бороду.

— Официально, это было из-за того паренька, который умер на турнире Лайлы Мишель. Мы с Ханом согласились, что должны что-то сделать, чтобы подобная трагедия больше не повторилась. Вот почему мы изменили минимальный возраст участвующих мужчин с шестнадцати до двадцати одного года. В то же время мы повысили минимальный возраст невест с пятнадцати до восемнадцати. Все предполагали, что эти два изменения были связаны, но правда в том, что это произошло из-за тебя.

— Меня?

Он вздохнул.

— Да. Я видел тебя на турнире Лейлы Мишель. Тебе было четырнадцать, и все говорили о том, какие вы с сестрой хорошенькие, и что меньше чем через год мы все будем бороться за вас. Для меня ты была ребенком, и мне было тошно слышать, как они говорят о тебе в сексуальном ключе. Я думаю, с той самой ночи, когда тебе было девять и ты доверила мне отвезти тебя обратно к твоим родителям, я чувствовал, что защищаю тебя. Вот почему я подтолкнул Хана изменить возраст. Моя идея заключалась в том, что это дало бы тебе достаточно времени, чтобы повзрослеть и превратиться в женщину. Я хотел, чтобы он установил одинаковый минимальный возраст для женщин и мужчин, но он отказался повысить возраст невест до двадцати одного года. Компромиссным решением было восемнадцать.

Я приподняла брови.

— Ух ты, хорошо, что ты его не убедил. Был бы шестилетний перерыв без турниров. Насколько я помню, люди не очень хорошо восприняли трехлетний разрыв. Представь, если бы это было шесть лет.

Магни посмотрел на Милу сверху вниз.

— Я все еще думаю, что это должен быть двадцать один. Никто не должен выходить замуж так рано, как это сделала ты, Лаура.

Это спровоцировало меня.

— Я была готова! — сказала я твердым голосом.

— Уверена? Как ты можешь так говорить, когда ты сбежала? Мы даже двух лет не женаты, а ты уже сдалась. — Он развел руками. — Ты рассказываешь Миле историю о том, что хотела меня, и это звучит чудесно, но реальность совсем иная, Лаура. Мы оба это знаем.

— Я не имела в виду то, что сказала о выборе Родины.

Магни наклонился вперед, упершись локтями в колени и опустив глаза в пол.

— Иногда ты сводишь меня с ума своими властными манерами. Я была так горда тем, что победила Девлина, а ты даже не похвалил меня за это.

— Когда ты хоть раз слышала, чтобы я кого-нибудь хвалил?

— Я хотела, чтобы ты гордился мной и уважал меня как равную.

Магни фыркнул и больше не шептал, когда повернул голову ко мне.

— Лаура, ты уверена, что хочешь привнести уважение в этот разговор?

Избегая его жесткого взгляда, я сосредоточилась на его плече.

— Я знаю, что не была тебе хорошей женой, но я здесь и готова работать над нашим браком.

— Какой брак? Ты сделала свой выбор.

Я побледнела и встретилась с ним взглядом.

— Я же говорю тебе, что не имела в виду то, что сказала вчера утром. Я просто разозлилась на тебя за то, что ты мной командуешь.

— Я больше не знаю, что и думать, Лаура. Ты приходишь и уходишь, когда тебе заблагорассудится, и ожидаешь, что я с этим смирюсь. Я слушаю твою историю о том, как мы оказались вместе, и мне кажется, что ты была влюблена в идею выйти за меня замуж больше, чем интересовалась мной как личностью.

— Это неправда; это ты не видишь во мне личность. В первый год, когда мы были женаты, мы никогда не разговаривали. По крайней мере, не так, как сейчас.

— Я же говорил тебе, я не любитель поговорить.

— Сейчас у тебя все очень хорошо получается.

Он застонал.

— Я уже сказал Хану, что покупаю себе рыбацкий домик на Аляске. Я покончил со всем этим дерьмом. Он и Перл могут править страной, если захотят. Ты можешь уехать и жить на Родине.

Мой голос немного дрожал.

— Я не хочу жить на Родине.

Он пожал плечами.

— Ты меня слышал? Я не хочу жить на Родине. Я хочу жить здесь, в Северных землях, с тобой.

— Тебе бы не понравилась Аляска.

— Я говорю не об Аляске.

— Послушай, Лаура, я понимаю. Я представлял фантазию молодой девушки о сильном герое, который жил во дворце. Я был самым близким человеком к принцу, которого только можно было найти. Но если тебе было недостаточно меня со всеми этими сказочными штучками, то я чертовски уверен, что тебе будет недостаточно меня, когда я буду жить в маленьком домике на Аляске.

— Хватит об Аляске, Магни.

— Я серьезно.

Я наклонила голову и указала на Милу.

— Ты собираешься оставить ее здесь, гадающую, почему ее было недостаточно, чтобы заставить тебя захотеть остаться рядом. Я уверена, что это совсем не травмирует девочку, которая уже потеряла свою мать, — мой тон был саркастичным.

— Это несправедливо. Я бы все равно навещал ее.

У меня болело горло от всех эмоций, застрявших там.

— Почему мы не можем поладить? — я спросила.

— Потому что с тобой невозможно поладить. — Его руки сжались в кулаки, и на этот раз его взгляд сосредоточился на моих губах.

Я видела это выражение раньше, и всегда за несколько секунд до того, как он целовал меня. Только на этот раз между нами был больной ребенок, и он не мог найти выход своему разочарованию, занявшись со мной сексом.

— Я узнаю это выражение на твоем лице. Если бы здесь не было Милы, ты бы набросился на меня, не так ли?

— Нет.

— Она спит, ты можешь это сказать.

Он нахмурился.

— Может быть, я бы и сделал это, но с ребенком в комнате этого, черт возьми, не произойдет.

Я закатила глаза.

— Это не было приглашением. Я просто указываю на очевидное. Это всегда было нашей привычкой, понимаешь?

— Ну и что? Поцеловать тебя — лучший способ заставить тебя замолчать.

Мои глаза метали в него кинжалы.

— Ты хочешь сказать, что целуешь меня только для того, чтобы заставить заткнуться?

Его тон стал жестче, и он вызывающе вздернул подбородок.

— Нет. Иногда я просто возбужден.

Разочарование и гнев вскипели у меня в животе, как сильнодействующие ингредиенты в ведьмином вареве. Я вернулась в Северные земли с намерением стать лучшим человеком и рассказать Магни о своих чувствах к нему. Но колоссальная стена, которую он воздвиг вокруг себя, была непроницаемой. В расстроенных чувствах я бросила в него комментарий, пропитанный ядовитой смесью из моего котла.

— Жаль, что ты не похож на Девлина. Когда он возбудился, он сказал своей женщине, что любит ее. Ты даже этого мне не даешь.

— Возвращайся на Родину, если тебе нужна поэзия. — В его тоне слышалась тихая насмешка.

— Говорить своей жене, что ты ее любишь, не имеет ничего общего с поэзией. — Я закрыла рот, когда Мила пошевелилась между нами, но было слишком поздно, и ее глаза, моргнув, открылись.

— Вы двое ссоритесь?

— Нет, мы просто кое-что обсуждаем. Тебе не о чем беспокоиться, дорогая, — я погладила ее по щеке.

— Мне показалось, я слышала, как вы говорили о поэзии.

— Верно, я рассказывала Магни о мощном стихотворении, которое ты мне сегодня прочитала.

— Это мое любимое. — Мила зевнула и положила голову мне на плечо. — Мы должны прочитать его Магни.

— Это отличная идея. Мы сделаем это позже.

Мила посмотрела на меня так, словно в ней что-то щелкнуло.

— Помнишь свою любимую часть из стихотворения о комплиментах? Ты должна по-настоящему гордиться собой, Лаура.

— Почему?

— Потому что ты сказала, что тебе было тяжело делать комплименты другим людям и говорить о них приятные вещи, и все же ты сказала все эти удивительные вещи о Магни. Теперь он знает, что ты была влюблена в него много лет, прежде чем выйти за него замуж, и что ты считала его самым красивым из всех мужчин.

— Настоящий гребаный принц, — тихо сказал Магни и опустил глаза.

Мила повернула к нему голову.

— Что ты сказал?

— Ничего.

Она снова зевнула.

— Магни, когда ты впервые понял, что любишь меня?

Он выглядел застигнутым врасплох.

— Эм, я не знаю.

Мила закрыла глаза и улыбнулась.

— Я поняла, что люблю тебя, когда мы сидели под звездами и разговаривали, и ты держал меня за руку. Я любил тебя, когда тебе пришлось уйти из школы, и ты подобрал меня и сказал, что возьмешь с собой на память. Ты больше ни с кем так не поступал, и это заставило меня почувствовать себя особенной.

— Ты особенная, — прошептал ей Магни. — Я сказал тебе, что думаю о тебе как о дочери.

Мила одарила его самой милой улыбкой.

— Это делает меня счастливой.

Кадык Магни дернулся у него на горле, и он наклонился и поцеловал ее в макушку.

Глаза Милы были прикрыты, когда она посмотрела на меня и снова зевнула.

— Лаура, когда ты поняла, что любишь Магни? Это было, когда он предпочел тебя твоей сестре?

Я не торопилась, прежде чем ответить.

— Нет, это было примерно через месяц после того, как мы поженились. Я неважно себя чувствовала, и он принес мне поднос с завтраком. Магни никогда не спрашивал меня, что мне нравится по утрам, но он выбрал мои любимые блюда.

Магни заерзал на своем сиденье.

— Не потребовалось много мозгов, чтобы сообразить. Ты каждый день в течение месяца выбирала на завтрак одни и те же четыре блюда.

Я посмотрела ему в глаза.

— Суть в том, что ты заметил.

Мила еще не закончила и спросила Магни.

— Когда ты понял, что любишь Лауру?

Магни почесал руку.

— Это долгая история.

— Расскажи нам.

— Это нехорошая история, и только Хан и Финн знают об этом.

— Мы никому не скажем, — пообещала Мила. — Ты можешь нам доверять.

Магни глубоко вздохнул.

— Хорошо, я расскажу тебе, но предупреждаю: я могу тебе не понравиться, когда ты услышишь правду.

Мое сердце учащенно забилось от серьезности его тона. Магни позволял нам увидеть, что находится за высокой стеной, которой он себя окружил, и я боялась дышать и пропустить хоть слово из того, что он говорил.

Глава 27

Завершение эры

Магни

— Все, кто знал моего отца, боялись его. Если они не боялись, то были дураками. Он был безжалостным, сильным, властным и часто жестоким, — сказал я Миле и Лауре, которые обе лежали на кровати и смотрели на меня широко открытыми глазами.

— Я был любимым сыном своего отца, и именно благодаря ему я вырос и стал лучшим бойцом в этой стране в раннем возрасте. Мой отец был неумолим и доводил и меня, и Хана до крайности. Поскольку Хан был его первенцем, ему всегда было хуже. Я полагаю, мой отец был таким же, как все правители до него; он хотел сохранить свое наследие. Мы с Ханом жалели, что нас, сыновей, не было рядом, чтобы разделить бремя его несбыточных ожиданий.

— Воспитание наследников престола было для него первостепенной задачей, и с того момента, как нам с Ханом исполнилось восемнадцать, он был одержим идеей, чтобы мы женились и завели собственных детей.

— Хан не проявлял никакого интереса к турнирам. Возможно, это был его собственный способ взбунтоваться, но он заплатил высокую цену. Наш отец делал все, чтобы оказать на него давление, обвинял его в гомосексуализме и унижал при любой возможности.

— Для меня все было ненамного лучше, но мы оба выдерживали его давление, пока мне не исполнилось двадцать три, а Хану — двадцать восемь. К тому времени наш отец стал еще более иррациональным и непредсказуемым, чем когда-либо. Он начал угрожать убить Хана, если тот не выполнит приказы. Чтобы снять давление с Хана, в том году я согласился драться за Лайлу Мишель. — Я сделал паузу и встретился взглядом с Лаурой. — По пути на свой первый бой я увидел тебя. — Мысленно я вспомнил четырнадцатилетнюю версию Лауры, которая смотрела на меня с такой тоской.

— Воспоминание о том, как тебе было девять и ты просила меня подождать тебя, никуда не делось. Я никогда не подтверждал, что буду ждать, но встреча с тобой в тот день что-то сделала со мной. В твоих глазах была такая боль и разочарование, как будто мы заключили договор, а я тебя подводил. — Я покачал головой. — Я не мог этого сделать.

Лаура и Мила обе пристально смотрели на меня, впитывая каждое мое слово.

— Мой отец пришел в ярость, когда я сказал ему, что отказываюсь от участия в турнире. Он приказал Хану драться вместо меня, а когда Хан отказался, они вдвоем вступили в рукопашную. — Я сжимал и разжимал руки, заставляя себя продолжать рассказывать о секрете, который так долго хранил.

— И снова наш отец угрожал убить Хана. Сначала я не думал, что он говорит серьезно, потому что он столько раз угрожал убить его. Однако на этот раз мой отец вытащил из-за голенища нож и ткнул им в направлении Хана. Хан был ошеломлен и не успел отскочить достаточно быстро, когда наш отец снова взмахнул ножом. Когда он порезал Хана во второй раз, его белая рубашка стала красной. Я действовал инстинктивно, сделав высокий удар ногой, чтобы отбить нож у отца, но это только заставило его наброситься на меня. Когда он напал, я увидел красное. Он уже пытался убить моего брата, а теперь пришел за мной.

— Что ты сделал? — прошептала Мила.

— Сначала я защищался и держался на расстоянии, пытаясь вразумить его. Но он продолжал кричать обо всех способах, которыми он убьет нас за невыполнение его приказов. Я позаботился о том, чтобы он больше никогда не смог причинить нам вреда.

Мила ахнула.

— Ты убил своего отца?

— Нет, я ранил его достаточно сильно, чтобы он не представлял для нас опасности.

— Так вот почему он пролежал в постели последние три года своей жизни? — спросила Лаура.

— Да, официально у него случился сердечный приступ, из-за которого он упал и поранился. Только Хан, Финн и я знали правду.

— Ух ты. — Лаура поднесла руку ко рту.

Мила нахмурилась.

— Какое все это имеет отношение к твоей любви к Лауре?

Я несколько раз моргнул.

— Эм, ну, потому что ты спросила, когда я понял, что люблю ее, и именно моя преданность ей заставила меня восстать против моего отца и отказаться бороться за Лайлу Мишель.

Мила повернула голову, чтобы посмотреть на Лауру.

— Верность — это то же самое, что любовь?

Брови Лауры сошлись на переносице.

— Я не уверена.

— Для меня это так, — сказал я. — Слова дешевы. Мне не нужно, чтобы люди говорили мне, что любят меня. Я бы предпочел, чтобы они показали это, проявив лояльность и оставаясь со мной несмотря ни на что.

Лаура бросила на меня недоверчивый взгляд.

— Сказал человек, который говорит о переезде на Аляску.

— Ты переезжаешь? — воскликнула Мила, задыхаясь.

Я зачесал волосы назад.

— Ничего страшного. Мне не следовало рассказывать тебе эту историю, извини. Как ты себя чувствуешь, Мила? Все еще болит?

Девочка проигнорировала мою попытку сменить тему.

— Ты переезжаешь?

Когда я посмотрел вниз, Мила поняла, что это правда. Ее громкое шмыганье носом заставило меня поднять голову и увидеть слезы, навернувшиеся на ее глаза.

— О, черт! Милая, я собирался потом поговорить с тобой об этом.

То же выражение обиды и разочарования, которое было на лице Лауры утром в день турнира Лейлы Мишель, теперь снова встретилось мне.

— Но ты сказал, что будешь моим папой. — Золотистые волосы Милы и заплаканные голубые глаза делали ее похожей на печального ангела.

— И я это имел в виду.

— Тогда почему ты сказал, что любовь — это верность и что она заключается в том, чтобы оставаться вместе несмотря ни на что? Если ты уходишь, это, должно быть, означает, что ты меня не любишь.

— Я действительно люблю тебя. — Это был первый раз, когда я произнес эти слова.

Мила спряталась в объятиях Лауры и заплакала.

— Черт, черт, черт. — Я встал и принялся расхаживать по маленькой комнате. — Лаура, я говорил тебе, что у меня плохо получается говорить об эмоциях. Посмотри, как я все испортил. — Это прозвучало обвиняюще, как будто это была вина Лауры за то, что она заставила меня выразить свои чувства.

— Тогда сделай это правильно, — сказала Лаура. — Скажи ей, что ты не едешь на Аляску.

Я хотел этого, но для меня это был предел, и я сделал единственное, что я знал. Подхватив куртку, я вышел из домика, хлопнув дверью, и направился в лес, чтобы проветрить голову.

Я добежал только до первых деревьев, когда Финн окликнул меня.

— Эй, подожди.

Я не сбавлял скорости, но он все равно догнал меня.

— Что происходит?

— Со мной что-то не так. — Мой голос был хриплым от эмоций.

— Что-то? О чем ты говоришь?

— Все, что я знаю, как делать, — это ломать людей. Мила в моей комнате рыдает навзрыд из-за меня.

Финн перевел взгляд с меня на домик и обратно.

— Что ты ей сказал?

— Она знает, что я переезжаю на Аляску.

Какое-то мгновение Финн просто стоял там, словно ожидая, что я возьму свои слова обратно. Когда я этого не сделал, он рассмеялся.

Я сильно хлопнул его по плечу и пошел дальше.

— Это ни хрена не смешно.

— Ты сказал Миле, что переезжаешь на Аляску?

— Я также сказал Хану и Лауре.

— И они тебе поверили?

— Конечно, они мне поверили. Я не такой шутник, как ты; люди воспринимают меня всерьез.

Финн все еще смеялся.

— Это потому, что они не знают тебя так, как я. Ты забыл о том времени, когда мы ездили на Аляску? Мы отморозили себе задницы в том сарае, похожем на хижину, и ты поклялся, что ноги твоей больше никогда не будет в этом месте.

— Мне понравилась охота на медведя, — защищался я.

— Только потому, что тебе показалось забавным, как чертовски я боялся на самом деле встретиться с медведем.

— Да, это было забавно.

— Летом на Аляске, может, и хорошо, но зиму ты там не протянешь.

— Я крепкий орешек.

— Конечно, но когда ты в последний раз готовил что-нибудь для себя?

— Я умею готовить.

Финн похлопал меня по плечу.

— Магни, друг мой. Я люблю тебя, чувак, но иногда ты думаешь своей задницей.

— Ты любишь меня?

Он поднял обе ладони.

— Как брат, так что не бери в голову никаких смешных идей.

— Ты никогда не говорил мне об этом.

Он пожал плечами.

— Я думал, это подразумевалось.

— Так и было. Так какого черта ты должен говорить это? Ты прожил на Родине всего несколько дней, а теперь выражаешь мне свою любовь. Если ты не прекратишь это дерьмо, я соберу ребят, и мы проведем с тобой «беседу». Тебе лучше не превращаться в мягкотелку.

— Не волнуйся, это больше не повторится. Отныне это будет просто подразумеваться, что я люблю тебя. — Он произнес эти слова четко и с улыбкой на лице, намеренно провоцируя меня.

— Перестань это говорить. — Я провел руками по волосам. — Мне почти тридцать лет, и я никогда не слышал, чтобы эти слова говорили мне в лицо. А потом, в один прекрасный день, я слышу их и от тебя, и от Милы. — Я не учел слова Лауры о том, что она любит меня из-за моего выбора завтрака тогда. Мне это показалось неправдоподобным, и, должно быть, это была история, чтобы понравиться Миле.

— Клянусь, эти чертовы мамаши проникли к нам. Это любовное дерьмо сейчас повсюду.

— Ты прав. Это чертовски скользкий путь. Слово на букву «Л» — это как наркотик, ведущий к объятиям. Мы должны быть возмущены.

Я повернулся, чтобы посмотреть на Финна. Его глаза искрились юмором, и как только он начал смеяться, то уже не мог остановиться.

— Это не смешно, Финн.

— Да, это так.

— Я все испортил с Милой и Лаурой.

— Это плохо. — Он перестал смеяться. — Возможно, тебе придется пустить в ход тяжелую артиллерию.

— Какую?

— Слово на букву «И».

Я нахмурил брови.

— Идиот?

— Нет, я имею в виду — извинение.

Отпрянув назад, я скрестил руки на груди.

— Ты это несерьезно. Лаура потеряла бы ко мне всякое уважение.

Он наклонил голову из стороны в сторону, словно взвешивая варианты.

— Можно было бы так подумать, но, по моему опыту, извинения оказывают на женщин противоположный эффект. По крайней мере, с Афиной.

— Пф, ты не можешь сравнивать эти два явления. Афине нравятся мягкие мужчины. — Когда Финн нахмурился, я добавил. — Не то чтобы я говорил, что ты слабак, но ты ведь понимаешь, что я имею в виду, верно?

— Нет. — Финн упер руки в бока и перенес равновесие на одну ногу. — Не хочешь поподробнее рассказать, почему Афине нравятся мягкие мужчины?

Я застонал и откинул голову назад, глядя в небо.

— Черт, у меня так плохо со словами.

— Да, бл*дь.

— Вот почему Аляска — выход для меня. Дикой природе будет все равно, если я скажу что-то не то. Там, наверху, никто не обидится и не заплачет.

Финн опустил бровь.

— Я знаю тебя с тех пор, как тебе исполнилось двенадцать, Магни. Ты всегда был одиночкой, но изолировать себя — это крайность даже для тебя. — Он сделал паузу. — А как насчет твоего комплекса героя? Кого ты собираешься там спасать?

Я фыркнул.

— Я не герой.

— Тогда как ты называешь того, кто продолжает спасать других людей?

Я развернулся и пошел обратно к домикам.

— Я знаю, тебе не нравится говорить об этом, но ты не можешь вечно наказывать себя за то, что случилось с твоей сестрой. Это была не твоя вина. — Последние три слова Финн произнес медленно и отчетливо. — То, что случилось с Диной, не отменяет того факта, что ты спас меня от наставника Джонсона.

Моя челюсть напряглась. Мы с Финном никогда не говорили о монстре из нашего прошлого. Я был новым учеником в школе Финна, когда заметил, что что-то не так. Любопытство и интуиция заставили меня прислушаться через дверь кабинета наставника Джонсона. То, что я услышал, заставило мою кровь вскипеть до такой степени, что я вышиб дверь и положил конец пыткам, которым подвергался Финн от рук этого гребаного наставника-садиста.

— Ты бы сделал то же самое, — пробормотал я.

— Мне хотелось бы так думать, но мы оба знаем, что я не единственный человек, которого ты спас. Ты заступился за Хана против своего отца и спас ему жизнь. Не думай, что я не знаю, как тебе было тяжело. А как насчет Лауры?

— А что с ней? — спросил я. Мой тон был резким, потому что я ненавидел то, что Финн видел во мне героя, в то время как я был совсем не такой.

— Ты всегда защищал ее.

— Она видит это не так. Она думает, что я командую ею и веду себя как придурок.

— Ты участвовал в большем количестве драк, защищая свою женщину, чем любой другой мужчина в этой стране. Ты мог бы жениться на ней, когда ей было пятнадцать, но ты захотел подождать, пока она вырастет. Я всегда думал, что это было невероятно бескорыстно с твоей стороны, и что мы все заплатили за это определенную цену.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что заплатили определенную цену?

— Мне пришлось иметь дело с твоим капризом. Помнишь тот раз, когда мы увидели Лауру на футбольном матче, сразу после того, как ей исполнилось семнадцать?

Мои руки пробежались по волосам. Это был излишний вопрос. Финн был там, когда я остановился как вкопанный, разинув рот при виде Лауры. Девочка, которую я в последний раз видел, когда ей было четырнадцать, превратилась в захватывающую дух молодую женщину с округлостями и улыбкой, за которую можно умереть. В течение многих лет я чувствовал, что защищаю ее из-за короткой связи, которая у нас была, когда ей было девять. Но в тот день я чувствовал себя более чем защищающим ее. Я также чувствовал к ней физическое влечение.

— А как насчет пилота, которого ты спас из горящего беспилотника, или того ребенка, которого ты нес на себе много миль во время школьного лагеря выживания?

— Он сломал ногу и тормозил нас. Каждый бы так поступил.

— Может быть. Но эти примеры — лишь несколько из десятков случаев, когда ты жертвовал собой, чтобы помочь другим. Ты должен отдать себе должное за это и перестать изолировать себя. У тебя никогда не было навыков общения, но это потому, что ты отталкиваешь людей и никогда в этом не практикуешься.

Я вздохнул.

— Я скучаю по старым добрым временам, когда я мог решить свои проблемы, избивая плохих парней.

— Ах, да. Вот это были деньки. Ты избиваешь плохих парней, а я снова собираю их воедино. Какой командой мы были…

Мои глаза остекленели, на меня нахлынули воспоминания о том, как моя сестра говорила мне точно такие же слова.

Глава 28

Смерть Дины

Магни

— Какой командой мы были… — глаза Дины искрились озорством, когда она погладила меня по волосам и продолжила историю из тех времен, когда я был младше. — Я отвлекла кухарку, и ты стащил два самых больших печенья, которые она испекла.

Я рассмеялся.

— Сколько мне было лет?

— Давай посмотрим; тебе сейчас семь, и это было два года назад. — Дина одарила меня взглядом школьной учительницы, который она часто использовала, когда учила меня читать или считать.

— Мне было пять.

— Да, и сколько мне было лет?

Математика никогда не была моей сильной стороной, и я нахмурился.

— Используй свои пальцы, как я тебе говорила, — проинструктировала она. — Сколько будет пятнадцать минус два?

— Но у меня всего десять пальцев.

Дина издала низкий мелодичный смешок и позволила мне сосчитать одной из ее рук.

— Тебе тогда было тринадцать.

— Верно. — Взъерошив мои волосы, она поцеловала меня в щеку. — Ты такой умный ребенок, Магни.

— Ты будешь спать здесь сегодня ночью? — спросил я с надеждой в голосе. Мне нравилось прижиматься к Дине.

Она взяла меня за руку и придвинулась ближе.

— Мне бы этого очень хотелось.

— Ты взволнован завтрашним днем?

— А ты? — спросила она.

Я нахмурился.

— Мне нравится смотреть, как дерутся мужчины, но я не хочу, чтобы ты уезжала.

Выражение лица Дины сменилось грустью. Люди всегда говорили, что мы с ней похожи. Мы унаследовали светлые волосы и голубые глаза нашего отца, в то время как Хан пошел в нашу мать своим темным цветом кожи. Прямо сейчас я играл с ее мягкими золотистыми локонами и вдыхал аромат Дины. Он олицетворял все, что я любил, от теплых объятий, ярких улыбок до успокаивающих поглаживаний по спине, когда я не мог уснуть по ночам.

— Мне тоже не нравится мысль о переезде. Я буду скучать по тебе и Хану.

— И маме с папой, — добавил я, думая, что она забыла о них.

— Я буду очень скучать по маме.

— Ты нервничаешь из-за выбора правильного чемпиона?

Она кивнула.

— Мама говорит, чтобы я не ждала любви, но я хочу, чтобы он хорошо ко мне относился.

Приподнявшись на локте, я заглянул глубоко в глаза своей сестры.

— Если твой муж будет плохо с тобой обращаться, я изобью его за тебя, обещаю.

Все бы посмеялись над семилетним ребенком, угрожающим избить взрослого чемпиона, но Дина этого не сделала. Ее слезы немного навернулись на глаза, и она наклонилась, чтобы поцеловать меня в лоб, снова окутывая своим успокаивающим ароматом.

— Спасибо тебе, Магни, я знаю, что ты так и сделаешь. Ты всегда был добр ко мне.

— Это потому, что мы лучшие друзья.

— И мы всегда будем такими, — пообещала она перед тем, как мы заснули.

На следующий день я посмотрел столько боев, сколько смог. Никогда еще столько мужчин не вступало в борьбу за невесту, но ведь Дина была необычной невестой. Она была дочерью правителя, и потенциальное влияние от того, что она станет чей-то женой, привлекало толпы людей.

Вечером я увидел, как она вышла вперед, выглядя как настоящая принцесса в своем белом платье и с длинными светлыми волосами, заплетенными моей матерью в косу. Я думал, что Дина — самая красивая девушка в мире.

Мужчина, которого она выбрала, был очень крупным, и когда он поднял ее и понес на плече, как трофей, она улыбнулась и помахала мне рукой.

Я смерил его взглядом, и мое незрелое семилетнее «я» прошептало моему брату Хану, который сидел рядом со мной.

— Если он плохо отнесется к Дине, тебе придется помочь мне надрать ему задницу.

Хан приподнял бровь, безмолвно спрашивая меня, серьезно ли я говорю.

— Я обещал ей, — подчеркнул я.

Хан посмотрел на Дину и ее защитника.

— Я не думаю, что мы смогли бы победить его, Магни. Он слишком большой.

— Если ты мне не поможешь, я сделаю это сам.

Хан со вздохом выпятил грудь.

— Вот что я тебе скажу. Если Дина пожалуется, мы придумаем план, как ей помочь, хорошо?

Это было так типично для Хана. Всегда плел интриги и был стратегом, но он был почти на пять лет старше меня и моим ближайшим союзником, так что я согласился.

У нас так и не было шанса придумать какой-нибудь план. Дина уехала на Восточное побережье со своим новым мужем, и мы больше ее не видели.

Пять дней спустя моя мать собрала нас с Ханом. С глазами, полными слез, она усадила нас и рассказала, что произошло.

— Произошел несчастный случай.

— Что за несчастный случай? — спросил Хан.

— Это Дина. Она выпала из окна.

Я напрягся, и мой пульс участился.

— С ней все в порядке?

Плечи Эрики вздрагивали вверх-вниз, когда она закрыла лицо руками и заплакала.

— Мам, с Диной все в порядке? — я должен был знать.

— Она умерла прошлой ночью. — Слова вырвались всхлипом, но я услышал их, и весь мой мир остановился.

— Нет, — сказал Хан рядом со мной. — Это невозможно. Этого не может быть.

— Боюсь, что так. Она выпала из чердачного окна.

Мне хотелось закричать, что это ложь! Дина никогда бы не была настолько беспечна. Она была умна и знала об опасности. Она всегда следила за мной, как ястреб, предупреждая, чтобы я не подходил слишком близко к утесам, кострам, окнам или чему-либо еще, что могло бы причинить мне вред. Я мог припомнить, как она по меньшей мере пять раз отругала меня за то, что я высунулся из окна. Она никак не могла упасть случайно.

Железный обруч сдавил мое горло, и я отпрянул назад, когда мама потянулась ко мне. Мое тело словно горело, и я не мог вынести ее прикосновений ко мне. Я хотел бежать так быстро, как только мог, и найти Дину. Мы бы вместе посмеялись над тем, что она выкинула подобную шутку.

С Диной ничего не случится. Я так много ей обещал.

— Что она делала на чердаке? — Хан спросил нашу маму.

— Я не знаю. Твой отец отправился на разведку.

Эти слова запомнились мне, но я отказывался верить, что они были правдой. Это была просто очередная игра.

— Магни, прекрати, — крикнула моя мама, когда я опрокинул свой стул и выбежал из комнаты. Я промчался по дому, обыскивая свою комнату, комнату Дины, кухню, библиотеку и все те места, где, как я помнил, она пряталась в прошлом. Когда ее там не оказалось, я обыскал сад. Мой голос охрип от того, что я выкрикивал ее имя, и после нескольких часов поисков я рухнул в дальнем конце парка, где никто не услышал бы моих рыданий.

Больше о ней никогда не говорили. Это было так, словно Дина никогда не жила.

За исключением того, что она была жива!

Она пела мне, читала, утирала поцелуями мои слезы и обнимала меня. Она играла со мной, была моим лучшим другом и часто спала в моей постели.

Мой отец приказал удалить все ее фотографии, чтобы избавить мою мать от боли видеть постоянные напоминания. Старая комната Дины была переоборудована в ванную и гардеробную для одной из гостевых комнат. Серый особняк был очищен от свидетельств того, что Дина прожила здесь пятнадцать лет. Те несколько раз, когда я осмеливался упомянуть имя Дины за ужином, мой отец категорически игнорировал меня и менял тему.

После этого я начал сомневаться, была ли Дина реальной или воображаемой подругой моего детства.

Именно тогда я предпринял последнюю попытку найти какие-нибудь доказательства существования моей сестры и обнаружил фотографию в комнате моих родителей под кроватью моей матери.

Дина была моложе, чем я ее помнил. Хорошенькая девочка лет десяти-одиннадцати с длинными светлыми волосами, голубыми глазами и милыми ямочками на щеках, которые я так сильно любил.

Я взял фотографию и несколько месяцев спал с ней под подушкой, размышляя обо всех своих вопросах, оставшихся без ответов, и о своей вине за то, что не защитил Дину, как обещал ей.

В двенадцать с половиной лет я был огромным для своего возраста и сильным не по годам. Мои девять лет интенсивных тренировок по борьбе давали о себе знать, и мой отец похвалил меня, сказав, что мир никогда не видел более исключительного таланта, чем у меня. С моей силой и скоростью я был бы лучшим бойцом, которого когда-либо видел мир.

Его слова придали мне сил задать ему вопрос, который горел у меня в груди.

— Папа, что случилось с Диной?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал он и повернулся ко мне спиной.

Его неуважительное отношение к жизни Дины заставило меня взорваться. Я уничтожил все, что было в пределах моей досягаемости, и слуги в испуге разбежались, когда бокалы и столовые приборы полетели в воздух. Моему отцу пришлось физически удерживать меня с помощью двоих сотрудников его службы безопасности, и после этого меня отправили жить в школу. Больше не было никаких разговоров. Никаких извинений или объяснений. Я был двенадцатилетним подростком с кучей горя и вопросов без ответов, который ненавидел весь мир.

После смерти нашего отца я искал фотографии Дины с прошлых мероприятий в средствах массовой информации. Я нашел только ее свадебные фотографии, и хранить их было слишком больно.

Несколько лет назад я попытался поговорить об этом со своей матерью, но это прозвучало как обвинение в ее адрес, и Эрика расплакалась. По сей день меня все еще преследует мысль о том, что я не знал, что Дина делала на том чердаке. Была ли она убита или умерла, пытаясь спастись от жестокости своего мужа? По-моему, она пыталась спуститься с крыши. Мысль о том, что она покончила с собой, была слишком нелепой, поскольку та Дина, которую я знал, любила жизнь. Спросить у ее мужа не было никакой возможности, так как он умер через несколько недель после визита моего отца для расследования. Ходили слухи, что это устроил мой отец, но все это были домыслы.

Финн был одним из немногих, кому я рассказал о Дине. Мы почти никогда не говорили о ней, и то, что он упомянул ее в разговоре, как он сделал сегодня вечером, было редкостью.

Я пнул ногой землю перед хижиной и поглубже засунул руки в карманы. Финн вернулся в школу, когда я попросил минутку, чтобы проветриться. Я пробыл здесь по меньшей мере пятнадцать минут, и в моей голове был такой же хаос, как и всегда.

Извиниться. Таков был совет Финна мне. Чего он не понимал, так это того, что я предпочел бы встретиться лицом к лицу сразу с четырьмя противниками в физическом бою. По крайней мере, когда люди нападали на меня, я знал, как защитить себя.

Я хрустнул костяшками пальцев и передернул плечами, бормоча тихие ругательства, прежде чем вернуться в комнату.

Мила больше не всхлипывала, и они с Лаурой обе наблюдали за мной, когда я снимал куртку.

— Эм, я подумал, что мне следует вернуться и объясниться… — я замолчал. — Я не хотел заставлять тебя плакать, Мила. Просто все эти разговоры о… — я кашлянул. — Эти разговоры о любви для меня в новинку, и я не очень хорош в этом.

Они обе посмотрели на меня, но не произнесли ни слова.

— Я никогда раньше не извинялся, но я надеюсь, ты знаешь, что мне не нравится, когда ты плачешь.

— Ты собираешься извиниться передо мной? — спросила Мила.

Я в замешательстве нахмурил брови.

— Я думал, что только что сделал это.

Мила покачала головой.

— Ты должен использовать слова «Мне жаль» или «прости меня». В противном случае это не считается.

— Хорошо. — Я сделал глубокий вдох и заговорил на выдохе. — Прости меня.

Мила протянула мне руку.

— Я могу сказать, что ты плакал, поэтому я прощаю тебя.

— Я никогда не плачу! — сказал я грубым голосом, потому что никогда бы не признался в этом в присутствии Лауры.

— Ты плачешь внутри. — Мила протянула руку в знак приглашения присесть на стул рядом с кроватью. Я взял ее и сжал ее руку в своей, точно так же, как делал это некоторое время назад, когда заставил ее разрыдаться.

— Если ты уедешь, пообещаешь мне одну вещь? — она спросила.

— Все, что угодно.

— Ты возьмешь меня с собой?

— Милая, Аляска — не место для детей, и тебе нужно оставаться в школе.

Ее лицо вытянулось.

— Тогда, пожалуйста, не останешься ли ты, Магни?

Я вздохнул.

— Пока что я так и сделаю.

Глава 29

Собрание в ратуше

Лаура

В течение трех дней Магни держался на расстоянии. Я уставала от того, что не знала, как вести себя с ним. Мне нужно было, чтобы он сел и поговорил со мной. Чтобы найти способ, как нам жить как мужу и жене с уважением и любовью, которых мы оба заслуживали.

Он попросил меня вернуться в Серый особняк, но, чтобы напомнить ему, что я сама принимала решения, я осталась в школе. Магни отсутствовал большую часть дня, а когда он появлялся в школе вечером, он был еще более закрыт для меня, чем когда-либо. Дважды у нас был секс, но оба раза он был чисто физическим, и как только все закончилось, он поворачивался ко мне спиной. Он не простил и не забыл, что я выбрала Родину. Не раз я жалела, что покинула его постель в ту ночь, когда отправилась ловить Девлина. Если бы я знала, что Девлин ни для кого не представляет опасности, но живет со своей женщиной, я бы осталась с Магни в ту ночь.

Афина, Финн и Тристан тоже все еще были в школе. Рестлер попросил о встрече с Тристаном для проведения некоторых тестов в среду утром, и мальчик так нервничал из-за получения работы подмастерья, что начал грызть ногти.

Во вторник вечером школа была переполнена, когда Боулдер, Кристина, Хан, Перл и Магни присоединились к нам на поэтическом вечере, который организовала Кайя.

Все дети либо написали по стихотворению самостоятельно, либо выбрали стихотворение, написанное кем-то из детей. После ужина мы целый час сидели, слушая и хлопая в ладоши.

Мила прочитала «Поколение зеркал», прекрасное стихотворение, которым она поделилась со мной, а Рейвен наслаждалась вниманием публики своим собственным стихотворением о пердежах, которое заставило всех мальчиков рассмеяться.

— Последний ученик сегодня вечером — это ты, Соло. — Кайя улыбнулась самому старшему из мальчиков в школе. Соломон напомнил мне более молодую версию Магни: сильный, высокий, свирепый, с голубыми глазами и светлыми волосами.

— А я должен это делать? — спросил он и бросил косой взгляд на Уиллоу, которая сидела через несколько мест от него.

— Да, ты должен. — Арчер указал на место в конце стола, где другие дети читали свои стихи.

— А я не могу остаться на своем месте? Мила сидела.

Арчер приподнял бровь.

— Если у тебя не сломана нога, как у Милы, ты не можешь сидеть. Вперед, Соло!

Четырнадцатилетний мальчик направился к концу стола, и несколько девочек постарше бросили в его сторону долгие взгляды.

Он изменил положение тела и потер нос.

— Эм, ладно, это стихотворение о противостоянии света и тьмы. Оно называется «Правда», и вот оно:

Темнота:

Повернись спиной к свету, ты увидишь меня в тени.

Позволь мне осветить тебя и открыть тебе глаза на жестокую правду этого мира.

Это наполнит тебя печалью и заставит чувствовать себя подавленной.

Я могу показать тебе правду.

Свет:

Отвернись от теней, ты почувствуешь, как мой теплый свет освещает твое лицо.

Позволь мне осветить тебя и открыть твои глаза, чтобы ты увидел красоту этого мира.

Это вдохновит тебя и вызовет желание поделиться своим счастьем с другими.

Я могу показать тебе правду.

Оба:

Посмотрите вверх на солнце или вниз на тени.

Мы оба показываем правду, потому что мы и есть правда.

Подавленные или вдохновленные, выбор за вами.

Мы можем показать вам правду.

Все захлопали, и Кайя спросила.

— Это было очень глубокое стихотворение, Соло. Ты можешь сказать нам, кто это написал?

— Какой-то ребенок.

— Ты помнишь, как звали его?

— Нет. Но я уверен, что это была девочка.

— Хорошо, но не мог бы ты рассказать нам, о чем было это стихотворение?

— Какая-то хрень насчет того, чтобы смотреть вверх или вниз.

Кайя приподняла бровь.

— Это и есть твой анализ?

— Да. Это глупо. Свет и тьма не могут разговаривать — в этом нет смысла.

— Тогда почему ты выбрал именно это стихотворение?

Соло уже возвращался на свое место рядом со Штормом и Тристаном, когда бросил свой ответ Кайе через плечо.

— Потому что это было самое короткое из стихотворений, которые вы просили нас выбрать.

Остальные мальчики рассмеялись.

Кайя не сдавалась и пробурила еще немного.

— Но что ты об этом думаешь?

Соломон оглянулся на нее.

— Я думаю, что это пустая трата времени, и я не понимаю, почему я должен разбираться во всем этом.

Ноздри Кайи расширились, и она вздернула подбородок, словно оружие, нацеленное прямо на неуважительного молодого человека.

— Поэзия подобна музыке, Соло. Хотел бы ты жить в мире без музыки?

— Нееет. — Он растянул это слово.

— Тогда вот тебе и ответ на вопрос, почему ты должен изучать поэзию. Это сердцебиение культуры.

Перл встала из-за стола и подошла, чтобы положить руку на плечо Кайи.

— Спасибо тебе, дорогая.

Черные кудри Кайи заколыхались вокруг ее лица, когда она кивнула.

— С удовольствием.

Перл повернулась, чтобы обратиться к детям.

— Большое спасибо вам за то, что поделились с нами своими любимыми стихами. Мне это очень понравилось. — Подняв руки, она вызвала бурные аплодисменты, в которых мы все приняли участие, прежде чем она сделала объявление. — Это первый раз, когда мы все собрались вместе, и это дает нам прекрасную возможность провести наше первое собрание в ратуше.

— Что это? — спросил Марко и поймал кусок хлеба, который Уильям бросал в другого мальчика. — Уильям, ты хочешь поработать на кухне неделю? — голос Марко был суровым, и Уильям быстро положил руки на стол, давая понять, что он закончил разбрасывать еду.

— Собрание в ратуше — это возможность для сообщества обсудить важные вопросы, — объяснила Перл. — Учитывая все изменения, с которыми мы сталкиваемся здесь, в Северных землях, было бы интересно услышать разные точки зрения. Я предлагаю начать с разговора о том, как вести себя со всеми женщинами с Родины, которые хотят переехать сюда.

Магни, сидевший рядом с Ханом, наклонился вперед и заговорил громким голосом.

— Это просто. Они выходят замуж за мужчину и становятся его женой. Конец истории.

— Боюсь, все не так просто. Женщины Родины привыкли иметь профессию и хотели бы внести свой вклад с помощью своих уникальных талантов. — Перл отвернулась от Магни к Кристине и Кайе. — Я уверена, вы тоже беспокоитесь о том, какая жизнь могла бы быть у ваших дочерей в Северных землях.

Кристина кивнула, а Кайя от волнения захлопала в ладоши.

— Да, давайте проведем собрание в ратуше. Это был бы отличный способ показать детям, как работает демократия и как важно, чтобы каждый чувствовал себя услышанным. Может быть, мы могли бы провести голосование в качестве учебного опыта.

Магни вскочил со своего места.

— Я прекращаю это безумие, пока оно не зашло еще дальше. Единственные два человека, имеющие право голоса в этой комнате, — это Хан и я. Нам не нужны ничьи советы о том, как управлять Северными землями.

— Вы не единственные люди, живущие в Северных землях. У остальных из нас тоже есть свое мнение, — пробормотала я достаточно тихо, чтобы Магни меня не услышал.

— Обсуждение в ратуше внесет ценный вклад для тебя и Хана. — Перл сложила руки перед собой. — Что вы будете делать с вводимыми данными, зависит от вас.

Хан откинулся на спинку скамьи, прислонившись спиной к стене.

— Я же говорил тебе, Перл, мы здесь так не поступаем.

Магни, стоявший рядом с Ханом, посмотрел на него сверху вниз.

— Ты знал, что она собиралась вывалить это дерьмо на нас?

— Нет, но я не удивлен, поскольку Перл уже несколько дней говорит о собраниях в ратуше. Она хочет, чтобы мы совершили турне по стране и прислушались к мнению людей.

— Господи Иисусе. — Вспышка гнева Магни заставила всех посмотреть на него. — Держи свою женщину под контролем, брат.

Слова Магни спровоцировали меня.

— Предполагается, что женщины не должны находиться под контролем своих мужей, — сказала я, мой пульс стучал, как у товарного поезда, набирающего слишком большую скорость, чтобы вовремя затормозить и избежать катастрофы.

Магни пригвоздил меня неодобрительным взглядом, который говорил о шлепках и нагоняях, но мое разочарование в нем было больше, чем похоть, которую внушали его разгоряченные взгляды.

— Я с Перл. Давайте послушаем, что каждый хочет сказать.

Перл слегка кивнула мне в знак узнавания.

— Я тоже с Перл, — вмешалась Кристина, но Боулдер заставил ее замолчать, предупредив, чтобы она не вмешивалась. — Конечно, я участвую, — сказала она ему. — Я люблю собрания в ратуше.

Когда Афина, Кайя и Шелли поддержали эту идею, дети тоже начали высказываться.

— Мы можем остаться и послушать? — спросила Рошель, младшая сестра Шелли.

Магни покачал головой, глядя на Хана.

— Ты не собираешься ничего сказать? Сначала ты позволяешь женщинам иметь право голоса, а теперь еще и детям?

Хан выглядел задумчивым, а затем медленным движением поднялся.

— Я разрешу провести это заседание в ратуше, но голосования не будет, и на нем не будут присутствовать дети.

У всех детей вырвался коллективный вздох разочарования.

— Все в порядке, — успокоила их Перл. — Мы можем провести отдельное собрание в ратуше только для детей. Я хотела бы присутствовать, и если у кого-то из вас есть хорошие идеи, я представлю их лорду Хану от вашего имени.

— Все равно уже поздно, — добавил Арчер.

Неро сморщил нос.

— Сейчас только половина девятого.

— Спокойной ночи, Неро. — Лорд Хан бросил на него прямой взгляд, который заставил мальчика опустить голову в знак уважения.

— Можно мне остаться? — спросил Тристан. — Мне пятнадцать, и я не ученик.

Хан посмотрел на Шелли, помощницу наставника, которая все еще была в комнате, и тоже пятнадцатилетнюю.

— Тристан, вы с Шелли можете остаться, но вы будете вести себя тихо, пока к вам не обратятся.

Соломон выпятил грудь.

— Мне скоро исполнится пятнадцать, можно я тоже останусь?

— Нет. — Арчер ткнул пальцем в направлении Соло. — Я поручаю тебе уложить всех спать. Убедитесь, что они почистят зубы и останутся в своих постелях. Отбой в девять тридцать, хорошо?

Гордый тем, что ему доверили такую ответственность, Соломон кивнул с серьезным выражением лица.

— Понял.

Через минуту все дети покинули столовую. Перл наклонила голову.

— Афина, дорогая, не хотела бы ты возглавить собрание? Я знаю, что в прошлом ты проводила много собраний в ратуше.

— Нет, все в порядке. Я позволю тебе сделать это. Это была твоя идея.

Выражение лица Магни было мрачнее тучи, но он вернулся на свое место рядом с Ханом.

— Когда дети выйдут из комнаты, давайте начнем наше первое собрание в ратуше, — начала Перл мягким голосом. — Сегодняшняя повестка дня будет состоять в обсуждении видения нашего будущего. Давайте начнем с идей о том, как поступить со списком из почти семисот женщин и мужчин с Родины, которые заинтересованы в отношениях с северянами. Что касается отношений, то я должна уточнить, что некоторые люди из списка заинтересованы в дружбе, которая может перерасти в нечто большее.

— Под людьми ты подразумеваешь женщин, верно? — спросил Марко.

— В списке также двадцать четыре мужчины. Двадцать один из них выразил заинтересованность в романтических отношениях.

Мужчины обменялись взглядами, но Финн был единственным, кто прокомментировал это.

— Подумайте об этом с другой стороны, мужчины-сосунки в любом случае более женственны, чем большинство женщин на Родине.

— Эй, это оскорбительно, — пожаловалась Кристина. — Ты заставляешь нас говорить так, словно мы мужчины.

Перл продолжила.

— Давайте сосредоточимся на идеях о том, как совместить северян с жителями Родины.

— Сколько северян уже записалось? — я спросила.

— Претенденты все еще прибывают с обеих сторон стены, но пока у нас есть два миллиона восемьдесят семь тысяч мужчин, надеющихся найти жену.

Арчер издал громкий свист.

— Это много.

— Да, и их число быстро растет. Я не понимаю, как мы можем подобрать наилучшую кандидатуру, не опросив их всех, но это отнимает слишком много времени. Совет перегружен работой по ликвидации последствий стихийного бедствия после землетрясения, и они спросили, есть ли у нас предложения.

Шелли подняла руку.

— Что ты предлагаешь, Шелли?

— Алгоритмы.

— Что ты имеешь в виду под алгоритмами?

— У нас миллионы мужчин и семьсот женщин. Мы могли бы попросить всех участников заполнить анкету и разработать программу, которая соответствовала бы людям с самым высоким показателем совместимости.

— Как бы ты это сделала? — спросила Перл.

Шелли на секунду опустила голову.

— Задайте им сотню вопросов о ценностях, привычках и ожиданиях от брака и посмотрите, кто подходит лучше всего.

Хан подхватил поток.

— Шелли, мне нравится ход твоих мыслей. Это звучит как простое решение.

Голос Афины был спокоен и невозмутим, когда она заговорила.

— Ты забываешь кое-что важное.

— Что? — Перл посмотрела на нее.

— Даже если у пары высокий показатель совместимости, нет никакой гарантии, что между ними есть химия. У нас с Финном не так много общего, но, несмотря на это, мы каким-то образом вместе.

— У меня есть идея, — сказал Марко. — Давайте запустим систему Шелли, и тогда пятьдесят наиболее подходящих мужчин будут бороться за каждую женщину.

— Никаких драк, — голос Перл был тверд.

Шелли снова подняла руку, и Перл разрешила ей высказаться.

— Если бы мы могли выяснить, что заставляет работать между людьми в функциональных отношениях, тогда мы могли бы создать систему, которая подбирает пары, используя эти алгоритмы.

— Ты думаешь, алгоритмы могут предсказать химию?

— Что вы имеете в виду, когда говорите «химия»? — нахмурившись, спросила Шелли. — Вы предлагаете нам делать анализы крови у людей?

— Нет, я говорю, что иногда между двумя людьми возникает особое влечение. Это не обязательно должно иметь смысл с рациональной точки зрения, но этот человек просто выводит вас из себя.

Шелли натянула рукава на руки, словно защищая собственную кожу, и нахмурилась.

— Я не знаю насчет химии или притяжения, но если мы хотим создать какую-то систему, нам нужно найти счастливые пары и разработать алгоритмы вокруг них. Проблема состоит в том, чтобы найти достаточно большую выборочную группу. У нас всего четыре пары мужчин Севера и женщин с Родины.

— Мы с Боулдером счастливы, — сказала Кристина.

— Как и мы с Ханом.

— Да, но нам понадобилось бы большее количество пар, чтобы получить представление о том, что делает вас успешной парой. Алгоритмы, основанные на четырех парах, слишком случайны.

Вмешался Хан.

— Мы найдем нескольких программистов для создания системы, и, возможно, ты сможешь рассказать им о своих идеях, Шелли. А пока нам придется работать с тем, что у нас есть.

— Могу я задать короткий вопрос? — Марко встал. — Будут ли по-прежнему выплачиваться призовые деньги тем мужчинам, которые вступят в брак?

— Нет, конечно, нет. Я не получил приза, когда женился на Афине. Призовой фонд привязан к турнирам.

— Не будет ни турниров, ни боев, — отметила Перл. — Совет выдвинул это условие.

Марко сел с разочарованием на лице.

Шелли не сводила глаз с Марко.

— Я думаю, у тебя была хорошая идея о том, чтобы дать женщинам несколько мужчин на выбор. Вместо того чтобы позволять пятидесяти наиболее подходящим мужчинам бороться за нее, может быть, мы могли бы позволить им очаровать ее вместо этого?

— Как очаровать ее? — спросил Марко, нахмурившись.

— Я не знаю, и, может быть, пятьдесят — это слишком большое число, но мы могли бы позволить им записать видео о себе, которое она сможет посмотреть.

Тристан поднял руку.

— Это отличная идея, и тогда женщина сможет выбрать пять или десять мужчин, которых она найдет привлекательными и с которыми захочет встретиться.

— Мне это нравится, — кивнул Хан. — Это то, что мы сделаем.

— Хорошо. — Перл посмотрела на Магни. — Ты согласен?

Он распрямил скрещенные на груди руки и засунул их в карманы.

— Нет, я не согласен. Я хочу турниры, но поскольку у нас этого не может быть, я думаю, нам придется положиться на какой-то гребаный алгоритм.

Перл удовлетворенно улыбнулась.

— Теперь, когда Хан и Магни одобрили это, мы можем перейти к обсуждению того, как мы воспользуемся всеми знаниями, которые приносят женщины.

— Какие знания? — спросил Магни.

— В списке претендентов есть высокообразованные и находчивые люди. Библиотекари, архитекторы, экологи, программисты, посредники, врачи, медсестры, психологи и художники разных мастей. Им сказали, что им разрешат здесь работать.

— До тех пор, пока мы можем обеспечивать их безопасность, — сказал Магни.

— Как нам это сделать? — спросила Перл.

Головы повернулись, чтобы посмотреть на Шелли, как будто у нее был ответ на все вопросы.

Осознав себя, она сунула руки под бедра и спряталась за «занавесками», которые создавали ее длинные каштановые волосы, чтобы скрыть покрасневшие щеки.

— Откуда мне знать? Безопасность — не моя специальность.

— Я понимаю, ты хочешь все спланировать, Перл, но нам придется рассматривать просьбу каждой женщины о работе в индивидуальном порядке, — прокомментировал Финн.

— Конечно, но разве не было бы хорошо хотя бы обсудить это? — Перл заспорила, но Хан оборвал ее.

— Я согласен с Финном, и этого собрания в ратуше достаточно для одного вечера.

Перл наклонила голову.

— Но нам еще так много всего нужно обсудить.

— Дискуссии — это хорошо. Вот как мы расширяем кругозор, — добавила Афина.

Хан ответил ровным тоном.

— Мой разум сильно напряжен, и я слушал тебя полчаса, этого достаточно. — Как бы подчеркивая, что встреча окончена, Хан наклонился к Арчеру. — Я хочу услышать о твоих планах относительно лагеря выживания.

Мое внимание переключилось на Финна, который разминал ноги и сказал:

— Эй, Марко, ты уже зарегистрировался на жену с Родины?

Марко, единственный одинокий взрослый в комнате, покачал головой.

— Нет. Я надеялся выиграть миллион долларов, как это сделал Магни, когда выиграл Лауру.

— Магни, ты это слышал? — Финн подождал, пока Магни присоединится к двум мужчинам. — Марко хочет пойти по твоему пути и сразиться на турнире, а не жениться на жительнице Родины.

— Рад за тебя. — Магни похлопал молодого человека по плечу. — Напомни, сколько тебе лет?

— Двадцать.

— Тогда у тебя полно времени. Не торопитесь вступать в брак. Особенно с мамашей.

— Что не так с нами, жительницами Родины? — спросила Шелли.

Магни закатил глаза.

— Даже не заставляй меня начинать.

Хан оторвался от своего разговора с Арчером.

— Я это слышал. Осторожнее с тем, что говоришь, Магни. Тебя окружают женщины с Родины и их мужья.

— Ну и что? Неужели вы думаете, что я боюсь кого-то из вас?

— Все, что я хочу сказать, это то, что ты никогда никому не позволил бы проявлять неуважение к Лауре. Не думай, что мы чем-то отличаемся от тебя.

— Это верно, и нас четверо, чтобы привить тебе хорошие манеры, — добавил Боулдер.

— Пусть будет три, — Финн пренебрежительно махнул рукой в воздухе. — Ты знаешь мою политику. Я никогда не дерусь.

— Даже для того, чтобы защитить честь Афины? — спросил Марко, недоверчиво взглянув в сторону Финна.

Финн одарил молодого человека улыбкой.

— Не пойми меня неправильно, если бы кто-то физически прикоснулся к ней, я бы воткнул шприц ему в глаз. Но Афина — такой же духовный гангстер, как и я. Мысленно она носит пуленепробиваемый жилет, и мнение Магни о ней не имеет для нее никакого значения. — Финн выглядел гордым, когда кивнул Афине. — Разве это не так, детка?

Афина одарила его мягкой ободряющей улыбкой в ответ.

— Для любого из вас, мужчин, было бы бессмысленно драться с Магни, — сказала Перл будничным тоном. — Грубя нам, женщинам с Родины, как группе, он грубит и своей собственной жене.

Магни напрягся.

— Почему? О чем ты говоришь? Лаура — северянка, — воскликнул он и в замешательстве перевел взгляд с Перл на меня.

Пламя взметнулось вверх по моей шее, и, облизнув потрескавшиеся губы, я обменялась паническим взглядом с Перл, которой не следовало сбрасывать эту бомбу прямо сейчас.

— Мне так жаль, — выдохнула Перл. — Я думала, он знает.

— Лаура. — То, как Магни произнес мое имя глубоким голосом, прозвучало как предупреждение.

— Эм. — Я закашлялась от шипов на словах, которые мне пришлось выдавить из себя. — Это правда.

Вена возле виска Магни вздулась, и цвет его лица стал пунцово-красным. Я много раз видела, как он впадал в истерику, но видеть его слишком взбешенным, чтобы говорить, было внове и пугало.

Дрожащим голосом я объяснила.

— Дело в том, что… Мне было предоставлено гражданство, когда я жила на Родине.

Руки Магни были сжаты в кулаки, прижатые к бедрам, губы сжались в мрачную линию, и он посмотрел на меня с отвращением.

— Я также все еще северянка, — крикнула я ему вслед, когда он выбежал вон. — Я и то, и другое.

Входная дверь в школу с грохотом захлопнулась, и все мы несколько секунд стояли, затаив дыхание.

— Тебе не следовало говорить ему этого, — сделал выговор Перл Хан.

— Мне жаль! — повторила она. — Это просто вырвалось.

— Давай я пойду поговорю с ним, — предложил Финн и направился к двери.

— Нет! — Хан сделал шаг вперед. — Я знаю Магни, и прямо сейчас ему нужно время, чтобы успокоиться.

— Почему он так зол из-за того, что ты жительница Родины? — спросила Шелли.

Я закрыла глаза, не в силах выразить словами то, что чувствовала на инстинктивном уровне.

Афина ответила за меня.

— Шелли, попробуй взглянуть на это с точки зрения Магни. Он был воспитан так, чтобы видеть в нас, жителях Родины, врагов. Услышать, что Лаура перешла на другую сторону, чтобы стать одной из нас, должно быть, было для него величайшим предательством.

— Я не переходила на другую сторону. Для меня это была просто формальность — жить там. Я считаю себя северянкой.

— Это верно, и мы не враги, — заметила Шелли. — Я не понимаю, в чем проблема Магни.

— Его проблема, — сухо сказал Хан с оттенком раздражения, — заключается в том, что жизнь Магни вращается вокруг его роли защитника последних свободных людей. Ему не нравится то влияние, которое вы, жители Родины, имеете на нас, и он вам не доверяет. — Хан искоса взглянул на Перл. — Узнать, что твоя жена скрывала от тебя что-то настолько важное, и что человек, которого ты считаешь своим противником, знал об этом, было бы ударом для любого из нас.

Женщины встретили меня сочувственными взглядами, и Кристина обняла меня за плечи.

— Он переживет это. Ты же знаешь Магни, он горячая голова.

Я кивнула, но в глубине души знала, что на этот раз все было по-другому. У каждого был переломный момент, и моя интуиция подсказывала мне, что Магни достиг своего.

— Чтоб меня. — Марко подбежал к окну. — Беспилотник Магни поднимается в воздух. Он уезжает.

Финн подошел и встал рядом с Марко, глядя на красный беспилотник Магни, улетающий от нас.

— Может быть, на этот раз он действительно поедет на Аляску.

Я так привыкла к тому, что Финн подшучивает, что меня сильно поразило, насколько серьезно он звучал на этот раз. С широко раскрытыми глазами и одеревеневшим телом, как будто только что наступило трупное окоченение, я стояла с одинаковой долей отчаяния и неверия.

— Не волнуйтесь, — сказал Боулдер и подошел, чтобы встать рядом с Марко у окна. — Он вернется. Пока Лаура здесь, он всегда будет возвращаться.

Я увидела на лице Хана то же сомнение, которое испытывала сама.

Последние ниточки, удерживавшие нас с Магни вместе, были жестоко оборваны всего несколько минут назад. Впервые я почувствовала то болезненное отчаяние, которое, должно быть, испытывал он, когда я ушла от него, не попрощавшись, семь месяцев назад. Я сделала неглубокий вдох, который не смог наполнить мои легкие. Нити, которые когда-то связывали нас, теперь душили меня, и я не могла говорить.

— Ты выглядишь больной, Лаура. Тебе нужно присесть? — Перл и Афина подвели меня к стулу. — Тебе нужно сделать глубокий вдох, милая, ты бледна как труп. — Я почувствовала соленый привкус слез в горле и попыталась сфокусироваться на их расплывчатых лицах сквозь слезы на глазах.

Мой голос сорвался, а грудь, казалось, весила тысячу фунтов, когда я прошептала:

— Он ушел. Я потеряла Магни!

Тот факт, что ни одна из женщин не возразила мне, заставил меня проникнуться этим еще глубже. Магни ушел, и он не вернется ко мне.

Глава 30

Аляска

Магни

Я приехал на Аляску, чтобы прекратить боль.

Но даже несмотря на то, что дерьмовая маленькая хижина, в которую я переехал три недели назад, обеспечивала укрытие от холода, снега и ветра, это никак не могло заглушить боль поражения.

Моя гордость была задета, и мое чувство справедливости было разрушено.

Сколько я себя помню, мы с Ханом боролись за то, чтобы разоблачить любого, кто представлял угрозу правлению Северных земель. Любые разговоры о демократии считались государственной изменой, и с человеком, извергающим такие ядовитые мысли, поступали бы как с мятежником.

Так как же, черт возьми, мой брат в итоге женился на такой женщине, как Перл? Другие погибли за то, что шептались о переменах. Она произнесла эти слова вслух, как провозглашение рока, и Хан позволил это.

Когда я шел по снегу, мое теплое дыхание выделялось облачками влаги. Мне нужно было поскорее развернуться или найти дорогу обратно в темноте.

Проголодавшись и разозлившись на весь мир, я продолжал идти. Времена завтраков «шведский стол», обслуживания комнат и вкусных ужинов, приготовленных шеф-поварами в Сером особняке, прошли.

Аляска предлагала уединение, о котором я мечтал, но мой рацион стал скудным и однообразным. Я никогда не думал, что буду скучать по овощам.

В течение трех недель я выживал благодаря растаявшему снегу и оленю, которого подстрелил в свой первый день здесь. Теперь я снова был на охоте, отмораживал себе задницу и ненавидел жизнь.

Последние три недели я размышлял о том, как все пошло наперекосяк с того момента, как Кристина Сандерс прибыла в Северные земли. Оглядываясь назад, мы должны были отослать ее обратно, как только узнали, что она женщина.

Я обвинял Кристину в том, что она вложила мысли в голову Лауры.

Я обвинял Лауру в том, что она сбежала на Родину и солгала мне о том, что стала мамашей.

Я обвинял Перл в том, что она манипулировала моим братом, заставляя его жениться на ней.

Я обвинял Хана в том, что он был слаб и не разобрался в мягких словах Перл.

Мой список был длинным, и прямо сейчас я винил себя в том, что не пошел на рыбалку вместо того, чтобы охотиться за мясом. Снег был чертовски глубок, и сегодня я вообще не видел никаких признаков оленя или лося.

Повернувшись назад, я наклонился и набрал в рот пригоршню снега. Это не сильно утолило бы мой голод, и мне пришлось бы искать другой способ добывать еду. Люди, жившие здесь, провели лето, запасаясь продуктами, чтобы пережить зиму. Только идиот или отчаявшийся человек пришел бы сюда ни с чем, кроме своей одежды и ботинок. Последнее описание мне подходит.

Как долго я был на охоте?

Мой рефлекс опускать глаза на свой браслет не покинул меня, несмотря на то, что прошло уже три недели с тех пор, как я снял его.

Хан смог бы выследить меня с его помощью, а я хотел, чтобы меня оставили в покое. Вот почему я припарковал свой беспилотник дальше к югу и купил старый беспилотник, чтобы он доставил меня сюда.

Когда я перелезал через поваленное дерево, мои глаза уловили нечто такое, что заставило меня подкрасться поближе, чтобы разобраться. Корни большого дерева образовывали укрытие, а внутри него лежал впавший в спячку медведь.

В животе у меня заурчало, и я поднял ружье, направив его в голову медведя.

Держа палец на спусковом крючке, я заколебался, когда в моем сознании возникла пара больших голубых глаз. Мила была бы опустошена, если бы увидела, что я собираюсь сделать.

С трудом сглотнув, я сосредоточился на своем голоде, но все равно мне казалось неправильным убивать спящее животное.

«Которая, возможно, беременна», — прозвучал в моем сознании голос, очень похожий на голос Милы. Не так давно мы говорили о медвежатах и о том, что они рождаются примерно в конце января, когда их мамы все еще находятся в спячке.

Это такая чушь собачья. Может, Мила и любит животных, но она бы тоже не хотела, чтобы я умер с голоду.

Как будто я сошел с ума, черт возьми, я начал говорить вслух сам с собой.

— Я не могу съесть целого гребаного медведя, и в любом случае он был бы слишком тяжелым, чтобы тащить его обратно в хижину.

Моему голоду были безразличны оправдания, и, в довершение всего, мой желудок издал громкое жалобное урчание.

— Я мог бы отрезать ногу. Мяса там тоже много. — Откинув голову назад, я посмотрел на небо, гадая, сколько времени мне потребуется, чтобы отрезать ногу. — У меня нет времени, скоро темнеет. А что, если кровь из ноги привлечет волков? Мне не нужно становиться объектом охоты.

Опустив ружье, я прошипел:

— Черт!

Я не мог убить медведя; мне надо искать другой способ накормить свой урчащий желудок.

Обратный путь до хижины должен был занять час, но без моего браслета, который мог бы направлять меня, мне пришлось полагаться на следы, которые я заметил по дороге сюда. Все было бы прекрасно, если бы снег не начал падать так сильно, что я ничего не мог разглядеть.

Потерянный, замерзший и несчастный, я пообещал себе, что если вернусь в хижину, то полечу на юг за провизией. Обратная сторона того, что тебя узнают, была ничем по сравнению с шансом умереть в одиночестве в дикой местности.

Вот почему на следующее утро я снова оказался в маленьком сельском городке, где оставил свой беспилотник, и купил старый, на котором добрался до хижины. «Свежая еда и дружелюбное обслуживание» — так было написано на вывеске ручной работы перед единственным магазином в городе. Я не нашел ни того, ни другого, когда зашел в сарай, который был наполовину пуст и в котором были только консервированные, замороженные или полуфабрикатные продукты. Взяв пакетик с орехами, я проверил срок годности и снова положил его на место. Март 2437 года был девять месяцев назад.

— Не нужно жадничать, — сказал старик, который здесь работал, грубым голосом, когда я опустошил его полку с единственными восемью бутылками пива, которые у него были.

— Я хочу пить — у тебя есть еще в подсобке?

— Нет.

Я мог распознать лжеца, когда встречал его и настаивал на своем.

— Ты не мог бы пойти проверить?

Его верхняя губа приподнялась в гримасе раздражения, когда он, шаркая ногами, прошел мимо меня к двери в задней части магазина. Я сморщил нос от запаха алкоголя, немытых волос и одежды, который исходил от него. Не то чтобы от меня самого слишком хорошо пахло, но этот старый ублюдок был отвратителен со своими сальными волосами, покрасневшим от пива носом и гнилыми зубами, которые обнажились, когда он заговорил со мной.

— Не думай, что я не знаю, кто ты такой. Такой высокий и могущественный, приходишь сюда и отдаешь приказы, как будто я твой личный раб или что-то в этом роде.

— Я только спросил, нет ли у тебя еще пива.

— Еще пива, еще пива… — передразнил он и исчез за дверью.

Менее чем через пять секунд он вернулся.

— Нет.

— Ты уверен, что у тебя больше нет пива?

— Совершенно верно, ваше высочество.

Пройдя мимо него, я распахнул дверь, чтобы убедиться в этом самому. Как я и подозревал, он лгал.

— Это пиво не продается, — сказал он у меня за спиной.

— Почему, черт возьми, нет?

— Это для других клиентов. — Он закончил предложение, пробормотав что-то себе под нос, чего я не расслышал.

— Что ты сказал?