Волк и голубка

Глава 14

Маленький отряд покинул Даркенуолд с рассветом. Сначала они направились на запад, а потом свернули на север, к Лондону, миновав место, где этелинг Эдгар предпринял неудачную попытку напасть на Вильгельма. Тишина царила в разрушенном городе Саутуорке, где все еще дымились сожженные дома, а оставшиеся без крова саксы бродили в развалинах, роясь в поисках чудом уцелевшей утвари. Они в немом отчаянии смотрели на путешественников, но при виде норманнского рыцаря в глазах у них загоралась ненависть. Однако, уже успев узнать силу гнева Вильгельма, несчастные не смели слова сказать и лишь молча провожали взглядами отряд.

Они въехали в Лондон по Саутуоркскому мосту ранним рождественским утром и несколько часов пробирались сквозь растущие толпы. Казалось, в воздухе витает безумие. Англичане либо поднимали чаши в издевательских тостах за Вильгельма-бастарда, либо в смущении и раздраженном ожидании слонялись по улицам.

Отряд приближался к Вестминстеру, и народу с каждой минутой становилось все больше. Гауэйн и его люди были вынуждены пустить в ход копья, чтобы расчистить дорогу. Но саксы буквально бросались под копыта, и на площади кони встали. Проклятия и угрозы не помогали. Гауэйн оглянулся на Эйслинн, сидевшую на низкорослой кобылке. Сверкающие волосы закрыты капюшоном, лицо спокойное. Ни малейших признаков паники. Руки уверенно сжимают поводья.

Но тут впереди, совсем близко, в воздух взметнулось пламя, и люди стали в страхе отступать, уже не обращая внимания на норманнов. Эйслинн пыталась удержаться в седле: кобылка скользила под натиском огромного боевого жеребца, теснящего ее к стене. Девушка почувствовала, как ноги лошади подгибаются, и поняла, что их обеих вот-вот затопчут.

Вулфгар поднялся рано и облачился в лучшие одежды в честь коронации Вильгельма. После долгих колебаний он отложил тяжелый меч и пристегнул другой, полегче. Его черно-красный, отделанный золотом наряд оттенял бронзовую кожу и обтягивал широкие плечи. Серые глаза казались совсем светлыми на загорелом лице.

Перед тем как выехать, Вулфгар велел Милберну и Бофонту держать людей наготове и повесил на луку седла шлем и длинный меч. Он приказал искать его в случае беспорядков около Вестминстерского собора: с приближением заветного дня Вильгельм все больше опасался мятежа и приказал рыцарям быть начеку.

Вулфгар, встав под главным порталом собора, своими глазами видел, как высокий могучий Вильгельм склоняется перед норманнским епископом. Соблюдая все торжественные церемонии, на голову герцога возложили корону. Раскатистые приветственные крики потрясли собор. Вулфгар со вздохом облегчения присоединил свой голос к остальным. Наконец-то цель достигнута! Вильгельм, герцог Нормандский, провозглашен королем Англии.

Неожиданно снаружи донеслись неистовые вопли, и Вулфгар шагнул к двери, чтобы узнать причину суматохи. С крыши соседнего дома поднимались столбы дыма, а негодующие толпы были окружены норманнами, подносившими факелы к другим домам. Вулфгар вырвался из церкви и подбежал к ближайшему рыцарю, пытавшемуся устоять на ногах.

— Что здесь происходит? — требовательно спросил он. Рыцарь в удивлении обернулся:

— Мы слышали крики англичан в соборе. Они напали на Вильгельма.

— Вовсе нет, болваны, — простонал Вулфгар. — Они так приветствовали его. — И, показав на факелоносцев, велел: — Останови этих людей, прежде чем они подожгут весь Лондон.

Милберн повел своих всадников вперед, пытаясь пробиться к командиру. Вулфгар вскочил в седло, чтобы предостеречь норманнов от роковой ошибки. Он со своими людьми стал выбивать факелы из рук воинов, громко объясняя, что опасность Вильгельму не грозит. Однако его отряд был слишком малочислен, и многие норманны просто их не слышали. Вулфгар пришпорил Гунна, но тут занялась большая лавка, и люди, в страхе ринувшись прочь, оттеснили его к стене, прижав к группе других всадников. Гунн врезался в какую-то лошадь пониже, передние ноги кобылки подкосились, и до Вулфгара донесся женский крик. Наклонившись вперед, он подхватил маленькую, закутанную в накидку фигурку как раз в тот момент, когда кобыла споткнулась и упала. Капюшон откинулся, явив взору Вулфгара медные волосы. Норманн посадил девушку перед собой в седло, и нежный запах лаванды вскружил ему голову.

— Эйслинн, — выдохнул он, уверенный, что спит или грезит наяву.

Огромные фиалковые глаза потрясение уставились на него.

— Вулфгар!

Вулфгар так же ошеломленно воззрился на нее, поняв, что это не фантазия. Ему страстно захотелось сжать ее в объятиях, осыпать поцелуями, исцелить муки желания, ко вместо этого он строго спросил:

— С тобой все в порядке?

Эйслинн кивнула и, почувствовав, как его рука еще крепче сжала ее талию, припала к сильному телу. Оглядевшись, Вулфгар заметил Гауэйна, пытавшегося добраться до кобылки Эйслинн, прежде чем боевые кони ее растопчут. Наконец ему это удалось, и молодой рыцарь, подняв глаза на Вулфгара, ухмыльнулся, несмотря на серьезность момента.

— Милорд, ты приказал доставить ее побыстрее, и я расстарался, посадил леди прямо к тебе на колени. Хмурое лицо Вулфгара осветила улыбка.

— Верно, Гауэйн. Теперь главное — увезти даму в безопасное место.

Но не успели они отъехать, как могучий, бородатый, плохо одетый незнакомец погрозил им кулаком.

— Норманнские свиньи! — завопил он, и кочан капусты пролетел над головой Вулфгара.

Тот поднял руку, чтобы прикрыть Эйслинн; его люди мгновенно окружили их плотным кольцом. Девушка теснее прильнула к нему, искоса поглядывая на разъяренного гиганта.

— Не бойся, милая, — хмыкнул Вулфгар. — Им придется убить нас всех, прежде чем они причинят тебе зло.

— Я не боюсь, — пожала плечами Эйслинн. — Что они могут мне сделать? Я тоже англичанка, как и они. Вулфгар тихо рассмеялся:

— Думаешь, они пощадят саксонку, которая водит компанию с норманнами?

Спокойствие тут же оставило Эйслинн, особенно когда крестьянин прокричал:

— Норманнская шлюха, спит со свиньями! Пусть уши у тебя вытянутся длиннее ослиных, а нос покроется бородавками, как у жабы!

В довершение мужчина запустил в нее картофелиной, но Вулфгар вовремя перехватил ее.

— Довольна, моя храбрая ведьмочка? — осведомился рыцарь, насмешливо поднимая бровь.

Эйслинн печально кивнула. Вулфгар послал Гунна вперед. За ними поскакали Гауэйн, Глинн и остальные. Пришлось силой расчищать дорогу, прежде чем они достигли узкой улочки, ведущей к дому торговца. Вулфгар выпрямился и обернулся к Гауэйну:

— Отвези леди домой и охраняй ее! Да проследи, чтобы здание не подожгли!

С этими словами Вулфгар приподнял подбородок девушки и впился в губы коротким, но страстным поцелуем. Эйслинн задохнулась, голова у нее закружилась. Вулфгар пересадил ее в седло Гауэйна и, в последний раз взглянув на сверкающие локоны и розовые губки, развернул лошадь и направился обратно. Гауэин ввел девушку в дом, задвинул все засовы и поставил у дверей часовых, пока Вулфгар с остатками отряда старался навести порядок и успокоить саксов и норманнов. Шум наконец превратился в негромкий рев: собравшиеся предались веселью и праздновали если не коронацию, то по крайней мере Рождество.

Вулфгар всей душой стремился к Эйслинн, но долг и обязанности увлекали его все дальше от дома. Только поздно вечером, удостоверившись, что все идет гладко, он, Бофонт и Милберн направились обратно, но радоваться, как оказалось, было рано — рыцарей почти насильно вовлекли в круг пирующих аристократов. Мужчины не желали слушать никаких отговорок и согласно закивали, когда один из них заметил:

— Но, мой добрый рыцарь, мы пьем за здоровье Вильгельма, и, как его воин, ты должен быть польщен.

Вулфгар умоляюще взглянул на Милберна, но тот лишь сочувственно пожал плечами.

— Похоже, лорд, ты в ловушке, — пробормотал он, подходя ближе. — Они обидятся, что ты не желаешь отпраздновать коронацию герцога.

— Ты, конечно, прав, Милберн, — вздохнул Вулфгар, — но мне от этого не легче.

— Милорд, — ухмыльнулся Бофонт, — почему ты не объяснил, что прекраснейшая женщина во всем христианском мире ожидает твоего возвращения? Они могли бы отстать от нас.

— Да, — проворчал Вулфгар, — и наверняка увяжутся за мной, чтобы увидеть ее своими глазами.

Всех троих до отвала накормили, напоили, и пока хозяева развлекали гостей россказнями о своих похождениях, норманны неловко ерзали на скамьях, не зная, как уйти. Вскоре подоспели бродячие певцы и жонглеры — веселье разгоралось с каждой минутой. Возбуждение Вулфгара еще больше усилилось, когда пухленькая саксонка уселась к нему на колени и, притянув его голову к своей груди, не отпускала ее несколько минут. Он едва не задохнулся от сладковатого мускусного запаха. Но хозяева только хохотали, когда Вулфгар пытался высвободиться, и наперебой подстрекали его попытать счастья.

— Такого лакомого кусочка тебе больше нигде не найти! — фыркнул английский граф. — И, клянусь, на столь мягкой кобылке приятно проехаться!

Милберн и Бофонт спрятали улыбки, видя, что Вулфгар хмурится и настойчиво отказывается. Когда наконец они откланялись, Вулфгар досадливо покачал головой, глядя на встающее солнце. Но по мере того, как они приближались к дому торговца, настроение его улучшалось. Вот они поставили лошадей в стойла и вошли в дом. Рыцари без сил повалились на тюфяки, а Вулфгар бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, не обращая внимания на то, что стук каблуков громко разносится в предутренней тишине. Кровь шумела в ушах, а бешеное биение сердца вряд ли можно было отнести за счет быстрого подъема. Он жаждал найти Эйслинн в постели, спящей или только открывающей глаза. В считанные минуты он скинет одежду и ляжет рядом. Но, открыв тяжелую дубовую дверь, Вулфгар с удивлением и разочарованием увидел, что она уже сидит на скамейке, завернутая в шелковистую ткань. Глинн лентами связывала ее длинные волосы на затылке. У очага стояла лохань с дымящейся водой — видно, Эйслинн собиралась искупаться. Вулфгар остановился на пороге, прислонившись к косяку. Служанка смущенно отступила.

— Доброе утро, господин, — улыбнулась Эйслинн, блестя глазами. — Я уже стала волноваться за твое благополучие.

Даже в самых безумных мечтах, в неукротимо разыгравшемся воображении Вулфгар не представлял, что она может быть так прекрасна. Выпрямившись, он сбросил плащ.

— Прошу прощения, милая, я бы поспешил к тебе раньше, но дела задержали меня на всю ночь. Умоляю, не думай слишком плохо обо мне.

— Как я могу? — отозвалась Эйслинн, опуская голову, пока вернувшаяся Глинн заправляла последние выбившиеся локоны. — Ты связан долгом верности Вильгельму и не стал бы развлекаться на стороне, зная, что я жду тебя. — И, искоса взглянув на него, добавила нежно: — Правда, это не мешает тебе посылать в Даркенуолд вдовушек, чтобы я могла разделить с ними свое унижение.

Вулфгар, не отвечая, наклонился над лоханью и плеснул воду в лицо и на волосы, а потом тряхнул рыжеватой гривой, так что брызги разлетелись по всей комнате. Придвинув поближе стул, он уселся, поставил ногу на скамейку и стал пожирать жадным взглядом изгибы девичьего тела, обтянутые мягкой тканью. Эйслинн всем своим существом ощущала его близость, от которой где-то глубоко внутри загорелось пламя. Восхитительное волнение охватило девушку. При воспоминаниях об их любовных играх и ласках на щеках выступил легкий румянец, но она, зная, что не устоит перед ним, все-таки попыталась отвлечь его и самой отвлечься от того, что их так волновало и будоражило кровь.

— Похоже, коронация герцога не обошлась без происшествий, судя по той давке, в которую мы попали вчера.

— Просто небольшое недоразумение.

— Зато в провинции царят мир и покой. Мы добрались сюда без всяких приключений, — сообщила девушка и чуть резче добавила: — Кажется, англичане надолго усмирены.

Вулфгар что-то пробурчал, предоставляя чудесному зрелищу успокоить его тревоги. Он подался вперед, намереваясь прижаться поцелуем к соблазнительному затылку и сжать ее в объятиях, но Эйслинн поспешно встала и подошла к лохани, бросив походя:

— Погода стоит прекрасная. Мы довольно быстро добрались сюда. Гауэйн очень спешил.

Вулфгар устроился поудобнее и улыбнулся, ожидая увидеть точеное стройное тело, когда она уронит ткань, перед тем как войти в воду. Однако Глинн подняла отрез шелка, укрыв Эйслинн от его взгляда. Когда же она отошла, оказалось, что девушка уже сидит в лохани и только голова едва виднеется над водой. Конечно, Вулфгар был не прочь полюбоваться ее личиком, но жаждал явно большего.

Эйслинн стала рассматривать мыло и благовония, а Глинн подносила кувшинчики по очереди, пока наконец девушка не выбрала лаванду, манящий запах которой напоминал о прохладном весеннем ветерке. И вовремя — Вулфгар раздраженно вскочил, потеряв терпение из-за бесконечной пустой болтовни.

Женщины испуганно подняли глаза, когда он угрожающе навис над несчастной служанкой и, слегка улыбаясь, пристально посмотрел на нее. Глинн не осмеливалась отвернуться. Ей казалось, что она прикована к нему невидимыми железными цепями. Вулфгар, не отводя взгляда, принялся раздеваться: отстегнул пояс, стащил тунику и рубашку и аккуратно сложил их на скамье. Глинн опомнилась, лишь когда он остался в одних чулках. И как только Вулфгар начал ловко развязывать узлы обмоток, Глинн, поняв наконец его намерения, мгновенно скрылась.

Эйслинн не сдержала смеха, когда Вулфгар уселся на скамье возле лохани.

— О Вулфгар, ты просто разбойник! Так напугать бедняжку!

— Именно этого я и добивался, милая, — улыбнулся Вулфгар. Эйслинн в притворном ужасе распахнула глаза.

— В дни далекой юности мать предостерегала меня, что грубые отвратительные негодяи могут воспользоваться моим неведением и погубить нежное создание во цвете лет, но я тогда не поверила, что таковые существуют на земле.

— А теперь? — ухмыльнулся Вулфгар. Девушка бросила на него лукавый взгляд.

— Ну а теперь, милорд, у меня не осталось сомнений.

Вулфгар фыркнул и, сияя глазами, вновь всмотрелся в нее. Эйслинн щедро намылила плечи и руки душистым мылом, купленным специально для нее. Такая редкость стоила недешево, но Вулфгар не жалел о потраченных деньгах.

Вода плескалась у розовых грудей, грозя каждую минуту открыть сокровища, спрятанные в ее глубинах. Вулфгар осторожно провел пальцем по тонкой ключице, и озноб удовольствия побежал по спине Эйслинн. Он наклонился, чтобы прижаться губами к соблазнительному ротику, но она окончательно потеряла голову от волнения и принялась старательно мыть лицо.

— Ах, девушка, — выдохнул Вулфгар, — даже огонь этого очага не в силах согреть твое сердце.

Эйслинн едва сдержала улыбку, чувствуя себя в этот редкий момент победительницей. Ее воля становилась мягче пуха, когда рядом был Вулфгар. Подняв голову, она с визгом подскочила — совершенно обнаженный, Вулфгар ступил в лохань и с дьявольским смехом опустился в воду, притянув Эйслинн к себе. Могучие руки сомкнулись вокруг нее.

— День и ночь прошли в бессмысленной суете, — прошептал он, — но сейчас я готов заняться делами поважнее.

Он слегка выпрямился, и изголодавшиеся губы прижались к ней сильно и нежно. Девушка обмякла, чувствуя, как внутри разливается солнечное тепло, и тоже обняла его, отдаваясь поцелую. Но нежность внезапно куда-то испарилась, и девушка, рассерженно вскрикнув, вырвалась, яростно сверкая глазами. И не успел Вулфгар опомниться, как намыленная тряпка полетела ему в лицо, а Эйслинн изо всех сил окунула его с головой в воду. Послышались громкий всплеск, шлепанье босых ног, и Эйслинн оказалась на другом конце комнаты. Вулфгар сел, выплевывая пену и протирая залепленные мылом глаза. Когда он вновь обрел способность видеть, Эйслинн уже завернулась в ткань и гневно уставилась на него.

— Долг! Ха! — прошипела она дрожащими от возмущения губами. — Да от тебя до сих пор исходит запах шлюхи! Так и несет уличной тварью!

Вулфгар удивленно пожал плечами, но тут же вспомнил пышногрудую прелестницу и назойливый аромат мускуса. Эйслинн порывисто начала вытираться, не сознавая, что влажная ткань прилипла к телу и не столько скрывает, сколько подчеркивает соблазнительные формы. Вулфгар откинулся назад, наслаждаясь восхитительной сценой и старательно намыливаясь сам. Наконец устав, он принялся весело наблюдать, как Эйслинн старается удержать на себе клочок шелка и одновременно натянуть нижнее платье. Ей это почти удалось, когда сзади послышался вкрадчивый голос:

— Нет, милая.

Эйслинн раздраженно обернулась, но Вулфгар спокойно показал на постель. Девушка топнула ножкой и простонала:

— Но уже утро, и я успела выспаться.

— Я думаю не о сне, — рассмеялся Вулфгар, вышел из лохани и схватил сухое полотенце. Эйслинн то ли вскрикнула, то ли застонала и попыталась завернуться в материю, но сильные руки подхватили ее и. оторвали от пола. Взгляды их встретились, и несколько долгих минут оба не шевелились, охваченные бушующим в крови возбуждением. Вулфгар понес ее к широкой кровати и опустил на перину. Покрывало свалилось, и Эйслинн уже хотела натянуть на себя шкуры, но Вулфгар прижал к себе податливое тело, осыпая ласками и исступленными поцелуями. Девушка не заметила, когда он успел развязать ленты и зарыться лицом в мягкую копну волос, вдыхая свежий запах, неотделимый от самой Эйслинн.

Раздался, тихий настойчивый стук, и Глинн спросила:

— Миледи? Надеюсь, ничего не случилось? Я принесла завтрак.

Дверь распахнулась, и Глинн затаила дыхание при виде Вулфгара во всем великолепии обнаженного тела. Девушка открыла рот в беззвучном крике, но поднос тут же выхватили у нее из рук, а дубовая дверь с грохотом захлопнулась перед носом. Вулфгар постоял немного, прислушиваясь к частому шлепанью босых ног, а затем громкому стуку засова в конце коридора. Вздохнув, он повернулся и поставил поднос на столик у кровати. Эйслинн, как вспугнутая птичка, скользнула под покрывала, и когда Вулфгар наклонился, нерешительно улыбнулась и попыталась оттолкнуть пылкого возлюбленного.

— Вулфгар, подожди, — умоляюще шепнула она. — Я так проголодалась! Давай поедим.

Но рыцарь медленно покачал головой, лег рядом и стиснул ее в объятиях.

— В свое время, — тихо шепнул он, — в свое время, дорогая.

И заглушил дальнейшие протесты старым испытанным способом. Вскоре все мысли о еде вылетели из головы Эйслинн: голова пьяно кружилась, тело горело от жарких ласк, и она почувствовала, что слабеет, уступает, сдается. Но все-таки пыталась бороться, оттолкнуть его… однако решимость с каждым мгновением таяла. Его неукротимый пыл пробудил желания, о которых она доселе не подозревала. Воспоминания о холодных одиноких ночах, несбыточных грезах лишали остатков мужества. В ушах звучал его голос, хриплый, невнятный, однако настойчивость и нежность, сквозившие в нем, выдавали его тоску и голод. Эти до сих пор не слыханные жалобные интонации зажгли в душе бушующее пламя, осыпавшее ее горящими углями. Тысячи солнц взорвались в ней; их палящие лучи тянулись жгучими пальцами к каждой клеточке ее тела. Эйслинн, застонав, приподнялась и потрясение уставилась в серые глаза, но тут же медленно опустилась на подушки: жесткие губы прижались к ее устам, и она отдалась водовороту экстаза, впервые в жизни познав истинную власть любви.

Прошло немало времени, прежде чем она очнулась и вспыхнула, ужаснувшись собственной несдержанности. Чем же она отличается от тех женщин, которых он брал и бросал раньше?! Она не что иное, как послушная глина у него в руках, неспособная сохранить достоинство и гордость, противостоять мимолетному взгляду, небрежному поцелую, властным объятиям!

Вулфгар, не отпуская девушку, продолжал перебирать медные волосы, запускать пальцы в кудрявые длинные пряди, обвившие их обоих, словно паутина, но когда она со слезами отпрянула от него, изумленно привстал.

— Эйслинн?!

Он сел и попытался заглянуть ей в глаза, но девушка молча замотала головой. Вулфгар отнял руку, недоуменно глядя на нее. Эйслинн свернулась клубочком и натянула повыше покрывало. Худенькие плечи тряслись.

— Я сделал тебе больно? — пробормотал он.

— Вовсе нет, — всхлипнула девушка.

— Но ты никогда не плакала раньше. Что с тобой? — Он нагнулся над ней, убирая локон со щеки. — Скажи правду.

Но вместо ответа она вновь покачала головой, и все расспросы привели лишь к новому потоку слез. Вулфгар наконец оставил ее в покое и вздохнул, полностью сбитый с толку женскими капризами. Сегодня девушка впервые испытала неземное блаженство, но плакала при этом так, будто ее жестоко оскорбили.

Эйслинн постепенно успокоилась; изнурительная ночь взяла свое, и сон пришел к Вулфгару.

Звук его ровного, размеренного дыхания донесся до Эйслинн, и девушка осторожно села, вытирая слезы. Обняв колени, она жадно смотрела на рыцаря, словно стараясь запомнить каждую черточку. Он ни разу так и не выказал ей ни любви, ни расположения, и собственное бессилие подавить страстный отклик на его ласки терзало Эйслинн. Ее тело подчинялось его воле, и только в те минуты, когда он забывался усталым сном, она снова оживала и становилась собой.

Эйслинн горько рассмеялась. Пожалуй, если захотеть, можно даже прижаться поцелуем к этому красивому рту, не ожидая, что уголки губ приподнимутся в ироничной усмешке.

Она, как зачарованная, не сводила с него глаз. Отросшие волосы давно нуждались в стрижке, но норманн казался ей поистине великолепным. Некоторым мужчинам вроде Гауэйна природа дала такие тонкие черты, что их без преувеличения можно было назвать прекрасными. Но не Вулфгара. Суровая сила и неукротимое мужество делали его неотразимым и привлекали гораздо сильнее, нежели идеальное совершенство.

Девушка с облегчением отметила, что за это время на теле Вулфгара не появилось новых рубцов и шрамов, а недавняя рана полностью затянулась, оставив лишь красноватый след.

Эйслинн осторожно натянула на него одеяло и соскользнула с постели, недовольно нахмурившись при виде поношенного платья, которое ей придется надеть. Она захватила с собой подаренный Вулфгаром желтый бархат, но так и не успела его раскроить. Теперь уже слишком поздно сожалеть об этом и проклинать Гвинет за наглое воровство. Придется довольствоваться тем, что есть.

Успокоив себя, она начала причесываться. Единственное, что не смогла отнять Гвинет, — ее волосы, и раньше, в Даркенуолде, Вулфгар частенько наблюдал, как она укладывает непокорные локоны.

Она вспомнила его нежный, почти любящий взгляд и покраснела. Вздохнув, Эйслинн вернулась к кровати и неподвижно встала рядом со спящим Вулфгаром. Нет, немыслимо оставаться холодной в его объятиях. Сумей она воспротивиться этому ошеломительному наслаждению, овладевшему ею, возможно, и продолжала бы придерживаться принятого решения оставаться безразличной к ласкам Вулфгара. Но теперь, когда ей открылись сияющие высоты, Эйслинн упорно думала лишь о том, что могло бы быть, если…

Раздраженная беспочвенными фантазиями, Эйслинн резко отвернулась и прошлась по комнате, восхищаясь богатой обстановкой. На скамейке лежала, как всегда, аккуратно сложенная одежда Вулфгара, и Эйслинн улыбнулась. У него не так много вещей, но все дорогие, из богатой ткани и выбраны со вкусом. Он никогда ничего не разбрасывал, и каждая вещь находилась на своем месте. Даже себе он не собирался ни в чем потакать. Вероятно, тяжелая, суровая жизнь научила его бережливости. Но так или иначе, он был не слишком щедр и, по-видимому, пренебрег собственными устоями, послав ей отрез желтого бархата. Наверное, он все-таки не совсем равнодушен к Эйслинн. Ах, узнает ли она когда-нибудь его истинные чувства к ней?!

Вулфгар проснулся, когда еще тянулось утро. Поднявшись, он плеснул в лицо холодной водой, надел рубашку и чулки и медленно оглядел Эйслинн. Казалось, от его взгляда ничто не могло укрыться. Девушка покраснела и пропустила стежок на рубашке Вулфгара, которую пыталась заштопать. Пальцы почему-то мгновенно стали неуклюжими, словно деревянные. Дождавшись, пока он оденется, она успокоилась, поднялась и знаком показала ему на скамью, где уже лежали отточенный клинок, драгоценное мыло и стояла миска с горячей водой. Она ловко побрила его и подрубила выгоревшую гриву. Вулфгар вздохнул от удовольствия.

— Не знаю, как я обходился без тебя все это время, Эйслинн, — улыбнулся он. — Сенхерст оставляет у меня на лице больше шрамов, чем меч врага.

Девушка тихо рассмеялась и отстранила гладившую грудь руку.

— Ну что же, господин, если я надоем, оставь меня своим пажом.

— Не встречал пажей с такими соблазнительными формами, — проворчал он и, улыбнувшись, добавил: — Но мысль неплохая. Придется подумать.

— Ха! — презрительно фыркнула она и приставила кинжал к его горлу. — Сенхерст взовьется от негодования, а поскольку ты скряга и откажешься платить, я в конце концов просто выпущу из тебя кишки.

Она отсекла упавшую ему на лоб прядь и швырнула в огонь.

— Поосторожнее с кинжалом, девушка, — пробурчал Вулфгар, покосившись на нее, — иначе я ничем не буду отличаться от южных варваров, с единственной длинной прядью на лысой голове.

— Так тебе и надо, — решила Эйслинн. — Лучшего ты не заслуживаешь!

Она намочила тряпку в кипящей воде и прижала к его щекам, несмотря на сопротивление.

— Возможно, в этом случае, — ехидно добавила девушка, — у моего порога блеяло бы меньше завистливых вдов!

Ответ Вулфгара потонул в толстых складках салфетки, но когда Эйслинн наконец освободила норманна, тот повернул к ней побагровевшее лицо со слезящимися глазами.

— Думаю, мне лучше обходиться услугами Сенхерста. Девичий смех колокольчиком зазвенел в комнате, и Эйслинн, отступив, низко присела перед рыцарем.

— Как пожелаешь, сэр.

Вулфгар поднялся со скамьи, натянул одежду и, пристегивая пояс с коротким мечом, слегка нахмурился при виде ее заношенного едва ли не до дыр платья.

— А где же тот желтый бархат, что я послал тебе? Такая яркая богатая ткань и, кажется, очень подходит к твоим волосам.

Девушка опустила голову и провела тонкими руками по выцветшему платью.

— Гауэйн увез меня на следующее утро, и я не успела сшить новый наряд, а перед тем пришлось спрятать материю, чтобы сохранить ее.

— Боюсь, ты становишься жадной старой каргой, Эйслинн, — недовольно вздохнул Вулфгар. — Но неужели у тебя не нашлось ничего получше?

Он снял с колышка ее плащ и поморщился, заметив оборванный подол.

— Я видел, какие вещи лежат у тебя в сундуке! Ты совсем неплохо одета! — Обернувшись, он вопросительно взглянул на нее: — Чего ты добиваешься? Чтобы я пожалел тебя и проникся состраданием к твоим несчастьям?

Щеки Эйслинн вспыхнули. Несправедливые слова Вулфгара больно укололи ее, но девушка быстро покачала головой:

— Нет, просто в Даркенуолде много других, которые куда больше меня нуждаются в новой одежде. Я не жалуюсь, но на мои скудные средства не смогла возместить потерю, вот и все.

Вулфгар мрачно сдвинул брови, и Эйслинн, поспешно достав свой маленький узелок, показала ему бархат.

— Посмотри, я привезла ткань и смастерю прекрасный наряд. Это займет всего лишь несколько дней, Вулфгар.

Расстроенный ее непрезентабельной внешностью, Вулфгар что-то кисло проворчал и, взяв Эйслинн за руку, повел по ступенькам в холл. Как только он усадил девушку, Глинн поставила перед ними блюдо с мясом, нерешительно поглядев при этом на Вулфгара и неудержимо краснея. Сенхерст, сидевший в углу, почтительно поднялся, поздоровался и вновь занялся чисткой доспехов и оружия Вулфгара. Он старательно пытался выправить вмятину на шлеме и осторожно косился на господина. Эйслинн тем временем приглядывалась к коренастому молодому человеку, чьи локоны и борода носили следы недавней стрижки.

— Сенхерст, — улыбаясь, пояснил Вулфгар в ответ на невысказанный вопрос.

Эйслинн удивилась озабоченному виду оруженосца.

— Кажется, ты хорошо обучил его.

— Просто слишком доверился и, как выяснилось, напрасно. Вот он и получил по заслугам.

— Еще один сакс оказался под железной пятой норманна, милорд?

В глазах рыцаря мелькнули искорки гнева.

— Эйслинн, не хватало еще, чтобы ты защищала этого деревенского простака! Будь ты проклята, вечно становишься на сторону всех безмозглых плутов и нищих глупцов, которых произвела на свет английская земля!

Девушка в деланном недоумении округлила глаза.

— Как, Вулфгар, неужели мое покровительство столь уж необходимо, если наши господа — такие добрые и понимающие норманны?

Вулфгар, теряя терпение, стиснул зубы.

— Ты и святого выведешь из себя, женщина! Но приходится брать в расчет, что ты саксонка и поэтому неравнодушна к бедам соотечественников.

— Я всего лишь ищу справедливости.

— И поэтому огульно обвиняешь меня в жестокости. Лучше расспроси сэра Милберна, он видел, как этот тупоголовый болван ринулся в бой, вместо того чтобы охранять меня с тыла. Я всего-навсего разжаловал его из воинов и сделал крепостным, воздав должное его глупости.

— На тебя напали, Вулфгар? — встревожено вскинулась Эйслинн. — Ты не сказал мне. Я не видела новых шрамов…

Она осеклась, побагровев от смущения и едва поняв, что не только Вулфгар, но и все присутствующие с нескрываемым интересом уставились на нее.

— То есть… — пролепетала окончательно сконфуженная девушка, — ты не упоминал…

Вулфгар заразительно расхохотался, вновь обретя хорошее настроение, и прошептал так, чтобы слышала только она:

— Я рад, что ты озабочена моим здоровьем, милая. Впрочем, не больше, чем я — твоим.

Эйслинн наклонила голову, сгорая от стыда и боясь встретить его насмешливый взгляд. Вулфгар накрыл теплой большой ладонью ее стиснувшие колени тонкие руки.

— Не расстраивайся, Эйслинн — усмехнулся он. — Все они знакомы с твоим искусством целительницы и решили, что ты говорила о моих многочисленных pay ах. Только я один знаю истину.

Подняв глаза, Эйслинн увидела его нежную улыбку.

— Неужели? — осведомилась она. — А по-моему, ты последний, кому она известна.

В этот момент подошел Гауэйн и уселся рядом с Вулфгаром. Пока тот засыпал Эйслинн вопросами о Даркенуолде и благополучии Суэйна, молодой рыцарь с интересом прислушивался, поднося к губам кубок с вином. Неожиданно Гауэйн поднял чашу, понюхал вино, недоуменно покачал головой и огляделся. Но тут он случайно посмотрел на Вулфгара, и глаза юноши широко раскрылись. Гауэйн отвернулся, но вскоре снова воззрился на Вулфгара. Он честно пытался отвести глаза, но ничего не получалось — словно какая-то неведомая сила приковала его взгляд к Вулфгару. Наконец столь странное поведение привлекло внимание последнего.

— Что тебя терзает, Гауэйн? — раздраженно бросил он. — Может, у меня рога выросли или ты ослабел от недостатка ума?

— Прошу прощения, Вулфгар, — пробормотал Гауэйн. — Я случайно заметил… — Молодой человек насупился и задумчиво поджал губы. — Все же… все же не думаю, что запах лаванды пристал такому закаленному воину, как ты.

Вулфгар даже приоткрыл рот от изумления, а Эйслинн прыснула, но тут же прикрылась ладошкой. Наконец и до Вулфгара дошел смысл его замечания, и он невольно хмыкнул, прежде чем притворно нахмуриться.

— Как только немного подрастешь и начнешь бриться, парень, ты ответишь за эти слова!

Когда веселье немного улеглось, Гауэйн наклонился к уху Вулфгара.

— Милорд, — прошептал он, — та, которую ты искал, уже в конюшне. Хочешь посмотреть?

Краем глаза он уловил какое-то движение и, повернув голову, увидел, что Эйслинн взволнованно уставилась на них. Вулфгар поспешил развеять ее страхи:

— Не волнуйся, Эйслинн. Просто я кое-что собираюсь купить. Сейчас вернусь.

И, еще раз сжав ее руку, он поднялся, но тревога Эйслинн не улеглась. Мужчины отправились на конюшню, где торговец держал под уздцы кобылку, сразу понравившуюся Вулфгару статью и мастью. Он со знанием дела проверил крепость ее ног, бабок и силу мышц. Лошадка была серой в яблоках, и шкура в некоторых местах отливала в голубизну. Знаток мог распознать в ней примесь арабской крови, однако небольшой рост свидетельствовал об английской породе. У нее будут прекрасные жеребята, хотя Вулфгар покупал ее с иной целью. Вулфгар кивнул Гауэйну и отошел. Торговец жадно следил, как он отсчитывает монеты и обменивает их на пергамент, где была старательно выведена родословная кобылы. Потом торговец удалился, а рыцари еще долго восхищались лошадью.

— Прекрасная кобыла! Леди будет довольна, — заметил Гауэйн.

да согласился Вулфгар. — Но пока ничего ей не говори. Я сам позже все открою.

Они снова появились в зале, и Эйслинн, видя довольную улыбку Вулфгара, воздержалась от расспросов. Положив руку ему на плечо, она взглянула в глаза своего господина.

— Я никогда не была в этом прекрасном городе, Вулфгар, и очень хочу увидеть его поближе. Могу я сегодня прогуляться, и… — Она замялась, но, помня, что для нового платья необходимы нитки и отделка, была вынуждена признаться: — … и, возможно, купить кое-какие безделушки.

Вулфгар помрачнел, и щеки Эйслинн вспыхнули, когда он выразительно уставился на ее лохмотья. И в довершение ко всему ответил ей резко и сухо, и от его слов у девушки сжалось сердце, а в груди разлилась тупая боль.

— Нет, — бросил он, — женщине без охраны опасно слоняться по улицам. Я сам занят и не могу послать с тобой людей: у них и без того много дел. Тебе лучше провести день дома, за крепкими дверями и дождаться, пока я освобожусь.

Эйслинн покорно кивнула, стараясь скрыть разочарование, и отвела глаза, когда Гауэйн предложил свои услуги, но в награду получил ледяной взгляд и недовольное ворчание Вулфгара.

Вскоре Вулфгар накинул на плечи плащ и снова отправился в конюшню, оставив Эйслинн уныло смотреть ему вслед. Она велела Глинн и Сенхерсту привести в порядок зал, а сама медленно поднялась в хозяйскую спальню, чтобы немного Прибраться. Девушка складывала свои скудные пожитки, когда услышала цокот копыт коня Вулфгара по брусчатке. Эйслинн бессильно опустилась на скамью и невидяще уставилась в окно, на крыши домов, поражаясь, с какой бездумной жестокостью он взял ее против воли и всего через несколько часов выбросил из сердца. Неужели столь же легко он забудет об Эйслинн навсегда?

Солнце вставало все выше, и тяжелая дымка окутала город, когда к небу начали подниматься один за другим столбы дыма из очагов, на которых хозяйки готовили обед. Эйслинн тщательно разложила яркую желтую ткань на постели и заработала ножницами, выкраивая платье. Конечно, без отделки оно получится совсем простым, но Эйслинн хорошо шила и не сомневалась, что сумеет сотворить красивый наряд, если найдет подходящие нитки.

Снизу из зала донеслись голоса. Наверное, обитатели дома собрались к обеду. За дверью послышались шаги Глинн и стук в дверь. Эйслинн откликнулась и тут же в удивлении отступила. В комнату ввалилась целая толпа. Глинн захихикала и развела руками в знак полной непричастности к происходящему.

Слуги внесли рулоны тканей — шелка и бархат, полотно и шерсть. За ними появились женщины с ножницами, Нитками, мехами и бахромой. Последним возник тощий портной, отвесивший девушке низкий поклон. Он попросил ее встать на скамейку, чтобы можно было снять мерку. Когда все необходимые узлы на длинном шнуре были завязаны, портной отдал приказания швеям. Прошло немало времени, прежде чем Эйслинн удалось подвести его к желтому бархату и подробно описать платье, какое она задумала, — с длинными, до самой земли, широкими летящими рукавами и облегающим корсажем, из глубокого выреза которого будет виднеться светло-желтое шелковое платье-рубаха. Она выбрала золотую тесьму для отделки, и портной заверил, что приложит все силы и усердие при шитье этого наряда.

Комната гудела женскими голосами. Швеи резали, наметывали, а слуги раскладывали ткани и подбирали обрезки, падавшие из-под ножниц. Эйслинн то и дело вертели, оглядывали, спрашивали одобрения. Принесли стачанные туфли и тут же подогнали их ей по ноге. Кто-то разложил полоски меха лисы, норки и соболя для отделки ворота и манжет. Эйслинн особенно понравился богатый бархатный, подбитый мехом плащ. К концу дня портной освоился и даже начал улыбаться. Ему редко доводилось встречать столь изящную и прекрасную даму и столь щедрого заказчика.

Вечером Вулфгар нашел маленький кабачок, где можно было спокойно посидеть. Он устроился перед ревущим огнем, и владелец принес ему кувшин с темно-красным вином и чашу. Вулфгар подавил дрожь при воспоминании о том, во что обошлась ему сегодняшняя расточительность, и налил себе прекрасного хмельного напитка. Но, черт возьми, он просто не может видеть Эйслинн в этих обносках!

Вулфгару не стоило большого труда догадаться о причинах столь жалкого вида, и гнев начал медленно разгораться у него в душе. Гвинет, вне всякого сомнения! Воспользовалась его отсутствием, чтобы набить собственные сундуки! Но что она сделала с оставленными деньгами? Растратила на пустяки? Женщины! Сможет ли он когда-нибудь их понять? Гвинет, выросшую в любви и заботе родителей, природа наделила характером гадюки. Почему? Ведь она получала все, о чем просила! Какой демон владеет ее душой, вселяя в нее такую лютую злобу?

Но вскоре Гвинет была забыта. Чем больше пил Вулфгар, тем неукротимее стремился мыслями к Эйслинн. Какая женщина не будет довольна, получив столь богатые дары? Потраченные деньги не пропадут понапрасну! Ослепительные наряды могут наконец сломить ее сопротивление и заставить броситься в его объятия.

Вулфгар представил нагое стройное тело, прекрасное лицо и гриву огненных волос. Никогда еще не встречал он подобной красоты! Девушка была одной из многих, но самой лучшей. И хотя она не посягала на него, была готова угодить во всем… кроме одного.

Черт побери!

Вулфгар залпом осушил очередную чашу. Почему же она так холодна? Какую игру ведет? Эйслинн, кажется, не равнодушна к нему, однако он пробуждает в ней отклик лишь в краткие минуты страсти, а потом она рыдает, словно жестоко раненная в сердце. Другие, куда более знатные и благородные дамы приходили к нему с радостью и охотой, она же лежит, покорная и безразличная, пока ему не удается застигнуть ее врасплох, Только тогда Эйслинн способна обрести блаженство и забиться в экстазе, но после неизбежно отворачивается и никогда не молит его о ласках.

Вулфгар раздраженно стукнул о стол чашей и наполнил ее до краев.

— Но теперь с игрой покончено, — вздохнул он, обретая уверенность. — Ее ласки сторицей вознаградят меня за все траты.

Он долго сидел, воображая ее в только что купленном платье, и не заметил, как прикончил весь кувшин. Допив последние капли, он потребовал целый мех этого чудесного нектара. На сердце было легко. Вулфгар, довольный собственной щедростью, мечтал о сегодняшней ночи, и перед глазами у него настойчиво мелькали красно-золотистые локоны, разметавшиеся по шелковым подушкам, мягкие груди и нежные губы, отвечающие на поцелуи.

Прошло немало времени, с тех пор как он вошел в кабачок, и лишь когда на стол упала тень, Вулфгар поднял глаза. Перед ним стоял хозяин.

— Милорд, уже поздно, — напомнил он. — И я собираюсь запереть двери. Вы решили переночевать здесь?

— Нет-нет, добрый человек. Именно в эту ночь я постараюсь добраться до своей постели.

Вулфгар с усилием поднялся, сунул под мышку мех, отсчитал трактирщику монеты и, покачиваясь, медленно направился к выходу, где был привязан Гунн. Конь фыркнул при виде странной походки хозяина, но стоял как вкопанный, и после нескольких попыток Вулфгар умудрился плюхнуться в седло. Он с трудом выпрямился и нашел стремена, а потом послал Гунна вперед и негодующе прикрикнул на него, когда жеребец не двинулся с места. Трактирщику пришлось снова открыть дверь, отвязать поводья от столба и вручить их всаднику. Потом он вернулся к себе, качая головой и что-то бормоча. Вулфгар оглушительным ревом поблагодарил его, и Гунн осторожно побрел в направлении дома и теплой конюшни, не обращая внимания на приказы хозяина.

Небо потемнело, и с реки потянулись клочья густого тумана. Эйслинн, оставшись наконец одна, счастливо засмеялась. Перед ней на постели были тщательно разложены восемь новых нарядов, которые приведут в восторг любую женщину. Но дороже всего для нее была ошеломительная щедрость, проявленная Вулфгаром. Такие роскошные платья подобает носить разве что знатным дамам! И он купил их для нее на деньги, которые так берег!

Девушка аккуратно сложила все вещи, кроме платья нежного персикового цвета, которое решила надеть. Глинн расчесала ее волосы, заплела косы и уложила на голове короной. Эйслинн спустилась в зал дожидаться возвращения Вулфгара, и, увидев ее, все смолкли, потрясенные сверкающей красотой. Милберн, старший из рыцарей, поднялся, чтобы предложить ей руку и проводить к столу. Эйслинн улыбнулась и благодарно кивнула, а сэр Гауэйн поперхнулся и стал тотчас же слагать хвалебные стихи в честь ее несравненной прелести.

Мужчины были очарованы, и Глинн сияла от удовольствия, видя, как норманны заикаются и не могут найти слов, чтобы воздать должное госпоже. Даже Сенхерст прекратил смазывать жиром сапоги Вулфгара и мечтательно уставился на Эйслинн. Неспешный ужин подошел к крицу, когда Бофорт поднял руку, призывая к молчанию. Сквозь открытые ставни донесся медленный стук копыт, сопровождаемый громкой песней о любви и преданности. Вслед неслись проклятия разбуженных горожан. Присутствующие удивленно переглянулись, Эйслинн засмеялась, а Гауэйн в притворном отчаянии поднял брови. На крыльце раздались нетвердые шаги. В комнату ввалился Вулфгар с полупустым мехом в руке. Что-то приветственно прорычав, он широко раскинул руки, но тут же пошатнулся и едва не упал.

— О-хо-хо, мои добрые приятели и прекрасная девица! — прогремел он на странной смеси английского и французского, с трудом ворочая языком. Вулфгару казалось, что он шагнул вперед, отвесил изящный поклон вставшей ему навстречу Эйслинн и приложился к ее ручке нежным поцелуем. На самом же деле Вулфгар спотыкался на каждом шагу, и все затаили дыхание, боясь, что он вот-вот растянется у ног девушки. Он вцепился в пальцы Эйслинн, и поцелуй пришелся где-то возле локтя. Глаза норманна почему-то разбежались в разные стороны, и лишь с огромным трудом ему удалось остановить взгляд на девушке.

Эйслинн ни разу не видела его в таком состоянии. При ней он всегда пил крайне мало.

— Милорд, — тихо пробормотала она, — вы не больны?

— Нет, милая. Просто опьянен твоей красотой, услаждающей взоры и лишающей рассудка. Позволь произнести тост в твою честь! — Вулфгар неверной рукой обвел комнату и громко провозгласил: — За леди Эйслинн. Прекраснейшую даму, когда-либо согревавшую постель мужчины!

И, высоко подняв мех, умудрился даже не пролить все вино на пол — часть все-таки попала в рот. Эйслинн, взбешенная его грубостью, молча поджала губы. Вулфгар отложил мех и, взяв ее руку в свои, прижался поцелуем к ладони, пробормотав страстно, как герой романтической баллады:

— Милая, пора спать. Пойдем в постель!

Он пьяно ухмыльнулся и, повернувшись, угодил ногой в корзину. Прошло немало времени, прежде чем ему удалось освободиться, но только у Сенхерста хватило дерзости засмеяться, хотя изо всех углов раздавался придушенный многозначительный кашель.

Вулфгар выпрямился, бросил негодующий взгляд на фыркавшего сакса, одернул тунику и стал подниматься наверх, но оступился и полетел вниз головой. Эйслинн со вздохом подхватила его под руку, поманила Гауэйна, который, едва сдерживая смех, поддержал Вулфгара с другой стороны. После многочисленных бесплодных попыток они сумели отвести его наверх и усадить на кровать. Отпустив молодого рыцаря и закрыв за ним дверь, Эйслинн повернулась к Вулфгару. Он рванулся вперед, словно желая сжать ее в объятиях, но вместо этого схватился за плащи, висевшие у двери, девушка же легко увернулась. Один плащ свалился ему на голову, и Вулфгар принялся беспомощно размахивать руками, стараясь освободиться.

— Не шевелись, Вулфгар, — велела Эйслинн, подбегая к нему. — Да стой же смирно!

Она распутала тяжелые складки и снова усадила его на постель. Повесив плащи на место, девушка вызывающе подбоченилась и встала перед Вулфгаром. Но тот не обратил на нее внимания, и Эйслинн начала раздеваться. И не успела она снять верхнее платье, как он в самый неподходящий момент тяжело поднялся и прижал ее к себе. Эйслинн раздраженно вскрикнула, уперлась руками ему в грудь, и Вулфгар вновь оказался на кровати. На этот раз он решил погодить, думая, что девушке, очевидно, не терпится лечь с ним.

Избегая его настойчивых приставаний, Эйслинн сняла с него сапоги и чулки, толкнула на подушки и прикрыла одеялами, а потом встала у очага и продолжила раздевание. Вулфгар с нежностью следил, как она аккуратно складывает одежду и распускает дивные волосы. Сбросив туфли, она забралась на кровать, ожидая ощутить тепло его руки, но услышала лишь тихое, размеренное похрапывание. Чувствуя себя в полной безопасности, девушка засмеялась, свернулась калачиком, положила голову ему на плечо и спокойно уснула.

Разбудили Эйслинн яркие лучи солнца, льющиеся в открытые ставни. Сегодня они проспали допоздна, но внимание девушки привлекли странные приглушенные стоны, доносившиеся из угла, где стоял ночной горшок. Ехидно хмыкнув, она забралась под одеяла. Послышался плеск воды, и через мгновение перина прогнулась под тяжестью Вулфгара. Она приготовилась было весело пожелать ему доброго утра, но тут же осеклась, глядя на широкую, испещренную шрамами спину. Девушка приподнялась на локте и стала трясти его за плечо, пока он не повернулся к ней. Его лицо приобрело зеленоватый оттенок. Подоткнув под него одеяло, она покачала головой при виде распухших век и налитых кровью глаз.

— Эйслинн, — пробормотал он, — умоляю, закрой ставни. Свет пронзает меня сотней кинжалов.

Эйслинн вскочила, завернулась в тяжелое одеяло и поспешила выполнить просьбу. Подкинув дров в огонь, она игриво прыгнула обратно в постель и приникла к нему, наслаждаясь его теплом. Вулфгар стиснул зубы: каждое ее движение болью отзывалось в висках.

— Осторожнее, милочка, осторожнее. Моя голова распухла, как вчерашний мех, и, клянусь, к языку еще липнут шерстинки.

— Бедняжка, — сочувственно шепнула она. — Вчера ты выпил слишком много, вот тебе и плохо. За вечерние радости приходится расплачиваться утром.

Вулфгар, тяжело вздохнув, медленно повернул голову.

— Кажется, судьба наградила меня философом. Может, твои таланты помогут излечить похмелье?

Эйслинн задумчиво прикусила губку.

— Да, но лекарство почти так же отвратительно, как и сама болезнь.

Вулфгар взял ее руку и положил себе на воспаленный лоб.

— Если я переживу этот день, — пообещал он, — вознагражу тебя по-королевски.

Девушка кивнула и снова ступила на пол. Сунув кочергу в тлеющие угли, она смешала травы и какое-то снадобье и залила все вином. Когда кочерга раскалилась, Эйслинн опустила ее в чашу, пока жидкость не задымилась, и с нерешительной улыбкой поднесла напиток Вулфгару.

— Выпей залпом сразу все.

Вулфгар с трудом сел. Отвратительный запах, исходящий от чаши, заставил его сморщить нос, а лицо, казалось, еще больше позеленело. Он в немой мольбе поднял глаза, но девушка настойчиво подтолкнула чашу к его губам.

— Все, и побыстрее, — повторила она.

Глубоко вздохнув, Вулфгар одним глотком осушил поданный сосуд и сжал голову ладонями, вздрагивая от невыносимой горечи. Эйслинн отстранилась, давая ему дорогу. В животе у него заурчало, и глаза Вулфгара широко раскрылись. Не обращая внимания на холод, он буквально слетел с кровати и бросился к горшку. Эйслинн снова легла, пока несчастного выворачивало наизнанку. Когда, совершенно обессиленный, он наконец притащился к ней, она стиснула руки и обратила на него невинный взор.

— Ты коварна и зла, девушка, несмотря на юные годы. Если смерть не придет за мной, я велю монахам изгнать из тебя дьявола.

— Неужели, Вулфгар? — весело осведомилась она. — А знаешь, только законный венчанный муж может изгонять дьявола из супруги.

— О-о-о, — простонал Вулфгар, извиваясь, словно от боли. — Ты смеешь издеваться надо мной в самую тяжелую минуту, когда я вот-вот отправлюсь к Создателю!

Неожиданно он открыл глаза и уставился на нее. Даже в полумраке было заметно, что они уже не такие красные, а щеки чуть порозовели.

— Это очищающий бальзам, — вздохнула она с деланным разочарованием. — Он унес яд из твоего тела, и вскоре тебе станет лучше.

Вулфгар осторожно коснулся пальцами висков.

— Почти не трещит, и, клянусь, я мог бы сейчас съесть даже Гунна.

Он подложил под спину еще одну подушку и уже куда с большим теплом воззрился на нее.

— Ты довольна нарядами, сшитыми портным?

Эйслинн радостно кивнула, так что непокорные локоны разлетелись во все стороны.

— Я никогда не видела такой роскоши, Вулфгар. Спасибо за подарок. — Наклонившись, она скользнула губами по его щеке. — Эти платья достойны самой королевы. Должно быть, твой кошелек совсем пуст.

Вулфгар равнодушно пожал плечами, искоса поглядывая на груди, обнажившиеся, поскольку одеяло сползло, но Эйслинн, не замечая его вожделенного взора, уселась на корточки и слегка нахмурилась.

— Но, боюсь, эти вещи постигнет судьба прежних. Они слишком красивы, чтобы остаться у меня.

— Я позабочусь об этом, — проворчал Вулфгар. Эйслинн села рядом и прижалась к Вулфгару.

— Значит, они вправду мои? И я могу все это носить?

— Конечно. Стал бы я дарить подарки, чтобы потом их отнимать?

Эйслинн прижалась щекой к его плечу.

— Ведь я всего-навсего рабыня и должна подчиняться воле господина. Но клянусь, я первая рабыня, которую так богато одевают! И без сомнения, в Даркенуолде мне многие будут завидовать. Как ты оправдаешься, когда станут упрекать тебя, что так балуешь рабыню?

— Только Гвинет способна на такое, — фыркнул Вулфгар. — Но я сам распоряжаюсь собственным богатством, большим или малым, поскольку накопил его своими трудами. Захочу — раздам его кому угодно, и она не посмеет мне ничего сказать. Я ничем не обязан ни ей, ни любой другой женщине.

Эйслинн провела пальчиком по шраму у него на груди.

— В таком случае я вдвойне благодарна за твою щедрость. Вулфгар повернулся к ней и навил на палец медную прядь.

— Ты куда более достойна этих нарядов, чем остальные. И то, что сейчас ты здесь со мной, — лучшее доказательство. Эйслинн, пожав прелестными плечиками, прошептала:

— Но все же я твоя шлюха, и подобный титул не свидетельствует о большой любви. Что я для тебя? Очередная забава, и только.

— Думаешь, я с такой готовностью открою кошелек для другой женщины, даже чтобы прикрыть ее наготу? Помнится, я уже говорил тебе, что думаю о прекрасных дамах. Будь польщена, что стоишь в моих глазах выше прочих.

— Но, Вулфгар, — еле слышно пробормотала она, — в чем же разница? В том, что ты осыпал меня дарами? В глазах окружающих я всего лишь развратная тварь. Вулфгар нагнулся к ее губам.

— Мне безразличны злые языки и все, что думают окружающие, — произнес он и закрыл ей уста поцелуем. Вулфгар поддался искушению погладить округлое бедро, и Эйслинн, поморщившись от боли, сжалась, когда его пальцы коснулись места, куда пришелся удар кнута Гвинет. Вулфгар свел брови и, подняв одеяло, начал рассматривать уродливый рубец, извивавшийся по бедру и ягодице. Эйслинн почти ощущала, как полыхает его гнев.

— Что это?!

— Синяк. Я упала.

Вулфгар, зарычав, встал на колени и поднял Эйслинн за плечи.

— Ты, кажется, дураком меня считаешь! — с едва сдерживаемой яростью промолвил он. — Я еще способен распознать следы, оставленные кнутом.

На глазах Эйслинн выступили слезы.

— Ты делаешь мне больно, Вулфгар. Ничего не случилось. Дурацкая ссора из-за пустяков, но все уже в порядке. — Она провела ладошкой по его груди и еле слышно прошептала: — Со временем от рубца не останется и следа, но рана, нанесенная злобными словами, никогда не затянется. Не стоит говорить об этом. Все в прошлом.

Отстранившись, она начала одеваться, а Вулфгар, недоуменно хмурясь, следил за ней. Она никогда не перестанет изумлять его! Сила, мудрость не по годам, красота, и главное — неизменное понимание… а ведь он сам не всегда разбирался в собственных настроениях.

В сердце Вулфгара нежданно-негаданно зародились первые ростки нежности, потребность прижать ее к себе, защищать и оберегать от боли и обид. Но он быстро подавил неведомые доселе чувства.

Ба! Женщины! Всегда играют на слабостях мужчин! Но ни мнение окружающих, ни ее чары не свяжут его узами брака.

Он поднялся и потянулся, поражаясь быстрому действию снадобья.

— Да, милая, ты и вправду исцеляешь любые хвори. Но пойдем, впереди еще целый день. Сегодня в Лондоне святочная ярмарка, и ты сможешь заодно посмотреть город.

Вулфгар привлек ее к себе и, крепко обняв, поцеловал.

— Или, вернее, — хрипло поправился он, — позволим этому городу полюбоваться тобой.